У Вовы был друг, коллега по работе Тофик.
Ещё у Вовы был друг, сосед по даче Ашот.
Тофик был азербайджанец. Ашот - армянин.
Именно по этой причине Вова никогда не приглашал Тофика к себе на дачу. Во избежание межнационального конфликта.
Чем изрядно тяготился.
Но как-то раз Ашот сказал:
- Валодя, я улетаю в Ереван на две недели, присматривай за дачей, по возможности.
Это был хороший повод наконец-то пригласить Тофика на дачу.
Застолье было в самом разгаре, когда калитка дачи неожиданно открылась, и на пороге возник Ашот.
- Рейс отменили… - сказал он, увидел сидящего за столом Тофика и замер.
Тофик, в свою очередь, увидев Ашота, вскочил из-за стола, и замер тоже.
Повисла нехорошая пауза. Двое стояли, внимательно разглядывая друг друга.
- Ашот?! - неожиданно спросил Тофик.
- Тофик?! - не менее удивлённо ответил Ашот.
Потом они с криками: «Ааа, сука, я тэбя зарэжжу!!!» - бросились навстречу друг другу.
Вова втянул голову в плечи и закрыл глаза.
Когда он их открыл, Тофик с Ашотом обнимались, хлопали друг друга по спине и кричали друг другу в лицо слова, которые обычно кричат друг другу люди при неожиданной встрече старых друзей.
Оказалось, что когда-то давным-давно, в молодости они вместе служили в одной роте и были не разлей вода.
- Слюшай, дарагой! Пачему же ты нас раньше не познакомиль?!! - задали они потом справедливый вопрос Вове.
- Опасался армяно-азербайджанского конфликта, - честно признался тот.
- Ээээ, дарагой! Какой канфликт, какие армяноазербайджан?!! Ми же тут все МАСКВИЧИ!
В некоем райском садочке расли все самые разные цветы мира… От этого благоуханного великолепия не возможно было оторвать глаз.
Хозяин усердно ухаживал за всеми цветами, а солнышко и дождик согревали и увлажняли блестящие лепесточки…
Но так случилось, что рядом с этим райским садом поселился невзрачный завистливый чертополох.
Ему было очень обидно, ведь на него никто не обращал внимания, никто не ухаживал…
И вот, он обратился с «интересным» для цветов предложением- «Выясните кто из вас -цветов всех краше!» Это предложение понравилось всем, т.к. каждый цветок был уверен в своей победе в конкурсе красоты…
И что тут началось! Ссоры, взаимные обиды, оскорбления…
Цветы и забыли о прошлой мирной жизни, а стали объединяться по родственным семействах и враждовать с иными… Они забыли о наслаждении, о том, чтобы подставлять свои головки и листики солнышку и дождику… Сникли и пожелтели от злости и ненависти к соседям…
А тем временем счастливый чертополох успешно занял всё жизненное пространство и затенил весь, некогда восхитительный, сад- цветник.
Так, надо бы помнить, что разнообразие - это богатство мира, и каждый по своему хорош!
И нужно бы быть самим собой, а не подражать и соревноваться. А чертополох - он… везде чертополох…
Жил человек бедный,
Не имел ни полушки медной.
Ну, дошел человек до сумы!
Стал просить он у черта взаймы:
- Дай, нечистый, мне сотню-другую,
Я на рынке денек поторгую
И тебе твои деньги отдам,
А барыш разделю пополам.
Чуть он вымолвил слово «барыш»,
Черт явился - хвостатый, как мышь,
Черномазый, с кривыми рогами.
Держит в лапах бумажник с деньгами,
Счеты, книгу, большой карандаш.
- А когда, - говорит, - ты отдашь?
- Завтра деньги отдам или душу.
Верь, я клятвы своей не нарушу!
Выдал черт ему сотню рублей,
Что-то в книге отметил своей
И пропал, только ночь миновала,
Будто вовсе его не бывало.
Вот пошел человек на базар,
Присмотрел подешевле товар,
Перепродал, но выручил мало
И купил себе хлеба и сала.
Рано утром проснулся бедняк,
Сала с хлебом поел натощак
И заснул, подкрепившись немного.
Глядь, нечистый стоит у порога
И бормочет: - В положенный срок
Я пришел получить свой должок!
- Нет, - бедняк говорит, - рановато
За деньгами пришел ты, рогатый.
