ВОРОН
Как-то в полночь, в час унылый, я вникал, устав, без силы,
Меж томов старинных, в строки рассужденья одного
По отвергнутой науке и расслышал смутно звуки,
Вдруг у двери словно стуки - стук у входа моего.
«Это-гость, - пробормотал я, - там, у входа моего,
Гость, - и больше ничего!"
Ах! мне помнится так ясно: был декабрь и день ненастный,
Был как призрак - отсвет красный от камина моего.
Ждал зари я в нетерпенье, в книгах тщетно утешенье
Я искал в ту ночь мученья, - бденья ночь, без той, кого
Звали здесь Линор. То имя… Шепчут ангелы его,
На земле же - нет его.
Шелковистый и не резкий, шорох алой занавески
Мучил, полнил темным страхом, что не знал я до него.
Чтоб смирить в себе биенья сердца, долго в утешенье
Я твердил: «То - посещенье просто друга одного».
Повторял: «То - посещенье просто друга одного,
Друга, - больше ничего!"
Наконец, владея волей, я сказал, не медля боле:
«Сэр иль Мистрисс, извините, что молчал я до того.
Дело в том, что задремал я и не сразу расслыхал я,
Слабый стук не разобрал я, стук у входа моего".
Говоря, открыл я настежь двери дома моего.
Тьма, - и больше ничего.
И, смотря во мрак глубокий, долго ждал я, одинокий,
Полный грез, что ведать смертным не давалось до тою!
Все безмолвно было снова, тьма вокруг была сурова,
Раздалось одно лишь слово: шепчут ангелы его.
Я шепнул: «Линор» - и эхо повторило мне его,
Эхо, - больше ничего.
Лишь вернулся я несмело (вся душа во мне горела),
Вскоре вновь я стук расслышал, но ясней, чем до того.
Но сказал я: «Это ставней ветер зыблет своенравный,
Он и вызвал страх недавний, ветер, только и всего,
Будь спокойно, сердце! Это - ветер, только и всего.
Ветер, - больше ничего! "
Растворил свое окно я, и влетел во глубь покоя Статный, древний Ворон, шумом крыльев славя торжество,
Поклониться не хотел он; не колеблясь, полетел он,
Словно лорд иль лэди, сел он, сел у входа моего,
Там, на белый бюст Паллады, сел у входа моего,
Сел, - и больше ничего.
Я с улыбкой мог дивиться, как эбеновая птица,
В строгой важности - сурова и горда была тогда.
«Ты, - сказал я, - лыс и черен, но не робок и упорен,
Древний, мрачный Ворон, странник с берегов, где ночь всегда! Как же царственно ты прозван у Плутона?"
Он тогда
Каркнул: «Больше никогда!»
Птица ясно прокричала, изумив меня сначала.
Было в крике смысла мало, и слова не шли сюда.
Но не всем благословенье было - ведать посещенье
Птицы, что над входом сядет, величава и горда,
Что на белом бюсте сядет, чернокрыла и горда,
С кличкой «Больше никогда!».
Одинокий, Ворон черный, сев на бюст, бросал, упорный,
Лишь два слова, словно душу вылил в них он навсегда.
Их твердя, он словно стынул, ни одним пером не двинул,
Наконец я птице кинул:
«Раньше скрылись без следа
Все друзья; ты завтра сгинешь безнадежно!.."
Он тогда
Каркнул: «Больше никогда!»
Вздрогнул я, в волненье мрачном, при ответе стол
«Это - все, - сказал я, - видно, что он знает, жив го,
С бедняком, кого терзали беспощадные печали,
Гнали вдаль и дальше гнали неудачи и нужда.
К песням скорби о надеждах лишь один припев нужда
Знала: больше никогда!"
Я с улыбкой мог дивиться, как глядит мне в душу птица
Быстро кресло подкатил я против птицы, сел туда:
Прижимаясь к мягкой ткани, развивал я цепь мечтаний
Сны за снами; как в тумане, думал я: "
Он жил года,
Что ж пророчит, вещий, тощий, живший в старые года,
Криком: больше никогда?"
