Не для того наши деды воевали, чтоб всё, что строили они, потом потомки разокрали.
Бесит это дебильное «спасибо деду за победу», вот нет в нём честности, когда не продолжили дело поколения…
Нет, жизнь - это не дорога в никуда. Это дорога в людскую память. Не хотелось бы остаться для дорогих мне людей досадным воспоминанием…
ПОБЕДА… ПОБЕДА
Два людоеда подрались тысячу лет назад. И два твоих прадеда, два моих деда, теряя руки, из ада в ад, теряя ноги, по Смоленской дороге по старой топали на восход, потом обратно. «…
…и славы ратной достигли, как грится, не посрамили! Да здравствует этот… бля… во всем мире… солоночку передайте! А вы, в платочках, тишей рыдайте. В стороночке и не группой.
А вы, грудастые, идите рожайте. И постарайтесь крупных. Чтоб сразу в гвардию. Чтоб леопардию, в смысле, тигру вражьему руками башню бы отрывали… ик! хули вы передали? это перечница…»
А копеечница - это бабка, ждущая, когда выпьют.
Давно откричала болотной выпью, отплакала, невернувшихся схоронила, на стенке фото братской могилой четыре штуки, были бы внуки, они б спросили, бабушка, кто вот эти четыле…
- «Это Иван. Почасту был пьян, ходил враскоряку, сидел за драку, с Галей жил по второму браку, их в атаку горстку оставшуюся подняли, я письмо читала у Гали, сам писал, да послал не сам, дырка красная, девять грамм.
- А это Федор. Федя мой. Помню, пару ведер несу домой, а он маленький, дайте, маменька, помогу, а сам ростом с мою ногу, тяжело, а все-ж таки ни гу-гу, несет, в сорок третьем, под новый год, шальным снарядом, с окопом рядом, говорят, ходил за водой с канистрой, тишина была, и вдруг выстрел.
- А это Андрей. Все морей хотел повидать да чаек, да в танкисты послал начальник, да в танкистах не ездят долго, не «волга», до госпиталя дожил, на столе прям руки ему сложил хирург, Бранденбург, в самом уже конце, а я только что об отце такую же получила, выла.
А это Степан.
Первый мой и последний.
Буду, говорит, дед столетний, я те, бабке, вдую ишо на старческий посошок, сыновей народим мешок и дочек полный кулечек, ты давай-ка спрячь свой платочек, живы мы и целы пока, четыре жилистых мужика, батя с сынами, не беги с нами, не смеши знамя, не плачь, любаня моя, не плачь, мы вернемся все, будет черный грач ходить по вспаханной полосе, и четыре шапки будут висеть, мы вернемся все, по ночной росе, поплачь, любаня моя, поплачь, и гляди на нас, здесь мы все в анфас, Иван, Федор, Андрей, Степан, налей за нас которому, кто не пьян…"
Каждой весной отмечаем мы в мае.
Праздник Великий для нашей страны.
Славим, кто Родину-мать защищая
Жизнью своей, не вернулся с войны.
Без вести павших солдат вспоминаем
В сердце Вы живы на все времена!
Кто до Берлина дошёл, почитаем,
И сохраним Ваши все имена.
И неизвестным солдатам всем слава,
Павшим в боях той жестокой войны.
В честь них зажгла дорогая держава
Вечный огонь у Кремлёвской стены.
Слава великая прадеды, деды,
Ярким салютом горит небосклон.
Мы благодарны за счастье Победы!
За жизнь нашу светлую низкий поклон!
.
О подвигах русских солдат
Веками слагают былины.
Мой дед защищал Ленинград,
С боями дошёл до Берлина.
Война день и ночь напролёт
Сжигала солдатские жизни.
Но дед и его пулемёт
Исправно служили Отчизне.
Давно мы живём без войны
В краю восхитительных песен.
Но вдруг на задворках страны
Возникла фашистская плесень.
Суля рай земной на словах,
Стремясь все основы разрушить,
Она прижилась в головах
И жалких, озлобленных душах.
Я многое в жизни постиг,
На многое знаю ответы.
Неужто в решающий миг
Я дрогну пред плесенью этой?!!
