Мне хочется, чтобы никто-никто…
Не лез мне в душу, не копался там.
Ведь всё случится так, как быть должно,
А как всё было, — то судить не вам.
Я не хочу в сто двадцать пятый раз
Доказывать, что я была права,
И прятаться за ширму «умных» фраз:
Мне надоели лживые слова.
И не хочу кому-то объяснять
Всё то, что им совсем не надо знать;
Своё — привыкла при себе держать
И, если нужно, то не отдавать.
Я не люблю нравоучений тон:
Меня уже не перевоспитать…
Давно я с теми, с кем я в унисон
Могу общаться и душой звучать.
Мне хочется всего лишь быть собой,
Спокойно, без проблем излишних жить…
Порой немного грустно быть одной…
А может, правда, — что-то изменить?..
Завтра утром со стены
Я сниму берданку
И с восточной стороны
Подойду к Cбербанку.
С юга деверь подойдёт
Со своей винтовкой,
Притаранят пулемёт
Шурин с сыном Вовкой.
Запад будет прикрывать
На новейшем танке
Офицер запаса зять
В форменной ушанке.
Ну, а с севера братан
Прилетит кометой,
У него — аэроплан
С подвесной ракетой.
В общем, шурин, деверь, брат,
Я и зять в ушанке
Выбьем старый бабкин вклад,
Что лежит в Cбербанке!..
Кусаешь губы? Что ж, кусай, но лучше промолчи, не отвечай…
Терпенье растворит растерянность, отчаянье не вечно под луной…
И знай, переживания рождают сострадание и зажигают звёзды над тобой…
Мечты несбывшиеся канут камнем в Лету, ей безразлично, что глотать,
Один край жизни безбилетный, не стоит никому туда летать…
Страдать не хочется? Но это невозможно, без боли не удастся нам прожить,
А после мук так безмятежно, и снова хочется — любить и петь, парить…
Улыбка скромная, умытая слезами, бесценна пробужденьем мудрости,
Преодоления придуманы не нами,
проходит всё, и в том числе — какие-либо трудности…
Ко мне приходят, если плохо очень,
Когда желанье жить равно нулю,
Когда в глазах и душах бродит осень…
Я эту боль и крик души ловлю.
В чём таинство, что в горьком монологе,
Выплёскивая всё, что наболит,
Перед уходом, стоя на пороге,
У вас совсем другой — весёлый — вид?
Ведь разговоры не решат проблемы:
Давать совет — неблагодарный труд!
Нет, просто здесь, не изменяя темы,
Вас выслушают молча и… поймут,
И не осудят, и не посмеются…
Глаза в глаза — и боль в два раза меньше.
Чужие слёзы в мою душу льются,
Чтоб их сосуды не давали трещин.
Не знаю — то талант или терпенье —
Чужую боль и слёзы принимать?
А, может быть, банальное уменье
Чужому горю сопереживать?
И вот ушли… Как заново родились…
Как будто из источника испив,
Колодец-душу мне опустошив…
…Вот если бы и радостью делились!
Ты — нежность моя и сладость.
Ты — самая яркая радость.
Ты — воздух, тобой я дышу.
Ты — счастье, в тебе я живу.
Ты — сердце моё и боль.
Ты — всей моей сущности соль.
Ты — гордость моя и отрада.
Ты — лучшая в жизни награда.
Ты — смелость моя и сказка.
Ты — совесть моя и подсказка.
Ты — слабость моя и честность.
Ты — моя неизвестность.
Ты — соло моё на скрипке.
Ты — утро моё и улыбка.
Ты — муза моя и картина.
Ты — жизни моей причина!
Растерялася я.
Где глаза я свои потеряла,
Где оставила трезвый свой ум?!
Ах, наивность моя,
Ты в блаженное царство попала
Где ожил растревоженных чувств моих шум.
Не могла я понять
Отчего суматоха такая?
В осень злую — весенний, неистовый звон.
И зачем я опять
От безумия слов убегаю
И не верю, не верю, что это не сон.
Ведь об этих словах
Я в молитве истерла колени.
Их услышать в ночи небеса умоляла.
И явилось впотьмах
Чудо света усталых молений…
Отчего же от слов этих я растерялась?
2005 г.
К тебе не еду, не иду.
Не сожалею, не ропщу.
Устал я ждать с тобой беду.
Я приключений не ищу.
Ты не пиши, не жди ответа,
Не вспоминай зимы и лета,
Не выводи на разговор.
Лишь помни давний уговор.
Мне все равно. Уже давно…
Я не смотрю твоё кино.
Плевать мне на твои советы,
На поздравленья, на приветы…
Паршиво. Мерзко. Не хочу
Оставь в покое. Я прошу!
Забудь, прости и не позорься!
Мне не звони и успокойся.
Закончим игры, замолчи!
Встречь не ищи и не скули
Мне надоело притворяться.
Я не желаю с тобой знаться.
Движется планета в ритме вальса,
А за нею кружит голова.
«Я тебя люблю, не сомневайся», —
Самые желанные слова.
И как будто ангел мой усталый
Две звезды в ладонях протянул,
И, как будто, ночь светлее стала,
Озарившись миллионом лун.
И, как будто, песенным авансом
Выльет сердце мир своих стихий.
«Я тебя люблю, не сомневайся» —
Самые великие стихи.
Осень, Осень!
В гости просим!
Очень-очень!
Хлеб выносим
И колосьями несём…
Полон злаков каждый дом!
Осень, осень!
Краски ярче!
Точно-точно!
Дни погасли
И не греет уж слепя
Солнце… не его стезя!