Это думал я с тревогой, но не смел шепнуть ни слога
Птице, чьи глаза палили сердце мне огнем тогда.
Это думал и иное, прислонясь челом в покое
К бархату; мы, прежде, двое так сидели иногда…
Ах! при лампе не склоняться ей на бархат иногда
Больше, больше никогда!
И, казалось, клубы дыма льет курильница незримо,
Шаг чуть слышен серафима, с ней вошедшего сюда.
«Бедный!- я вскричал, - то богом послан отдых всем тревогам,
Отдых, мир! чтоб хоть немного ты вкусил забвенье, - да?
Пей! о, пей тот сладкий отдых! позабудь Линор, - о, да?"
Ворон: «Больше никогда!»
«Вещий, - я вскричал, - зачем он прибыл, птица или демон
Искусителем ли послан, бурей пригнан ли сюда?
Я не пал, хоть полн уныний!
В этой заклятой пустыне,
Здесь, где правит ужас ныне, отвечай, молю, когда
В Галааде мир найду я? обрету бальзам когда?"
Ворон: «Больше никогда!»
«Вещий, - я вскричал, - зачем он прибыл, птица или д Ради неба, что над нами, часа Страшного суда,
Отвечай душе печальной: я в раю, в отчизне дальней,
Встречу ль образ идеальный, что меж ангелов всегда? Т у мою Линор, чье имя шепчут ангелы всегда?"
Ворон; «Больше никогда!»
«Это слово - знак разлуки! - крикнул я, ломая руки.
Возвратись в края, где мрачно плещет
Стиксова вода! Не оставь здесь перьев черных, как следов от слов позорны?
Не хочу друзей тлетворных!
С бюста - прочь, и навсегда!
Прочь - из сердца клюв, и с двери - прочь виденье навсегда!
Ворон: «Больше никогда!»
И, как будто с бюстом слит он, все сидит он, все сидит он,
Там, над входом, Ворон черный с белым бюстом слит всегда.
Светом лампы озаренный, смотрит, словно демон сонный.
Тень ложится удлиненно, на полу лежит года,
И душе не встать из тени, пусть идут, идут года,
Знаю, - больше никогда!
Эдгар Аллан По перевод В. Брюсова
Генералам двадцатого года
Вы, чьи широкие шинели
Напоминали паруса,
Чьи шпоры весело звенели
И голоса,
И чьи глаза, как бриллианты,
На сердце оставляли след, -
Очаровательные франты
Минувших лет!
Одним ожесточеньем воли
Вы брали сердце и скалу, -
Цари на каждом бранном поле
И на балу.
Вас охраняла длань Господня
И сердце матери, - вчера
Малютки-мальчики, сегодня -
Офицера!
Вам все вершины были малы
И мягок самый черствый хлеб,
О, молодые генералы
Своих судеб!
ХОРОШЕЕ ОТНОШЕНИЕ К ЛОШАДЯМ
Били копыта,
Пели будто:
- Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб.-
Ветром опита,
льдом обута
улица скользила.
Лошадь на круп
грохнулась,
и сразу
за зевакой зевака,
штаны пришедшие Кузнецким клёшить,
сгрудились,
смех зазвенел и зазвякал:
- Лошадь упала!
- Упала лошадь! -
Смеялся Кузнецкий.
Лишь один я голос свой не вмешивал в вой ему.
Подошел
и вижу
глаза лошадиные…
Улица опрокинулась,
течет по-своему…
Подошел и вижу -
За каплищей каплища
по морде катится,
прячется в шерсти…
И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
«Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте -
чего вы думаете, что вы сих плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь».
Может быть,
- старая -
и не нуждалась в няньке,
может быть, и мысль ей моя казалась пошла,
только
лошадь
рванулась,
встала на ноги,
ржанула
и пошла.
Хвостом помахивала.
Рыжий ребенок.
Пришла веселая,
стала в стойло.
И всё ей казалось -
она жеребенок,
и стоило жить,
и работать стоило.
1918
РУСАЛКА
Если можешь, пойми. Если хочешь, возьми.
Ты один мне понравился между людьми.
До тебя я была холодна и бледна.
Я - с глубокого, тихого, темного дна.
