Время-река
ускользает сквозь пальцы,
всё ускоряя свой бег.
Грешную душу
измучили страсти,
короток сладости век.
Я зажигаю
тихонько лампадку:
Боже мой, сжалься, молю,
не оставляй
без надежды, в упадке
бедную душу мою.
Спасе Христе,
научи, как исправить
все прегрешенья мои.
Веры и сил мне прибавь,
чтоб составить
жизнь
из добра и любви.
О любви бескорыстной и чистой
Мы мечтали.
Но от песен её слишком быстро
Вдруг… устали.
О любви, о добре и о вере
Слов так много!
Но они не спасают, не греют,
Где нет Бога.
Создал Бог мужчину, и увидел Бог, что мужчина на земле будет жить лучше чем он на небе. И создал Бог женщину.))))))
Бог создал женщину из ребра мужчины, не для того что не было другого материала, а для того чтобы мужчина чувствовал не только свою боль, но и женскую боль…
VBG
Бог думает о нас… но не думает за нас…
- Конечно, я верю в ад! Как же может быть иначе, если я верю в небо? Если есть верх, то должен быть и низ. Если есть свет, то также должна быть тьма! И… относительно Архиврага человечества: если половина историй, рассказываемых о нем, верны, то он должен быть самым жалким и достойным сожаления существом в мире! Что были бы скорби тысячи миллионов миров в сравнении со скорбями Сатаны!
- Скорби! - повторил я. - Предполагается, что он чувствует радость, делая зло!
- Ни ангел, ни дьявол не могут этого чувствовать, - сказал он медленно. - Радоваться, делая зло, - это временная мания, которая интересует только человека; чтобы зло вызывало настоящую радость, должен снова возобновиться Хаос.
- И я опять скажу: скорби Сатаны! Скорби неизмеримые, как сама вечность. Вообразите их! Быть изгнанным с небес! Слышать сквозь бесконечные сферы отдаленные голоса ангелов, которых однажды он знал и любил! Блуждать среди пустынь темноты и тосковать о небесном свете, который был раньше воздухом и пищей для его существа, - и знать, что человеческая глупость, человеческая жестокость, человеческий эгоизм держат его таким образом в изгнании, отверженным от прощения и мира! Человеческое благородство могло бы поднять заблудщего духа к пределам его потерянных радостей, но человеческая подлость тянет его опять вниз. Муки Сизифа легки по сравнению с муками Сатаны! Неудивительно, что он ненавидит человечество! Мало порицания ему, если он вечно старается уничтожить жалкий род; не диво, что он оспаривает их участие в бессмертии! Думайте об этом, как о легенде.
- Христос искупил человека и своим учением показал, как может человек искупить дьявола!
- Вы не понимаете? Однако моя мысль едва ли нелепа! Если бы люди были верны своим бессмертным инстинктам и Богу, который сотворил их; если б они были великодушны, честны, бесстрашны, бескорыстны, правдивы; если б женщины были чисты, мужественны, нежны и любящи - разве вы не можете себе представить, что красоту и силу такого света Люцифер, Сын Утра, любил бы - вместо того, чтобы ненавидеть? Что закрытые двери Рая были бы отперты, и что он, поднявшись к Создателю по молитве чистых существ, опять бы стал носить Ангельский венец? Разве вы не можете понять это, даже путем легендарной истории?
- Ну да, для легендарной истории идея очень красива, - согласился я. - И для меня, как я вам уже сказал раньше, совершенно нова. А так как мужчины никогда не будут честными, или женщины - чистыми, то я боюсь, что у бедного дьявола плохи шансы когда-нибудь достичь искупления!
- Я также боюсь этого! - И он посмотрел на меня со странной усмешкой. - Я очень боюсь, что это так! И, хотя его шансы весьма слабые, я скорее уважаю его за то, что он Архивраг такой недостойной расы!
