Ты меня прости за склоки между нами,
Ты меня прости за моё настроение «цунами»,
Ты меня прости за всё всё на свете,
Ты меня пойми нет никого роднее тебя на этом белом свете,
Ты меня пойми, что я теряюсь в ссорах между нами,
Ты меня пойми я просто хочу быть рядом с вами,
Ты меня пойми, что я многое не догоняю,
Ты прости, что много мимо ушей пропускаю…
Ты меня пойми я без тебя медленно умираю…
«Он не знал, что безразличие возвращается точно так же, как возвращается любовь. Не знал, что время играет в странные игры, развлекаясь неожиданными поворотами, которые всегда озадачивают участников; и в один прекрасный вечер ты будешь смертельно желать того или ту, кого отправил к дьяволу десять лет назад.»
— Франсуаза Саган
Уже уходишь, друг? Ну что ж, пора.
Дай, улыбнувшись, руку на прощанье.
А я? А я останусь во вчера —
В твоём вчера, в твоём воспоминанье.
Я плачу? Нет. Есть смысл в таком конце.
Мы вместе не пройдём путь жизни длинный,
Увидев друг у друга на лице
Печати старости, следы годов — морщины.
И не проводим молодость, скорбя,
Ты — грустным смехом, я — слезой солёной.
Нет. Я хочу остаться для тебя
Смешной девчонкой — юной и влюблённой.
Был свиток дней моих недлинен,
греховны были письмена.
Я путь свершала Магдалинин
и обратилась - как она.
И, как она, ждала смиренно.
Но не пришёл ко мне Христос.
И не коснулся умиленно
моих распущенных волос.
И с той поры я дни за днями,
творя свой повседневный труд,
несу наполненный с краями
безмерной горечи сосуд.
В саду личинка
выжить старается.
Санта Лючия,
мне это нравится!
Горсточка мусора-
тяжесть кармана.
Здравствуйте, музыка
и обезьяна!
Милая Генуя
нянчила мальчика,
думала - гения,
вышло - шарманщика!
Если нас улица
петь обязала,
пой, моя умница,
пой, обезьяна!
Сколько народу -
Мы с тобой - невидаль.
Стража, как воду,
ловит нас неводом.
Добрые люди,
в гуще базарной,
ах, как вам любы
мы с обезьяной!
Хочется мускулам
в дали летящие
ринуться с музыкой,
спрятанной в ящике.
Ах, есть причина,
всему причина,
Са-а-нта-а Лю-у-чия,
Санта-а Люч-ия!
Что с того, что я больной, что с того, что хворый?
Брежу я войной, войной, а она не скоро.
Нам на суше и в морях битв не обещают,
Наш король и слаб, и дряхл, армия нищает.
Никуда уж не годны ржавые доспехи,
Никому уж не важны прошлые успехи.
Что мне ад и что мне рай, что мне вход и выход.
Я не Каин, просто Кай - Андерсена прихоть.
Что-то тихо на дворе, не поем, не пляшем,
Что-то зябко в декабре в королевстве нашем.
Я мальчишечью вину зачеркну зимою,
Я сбегу как на войну в царство ледяное.
A la guerre comme a la guerre, да, пусть поплачет Герда,
А из этих слез пусть вырастает роз куст…
Что с того, что я плохой, что с того, что грешный?
Брежу я одной тобой, слабою и нежной.
Только нет и нет письма, еду - спотыкаюсь,
Сам себя свожу с ума, вспоминаю, каюсь.
Ах, зачем же я мечтал пред тобой в долгу быть?
И все руки целовал, и лицо, и губы…
Что мне август, что мне май, слов неразбериха!
Я не Каин, просто Кай, Андерсена прихоть.
Вот опять идет война, вот опять убили.
Вот опять кругом весна, а меня забыли!
И лежу я на снегу в непонятном гневе,
И уже не убегу к Снежной Королеве.
A la guerre comme a la guerre, да, пусть поплачет Герда,
А из этих слез пусть вырастает роз куст…
Забудусь райским сном
Средь ангельских полей
Над ангельским письмом
Возлюбленной моей.
В том ангельском письме
В тот давний Новый год
Меня в своей тюрьме
Возлюбленная ждет.
О, как бы я хотел
Ворваться в дом пустой, -
Я вихрем бы взлетел
По лестнице крутой -
Припасть к твоим ногам,
Мой ангел во плоти
Прости меня, прости!
Прости меня, прости!
Попросим у небес -
Нам прошлое вернут.