Был назначен на завтра платеж,
Ты ж сегодня ко мне пристаешь!
Черт смутился, помедлил, подумал
И откланялся: завтра приду, мол!
А под утро опять на порог -
Просит денег иль душу в залог.
- Нет, - должник отвечает сердито, -
Понапрасну меня не буди ты.
Деньги завтра я должен отдать,
Ты ж сегодня приходишь опять!..
Иль не знают у вас в преисподней,
Что не завтра сейчас, а сегодня?
Вновь нечистый явился чуть свет,
Но услышал такой же ответ.
Напоследок ему это дело,
Откровенно сказать, надоело.
И решил он денек пропустить,
А потом должника навестить.
Рано утром явился он снова
И прочел на дощечке кленовой,
На столбе посредине двора:
«Приходи за деньгами вчера!»
Бедный черт почесал себе темя…
Прозевал он платежное время!
Вновь «сегодня» настало с утра,
И уже не вернется «вчера»…
Как зарабатывались ордена и медали на фронтах Великой Отечественной войны 1941−1945 г. г. Что за вопрос - скажете вы, - конечно же, героизмом и бесстрашием, потом и кровью солдат и матросов, офицеров, генералов и адмиралов. Однако, оказывается, не всегда было так.
Читаю сегодня рассказ «И в доброте не забегай вперед» писателя Николая Старченко (2-том «Избранных произведений в двух томах», стр. 95−96). И натыкаюсь на любопытную байку в изложении одного из героев рассказа, названного просто фронтовиком. Она небольшая, эта байки потому я процитирую ее всю. Итак:
«К концу войны был я командиром автомобильного батальона. Все офицеры к этому времени, кто уцелел, при наградах были. Только один начальник хозчасти, хохол, пока ничего не имел. И человек-то хороший, исполнительный, но никак представления к награде не придумать. Должность такая, не орденская. Склад и склад. Но всё ж с замполитом сочинили героическую формулировку, послали наверх на медаль „За боевые заслуги“. Прошел обычный срок - нет ответа. Ну, решили по новой сделать представление, досочинить, и уже на орден Красной Звезды. Так часто бывало: не проходит орден - медаль дают. И тут сверху никакого ответа. А завсклад наш совсем изнудился: война кончается, как он в свою деревню вернется, стыдоба-то какая перед сыновьями и односельчанами! Делать нечего: составили реляцию теперь уже на орден Отечественной войны II степени. И 2 мая вдруг приходят завскладу сразу все три награды! И вышло, что войну он закончил с теми же наградами, что и я сам, все четыре года под огнем бывший»…
Что называется, без комментариев. Но и попрошу без обобщений. Этот случай скорее можно отнести не только к курьезным но и к единичным. Подавляющее большинство награжденных участников Великой Отечественной войны заработали свои награды, как и сказано было выше, потом и кровью…
Дело было в 2010 году. Индусы приобрели какое-то безумное количество танков Т-90. Ну и наше военное командование решило, как я понял, показать, как с техникой справляются обычные солдаты. Для этого привезли их на полигон под Владикавказом. Из нашего танкового батальона выбрали 4 роту для показательных стрельб.
И служил в этой роте парень, насколько помню, ненец по национальности, в общем представитель какого-то народа севера нашей необъятной страны, пусть зовут парня Васей.
Стрельбы шли полным ходом, когда одному из индийский генералов на глаза попался наш Вася. Вася был своеобразной внешности. Похоже к ним очень хорошо пристаёт загар, становятся почти мулатами, а за счёт неевропейского разреза глаз прямо вылитый индус. Телосложения он был очень субтильного, у среднестатистического человека запястье, как у него бицепс.
Так вот, заметив нашего Васю (далее В.), индус (далее И.Г.) решил задать пару вопросов.
И.Г. - Сколько раз отжимаешься?
В. - 90.
На самом деле В. отжимался от силы раз сорок. Но боязнь опозорить родную страну удвоила эту цифру. Да и не заставит же его отжиматься какой-то индийский генерал. Делегация из российских генералов, полковников и подполковников, услышав вопрос индуса и видя телосложение Васи, побледнела: сейчас будет позор. Когда Вася услышал от индуса: «Ну тогда отжимайся», - побледнел и Вася. Индус с недоверием смотрел на Васю и по его взгляду было видно, что он не верил в физические возможности Васи.
Вася начал отжиматься, пока его не остановят. Остановили его на 120. В шоке были все.