- Взгляните! - сказал он, поднимая руку к небу. - Там несколько проносящихся облаков закрывают миллионы миров - непроницаемых, таинственных, однако действительных. Там, внизу - и он указал на море, - скрываются тысячи вещей, природу которых, хотя океан и составляет часть земли, не изучили еще человеческие существа. Между этими высшими и низшими пространствами непонятного, однако Абсолютного, стоите вы, определенный атом ограниченных способностей, не знающий, долго ли продержится слабая нитка вашей жизни, тем не менее высокомерно в вашем бедном мозгу балансирует вопрос: снизойдете ли вы с вашей мелкостью и некомпетентностью признать Бога, или нет? Сознаюсь, что из всех удивительных вещей вселенной это особенное состояние современного человечества более всего удивляет меня!
меня всё так же бросает в дрожь
от звука шагов в темноте стен.
я думаю: вдруг это ты идёшь,
а чайник не на плите.
так получилось: твоя спина
стала одной из последних черт,
за которой я бесконечно наг,
после которой - смерть,
и, провожая тающий её след,
сквозь паутину своих обид
я понимаю: нельзя жалеть
жалеть о том, что любил.
конечно, вспомнив о простых вещах,
я успокоился и как-то затих.
в множестве рифм к «уходящий шаг»
нет ни одной для двоих.
В горе и в беде полностью предай себя Богу, а Он сам все устроит к лучшему для тебя.
Секреты
Внутренних высот
Находятся далеко за пределами
Сферы ума.
…И вот она ушла далеко-далеко, в те края, где уже нет ни горя, ни слез, ни болезней. С больничной кровати она поднялась, легкая, помолодевшая, и, конечно, первое, что она ощутила, - это полное и абсолютное отсутствие боли. Я почувствовал это, потому что держал ее за руку в ту таинственную минуту, которую мы на земле называем «смертью». На самом деле, как я теперь понимаю, это что-то совсем-совсем другое.
Мы знали оба, что она уходит, что страшную болезнь победить невозможно. Мне хотелось удрать, спрятаться, исчезнуть - сбежать от жены, чтобы где-то в стороне от ее мучительно-тихой белой палаты, от капельниц, от деловитых сестер, от увядающих в вазах ненужных цветов, принесенных нашими друзьями и родственниками, от скорбного и мучительного ожидания неизбежной минуты расставания, - от всего этого уединиться и просто завыть, напиться, выкричать свой ужас, протест и горе. Но уйти из палаты мне было некуда, а вернее - нельзя…
Как трудно любить, когда, кажется, совершенно нечем проявить, доказать, выказать свою любовь! Не нужны уже ей были ни редкие дорогие лекарства, ни подкрепляющие деликатесы, ни ложные надежды. Ничего ей было не нужно - только моя любовь. Это я видел по ее гаснущим глазам - говорить она уже не могла, только чуть-чуть шевелила губами и иногда пыталась улыбнуться мне. Если я видел тень ее улыбки - я сразу же улыбался ей в ответ и говорил о своей любви.
Приходил священник, иеромонах отец Алексей из ближайшего к больнице монастыря. Он соборовал ее, ей стало чуть легче: видимо, боли перестали так мучить ее, она уже не смотрела на сестру, приходившую делать обезболивающие уколы, с таким напряженным ожиданием. Она даже сделала однажды знак - «Не надо укола!», но сестра все равно ввела обезболивающее по расписанию, у них был свой порядок. Отец Алексей пришел еще раз, читал молитвы над женой, что-то ей говорил - напутствовал, наверное: я на это время вышел из палаты. Потом он позвал меня и причастил ее уже при мне. Она сразу же спокойно уснула. Мы вышли с ним в коридор.
- Батюшка, хоть что-нибудь я могу сейчас для нее сделать? - спросил я.
- Можете. Молитесь.
- А еще?
- Окружите ее своей любовью, как облаком. Забудьте о себе, о своем горе - потом отгорюете, а сейчас думайте только о ней, поддерживайте ее. Помните, умирать - это нелегко и непросто! Да укрепит вас Господь. - Он благословил меня и ушел.