Ах, времени в обрез,
Осталось пять минут.
Нальем с тобой вина,
Включим, давай, Москву,
Пусть будет все не так
Как было наяву.
У нас опять зима. Снега идут кругами,
Свершая без конца свой мерный хоровод.
И словно сметено былое в урагане,
Укрыто под снегами, и вновь не оживет.
Уже не зазвонят разрушенные башни,
И шепотом домашним не скажутся слова.
И женщины мои живут тоской вчерашней.
Не так уж это страшно, как кажется сперва.
У нас опять зима. Лишь горькие известья
Напомнят иногда о том, что не сбылось.
И прежние друзья находятся в отъезде,
Еще как будто вместе, уже как будто врозь.
А письма и стихи, разбуженные ночью,
Разорванные в клочья, возводят миражи.
И женщины мои являются воочью,
Подобны многоточью - ни истины, ни лжи.
У нас опять зима. И снова в изголовье
Бессонная свеча то вспыхнет, то замрет.
Но, как себя ни тешь придуманной любовью,
А дряхлое зимовье рассыплется вот-вот,
Как карточный дворец. Ветрами снеговыми
Разносят мое имя пространства зимней тьмы.
И женщины мои уходят за другими,
Становятся чужими. До будущей зимы.
…Дайте мне глоток другого воздуха!
Смею ли роптать? Наверно, смею.
Запах здесь… А может быть, вопрос в духах?..
Отблагодарю, когда сумею…
…Не глядите на меня, что губы сжал, -
Если слово вылетит, то - злое.
Я б отсюда в тапочках в тайгу сбежал, -
Где-нибудь зароюсь - и завою!
***
…Назло всем - насовсем
Со звездою в лапах,
Без реклам, без эмблем
В пимах косолапых…
Не догнал бы кто-нибудь,
Не почуял запах…
Отдохнуть бы, продыхнуть
Со звездою в лапах!..
В Чикаго осень
И солнце слепит - хоть кричи. Октябрь в Чикаго…
В России небо
всего два дня назад на нас дождем чихало.
Октябрь в Чикаго!
И листья желты, как янтарь, и небо сине!
…В Москве ненастно.
Восьмой десяток лет сезон дождей в России.
В Москве ненастно…
Москва, конечно, не Гавайи, не Богота,
но я не знаю,
за что нам эта вековая непогода.
Еще неделя -
и самолет наш курс возьмет на нашу слякоть.
Еще неделя…
Жена тайком кусает губы, чтоб не плакать.
В Чикаго осень.
Шуршит листва, и счастлив я тому хотя бы,
что - слава Богу! -
не там, так здесь во всей красе стоит октябрь.
Он, как художник,
плеснул на холст такой багрец, такую просинь!
И губы шепчут:
«Храни вас Бог - и ваш уклад, и вашу осень…»
В Чикаго осень,
и кормит белок старичок - ровесник века.
Здесь этих белок -
ну уж никак не меньше двух на человека,
но не понять им,
откуда вдруг в моих глазах тоска немая:
в Чикаго белки -
они по-русски ни черта не понимают.
В Чикаго осень…
Жалею только об одном: жалеть надо было хотя бы о пяти. А то какая-то однообразная и монотонная жалость получается.
Не знать бы мне, с какой сорвусь струны,
Земную жизнь пройдя за середину,
Не спутать роль с преданьем старины
И шепот Музы - с песнями Эриний.
Быть иль не быть? Кто зеркало унес? -
Мы сквозь него так быстро пробегаем,
Что сам собой решается вопрос,
И псы луну выкатывают лаем.
Зачем в песке прокладываем брод,
Теряем весла, прячемся от ружей,
Когда везде достанет и собьет
Из главной башни главное оружье?
Где мы сейчас? Уже не разглядишь,
Куда наш парус призраки задули…
Ревела буря, гром, шумел камыш,
Рыдала мышь и все деревья гнулись.
Теперь кругом - великая стена
И снег идет в холодном нашем храме,
И тишина - ты слышишь? - тишина
На много миль звенит под куполами…
Не может быть! Ужели не во сне
Свои мечты урезали по пояс
И утопили истину в вине,
Чтобы потом начать великий поиск?..
Но нет, нигде нам не открылась дверь,
Хотя мы шли, сворачивая горы,
И чтоб от нас не скрылась наша цель,
Мы даже на ночь не снимали шоры.
Всегда к тебе, пленившая заря!
Кого твой луч не ослепил - за нами!..
Ударим в щит, и Дания моя
Пошлет данайцев с братскими дарами.