Российский генерал со словами: «Это наш обычный солдат», - повёл индуса дальше.
А Вася получил прозвище «Тигр». После этого с ним невозможно было куда-то выходить. Везде - в столовой, в парке, просто на улице - к нему подходили и после вопросаЖ «Ты тигр с танкового батальона?» - жали руку.
Вот уже неделя, как Васютин жил один. Он наелся свободы - во как, по уши, и теперь лежал на диване полуживой. Конечно, можно было сходить за «лекарством». Но организм Васютина уже ничего не мог принять внутрь, кроме пресной воды.
- Господи, лапушка, ну зачем ты уехала к своей маме без меня? - бормотал непослушными губами Васютин. - А теперь мне без тебя очень плохо…
Васютин врал. Жена очень хотела забрать его с собой. Но Васютин под разными предлогами отвертелся. И когда он остался один, ему было очень хорошо. До сегодняшнего дня…
Тут стоны Васютина перекрыло жалобное мяуканье. Васютин совсем забыл, что в квартире он не один. Скосив глаза, увидел, что по углам тычется отощавший кот Митяй. Казалось, что он что-то или кого-то ищет.
- И ты скучаешь по нашей лапушке! - растроганно всхлипнул Васютин. - Ну, иди, иди ко мне, брат Митяй, вместе погорюем.
Митяй вспрыгнул на грудь хозяина и довольно заурчал, примащиваясь поудобнее. Груди Васютина стало тепло, и он благодарно стал поглаживать спинку кота. Митяй заурчал еще громче. Груди же становилось все теплее и теплее. «Наступает лечебный эффект!», - понял Васютин.
А груди вдруг стало не просто тепло, а даже горячо. Казалось, что горячие струйки кошачьего терапевтического тепла стали даже сбегать по бокам Васютина. И вдруг Митяй стал… рыть лапами на груди Васютина. И тут до Васютина дошло, что кот только что совершил свою мокрую потребность прямо на его груди!
- Ах ты, скотина! - взревел Васютин и вскочил с дивана. Но Митяй дел деру раньше. Пылающий праведным гневом Васютин погнался за ним - и откуда только силы взялись. Кот юркнул в прихожую и спрятался под обувной шкаф. Рядом стоял его лоток-туалет. Выстланное газетами дно было использовано Митяем неоднократно. Видимо, сходить туда хотя бы еще раз стало противно чистоплотной кошачьей душе, да и унизительно. Вот Митяй и бродил по квартире в тягостных раздумьях - где бы присесть. В этот-то момент хозяин пригласил его к себе на диван. А поскольку от него исходило амбре не хуже, чем от кошачьего туалета, то наивный кот и счел это туловище вполне подходящим для отправления своей потребности.
- Ладно, брат Митяй, вылезай, не трону. Вижу, что сам виноват, вовремя не убрал твой лоток, - покаянно сказал Васютин. - Пошел я мыться-стираться. Пора в люди возвращаться!
И он поплелся в ванную комнату. Кот проводил его презрительным взглядом, в котором читалось: «Конечно, пора. Иначе в следующий раз я это тебе сделаю прямо на голову!»…
Когда-то, на заре появления прыжков в высоту с шестом как вида легкой атлетики, один из участвовавших в соревновании спортсменов продемонстрировал необычный трюк: он воткнул свой шест в щель опорной коробки, затем, балансируя, полез по нему вверх и, достигнув планки, просто перевалился на другую сторону. Судьи были озадачены, поскольку формально вроде не было к чему придраться - техника прыжка правилами не оговаривалась. Но посовещавшись, они вроде нашли зацепку
- Вы участвуете в прыжках с шестом с разбега, - объявили они спортсмену, попытка не засчитана.
Спортсмен в следующей попытке пробежался с шестом по дорожке и… повторил свой трюк.
После этого соревнования правила были пересмотрены и введен запрет перебирать руками по шесту при выполнении прыжка.
Группа геологов, ведущих разведку земных недр в якутской тайге, наняла себе в проводники немолодую женщину из местных. Однажды случилось так, что они остались ночевать у ее соплеменников. Тогда они увидели, что мужчины племени позволяют их проводнице питаться лишь скудными объедками. Геологи были потрясены таким возмутительно бесчеловечным отношением к женщине и высказали свое возмущение. Тогда им и объяснили…
Мужчина - охотник и воин. Он может и отбиться от хищника. Женщина может только убежать или забраться на дерево. Если женщина будет толстая, то не сможет быстро двигаться, и любой зверь в тайге ее легко поймает. А женщина чаще всего не способна самостоятельно соблюдать жесткую диету. Они так продлевали ей жизнь.
