Я сожалею что руку подавала тем, кто ставил подножку.
Чем больше о чём-то жалеешь, тем сильнее искусаны локти.
Любовь моя, снегурочка,
Не стоит горевать!
Ну, что ты плачешь, дурочка,
Что надо умирать?
Умри, умри, не жалуясь…
Играя и шутя,
Тебя лепило, балуясь,
Такое же дитя.
Лепило и не думало,
Что не веселый смех —
Живую душу вдунуло
Оно в холодный снег!
И что, когда откружится
Безумный этот вихрь,
Останется лишь лужица
От радостей твоих…
Меня оледенила жалость!
Над потемневшею листвой
звезда-гигант внезапно сжалась
и стала карлицей-звездой.
Она сжимается и стынет
и уплывает в те миры,
где тускло носятся в пустыне,
как луны, мертвые шары.
Но прелесть ведь и красота есть:
дрожат Весы, грозит Стрелец…
Но это должен ты оставить, —
Вселенной временный жилец.
Как грустно становиться прошлым.
Шестидесятникам теперь за шестьдесят.
Бранит их всякий «мальчикам в забаву».
Пора оставить хрупкую их славу,
Что расцветала тридцать лет назад,
Когда победно громыхала медь,
Империя не ощущала крена,
И шла на гладиаторов глазеть
Гудящая спортивная арена.
Всё началось совсем в другие дни,
И, видимо, не в них первооснова.
Недолговечным оказалось слово,
Которое придумали они.
Пошли на суп лавровые венки,
Им не понять, беспомощным и старым,
За что их обличают смельчаки,
Свободу получившие задаром.
А я другие вижу времена,
Где молодость моя, и над Москвою
Негромкая гитарная струна
Звенит освобожденной тетивою.
Погладил двух окрасов лебедей!
Погладил двух окрасов лебедей
На гребнях из вранья в суровом море,
Как если бы проклассил двух людей,
А люди эти были в жуткой ссоре,
Меня вписали в стаю воронья!
Для белых лебедей — скорей на горе,
Для черных — как мальчишку для битья…
Кого и где я мелко «обьегорил?»
Пишу, но пахнет дрязгами глава,
Не делаю находок и открытий
И только боль в название событий —
«Интриги королевского двора.»
Думаю что люди, олицетворяющие добро и зло на этом сайте, поймут о чем я написал выше.
Вот, как канат, сплетается финал
Из тонких нитей,
И в каждой — электрический накал
Мольбы: «Звоните!»
И в каждой — грозовая тишина
Перед раскатом,
И каждая из нитей — рождена,
Чтоб стать канатом…
Семь сотен одиноких вечеров
И семь свиданий,
И тысячи мертворожденных слов
Им в оправданье, —
Сплетаются…
Пусть в каждой нити — ватт,
Все вместе — слепят…
Бог весть к чему привязан тот канат,
И что он крепит,
И если я, ступляя сталь ножу,
Примерюсь — первой,
Стерплю ли боль, с которой обнажу
Надрезом — нервы?..
Страшусь: а вдруг душа, что так светла
И так крылата,
Такой же жилкой вплетена, вросла
В натяг каната?
Страшусь… И все качаю колыбель,
Лелею нежить,
Чтоб было с кем шептаться о тебе
И память нежить,
И жду… И вкруг склоненной головы
Застыли тени.
Ведь не молчанье — золото. Увы,
Мой друг, — терпенье.
В этом мире лжи и лжецов часто бывает стыдно за правду.
- иz -
Какой солдат не мечтает стать генералом?.. А какой, даже самый
заслуженный генерал не мечтает вернуть себе потенцию солдата?
- иz -
Порой не понимаем мы, что были счастливы вчера, приходит это пониманье чрез долгие года.
Все порываюсь отыскать
Перо — да как-то забываю.
Все собираюсь написать
Письмо — но все не начинаю.
Все отвлекаюсь. Вечный гам
Гнетет меня, не покидает.
Все утешаюсь: может, ТАМ
Письма не слишком ожидают?
Пусть осень кончится, и пусть
Настанет зимняя погода.
И, может быть, тогда вернусь
Я сам из долгого похода,
Войду я в дом, гда жить не смог —
И вдруг, похолодев спиною,
Увижу на столе письмо,
Так и не посланное мною.
Оно зачитано до дыр,
Оно истерзано в волненьи,
Я слез затертые следы
На нем увижу в изумленьи —
И вновь сбегу, чтоб не встречать
Тех глаз, что плакали, читая…
Все собираюсь написать
Письмо — и все не начинаю.
Ты понял, что душа твоя болит.
И эту боль ничем ты не залечишь;
И чувство, неприметное на вид,
Горит внутри, как восковые свечи.
Как будто грудь сдавило, в горле — ком,
И виски не спасает с никотином,
И мысли все о ней лишь перед сном,
И очень хочешь к ней прийти с повинной.
Ты номер набираешь, но в ответ
Вещает голос чей-то незнакомый:
Находится вне зоны абонент.
Ты жмешь на газ, и ждешь ее у дома.
Но планы твои снова терпят крах:
Она с тобой холодная, как льдинка.
Ответ один, и он в ее глазах.
Ты понимаешь: этот бой проигран.
Но сдаться ты не можешь. Как же так?!
Она должна понять, простить, вернуться…
О, Господи, какой же ты дурак!
Ты потерял ее. И этот круг замкнулся.
И снова между ребер та же боль,
И память полосует по живому.
Ты для нее теперь полнейший ноль.
А сердце ее отдано другому.
Она идет с ним под руку, а ты
Стоишь и смотришь на нее украдкой.
Внутри тебя две тонны пустоты.
И колет как иголкой, под лопаткой.
И все в тебе клокочет и горит,
Как в день тот самый с нею первой встречи.
Теперь ты знаешь, как душа болит.
И эту боль ничем ты не залечишь.
____________________________
Весь этот случай, как пример для вас,
Чужого не сложившегося счастья.
Цените, что имеете, сейчас.
По глупости любимых не теряйте!!!
Цветок пробил асфальт на автотрассе.
La creme anglaise — уходишь по — английски, возвращаешься со смазкой.