Скажи-ка, Хакер, ведь не даром
USA, спаленная пожаром,
Нам Трампу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Агентов Путина!
- Да, были хаки в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри - не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то Программы воля,
Не отдали б Сети!
Мы долго молча клаву жали,
Досадно было, сессий ждали,
Ворчали старики:
«Что ж мы? на интернет квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские ХакИ?»
И вот нашли программы в поле:
Есть разгуляться где на воле!
Построили ruдут.
У наших пальцы на макушке!
Чуть утро осветило мышки
Модемов синие верхушки -
Обамы тут как тут.
Забил я Гугл мышкой туго
И думал: угощу я друга!
Постой-ка, Мэн fuck you!
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдем ломить стеною,
Уж постоим мы головою
За родину свою!
Два дня мы были в перестрелке.
Что толку в этакой безделке?
Мы ждали третий день.
Повсюду стали слышны речи:
«Пора поддать банкирам сечи!»
И вот дан пуск программной течи
Ночная пала тень.
Прилег вздремнуть я у буфета,
И слышно было до рассвета,
Как ликовал Маккейн.
Но тих был наш сервак открытый:
Кто ридер чистил весь прошитый,
Пароль искал, ворча сердито,
Кусая длинный ус.
И вдруг модемы засветились,
Все шумно вдруг зашевелилось,
Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга Стране, отец солдатам…
Да, жаль его: сраженный златом,
Сидит в кремле сырой.
И молвил он, сверкнув очами:
«Ребята! не Москва ль за нами?
Умремте ж под Компом,
Как наши братья засыпали!»
И поломать мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в выборный последний год.
Ну ж был денек! Сквозь doom летучий
Обамы двинулись, как тучи,
И всё на наш RUдут.
Маккейны с пестрыми значками,
Оланды с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
Все побывали тут.
Вам не видать таких сражений!..
Носились клавиши, как тени,
В дыму сервак блестел,
Звучал сигнал, карта визжала,
Рука бойцов стучать устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора запросов тем.
Изведал Трамп в тот день немало,
Что значит русский Хак удалый,
Наш рукопашный бой!..
Столы тряслись о наши груди,
Смешались в кучу компы, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой…
Вот смерклось. Были все готовы
С утра сеанс затеять новый
И до конца стоять…
Вот затрещали снова клавы -
И отступили аморалы.
Тогда считать мы стали раны,
Товарищей считать.
Да, были Хаки в наше время,
Могучее, лихое племя:
РосХакеры - не вы.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то программы воля,
Не отдали б Сети!
ДАНТЕ
Смел смертный лишь в известной мере,
А смелось - Г-спода награда:
Быть нужно Данте Алигьери,
Чтоб изучить круги все Ада.
Классическая и оперная музыка, подобна взмывающему в небо ангелу, который парит над голубым океаном посреди облаков под нежно лунным светом.
если вашего ухода никто не заметил, скорее всего, вы ушли не зря.
Он шел из Вифании в Ерусалим,
Заранее грустью предчувствий томим.
Колючий кустарник на круче был выжжен,
Над хижиной ближней не двигался дым,
Был воздух горяч и камыш неподвижен,
И Мертвого моря покой недвижим.
И в горечи, спорившей с горечью моря,
Он шел с небольшою толпой облаков
По пыльной дороге на чье-то подворье,
Шел в город на сборище учеников.
И так углубился Он в мысли Свои,
Что поле в унынье запахло полынью.
Все стихло. Один Он стоял посредине,
А местность лежала пластом в забытьи.
Все перемешалось: теплынь и пустыня,
И ящерицы, и ключи, и ручьи.
Смоковница высилась невдалеке,
Совсем без плодов, только ветки да листья.
И Он ей сказал: «Для какой ты корысти?
Я жажду и алчу, а ты - пустоцвет,
И встреча с тобой безотрадней гранита.
О, как ты обидна и недаровита!
Останься такой до скончания лет".
По дереву дрожь осужденья прошла,
Как молнии искра по громоотводу.