И глядя в глаза палача,
Наследник Великой Победы,
Неужто я буду молчать,
Предав победителя-деда!
15.20
День Победы. Вспоминаю деда.
Что могу поведать сыновьям
С ним не часто я вела беседы
Был неразговорчив и упрям.
На войну он пошёл в восемнадцать
Был танкистом и в танке горел.
А случалось с друзьями встречаться,
Как напьётся одну песню пел:
«По полю танки грохотали,
Солдаты шли в последний бой…»
Смотрю я на твои медали-
Знай дед, что я горжусь тобой!
освящается памяти моих близких, прошедших путь войны.
Здесь мир не верил суете,
Когда гасили боль свечами,
Здесь даже ландыши - и те -
«За мир и Родину!» - кричали,
Здесь - сны твоих однополчан,
Чья кровь смешалась с гарью будней,
И жив прощеньем ветеран,
И горд - цветеньем незабудок,
В родных краях, где вьётся клин
Летящих лет - под небом синим,
Где мы -цветы большой земли -
Цвели - под сердцем у России.
И длился наш священный бой.
Ты слышишь - это души лилий -
Погибших - шепчут нам с тобой:
Мы победили, победили!
*
Ещё не стали эхом сны войны,
И град снарядов помнят лица улиц,
Ещё земля от боли не очнулась,
И души трав до пепла сожжены,
И с фронта пишут небу земляки,
О том, что тьма развеется бесследно,
И день придёт -весенний и победный,
И будут в поле плакать васильки.
И будет длиться вечное «Ура»,
И будут птицы петь стихи настурций,
И верить в то, что войны не вернутся
На землю, что устала умирать.
Как долго длилась война-целых четыре года,
Сколько за Родину полегло народу…
Но никто не боялся за Родину жизнь свою отдать!
Их Родина -Мать звала-защищать!
Спасибо Вам, дорогие Ветераны, за небо мирное над головой-
Каждый из Вас Герой!
И Ваш подвиг нельзя забывать!
Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки, -
Точно в пропасть с обрыва -
И ни дна ни покрышки.
И во всем этом мире,
До конца его дней,
Ни петлички, ни лычки
С гимнастерки моей.
Я - где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я - где с облачком пыли
Ходит рожь на холме;
Я - где крик петушиный
На заре по росе;
Я - где ваши машины
Воздух рвут на шоссе;
Где травинку к травинке
Речка травы прядет, -
Там, куда на поминки
Даже мать не придет
Сегодня день показывающий силу духа человека, мы не пали духом и вырвали победу из лап фашизма. Но цена которую мы заплатили ужасно велика и горькие слезы сжимают сердце болью и горем по тем кто не выжил и не дожил. Вечная память героям!!!
(Бr)
Вижу руки в перчатках и белый
халат,
То хирург медсанбата спасает
солдат.
Слышит бой, и десант где-то
невдалеке,
Но бесстрашно колдует
с ланцетом в руке.
Всё бы бросить, сбежать иль
схватить автомат.
Но сибирский характер не взят
напрокат.
Ближе бой, сквозь палатку
летает свинец,
Уже раненым штопал солдата
ОТЕЦ!
Я от боя того часто видел
следы -
Шрам на теле и Орден
Красной Звезды!
Вот пишу эти строки и хочется
выть…
Нет, нельзя нам, потомкам,
ту бойню забыть!
Пока наши дети поют «Катюшу», «Смуглянку», ««Тёмную ночь» и «День Победы» - у нас есть будущее!
Представьте: вы - мать. Вы - жена. Вы - невеста.
Ваш сын (муж/любимый) ушёл на войну,
И что с ним, и где он - увы, не известно.
Живой ли? Не ранен? В боях ли? В плену?
Представьте ребёнка. Морозы. Блокада.
Вы ищете хлеба кусок для мальца.
Вы - в поле сестра: из горящего ада
На хрупких плечах волочёте бойца.
Вы - старый хирург, что без сна и покоя
Латает, латает, латает солдат…
Вы - в Лагере Смерти, где горе людское
Умножено в сотни… Нет, в тысячи крат!
Вы пашете в поле. Вы - сельская баба -
Как лошадь, себя запрягаете в плуг.