Похоже, в начале семидесятых пятигорский военкомат испытывал такой острый дефицит солдатского материала, что призвал в армию даже этих чудаковатых близнецов, прозванных у нас в роте Проглотитами.
Братья отличались необыкновенной прожорливостью. Родители почти ежемесячно присылали им продуктовые посылки. Так вот, в каждом таком фанерном ящичке имелась перегородка, по обе стороны которой заботливые папа с мамой укладывали одинаковое количество гостинцев: по пачке печенья, по банке варенья, по банке сгущенки, по три-четыре десятка конфеток, и так далее. Чтобы их излюбленные чада не имели проблем при дележке. Но братья все равно все пересчитывали.
Однажды в одном отделении посылки на одну конфетку оказалось больше. Братья разбирались, разбирались, как ее поделить, и схватились врукопашную. Пока они катались в проходе между солдатскими двухъярусными кроватями, от их посылки ничего не осталось - бойцы справедливо решили, что братцы и так зажрались, раз им силы девать некуда.
В роте с нами служил один здоровенный молдаванин. В нашей казарме часто по самым разным поводам вспыхивали драки. Молдаванин - его так и звали, а не по имени, - в них не участвовал, поскольку боялся убить кого-нибудь. А если хотел кого наказать, то просто «отпускал пиявку» - пальцами правой руки оттягивал здоровенный, как сарделька, безымянный палец на левой и хлестко щелкал им по лбу или затылку провинившегося. Причем, вполсилы. Что могло быть при полновесной «пиявке», он однажды показал, со всей дури хлестнув своей «сарделькой» по перевернутой алюминиевой солдатской миске: на дне ее осталась заметная вмятина.
Как-то Молдаванин заработал у поваров целый котелок подливки с мясом - то ли дров им поколол от нечего делать, то ли тушу говядины разделал в два счета, это уже их дела, - сам все съесть не смог, и решил позабавиться. Дело было во время ужина. Он подозвал к себе одного из близнецов, сидящих за соседним столом:
- Вот полкотелка подливки. Хочешь?
Проглотит поперхнулся слюной и оглянулся на своего старшего брата. Тот не сводил горящих глаз с одуряюще пахнущей посудины. И хотя предложение было сделано только одному, ответили они хором:
- Хочу!!!
- Отдам, - сказал Молдаванин. - Но - за пиявку. Пойдет?
Обжора, жадно вдохнув аромат мясной подливки, покорно склонил свою коротко остриженную голову. Молдаванин медленно оттянул свой знаменитый бронебойный палец… И залепил в самую макушку Проглотита такую смачную пиявку, что по всей столовой пошел звон, а мы в очередной раз убедились, что голова эта - совершенно пустая. Проглотит рухнул на стол лицом вниз.
- Крякнул! - прокатилось по солдатской столовой. Молдаванин" испугался и стал тыкать той же «сарделькой» в шею потерявшему сознание братцу:
-Эй, ты это чего, а? А ну вставай!
Но Проглотит уже пришел в себя. Он осторожно ощупал свою голову и неожиданно попросил первого, кто оказался напротив - это был Молдаванин:
- Погляди, у меня там дырки нет?
-Дырки-то не-е-т, - раздумчиво протянул тот, тщательно рассматривая эту бестолковую голову. - А вот вмятина осталась!
Столовая взорвалась хохотом. А «проглотит» прижал котелок к груди и побрел, пошатываясь, к братцу, который уже испереживался ждать его с ложкой в одной руке и краюхой хлеба - в другой…
Было это во время войны в одной из славных прииртышских станиц. Мужики почти все ушли на фронт, а их место в колхозе «Красный Октябрь», знамо дело, заняли бабы, пацаны да старики. Они и пахали, и сеяли, и скот разводили. Было в колхозе несколько колесных тракторов, и на них тоже работали девки. Бригадиром над ним значился старый казак, назовем его дед Тимофей, а помощником бригадира - шестнадцатилетний озорник Кешка.