Смоковницу испепелило дотла.
Найдись в это время минута свободы
У листьев, ветвей, и корней, и ствола,
Успели б вмешаться законы природы.
Но чудо есть чудо, и чудо есть Бог.
Когда мы в смятеньи, тогда средь разброда
Оно настигает мгновенно, врасплох.
Прежде человечество было занято войнами, заполняя все свое существование походами, набегами, победами, теперь же все это отжило, оставив после себя громадное пустое место, которое пока нечем заполнить; человечество страстно ищет и, конечно, найдет…
Скуизем… Надеюсь, коллега Уорти, вы отнесетесь к моему делу с особым доброжелательством. Уверяю вас, что, если мне когда-либо доведётся разбирать ваше дело, вы можете смело рассчитывать и на моё снисхождение к вам.
Уорти.Снисхождение, сударь? Надеюсь, что я никогда не буду нуждаться в чьем-либо снисхождение. Уверяю вас, что мой суд будет полностью беспристрастен. Да я полагаю, что иного суда вам и не нужно…
Скуизем.А я полагаю, коллега Уорти, что законодателям, равно как и блюстителям правосудия, должно делать поблажки. Пользуются же сочинители и актёры правом бесплатного посещения театра.
Уорти.Это просто смешно, мистер Скуизем. Позвольте лишь высказать вам моё глубочайшее убеждение: отъявленным негодяем является тот, кто держит в руках меч правосудия, а сам заслуживает, чтобы этот меч поразил его.
ГОРЕ ОТ УМА
С умом печально не дружить
И принимать за реку море:
Ещё страшней на свете жить,
Коль от ума сплошное горе.
Говорят, жена мужу помощница. Для чего мне помощница, я и сам себе помогу, а ты лучше со мной поговори, да не так, чтобы все те-те-те-те, а обстоятельно, чувствительно. Без хорошего разговора - что за жизнь!".
Купался грозный Петр Палыч
закрыв глаза нырял к окну
на берегу стояла сволочь
бросая в воздух мать одну
но лишь утопленника чистый
мелькал затылок над водой
народ откуда-то плечистый
бежал на мостик подкидной
здесь Петр Палыч тонет даже
акулы верно ходят там
нет ничего на свете гаже
чем тело вымыть пополам.
Крошку-ангела в сочельник
Бог на землю посылал:
«Как пойдешь ты через ельник,
- Он с улыбкою сказал, -
Елку срубишь, и малютке
Самой доброй на земле,
Самой ласковой и чуткой
Дай, как память обо Мне».
И смутился ангел-крошка:
«Но кому же мне отдать?
Как узнать, на ком из деток
Будет Божья благодать?»
«Сам увидишь», - Бог ответил.
И небесный гость пошел.
Месяц встал уж, путь был светел
И в огромный город вел.
Всюду праздничные речи,
Всюду счастье деток ждет…
Вскинув елочку на плечи,
Ангел с радостью идет…
Загляните в окна сами, -
Там большое торжество!
Елки светятся огнями,
Как бывает в Рождество.
И из дома в дом поспешно
Ангел стал переходить,
Чтоб узнать, кому он должен
Елку Божью подарить.
И прекрасных и послушных
Много видел он детей. -
Все при виде божьей елки,
Все забыв, тянулись к ней.
Кто кричит: «Я елки стою!»
Кто корит за то его:
«Не сравнишься ты со мною,
Я добрее твоего!»
«Нет, я елочки достойна
И достойнее других!»
Ангел слушает спокойно,
Озирая с грустью их.
Все кичатся друг пред другом,
Каждый хвалит сам себя,
На соперника с испугом
Или с завистью глядя.
И на улицу, понурясь,
Ангел вышел… «Боже мой!
Научи, кому бы мог я Дар отдать бесценный Твой!»
И на улице встречает
Ангел крошку, - он стоит,
Елку Божью озирает, -
И восторгом взор горит.
Елка! Елочка! - захлопал
Он в ладоши. - Жаль, что я Этой елки не достоин
И она не для меня…
Но снеси ее сестренке,
Что лежит у нас больна.
