Забыл я однажды как штопор называется, и с этим пришел в питейное место - вот потехи там было. Каких только слов не пришлось придумать, а «штопор» так и не вспомнил. Так и пришел домой не пивши. И вспомнил. И пошел снова в питейное место, радость то… А там снова забыл. И домой. Снова вспомнил. Назад. Там закрыто, мол, вечер уж, поздно. Досада - слово то помню. Так и вернулся, не использовав «штопор» по назначению.
Свой путь до срока завершив,
Из мира света- в мир теней.
Она ушла, оставшись жить
В сердцах родных ее людей!!!
Не вспоминай вчера, тебя там больше никогда не будет.
Мы вспоминаем то, что остается в голове…
Забыть не можем то, что зацепилось в сердце…
В многоголосии нашей памяти с годами всё отчётливей голос грусти.
Она любила его без памяти. Была бы у неё память, она бы его не любила.
Расскажи мне, погибший солдат,
Каково это-быть не забытым?
Каково, когда брата бьет брат
На земле, твоей кровью залитой?
Каково, когда к смерти лицом,
Когда пули летят ураганом,
Когда мысли о доме родном,
А на сердце за раною рана?
Когда силу собрав всю в кулак-
До последнего в бой, на отмашку,
А судьба подаёт тебе знак,
Колыхнув, как на дереве пташку…
Какого это-видеть закат
Не от солнца в багровой оправе?
Какого это-юных ребят
Потерять в огневой переправе?
Какого вспоминать о семье,
Горечь слёз отгоняя невольно?
Это сильно-отдаться войне!
Это многого в жизни достойно!
Да… Судьбу не отгонишь рукой…
Вы себя нам навек подарили,
Чтобы Родина знала покой,
Чтобы Родину мы не забыли!
Ты бессмертен, погибший солдат!
В твоём подвиге черпаем силы!
Знаем, нет нам дороги назад,
Если мы защищаем Россию!
Если нас разведёт судьба и ты прожив эту жизнь вне меня в один из тёплых вечеров опустив свою голову и смотря на свои усталые от долгих лет жизни руки вдруг услышишь знакомый маячок моего эха. то слово, что в ассоциации со мной или песня, некогда дарившая нам улыбки и трепет в сердце. и если это эхо заставит улыбнуться все эти морщинки на твоем лице, знай. значит неслучайно я когда-то шагнула в твой мир и прошлась оставляя в душе следы.
На этой стороне заката я улыбнусь.
Я улыбнусь вместе с тобой.
Одноклассники, одноклассники,
Сколько ж лет нам сегодня стукнуло?
Лишь вчера мы чертили «классики»
И играли в машинки с куклами!
Вот и вновь довелось нам встретиться
Все мы нынче такие важные!
Но в глазах те же искры светятся
Безмятежного детства нашего!
Сашки, Мишки, Маришки, Леночки…
Друг для друга мы все по-прежнему-
Просто мальчики, просто девочки,
Шаловливые иль прилежные.
Кто-то, может быть, стал элитою,
У кого-то судьба бесславная.
Нам не надо чинов и титулов,
Мы ведь вместе, и это главное!
Пусть сегодняшний вечер радостный
Будет смехом украшен искренним,
И взойдет над Землею радуга
Как далекого детства искорка!
Просто мальчики, просто девочки-
Шаловливые иль прилежные…
Сашки, Мишки, Маришки, Леночки-
Я люблю вас, друзья, по-прежнему!
Как приятно осознавать, что ты уже почти не болишь внутри меня…
Любите сегодня, любите каждый момент вашей жизни, проведенной рядом с любимыми людьми, пока он не стал памятью.
Dankoo
Если после нашей жизни, хоть один человек на земле станет счастливее и будет вспоминать о нас с теплом… значит жизнь прошла не зря!
Погранзастава, Погранзастава, кому звезда, кому покой, кому-то слава.
Погранзастава, по периметру страны мы на чеку, мы в состоянии войны.