И вот на полевом стане, перед началом весенней пахоты, двадцатипятилетний тракторист женского рода Пелагея решила поменять масло у движка своего стального коня. А для этого надо было залезть под него, отвинтить снизу у картера пробку и слить старое отработанное масло в ведро, затем снова завинтить пробку, и тогда уже сверху заливать свежее. Операцию эту надо было проделывать, лежа на спине. Ну, Пелагея так и расположилась, для удобства и упора широко расставив согнутые в коленях ноги. Комбинезона у нее не было, его Пелагее заменяла длинная грубая юбка из домотканого полотна.
Во время возни под трактором юбка эта сбилась, поднялась до колен, и сидевший рядом на корочках и подававший всякие полезные советы трактористу Пелагее помощник бригадира Кешка вдруг разглядел, что на лежащей молодой бабе нет одного из главных женских атрибутов - трусов. То ли потому, что была жаркая западносибирская весна, и ей не хотелось в них потеть, то ли по причине тогдашней тотальной бедности - но не было их, и все тут! А темнело в глубине светящихся девственной белизной полных, округлых женских ляжек нечто, отчего у Кешки перехватило дыхание и быстро-быстро застучало сердце. Без умолку тарахтевший до этого, он замолчал и покрылся пунцовой краской, не в силах оторвать глаз от открывшегося ему видения.
- Ну, чего ты там, язви тебя-то, заснул ли, чё ли? - расслышал он, наконец, сквозь звон в ушах сердитый голос Пелагеи из-под трактора. - Пробку-то подай, малахольный!
Кешка очнулся, устыдился своей растерянности - подумаешь, «этого самого» не видел! Хотя да, не видел, поэтому и пришел в такое замешательство, - разозлился на себя, на эту бесстыдницу Пелагею, и плохо соображая, что делает, схватил ведро с отработанным маслом и с размаху выплеснул его содержимое. Туда, под юбку с широко расставленными и бесстыже заголившимися ногами
И тут подошел - нет, не Киндзюлис, как говорится в литовских (или латышских?) анекдотах, а бригадир дед Тимофей, и оторопело уставился на отшвырнутое к его ногам ведро с остатками отработки, на расплывающееся по торчащим из-под трактора женским оголенным ногам масло. Эти чудовищно выпачканные ноги судорожно заскребли каблуками грубых башмаков по земле, и восставшая из-под железного коня Пелагея предстала перед двумя безмолвно и испуганно глазеющими на нее мужчинами - пацаном и стариком, - в образе разъяренной фурии.
- Кто-о-о? - провыла она, судорожно нашаривая в кармане замасленного фартука гаечный ключ. Дед Тимофей растерянно зашлепал губами, но реакция у перепугавшегося, однако не утратившего своего шкодства Кешки была куда быстрей, и он молча ткнул пальцем в бригадира, у ног которого валялась железная неопровержимая улика - пустое ведро из-под отработки.
-Ах ты, старый беспутный козел! - прошипела Пелагея, схватила деда Тимофея за шиворот, кинула его на землю и, плотно усевшись на его голову страшно оскорбленным местом, стала выполнять им возвратно-поступательные, а также круговые движения. Бригадир же только сдавленно мычал, не в состоянии даже отплевываться от обильно стекающего на его лицо, в рот, в нос и глаза масла и, кажется, не только масла. Это был первый в истории славного колхоза «Красный Октябрь», а возможно, и всей нашей социалистической родины куннилингус, хотя сама Пелагея об этом тогда и не догадывалась. Как, впрочем, и много позже.
Что было дальше? По разным отрывочным сведениям, униженный и оскорбленный дед Тимофей долго и бесплодно обивал порог райвоенкомата, чтобы сорвать свою злость на фашистах. Но на фронт его так и не взяли по причине непоправимой уже старости, и он перевелся на скотный двор и там крутил безвинным быкам хвосты, недобрым словом поминая Пелагею и сволочного пацана Кешку. А сама Пелагея, конечно же, скоро дозналась, кто на самом деле сотворил с ней такое непотребство и долго отлавливала Кешку. А когда, наконец, ей удалось прижать его, уже семнадцатилетнего, в укромном месте, с ними тогда вдруг приключилось такое, такое… Но это уже тема для другого рассказа. Эротического!
На втором или третьем курсе факультета журналистики КазГУ, где учился заочно, я раз и навсегда поразил преподавательницу немецкого языка.