Сделай ей такую радость, -
Стоит елочки она!
Пусть не плачется напрасно!"
Мальчик ангелу шепнул.
И с улыбкой ангел ясный
Елку крошке протянул.
И тогда каким-то чудом
С неба звезды сорвались
И, сверкая изумрудом,
В ветви елочки впились.
Елка искрится и блещет, -
Ей небесный символ дан;
И восторженно трепещет
Изумленный мальчуган…
И, любовь узнав такую,
Ангел, тронутый до слез,
Богу весточку благую,
Как бесценный дар, принес.
ЭЛЬСИНОР
И души, и умы полны сомнений,
Закон под гнётом лживых словопрений,
Невинность обвиняется в злодействе:
«Неладно что-то в Датском королевстве».
Какое блаженство, что блещут снега,
что холод окреп, а с утра моросило,
что дико и нежно сверкает фольга
на каждом углу и в окне магазина.
Пока серпантин, мишура, канитель
восходят над скукою прочих имуществ,
томительность предновогодних недель
терпеть и сносить-что за дивная участь!
Какая удача, что тени легли
вкруг елок и елей, цветущих повсюду,
и вечнозеленая новость любви
душе внушена и прибавлена к чуду.
Откуда нагрянули нежность и ель,
где прежде таились и как сговорились!
Как дети, что ждут у заветных дверей,
я ждать позабыла, а двери открылись.
Какое блаженство, что надо решать,
где краше затеплится шарик стеклянный,
и только любить, только ель наряжать
и созерцать этот мир несказанный…
ЭТИ МАЙСЫ
В литературе всякое бывало:
За правдою скрывались выкрутасы,
И правнук эфиопа Ганнибала
Мог молвить: «Что за прелесть эти майсы!»
ПРОЛОГ. Музыка, таинство ее создания объединяют Моцарта и Сальери.
МОНОЛОГ МОЦАРТА. Жизнь с ее радостями и горестями, воспоминания о прошлом и думы о будущем, размышления о радости бытия и счастье любви воплощены в музыке Моцарта.
МОНОЛОГ САЛЬЕРИ. В своем творчестве Сальери прежде всего ищет форму выражения музыки.
ДУЭТ МОЦАРТА И САЛЬЕРИ. Моцарт рад встрече с другом. Он спешит поделиться с Сальери своим новым замыслом. Щедрость чувств, искренность мысли, простота их выражения недоступны Сальери.
ДУЭТ САЛЬЕРИ С ЧЕРНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ. Зависть входит в душу Сальери. Он понимает величие простоты и непосредственности Моцарта, но тем больше начинает ненавидеть его. Темная часть его души - Черный человек - воплощение зависти и ненависти - подчиняет себе Сальери.
ТРИО МОЦАРТА, САЛЬЕРИ И ЧЕРНОГО ЧЕЛОВЕКА. Разум говорит Сальери, что никогда ему не достигнуть гения Моцарта, но Черный человек заставляет разум замолкнуть. Моцарт чувствует присутствие Черного человека, вошедшего в их дружбу с Сальери, предчувствует наступление тревог жизни, несправедливости, невоплощенных замыслов, смерти. Он пытается отвлечь Сальери от Черного человека гармонией, красотой музыки, но новое совершенное создание Моцарта еще больше ожесточает Сальери: лишь смерть Моцарта избавит Сальери от сознания невозможности достичь моцартовского совершенства в творчестве. Сальери наливает яд в чашу и предлагает ее Моцарту как чашу дружбы. Моцарт доверчиво выпивает ее, стремясь вернуть доброту отношений. Но яд начинает действовать. Моцарт просит Сальери помочь ему, и вдруг замечает за спиной Сальери Черного человека. Он понимает, что умирает, что Сальери убил его. Сальери торжествует - умер Моцарт, умрет и его музыка, останутся лишь Сальери и его произведения.
ЭПИЛОГ. Но все сильнее и сильнее звучит музыка Моцарта, прославляя в веках бессмертный гений ее творца.