После этого разговора я старался перестать думать о себе. Если подступали ужас, тоска, отчаянье - я обрывал свои мысли и глушил чувства батюшкиными словами: «Потом отгорюешь! Сейчас думай только о ней!»
Я старался чаще прикасаться к ней: отирал пот, смачивал водой ее постоянно пересыхающие губы, что-то поправлял и как можно чаще целовал легонько - ее лицо, лоб, бедную облысевшую головку, ее исхудавшие голубоватые руки… Мы много разговаривали. Вернее, говорил я один, а она слушала. Я вспоминал милые и смешные эпизоды из нашей жизни, вспоминал подробно, не торопясь, со всеми деталями. Я даже пел ей тихонько песни, которые мы когда-то любили. А когда я уставал говорить, то ставил какой-нибудь диск с хорошей спокойной музыкой, с книгами. Ей нравилась запись пушкинской «Метели» в исполнении Юрского, с музыкой Свиридова. Мы ее слушали раз десять, не меньше. Отец Алексей тоже оставил мне диск - монастырские песнопения о Божьей Матери. Сначала я боялся его ставить - вдруг она испугается, услышав монашеское пение, но однажды решил попробовать. Она слушала спокойно, лицо ее как-то посветлело, а когда пение кончилось, она посмотрела на меня выжидающе напряженно - и я понял, что она хочет услышать все с начала. Потом я купил еще несколько таких же дисков в монастыре, с другими песнопениями. А еще, запинаясь на незнакомых словах, я читал молитвы по молитвеннику, который мне оставил и велел читать жене отец Алексей. Она их слушала с тем же просветленным лицом, что и монастырские песнопения, хотя ничего такого особенного в моем неумелом чтении не было. Но молитвы ей явно помогали. Да и мне они помогали тоже.
Уходила она тихо, поздним вечером. Сначала, на очень короткое время, я даже не успел испугаться как следует, она вдруг задышала трудно, с хрипом, а потом стала дышать уж? тише и все реже… реже… реже… Я держал ее за руку и молчал. И вот, когда перерывы между вдохами стали совсем редкими, она вдруг выдохнула, - а вдоха я уже не дождался. Все в ее лице остановилось, рот приоткрылся, и я понял, что душа ее покинула тело. Вдруг я ощутил в наступившей полной тишине какое-то смятение, что-то похожее на страх, заполнивший маленькую палату до краев. И тут я нашел правильные слова - или кто-то мне их подсказал.
- Любимая моя, не бойся - я с тобой! - сказал я тихо. - Я знаю, что ты здесь, что ты слышишь меня. Я люблю тебя, милая моя, как любил - так и люблю! Я знаю, что это тело - не ты. Я любил его, я привык к нему, и я буду, конечно, плакать и горевать над ним, ты уж прости меня. Но я знаю, что настоящая ты - не бедное это тело, на которое мы с тобой сейчас оба смотрим. Ты - не в нем, но ты здесь. Не бойся ничего, только молись как умеешь. Просто говори: «Господи, помилуй!». И я тоже буду молиться о тебе, дорогая. Вот прямо сейчас и начну!
Отец Алексей заранее посоветовал мне купить «Псалтырь» на русском языке, церковно-славянского я тогда не знал, и велел сразу после «отшествия души», как он выразился, начать читать «Псалтырь» - и читать по возможности до самых похорон. «Это очень важно, это будет огромная помощь ее душе!» - сказал он. Палата у нас была отдельная, заплачено за нее было вперед, и потому мне разрешили остаться с моей женой до утра, не увезли ее сразу. Я сидел и читал вслух псалмы, и мне казалось, что она прильнула к моему плечу и внимательно слушает.
Предпохоронная суета и сами похороны заняли меня полностью, и я не знаю, что было бы со мной, если бы у меня оставалось хоть какое-то свободное время. Но у меня его совсем не было: я читал «Псалтырь» каждый свободный час, а когда выдавались только минуты свободные - читал молитвы. На отпевании и во время похорон я молился беспрерывно и… продолжал говорить ей о своей любви.