Надо было привезти на экзаменационную сессию выполненную контрольную работу: перевод с немецкого на русский довольно крупного художественного текста. Причем, конспект перевода, в который я заносил те слова, которые искал для перевода в русско-немецком словаре, тоже надо было привезти с собой.
Немецкий я учил в сельской школе, преподавали его нам, не в обиду будь сказано учительнице, абы как. И все, что я мог сказать по-немецки без запинки к тому времени, когда стал студентом-заочником, звучало примерно так: «Айне кляйне поросенок вдоль по штрассе шуровал!». «Хальт!» и «Хенде хох», разумеется, не считались.
Я ночами пыхтел над этим переводом, но осилил его. И когда на зачетке протянул пухлую тетрадку-конспект преподавательнице, брови у нее вместе с очками поползли наверх.
- Вы что, даже союзы переводили со словарем?!
- Яволь! - отрапортовал я, демонстрируя знание языка Гейне. Она полистала тетрадку, низко нагнув голову, хрюкнула. И сказала:
- Давайте зачетку!
И, даже не спрашивая с меня устного задания, поставила… четверку.
Теперь уже у меня глаза стали квадратными.
- Почему… То есть - варум? - спросил я.
- Пятерку вам многовато будет, - подавив приступ смеха, улыбнулась преподавательница. - Тройку - обидно для нас обоих. А четверку за такое усердие в самый раз. Ферштейн, герр студент?
- А то! - обрадовался я. - Ауффидерзейн!
И, довольный, выкатился из аудитории.
Шесть лет мотался я на сессии в КазГУ, каждый год на сорок дней. И получил желанный диплом, защитив его на «отлично». Немецкий мне так и не пригодился. Как и нудная марксистско-ленинская философия, еще ряд дисциплин, весьма далеких от журналистики и непонятно для чего преподававшихся нам, в большинстве своем уже работающим в редакциях различных изданий, как я - в областной «Звезде Прииртышья».
И все-таки эти шесть лет заочной учебы дали нам многое для лучшего владения избранной профессией. А главное - открыли дорогу для карьерного роста. Что касается немецкого - слов сто после изучения его в университете все же напрочь застряли в моей памяти. Глядишь, когда-никогда и сгодятся…
Лет с полста тому назад, когда я жил еще в Казахской ССР, одного трудолюбивого чабана за многолетние сверхплановые приплоды и высокую сохранность ягнят наградили поездкой в столицу республики - Алма-Ату. С посещением балета. Аксакал вернулся домой с сияющими глазами. И вот что он рассказывал почтительно слушающим его помощникам в своей овцеводческой бригаде (а его рассказ затем разлетелся по всей казахской степи):
- Ну, значит, собралась в театре на этот самый балет большая толпа народа. Пожалуй, побольше даже, чем овец в нашей отаре! Сидят все на скамейках, красивые, важные, как наш председатель сельсовета Сагинтай со своей женой. Смотрят на сцену и чего-то ждут. Долго ждали, я за это время уже не одного барана успел бы остричь. И вот вдруг медленно все лампочки потухли. А на сцену с разных концов выбежали двое. Апырай, бессовестные такие! У кызымки платье - все равно что его нет. Вся курдючная часть наружу. А у джигита белые штаны в обтяжку. И такой сайман спереди торчит, что ой-бой! Как у нашего кушкара Ермека сзади.
И вот давай этот кушкар гоняться по сцене за кызымкой. А все на скамейках сидят, не дышат: поймает, не поймает? Поймал! И давай ее крутить в руках, как моя апайка скалку, когда тесто на бесбармак раскатывает. Покрутит, покрутит, потом приподнимет, к носу поднесет, ниже пупка понюхает: пришла в охотку, не пришла? Потом как кинет от себя - значит, не пришла!
Она снова от него начинает убегать, и он бежит, но (слепой, что ли?) в другую сторону. А все начинают хлопать и кричать: «Вправо, вправо!». Ну, джигит послушался, тут же кинулся вправо, снова поймал ее, и давай опять крутить. Крутит, крутит… А сайман у него - тьфу! - еще больше в его тесных штанах стал!
Ну, тогда джигит снова понюхал ее. И лицо у него сразу такое радостное стало! Он заулыбался, бросил кызымку на плечо, как волк овечку, и побежал куда-то вбок и скрылся совсем. Ага, значит, пришла таки в охоту? И не я один это понял! Все вокруг опять как начали хлопать этому кушкару вслед и кричать по-русски: «…бись…бись!». Ну, тут и я не выдержал и тоже стал хлопать и кричать. Даже громче всех!