Осень, осень!
Хвоя остро!
Сосен-сосен!
К небу сморит
Не меняя даже цвет…
И пестреет поздноцвет!
Осень, осень!
Камни бросим!
Ровен-ровен!
Час не можем
Без цветных твоих чудес…
Балом правит куролес!
Осень, осень!
Просто ровно!
Просто остро!
Просто лес!
Просто просим!
Просто очень!
Твой волшебный…
Мир чудес!!!
В самопрощении покой душа нашла,
Стираешь капли от дождя рукой уставшей со стекла…
И примирившись с прошлым в памяти своей,
Становишься и чище, и светлей.
Добрей к тому, кто причинил обиды,
И непонятные, и томные мотивы
Не утомляют слух, агрессии порывы
Уходят тихо и неслышными шагами…
Свою судьбу с любовью стройте сами…
Под градом вечных пересудов,
Под ливнем сплетен за спиной,
Под кривотолки баламутов
Шагала твердою стопой.
.
Не унывала, не сдавалась
Не слыша, что ей в след кричат
Страстям безумным поддавалась,
Вдыхая жизни аромат.
.
Земная, грешная, живая
Любила, как в последний раз,
Себя до капли отдавая,
Ловила чувственный экстаз.
.
Скелет в шкафу два метра ростом,
Но кто невинен, не живёт.
А задалась она вопросом —
Грехам кто нашим счёт ведёт?
.
Судьба — развилок паутина
Порой не очень берегла.
И силой рока, как трясина
Бывало в омут волокла.
.
К огню, как мотылек летела,
Всё, что горело, то влекло.
А жизнь сама её хотела,
Даря заветное тепло.
.
Не веря в храм, но веря в Бога,
Ему лишь доверяя суть,
Шептала все свои тревоги,
Ни в чем не смея упрекнуть.
Подойду к тебе ногами босыми
И коснусь любимого плеча:
«Знаешь, я всегда боялась осени,
Осень — это рыжая печаль.
Осень — это песня подневольного,
Злая чародейка. Верь — не верь,
Но повсюду сердцу неспокойному
Чудятся предвестники потерь!
Отучи меня меня бояться осени…»
…Ты обнимешь, нежность не тая:
«Девочка, какая ты серьезная!
Что нам осень, если ты — моя!
Если ты любимая и нужная,
Никому на свете не отдам…»
Разом все тревоги, безоружные,
Упадут поверженно к ногам…
И наступит долгое молчание,
Только дождь забарабанит с крыш.
«Ты — моя…» сбивается дыхание…
Я молчу, и ты в ответ молчишь.
Разолью тепло руками нежными,
Ты притянешь с жадностью к себе…
…Что мне осень, злая и мятежная,
Если ты и в сердце, и в судьбе…
Доморощенные психологи, как один,
Начитавшися Фрейда, твердят о вине родителей
Перед бедным детенышем. Надо же! Ты гляди!
Ты ни в чем не виновен. Приятно же? Офигительно!
Ты не хочешь учиться? А где же желанье взять,
Если каждое утро с упорством, достойным лучшего,
Из уютной постельки тебя вынимает мать.
«Не ну че за садистка? Пойду накурюсь! Замучила!»
Ни к чему не стремишься? А фигли куда-то лезть?
На любой твой рекорд ведь найдется другой рекордище.
И тогда ты сломаешься — полностью нафиг весь!
Это ж гордость задета! А ты же ведь шибко гордый же.
Ты унылой какашкой, воткнувшейся в телефон,
По проспекту плетешься с привычной бутылкой «Клинского»?
Не иначе, виновен папаша. «Ну, точно — он!
Нафига он тогда навязывал этот финский мне?»
А в твоих телесах разжиревших кого винить,
Если ты круглосуточно точишь батоны тоннами,
Не забыв от души сгущеночкой их полить?
Это дура-физичка с протонами и ньютонами!
Это так элегантно, продвинуто и умнО:
Только не по-людски — как коленочки у кузнечика.
Но по этой системе любое свое говно
Ты легко переложишь на чье-то другое плечико.
И, конечно, однажды: «Уж я-то, уж своему
И игрушки, и цацки, и Турцию, и Европу».
Фрейд взбесившейся белкой мечется во гробу,
Глядя, как своему обалдую
Ты дуешь
В попу.
Запомни, детка, всем плевать,
Что позвонок твой больно хрустнул,
Что рухнула не на кровать
И что тебе чертовски грустно.
Запомни, детка, всем плевать,
Какую тяжесть в сердце носишь.
И каждый каждому под стать.
Они не скажут, ты не спросишь.
Поэтому себя бери
И собирай как икебану.
На то, что у тебя внутри,
Всем глубоко по барабану.
Внутри под кожурой скользя,
У всех нащупываешь мякоть.
Запомни — плакаться нельзя.
Но можно плакать.
Вот она, высокая романтика…
Если в двух словах, говно-говном!
Губки жопкой (обещали бантиком),
Но уже, признаться, всё равно.
Ты такой ужасно положительный,
Кое-где помазанный медком —
Бабы из второго общежития
От восторга ссутся кипятком.
Только я, приятель, не ссыкливая,
Ежели война — возьму Рейхстаг.
Не смотри, что музыка тоскливая
Спрятана в сети на плей-листах.
Есть во мне и слабости по малости
(Утром поревела раза два),
Только я к тебе не нанималася,
Чтобы ты приказы раздавал.
За окошком расцвела гортензия,
Это значит, лето на носу.
Если у тебя ко мне претензия,
В жопу ту претензию засунь!