Века, века - о ближнем, о любви,
Кресты на грудь и камни на пророков…
Вот потому здесь храмы - на крови,
И ни на чем другом стоять не могут.
Ну, где Эдип? Здесь ждет его родня;
Пусть разгадает сфинксову загадку -
Тогда и мы воспрянем ото сна,
Возьмем стакан и пустимся вприсядку.
Но чем, скажи, Горацио, связать
Всю эту жизнь, которая случилась?..
И я напрасно мучаю тетрадь,
Залив в себя дешевые чернила.
Неправда, нет! Лишь музыка права.
За то, что ей одной служил упорно,
С таких глубин открыла мне слова,
Что наверху они мне рвали горло.
Оставь, оставь, Офелия, глоток!..
Горит язык, вытаскивая слово.
Так далеко унес его поток,
И мне его не вычерпать шеломом.
Все канет в нем: и говор наших лир,
И всей Европы призраки и вещи.
Я за тобой! На скандинавский мир
Одним безумьем больше или меньше…
Я вижу всех, кто выйдет эту роль
Сыграть всерьез, того еще не зная,
Что их судьбу и злую нашу боль
Одним безумьем я соединяю.
Вот гул затих. Я вышел на помост,
И мне в слезах внимают фарисеи.
И свет софитов бьет меня насквозь,
И от него вокруг еще темнее.
Да, я хотел сказать: «Остановись,
Покуда сам не ощутил всей кожей,
Как дорога, как дорога нам жизнь!..» -
Когда открыл, что истина - дороже,
Что каждый шаг записан, как строка,
Где небеса свои расставят знаки:
Там высоко натянута струна
И предо мной - великий лист бумаги…
Глухая ночь течет за край листа.
Святые спят. Пустыни внемлют Богу.
Над головой колеблется звезда.
И я один вступаю на дорогу.
…А люди носятся в авто, деревья рубят,
Кого-то губят ни за что, кого-то любят…
Который год не жил в тепле, не спал в тиши я.
Людей так много на земле, и все чужие.
Который год несусь я вскачь и силы трачу.
Настало время неудач - хожу и плачу.
Настал январь - в который раз, о Боже правый! -
А я года свои растряс пустой забавой.
Мне б посмеяться на мели, да не до смеха,
Другие вовремя сошли, а я - проехал.
Мне б хохотать, да я не тот - отхохотался,
Другие вырвались вперед, а я остался.
Друзья уходят - что ж, видать, я истощился,
Сезам открылся, что им ждать, сезон закрылся.
И ни к чему теперь друзьям смешные песни -
Должно быть, есть у них Сезам поинтересней.
А ты, которая ждала и горевала,
Не размышляй, кем ты была и чем ты стала -
К тебе домой придет другой, предложит гроши,
И ты поймешь, что я плохой, а он хороший.
Когда-нибудь не станет сил, ум надорвется,
Другому скажут, чтоб добил - и он возьмется.
А жизнь для тех, кто поумней, беду заглушит -
При них все будет как при мне, и даже лучше.
Начала нет в пути моем, конца не видно,
Осталось тронуться умом - да не солидно,
И я лечу все дальше вскачь, и ног не чую,
Настало время неудач, и хохочу я…
Я не знаю, что делать, помоги, старина, посоветуй.
Не ищу я ни денег, ни жены и ни нового света.
Мне б осеннюю полночь, да звенящую тонкую нить,
Чтобы главное вспомнить, а все остальное забыть.
Паутина и плесень, город грязи и каменной скуки,
Тесный круг старых песен и далекие нежные руки.
Темной улочки тайны, да дождливых ночей забытье,
Да раскрытые ставни на бессонном окошке ее.
Все, что было - исчезло, тех, кто дорог, колеса умчали…
И, старик, если честно, что-то плохо мне спится ночами.
И на небо рябое, в ожиданьи, гляжу я с утра,
И работа, работа… и отложенных строчек гора.
Твоя улыбка папа всегда со мною рядом.
Ты смотришь на меня
Своим пронзившим взглядом
Мне стыдно пред тобой,
За то что, мало была рядом,
Когда ты так нуждался, мой любимый папа.
Сегодня тебя нет, но в сердце ты со мной!
И каждый твой совет, мне очень нужен.
Ушел ты папа рано, оставив нас одних.
Но каждый день с портрета, ты смотришь на родных.
Твоя улыбка с нами и в сердце и в душе.
Мы любим тебя папа! Прости нас всех!