Представьте себе, на мгновенье хотя бы,
Отчаянье, голод, смертельный испуг.
Почувствуйте сердцем и клеточкой каждой.
Задумайтесь крепко. Представьте хоть раз,
Что всё, что вам дорого, просто однажды
Война уничтожит, отнимет у вас.
Представьте парнишку. Простого солдата,
Чьё имя - над «Вечным огнём», на Стене.
И, может, поймёте… Поймёте когда-то,
Как страшно там было - на этой войне.
Уже минуло 70 побед!
Но так же при мундире, на параде,
Слегка хромая марширует дед,
За героизм приставленый к награде!
Всё та же гордость у него в глазах,
Всё те же слезы, ну, а как иначе?
С трудом дается деду каждый шаг,
Но он идет вперёд с улыбкой плача…
Мы знаем, той победе нет цены,
И тех дедов остались единицы…
Но все мы, все! Обязаны, должны!
Ценить, гордится, помнить эти лица!
С ДНЁМ ПОБЕДЫ!!!
Вот думал Гитлер, что успешно свяжет своих земель разрозненную рать, - и весь народ ему спасибо скажет и будет это вечно повторять, поскольку если нация закисла и села на предсказанную мель, не надо ей искать другого смысла, как только собирание земель. Что факельные шествия и марши сильней любых законов и святынь; что можно всех сплотить в едином фарше - лишь образ нацпредателя подкинь; что если упразднить свободу слова - твоей не поколеблют правоты, а обвини в своих грехах другого - и станет он садистом, а не ты. Он утверждал при этом, что славяне - давно рабы, и слава их - в былом (он, собственно, открытыми словами делился этим мненьем за столом); он вовсе не усматривал преграды в народе русском, выбитом на треть, - он полагал, что все там будут рады захватчиков восторженно терпеть. Вполне серьезно (он утратил юмор) считал себя Господнею рукой. Есть фюрер - есть и нация, он думал, а нету - нет и нации такой. Но воины советского гражданства устроили ему такой финал, что он узнал, как сильно заблуждался и как он в людях мало понимал. С тех пор минуло семь десятилетий, но так страна была вразумлена, что резко начинает тяжелеть ей, когда припомнит фюрера она.
Вот думал Геббельс: стоит на полгода все СМИ ему отдать (а год - верней), - из самого культурного народа он сделает разнузданных свиней. А если подпустить публичных казней (химера-совесть больше не болит)… Чем больше ложь, тем верят безотказней; чем громче ложь, тем крепче монолит! Не думайте подробно объясняться. Внушайте дуракам со всех сторон, что миром управляют англосаксы (Америка - их главный бастион). В искусстве нету места извращенцам. Кто модернист, тот, в сущности, еврей. А если вам не нравится Освенцим, то вы враги немецких матерей. Но семь тому назад десятилетий - урок эпохи прост и объясним - весь этот рейх, что назывался третий, пошел на дно, и Геббельс вместе с ним, хоть своего нередко добивался и выглядел талантливым порой, как про него однажды отзывался другой достигший многого герой.
Вот думал Штрайхер, что его не тронут, когда придет заслуженный провал: другие боссы нации утонут, а он же никого не убивал! Он, ничего дурного не содеяв, присядет, может быть, на пару лет, - он просто призывал мочить евреев, но это же свобода слова, нет? Он действовал правительству в угоду, он был сопротивляться не готов, он попросту транслировал народу известия! Из тыла и с фронтов! За что теперь он должен быть повешен и людоедом признан на века - хотя известно всем, что он помешан, как всякий журналист «Штурмовика»? Он журналист, пропагандист, и баста! Но объяснил международный суд, что он довольно сильно ошибался и эти аргументы не спасут.
Законы жизни грозны и жестоки, равно платить рабу и главарю - и нечего отыскивать намеки, я все открытым текстом говорю. Моя страна разделалась с фашизмом, и не за то на фронте был мой дед, чтобы фашизма этого франшизам тут кто-нибудь включал зеленый свет. При нас, как прежде, память и надежда. Да здравствует Победа на века - та, что была, и та, что неизбежна, хотя еще изрядно далека.