Нет, помедли. Сейчас загорится для нас
Молодая луна. Вот - ты видишь? Зажглась!
Дышит мрак голубой. Ну, целуй же! Ты мой?
Здесь. И здесь. Так. И здесь…
Ах, как сладко с тобой!
Солнце остывшее.
Облако алое.
Эхо притихшее.
Речка усталая.
Радуги слышится
Песнь семиструнная.
В небе колышется
Звездочка юная.
Жизнь не кончается
Вечером этим -
Мы еще утро
Молитвою встретим!
Теперь не умирают от любви -
насмешливая трезвая эпоха.
Лишь падает гемоглобин в крови,
лишь без причины человеку плохо.
Теперь не умирают от любви -
лишь сердце что-то барахлит ночами.
Но «неотложку», мама, не зови,
врачи пожмут беспомощно плечами:
«Теперь не умирают от любви…»
Он:
Пусть наутро я умру…
Хочу я поэтической строкой
Коснуться сердца твоего украдкой,
Но не даёт мне думать образ твой
Покоя плоти нет, на шалость падкой…
А плоть моя мечтает об одном -
Совпасть с твоею в сумасшедшем танце
Неловко даже думать о таком,
Но что за бес сидит во мне, поганце?!
И теребя рукою карандаш
И рифмой заменяя ритм банальный,
Выплёскиваю снова свой кураж
Не на тебя, а в свой блокнотик сальный
Она:
Твоё лицо бумаги чистый лист
А кончик грифеля созвучен ласке пальцев
И под метели злой холодный свист
Привидится мне сладкий отзвук сальсы
Во мне эротики бездонная глава
Во мне любви не начатая тема
Но я без опыта - и часто не права
И виртуальность не делю со всеми
И глупое желание взращу:
Попасть листком в чужой блокнотик сальный
Не от того, что я страстей ищу
А страсти неземной и ненормальной.
Он:
Мой ритм непринуждённо оседлав,
Прикинувшись неопытной, как дева,
И даже отдышаться мне не дав,
Запретный плод мне предложила с древа…
И смачно хрустнув яблочком твоим,
Я упиваюсь нежным его соком…
И не могу насытиться я им,
С мечтой не о высоком, но глубоком…
В тебя проникнув длинною строкой,
Хочу твои раздвинуть представленья…
Ты хочешь быть наездницей лихой,
Так слейся с ритмом моего движенья…
Она:
Опешила от ритма и ответа
Взметнулся теплотой порыв глубин девичьих
Пришла найти лишь опыта и света
Пришла понять, себя не обезличив
Не Ева я, мне яблок не срывать
Лилит скорее с обликом сойдется
Привыкла вечно в думах горевать
Иди по жизни тою, что смеётся
Я в лоно своего стиха приму
Обильной влагой потеку по строчкам
И с трепетом отдам себя тому
Кто из блокнота вырвет страсть листочка.
Он:
О, сколько красоты и сколько силы
В твоём ответе, о царица слова!
Достоинство и страсть неразделимы
В твоих стихах… а я, как Казанова,
Слегка ослепший от дурацкой страсти,
Поторопился вскрыть свои секреты…
И сам не знаю, у чего во власти,
Вопрос не слыша, уж даю ответы…
Так кто из нас неопытен? Поведай!
Зачем тебе, мудрейшая, советы?
Садись к столу и яблочко отведай…
А я свои достану сигареты
И поболтаем по душам с тобою,
Учась секретам жизни друг у друга…
И я себя перед тобой открою
Как чистый лист, сердечная подруга…
ОНА:
Увы.увы…эротика угасла?
Мне предлагают дружбу и застолье?
А на столе мартини, ананасы?
Или бутылка водки? Сало с солью?
Одернув кофточку (о плиз) поправив буквы
Я закурю и посмотрю без страсти
Пока мне алкоголь потоком мутным
Не затуманил ум, я не лишилась власти
Хранить секреты сложная наука
Понять кого-то не простое дело
А выслушать, понять - какая мука!
Но был огонь, душа перегорела…
Он:
Зачем же так? Совсем и не угасла…
Мы просто плавно подошли к антракту!