- Ты? - недоверчиво спросил самый молодой из помощников чабана, Жаксыбай. - Зачем, Нажмиден-аке?
- Как зачем? - обиделся аксакал. - Хотел показать, что я хоть и из далекого аула, но тоже в этом, как его… балете, понимаю! Хороший был балет, ага! В нашем клубе такого не увидишь. Ну, кто у нас там за чаем сегодня следит? Подлей-ка мне еще.
Когда я учился в пятом классе, впереди меня сидела забавная близорукая девчушка по имени Таня.
А забавная она была тем, что отвечая на уроках, она от волнения иногда очень смешно путалась. Ну вот, например, рассказывая на уроке истории про подавление восстания 1905 года, Таня, поблескивая очечками, взволнованно вещала:
- …И тут налетели казаки, засвистели копыта, застреляли нагайки!..
Мы все лежали на партах и плакали.
Но совсем Танечка убила нас, когда на уроке литературы стала рассказывать басню про кукушку и петуха. Она вышла к доске и торжественно объявила:
- Крылов, басня «ПетУшка и Кукух»…
Больше ей ничего сказать не дали.
На хохот и визг в классе прибежал даже директор школы.
- Что у вас здесь происходит? - сердито спросил Николай Данилович.
Надежда Петровна, сдерживая смех и стараясь не смотреть на тоскующую у доски Таню, что-то сказала директору на ухо.
Директор выслушал ее и с самым серьезным выражением лица сказал:
-Продолжайте урок.
Затем, окинув строгим взглядом притихший класс, вышел. И уже из- за двери мы услышали его басовитое и удаляющееся:
- Охо-хо-хо!
И класс опять грохнул.
Так Танечка стала у нас ПеТушкой. Но ненадолго - мы все же понимали, что негоже обзывать девчонку…
Это было в далеких семидесятых в моей деревушке Пятерыжск. Мама трехлетнего мальчика купила ему на день рождения игрушечную гармошку. Вручая ее Петюне, она растянула меха и ласково спросила:
- А что это я купила нашему сыночку?!
- Спальгальку, - неожиданно выпалил сыночек. - У меня есть.
Он сходил к своему ящику с игрушками и принес… готовую шпаргалку. Оказалось, что его старшая сестренка готовилась к выпускным экзаменам в восьмилетней школе и наделала кучу шпаргалок по разным предметам. Складывала она их для компактности, понятное дело, гармошкой.
А Петюня не только видел, как делается шпаргалка, но и запомнил, как она называется. И вдобавок одну стащил (уже не знаю, как потом его сестренка выкручивалась на экзамене). А когда ему подарили хоть и маленькую, но настоящую гармошку, он тут же сравнил ее со шпаргалкой…
Но не спешите уходить со страницы. История это имеет продолжение. Мама Петюни взяла да и отправила эту историю про шпаргалку-гармошку на проводимый тогда Всесоюзным радио очень популярный конкурс «Юмор в коротких штанишках». И Петюнина «спальгалька» победила!
Конверт, как-то, вскрыли работники почты.
Хоть был и нарушен устав, но… не очень.
Все знали, что пишут так малые дети.
Лишь адрес обратный на этом конверте.
С трудом разобрали работники почты,
Довольно смешной и корявенький почерк.
Что, дедушке мальчик, ему, на деревню,
Так деду Морозу лилось откровенье.
Писал, поздоровавшись с дедом Морозом,
Что, не попросить в новый год он не может,
Пальтишко прислать, коль его износилось,
А, новое, даже, однажды приснилось.
Ещё - рукавички и тёплую шапку.
Хоть бабушка рядом, но злой его папка.
Он бабушке денег почти не даёт.
А бабушка старая, скоро помрёт.
Растрогала просьба работников почты.
Собрали посылочку мальчику срочно,
С надеждой, что новое всё он наденет…
На варежки, жаль, не хватило им денег…
Вновь «деду Морозу» на почте письмо.
Работники враз распознали его.
Открыли, читали, не без любопытства:
«Посылка пришла от тебя очень быстро!
Я стал на себя примерять всё скорей.
Но, жалко, что варежек не было в ней.
Хоть вы со снегурочкой мне их послали…
Наверно, работники почты украли!"