Поминки прошли очень спокойно и были недолгими. Когда моя и ее мать начали убирать стол после гостей, я сразу же принялся читать «Акафист за единоумершего» - как велел мне делать каждый вечер отец Алексей в течение сорока дней. Дочитав со слезами акафист, я, наконец, свалился и крепко уснул.
На следующий день я проснулся с ощущением пустоты во всем теле, в мозгу, в душе - и во всей моей жизни. «Вот оно, начинается…» - подумал я. Хотел ехать на кладбище, но по дороге раздумал и поехал в монастырь, На мое счастье, отец Алексей в этот день успел уже посетить больницу, мы с ним встретились и с полчаса ходили по монастырским дорожкам и разговаривали.
- Кончину вашей супруге Господь даровал христианскую, непостыдную, а болезнь, с кротостью переносимая, послужила ей к очищению от грехов. Будем надеяться, что она в Раю. Но кто из нас свят? Поэтому помните, что на вас лежит устроение вечной жизни вашей жены и там. Помогите ей сейчас обустроить свой вечный дом!
- Чем, как? Что я могу теперь, батюшка? Это здесь я мог работать для нее, квартиру купил…
- Помогайте молитвой, милостыней и добрыми делами, творимыми во спасение ее души. Заказывайте сорокоусты, подавайте поминания в монастырях и храмах. Вы были хорошим мужем для вашей жены на земле, продолжайте же им быть и теперь, когда она ушла из этой временной жизни. Помните о том, что вы встретитесь в Вечности. И как же хорошо будет, когда ее душа приблизится к вашей душе, просияет от радости и скажет: «Спасибо за все, что ты для меня сделал не только на земле, но и здесь. Какой чудесный дом ты для меня построил своими молитвами и добрыми делами!»
Я думал весь этот день до самого вечера. Ходил по Москве, заходил в храмы, ставил свечки, заказывал сорокоусты и поминания… Вечером я прочитал опять «Акафист за единоумершего» и решился: буду строить для жены дом, как сказал отец Алексей!
И я начал строить небесный дом для моей любимой. Я объехал и обошел все монастыри Москвы и везде заказал годовые поминания об усопшей рабе Божией Анне. Нищим я подавал только мелочь - кто их разберет теперь, этих нищих… Зато когда видел по-настоящему бедную старушку в храме, то подходил к ней, давал уже приличные деньги и просил молиться за новопреставленную Анну. Я нашел людей, которые помогают онкологическим больным детям, и тоже начал участвовать в этом добром деле. А потом мне крупно повезло. Совершенно случайно я узнал адрес бедного прихода, строящего храм в деревне М-ке, под Тулой, и стал посылать туда деньги с просьбой молиться о моей жене, а летом, во время очередного отпуска, поехал туда и помогал стройке своими руками. И сорок дней я каждый вечер читал «Акафист за едино умершего», заменяя «его» на «ее», хотя отец Алексей мне ничего об этом не сказал - так мне на сердце легло.
Иисусе, верни душе ее благодатных силы первозданный чистоты.
Иисусе, да умножатся во имя ее добрыя дела.
Иисусе, согрей осиротевших Твоею таинственною отрадою.
Иисусе, Судие Всемилостивый, рая сладости сподоби рабу Твою.
Потом стал читать реже, обычно по субботам, а еще в годовщину нашей свадьбы и в ее день рожденья.
Прошел год. Выйдя из храма после панихиды в первую годовщину смерти, я шел в раздумье. Вот и год прошел… Жизнь незаметно стала входить в какую-то новую спокойную колею. И только тут я вспомнил, что собирался после смерти жены полностью отдаться своему горю, выплакаться-выкричаться-напиться, впасть, быть может, в какой-нибудь загул с тоски. А ведь ничего этого не было! Да я даже и не вспомнил ни разу о своем «отложенном горе»… Горе было, но оно сливалось с молитвой, с постоянными мыслями о любимой, с заботами о ее посмертной судьбе, да и просто некогда мне было с ума сходить от горя - надо было ей помогать! А это значило - помогать другим, тем, кто нуждается в помощи. У меня не было времени думать о себе, несчастном, потому что я продолжал весь этот год думать о ней, о ее душе. Я хотел помочь спастись ее душе - а спас, сам того не ведая, и самого себя!