И я, подлив в фитиль немного масла,
Зажгу опять, без фальши и без такту…
Ты говоришь, что кофточку одёрнешь…
Одёрнешь?! - Ведь она висит на стуле!
Нет, ты в моих обьятиях утонешь…
А я в тебе… И снова мы вспорхнули…
И снова продолжается безумство
Ты снова истекаешь пряным соком…
Я пью тебя, летя на крыльях чувства
В твоих глубинах грезя о высоком…
Она:
Мне жарко, мне безумно, я в экстазе
Я рву тебя на части - принимаю
Ложусь перед тобой в игривой фразе
И страстными словами обнимаю
Япью, кусаю, я беру губами
Глотаю, снова пью - так до рассвета
Неважно, что случиться завтра с нами
Мне важно, что с тобой на сердце лето
В стихах оргазм, в реале плоти жажда
Напиться, нагуляться и разбиться
Дарю себя или влюбляюсь дважды
Рисую снова, чтоб потом забыться
Он:
И снова я строкой окаменевшей
Скольжу между твоих упругих строчек
И взгляд мой отрешённо - охмелевший
Давно уже таких не видел ночек…
Я страстной рифмы вкус твоей смакуя,
Лишь голод распалю неутолимый
А ты, мой твёрдый карандаш целуя,
Доставишь мне восторг невыносимый
Она:
Безумство право - этот вирт по рифмам
Я карандаш грызу от нетерпенья
Плыву по морю неги, бьюсь о рифы
И развеваю бризом все сомненья
Ты вкрадчив, всё в обход - я таю
Я обнажаю то, что непристойно
И чувствуя тебя упругой по… строчкой, знаю
Что лишь с тобою этого достойна
Он:
Ты обнажаешь всё, что непристойно?
Такого нету в женском организме…
А ты, бесспорно, лучшего достойна,
Чем наводить на мысль об… коммунизме…
Я вкрадчив? Просто нежен, осторожен,
Души я женской знаю суть и цену
И я тобой настолько растревожен,
Что кажется, взберусь сейчас на стену…
Кораблик (с резиномоторчиком)
Что-то плавать должно по весенним потокам, не так ли?
Я мальчишкой мечтал смастерить деревянный кораблик.
Мне нужны были сверла, рубанок, пила ну и прочие штуки,
Но отец не давал - он жалел неумелые детские руки.
Сам он много работал, уставал, подрабатывал даже ночами.
И не мог он мне сделать кораблик, чем сам был весьма опечален.
Из отцовского детства пришла ко мне книжка про 10 моделей.
Я листал ее часто и мечтал о рубанке и дрели.
30 бешеных лет прожил так я, как будто меня было трое.
Но кораблик с резиномоторчиком не был построен.
И не будет построен, - вы скажете… Только вот шиш вам.
У меня подрастает красивый и умный мальчишка.
Он себя называет матросом, а меня произвел в капитаны.
И старинная книжка на полках нашлась, как ни странно.
Инструментом уж я обзавелся, да и руки как будто не грабли,
Значит, этой весной обязательно будет кораблик.
К луже выйдем все трое - и средний, и старый, и малый:
Капитан и матросик, а деда возьмем в адмиралы.
Мы закрутим резиномоторчик потуже, потуже.
Есть такая страна, до которой доплыть можно только по луже.
Мать и дочь.
Ты надейся, не скучай,
моя жёнушка!
Пусть останется печаль
да на донышке.
Через ночь любви мосток
перекинется,
А разлуки новой срок
отодвинется…
Ты расти да не хворай,
моя доченька!
Всё случится у тебя,
как захочется.
Переплавятся года,
перемелются,
Только вера никогда
не изменится…
Снова солнышко взойдёт,
мои милые!
Горе в землю утечёт,
станет силою.
Вы - два зёрнышка весны,
два живых ручья,
И пока вам снятся сны,
буду жить и я…
Прости меня, мама, за грубое слово,
За глупость, за дерзость, за хамство прости.
Прости, повторяю я снова и снова,
Прости и грехи все мои отпусти.
Я взрослая стала, я все понимаю,
Я выплакать слезы готова твои.