… Теперь, - важно говорил он всем, - я могу твердо сказать, что видел сердце поэта. ©…
Живя в одном городе с гением, глупо с ним не обедать. Тем более что Бродский любил поесть
Однако литературные источники в этом вопросе противоречивы. Так, в книге Вагрича Бахчаняна «Не хлебом единым», которую составили кулинарные выписки из сочинений классиков, Бродскому досталось меню с ностальгическим оттенком: «Устрицы в пустыне, ночной пирог, блюдо с одинокой яичницей, блины в Таврическом саду». На другом полюсе от этого угрюмого обеда - фантастические пиршества двух героев «Мрамора», запертых навечно в башню: «Петушиные гребешки с хреном, паштет из страусовой печенки с изюмом, паштет из голубиной печенки, форель с яйцами аиста». Все эти блюда, которые, думаю, никто, кроме Публия и Туллия, не пробовал, обладают определенным метафорическим смыслом: в их тюрьме «все повторяется, кроме меню».
В жизни, а не в литературе вкусы Бродского были проще и разумнее: больше всего он любил котлеты. «А также, - вспоминает Лев Лосев, - борщ, винегрет и пельмени, через которые пролегла тропинка к китайской кухне, которую Иосиф тоже обожал».
Зная наизусть рестораны нашего Чайнатауна, Бродский среди них выделял Silver Palace. Он, надо сказать, всегда отдавал предпочтение серебру перед золотом, называя любимыми Гайдна, но не Моцарта, и Баратынского, а не Пушкина. Однажды мне довелось обедать с Бродским в этом огромном, похожем на вокзал ресторане, устроенном на гонконгский манер. Официанты развозили по столикам бесчисленные блюдца. На одном я обнаружил куриные лапы с когтями. Ввиду кулинарного энтузиазма Бродского у нас с Вайлем родилась идея заманить поэта на обед. Главным блюдом предполагалась латынь. Мне довелось ее учить в университете, но вряд ли больше, чем Онегину, поэтому начало я просто списал у Марциала:
«Ты говоришь, что в гостях неохотно обедаешь, Классик…»
Дальше шло меню, которое должно было классика переубедить. И опять выручил Марциал. Его кулинарные эпиграммы часто строятся от противного, что делает рецепт доступным. Например, «Цыплят» сопровождал дистих:
Если цесарки у нас водились бы или фазаны,
Их бы я дал, а пока птичника птиц ты прими.
После этого можно было подавать тривиальную курицу, причем с капустой, ибо для нее нашлась цитата:
Чтобы противной тебе, побледнев, не стала капуста,
Зелень ее сохрани, соли прибавив к воде.
Сложнее всего было с десертом, рецепт которого я выудил из того же источника:
Скажешь, отведав айвы, напоенной Керкроповым медом:
«Эти медовые мне очень по вкусу плоды».
В магазинах айвы мы не нашли, но она росла в саду средневекового музея «Клойстер». Выращенное в форме семисвечника дерево служило главным украшением монастырского дворика, и я надеюсь, что никто не обнаружил пропажу двух плодов, которые мы унесли под полой специально надетого плаща. С вином было проще:
В этом вине смоляном из винообильной Виенны
Не сомневайся: оно прислано Ромулом мне.
Австрии тогда еще не было, но Греция уже была, и мы купили рецины, изрядно шибающей смолой.
Ужин венчал главный и самый дорогой деликатес всей римской кухни, который мог себе позволить только император, и то самодур: «вода Нерона». В жаркий Рим ее доставляли с горных вершин в обшитых верблюжьей шерстью сосудах доверенные рабы, загоняя насмерть лошадей. Мы взяли лед из холодильника.
Бродскому меню чрезвычайно понравилось, но в гости он не пришел. В этот вечер вместо обеденного стола его ждал операционный. Я даже знаю медбрата, ассистировавшего хирургу.
- Теперь, - важно говорил он всем, - я могу твердо сказать, что видел сердце поэта.
На днях стояла ежилась под весенним дождём, задумалась о лете… О том, с какой лёгкостью в детстве выбегали под летние тёплые дождички, как чувствовали мягкие капельки на коже, как здорово шлепать сандалями в лужи, а этот запах после дождя… Захотелось повтора тех ощущений… И тут осенило… А телефон? Если я встану под такой дождь, его же замочит, он испортится!!! И так стало обидно и больно за то, что наши дети не смогут этого ощутить, не вспомнят и не захотят этого в такой же холодный весенний дождь…