Ну, что ж вы громко, так стучите в двери,
Заглядываете в окна души …
Закрыла я на ней засовы,
И опустила жалюзи внутри …
Там бережно мечта моя хранится …
О Нём …
О Нас …
Она там не пылится,
Укрыта нежно чувствами и памятью хранится.
Поэтому не сможете в неё вломиться…
Ведь вы не Он …
А Он в неё давно уж не стучится,
Хотя там только для него открыто всё…
Как всегда неуютно в его холостяцкой берлоге,
И не спросит никто, почему он так поздно пришёл.
С днём рожденья поздравит его тишина на пороге,
И лишь в силу привычки накроет он праздничный стол.
Место скатерти нагло займёт «Комсомольская правда»,
А на ней разместятся «вискарь» и коробка сигар.
На закуску - бисквит с небольшим завитком мармелада,
Да «Боржом», чтоб гасить после виски ячменный пожар.
Он устало присядет на твёрдый квадрат табурета,
И нальёт золотистую жидкость в хрустальный стакан.
Может быть, собеседник-бутылка - такая примета,
Что вся жизнь это замок, построенный им из песка?
Бастионы его размывают галлоны спиртного,
Дым сигар разъедает пустые глазницы бойниц.
Осыпаются прахом хоромы надежд понемногу,
Истлевают фантомы любовью навеянных лиц
Его женщин… Обычных подруг и случайных любовниц,
Мимолётных принцесс, не замеченных в дебрях толпы.
Лишь любви не за страх одиночества, - просто за совесть,
Он от них ожидал, да и не был на чувства скупым.
Что-то в жизни не вышло, ведь он не давал обещаний,
Он считал, что дела - доказательства искренних чувств!
Только женщин, увы, мужики соблазняют мечтами,
Не гнушаясь нести на плечах их несбыточный груз.
Он мечты не дарил, а в душе был обычный мечтатель.
И невольно построил себе цитадель из песка.
Смастерил из газеты на праздник убогую скатерть,
И тоской алкогольной наполнил хрустальный стакан.
Он чуть-чуть погрустит, и настроит корейский приёмник,
Чтобы «Радио-рокс» разорвал на клочки пустоту.
Только «Still loving you"* дискотечную юность напомнит,
Где другой закружил в нежном танце девчонку-мечту…
* «Still Loving You» - легендарная рок-баллада группы «Scorpions» из альбома «Love at First Sting» 1984 года.
Алексей Алексеевич Осипов
ОНА НИЧЕГО НЕ ЗАБЫЛА
А девчонка - мечта до сих пор ничего не забыла.
В день рожденья его покупает шотландский вискарь,
Он, конечно, не знал, что она его очень любила,
Всё могло быть иначе… Увы… Не сложилось. А жаль…
Наливает в стакан золотистый янтарный напиток,
И глотает сквозь слёзы, смотря в темноту за окном.
Отпустила тогда, и не делала даже попыток…
Он ушёл, растворился и стал для неё миражом.
Раз в году позволяет себе, только раз, в день рожденья
Строить замок воздушный, который растает к утру,
Сквозь года прикоснуться к нему всей душой на мгновенье,
Чтобы завтра опять, как всегда, ощутить пустоту…
Елена Лес
Догорит свеча моя слепая.
Слезы стынут воском на щеке,
А душа уже немая.
Сердце разорвалось в скорби по тебе …
Мои губы помнят вкус каждой трещинки его губ …
Я не смогу покинуть твои мысли …
Останусь на твоих губах …
В шепоте …
Утро… Ночь…
Начало или конец дня
Срываясь моим именем …
Так и останется мечта …
Чем память короче, тем дороги длиннее.
Время лечит, и всё же порой
Вроде мелочь, пустяк, а напомнит
И пронзительной болью наполнит,
Разметав долгожданный покой.
Всё, что ты так хотела забыть,
Вдруг волной ледяною окатит,
И, хотя ты считала, что хватит,
Вновь заставит беду пережить.
Словно кадры немого кино
Замелькают фрагменты былого -
Чёрно-белого и цветного -
Всё, что вроде бы кануть должно.
И себя ты обнимешь за плечи,
И шепнёшь - не вернуть время вспять,
А потом ты начнёшь повторять -
Время лечит, конечно же, лечит…
У каждого есть в жизни место,
Где мысленно бываешь - вновь и вновь
Быть может там, где безмятежно детство,
Быть может там, где первая любовь
Быть может. это мамины глаза,
Или слова, что были сказаны однажды
А иногда, так хочется назад.,
К той жизни., и на минуточку прижаться.