Я часто размышляю о том, в каком состоянии сейчас находится строительство небесного дома для моей любимой. Построил я только фундамент дома или он уже возведен под крышу? Но как бы ни сложилась в дальнейшем моя жизнь, я все равно эту стройку не брошу…
А на нашем храме в деревне М-ке уже возводятся купола и скоро будут установлены кресты.
Любите жизнь, она дана нам Богом…
Мы-избраны, нас не должны забыть…
Кто знает, что за тем, чужим порогом,
Что значит это - быть или не быть?!
Прекрасен мир… а мы его частицы…
Мы-капельки росы на розовом листе…
А, может, это всё нам только снится,
Но, лучше-наяву, а не во сне…
Себя любите… знаю, это сложно,
Для многих «Я «стоит всегда в конце,
Но, можно попытаться… осторожно
Сказать себе: я - лучший на Земле.
Любите жизнь и будьте милосердны
К тем, кто слабее вас, кто обделён…
Не надо прилагать много усердий,
Поверьте, всё зачтётся вам… Потом…
В счастливые минуты - Хвали Бога,
В трудные минуты - Ищи Бога,
В тихие минуты - Поклоняйся Богу,
В минуты боли - Доверяйся Богу.
Каждую минуту - Благодари Бога!
Дай мне, Господи, день бесконечный прожить, так, чтобы к вечеру было не стыдно раствориться в закате, что бы быть. Чтобы быть, а не казаться. Чтобы быть целью, а не средством.
Дай в добре мне не видеть присутствие зла, и чтобы злое от злого отличать. Ведь есть зло настоящее, а есть только туман зла, прячущийся в глазах смотрящего, но не видящего. Дай мне быть видящим…
Дай мне, Господи, проверить свое сердце любовью, дай поверить в сердце другого, дай веры в Тебя. И молитвы мне дай, без лени и сна, дай найти свой Крест, чтобы идти на свою Голгофу. Дай быть убогим у Тебя…
Дай мне не обжечься горним воздухом свободы и свободно уйти от мiра, но не от мира, чтоб избежать искушения гордыней, болью и чудом.
Дай мне любить брата и бояться крови…
Господи! Дай мне такой ум, чтобы тебя не понять, ибо не вместить, но принять, ибо одинок. Дай мне такое сердце, чтобы вместить надежду печальную и обратить в любовь невечернюю. Дай мне боль посильную, но чтобы веру свою не потратить зазря. Дай мне, такую мудрость, чтобы соткать из веры, надежды и любви вечную одежду.
Дай мне жить сейчас, но не между вчера и завтра…
Господи! Дай мне такой голос, чтобы я чаще молчал, чтобы я чаще слышал тебя белым днем в черной толпе. Дай мне познать твоего ангела без упрека и без страха. Научи меня жить и понимать…
Дай мне облегчить Твою чашу Гефсиманскую, облегчить хоть на каплю слезой своей, но не видеть пророчеств Твоих о будущем Царствии Твоем.
Дай мне сил покой по дороге не просить.
Сделай так, как не я, а Ты хочешь!
Церковь стоит у реки. Слепят глаза купола,
Словно ругая за то, что я без веры жила.
Сколько вокруг нас таких, Бога готовых гневить…
Господи! Ты им не дай через себя преступить!
Боже! В нас разум вдохни, чтобы тебя почитать,
Ближних любить, как себя, и научиться прощать.
К вере сегодня пришла. Видно, устала грешить.
Буду с душою своей в полной гармонии жить!
Если опять предо мной встанет из горя броня…
Не побоюсь! Мой Господь разве оставит меня?