Глаза снова в небо сейчас поднимаю,
Тебя обнимаю, и ты обними.
Прости меня, мама, за позднюю совесть,
Прости за холодное слово и жест,
За снежные зимы, за длинную повесть,
За ливень не вовремя, и за протест.
Прости, что не смела сказать это раньше,
Прости, что сейчас это все говорю.
Люблю тебя очень, безумно, без фальши.
Твой образ навечно в душе сохраню.
Ты, мама моя, навсегда молодая,
И лучше тебя в мире нет матерей.
Я знаю, простишь нас, детей, ты, ругая,
А мы не закроем открытых дверей…
Разбуди меня с рассветом,
Дай уснуть мне на закате,
Лишь была бы в ласке этой
Нежность преданных объятий.
Позови меня весною,
Я откликнусь жарким летом,
Лишь бы зов твой на востоке
Отзывался звонким эхом.
Напои меня росою,
Расчеши меня ветрами,
Одари меня мечтою:
Чистым небом с облаками.
Заморозь меня ты вьюгой,
Обогрей ты птичьим пеньем,
Будет каждый день с тобою
Встречен радостным волненьем.
Разожги огонь ты солнцем,
Успокой меня луною,
Ведь всегда - и днем, и ночью
Жизнь моя полна тобою.
ПОХОЖИ
Ты в жизнь вошла мою под шум дождя.
Ты - чудо ливня в ярком свете дня.
За пеленой воды
Чаруешь, манишь тайной ты,
Как сон или мечта,
Влечешь к себе меня.
Ты знаешь, с чем меня сравнить,
Природа с нами говорит,
Ты знаешь, снег я или дождь,
Снег или дождь.
Когда среди весны вдруг выпал снег,
То поняла я, что снег - это ты.
И, как бы всех дразня,
Зовешь вслед за собой меня,
Снежинок лаской ты спасешь от пустоты.
И в миг, когда посыпет снег,
Прольется дождь,
Печаль, тоска замедлят бег,
Отступит ложь.
В мои глаза скорей взгляни,
В них только ты.
Иди всегда на зов судьбы,
На зов любви.
СОЛНЕЧНЫЕ ЗАЙЧИКИ
Когда плохое настроенье, устройте праздник для души:
Откройте настеж окна, двери, впустите светлые лучи.
Пусть эти маленькие солнца пройдут сквозь пять больших зеркал,
Тогда вы засмеетесь звонче - по стенке зайчик пробежал.
Вот вы скользите дальше взглядом и видите, что с потолка
Летят зайчата ярким градом, чтоб прочь от вас ушла тоска.
Они веселые ребята и страшные озорники.
Однажды встретив их, я рада, что сбылись все мои мечты.
Они лишь солнышка мальчишки, так ласковы и так нежны.
Быть может, я люблю их слишком, но часто мне они нужны.
Мои забавные зверушки, не покидайте никогда,
Ведь ваши славные макушки - частичка счастья и добра.
Ночь лизнула темнотой в глаза,
Так котёнок лижет молоко.
Ветер вьёт над крышей облака
И стучится веткой об окно.
Дождь играет водосточный джаз,
За стеной храпит соседский быт.
Хлюпает на кухне время - кран,
Небо на простынке моря спит.
Где - то бродит близкий человек,
То в мечты зайдёт, захлопнет дверь,
То на фото мило подмигнёт,
То шепнёт мне тихо слово «ВЕРЬ!»
То сыграет нежность немотой,
То нажмёт судьбой на тормоза.
Попросту возьмёт меня с собой
И заставит верить в чудеса!
Ни креста, ни могилы,
Только наспех зарыт,
Только звезды застыли,
Только вечность летит.
Только эхо уходит
В золотые слова,
И на красном восходе
Что-то шепчет трава.
И деревья, как люди,
Печально не спят:
… Память вечною будет
И за то, что распят!
И за то, что с усмешкой
Принял муки и смерть,
И за то, что не в спешке
Мог немыслимо сметь!
Ни креста, ни могилы,
Лишь трава-мурава,
Но полны страшной силы
Золотые Слова