Обвить руками и почувствовать тепло
- Тепло тех отношений и желаний.
Где было счастье, и где по прежнему светло.,
Приходим мы. в «вокзал» воспоминаний.
Сорок трудный год.
Омский госпиталь…
Коридоры сухие и маркие.
Шепчет старая нянечка:
«Господи!
До чего же артисты
маленькие…»
Мы шагаем палатами длинными.
Мы почти растворяемся в них
с балалайками,
с мандолинами
и большими пачками книг.
Что в программе?
В программе - чтение,
пара песен
военных, правильных…
Мы в палату тяжелораненых
входим с трепетом и почтением.
Двое здесь.
Майор артиллерии
с ампутированной ногой,
в сумасшедшем бою
под Ельней
на себя принявший огонь.
На пришельцев глядит он весело…
И другой -
до бровей забинтован, -
капитан,
таранивший «мессера»
три недели назад
над Ростовом.
Мы вошли.
Мы стоим в молчании.
Вдруг
срывающимся фальцетом
Абрикосов Гришка отчаянно
объявляет начало концерта.
А за ним,
не вполне совершенно,
но вовсю запевале внимая,
о народной поём,
о священной
так,
как мы её понимаем.
В ней Чапаев сражается заново,
краснозвёздные мчатся танки.
В ней шагают наши
в атаки,
а фашисты падают замертво.
В ней чужое железо плавится,
в ней и смерть отступать должна.
Если честно признаться,
нравится
нам
такая война!
Мы поём.
Только голос лётчика
раздаётся.
А в нём - укор:
- Погодите…
Постойте, хлопчики…
Погодите…
Умер
майор… -
Балалайка всплеснула горестно.
Торопливо,
будто в бреду…
…Вот и всё
о концерте в госпитале
в том году.
- Дима, - обратился я к человеку, с которым меня недавно познакомили.
- Я не Дима, - ответил он.
- Простите, у меня плохая память на имена. Денис? - попробовал я.
- Кирилл, - произнёс он.
- У меня не настолько плохая память, - возразил я.
- Я поменяю имя, - добродушно обещал он.
Уже повыветрился яд воспоминаний…
Они теперь почти не колют острой болью.
И радостей былых притухшее сиянье
Стучать не заставляет сердце произвольно…
И вдаль всё уплывает по воде кругами,
Как от камней, что время бросило подальше…
Переоцениваем то, что было с нами,
То, что считали правдою, вдруг стало фальшью.
Но вдруг накатит сожаление такое,
О том, что было… и что мы переживали…
Что хочется, хоть чуть дотронувшись рукою,
Вновь ощутить всё то, чем мы отогревались.
Тяжко под вечер,
от дум не сбежать.
Грузно ложится
бездушная ночь.
Снова сомненья.
Колышется рать
Мелких терзаний.
Их не превозмочь.
Ладно, не слушай,
мне трудно начать,
Мысли петляют,
теряется нить,
Бред вырывается,
лучше молчать.
Хочется раненым
зверем завыть!
Не говорите мне
жалостных слов.
В душу залезть
не дано никому.
Нежности ложны,
на сердце - засов.
Разум залью поскорей
и усну.
Мне твоя помощь,
поверь, не нужна.
Ты же не вникнешь,
не сможешь понять
Всё, что случилось,
чья в этом вина,
Вряд ли сумеешь
меня оправдать.
Нервы шалят.
Позабудь о словах.
Ярость прости.
За спиной у стола
Старая память
в рубцах, синяках
Жадно удавкой
мне вздох прервала.
Есть река, в которую невозможно войти дважды не потому, что там другая вода, а потому, что там уже не вода, а серная кислота, и тебя просто растворит, тебе будет больно, и ты ничего не сможешь с этим сделать…
Чем позже нас признАют, тем дольше будут помнить.
Всё сбудется, что суждено,
Палач стоит и ждёт ответа.
Мне право выбора дано,
Один звонок иль сигарета.
Весна. Так хочется домой!
Бежать, лететь к любимой маме,
Прижав к груди своей шальной
Букет с весенними цветами.
А мамы нет, давно уж нет.
На кладбище цветы увяли.
Но светит мне хранимый свет
Её улыбки и печали.
А память за душу берёт,
Жизнь - не комедия, а драма.
Я позвоню и боль пройдёт.
- Всё у меня в порядке, мама!