Я не верю, что ты после смерти,
Обретаешь желанный покой,
Поднимаясь в далекое небо,
Оставляя родных под собой.
Ты уходишь под темную землю,
И покой обретает твой труп,
На земле оставляя лишь образ,
Который когда-то сотрут.
Насколько же было бы легче
Поверить во весь это бред,
О том, что родные на небе,
Не знают ни горя, ни бед.
Не катятся горькие слезы,
По их изможденным щекам,
У них есть одна лишь забота -
Оказывать помощь всем нам.
Все так, но почти, есть поправка.
Их лица на чувствуют слез,
Им чужды людские заботы,
И горесть несбывшихся грез.
Их нет. Просто нет. И земля лишь
Всегда будет тело хранить,
То что когда-то ласкали,
То что теперь будет гнить.
И больную порою бывает,
Что ложь заменила тебя,
Я думала ты будешь вечно,
И смерть не отнимет тебя.
Но ты под землей. Я не верю,
Что все еще рядом со мной
Ты бродишь невидимым духом
От бед заслоняя собой.
Ты под землей. И лишь время,
Хранит твой тоскующий взгляд,
Тобой устремленный в окошко,
Целыми днями подряд.
Я думала ты будешь вечно.
Но вечна одна только боль,
Не знаешь ты жизни на небе.
И нет тебя рядом со мной.
Лишь грубая надпись подводкой
Раны мой бередит,
Время все лечит. Ну как же!
А я вот не в силах забыть…
И слышится стук среди ночи,
Так хочется верить, что ты,
Стоишь за потертую дверью.
Но это лишь морок. Мечты…
Шепни только мне среди ночи,
Что ждешь меня где-то давно,
Я брошусь к тебе, все оставив,
Все то, что мне было дано.
Я брошусь к тебе через время,
Сквозь сотню гнетущих проблем,
Я все побросаю на месте,
Без страха пожертвую всем.
Но слышится ночью не шепот,
А ветра сурового вой,
От вечно отчаянно гонит,
Образ болезненный твой.
Был маленький домик в деревне, у речки.
Бабуля меня там ждала на крылечке.
Лучистой улыбкой домой приглашала.
И всем угощала… Немного ворчала, что дров нет у печки.
Мы с ней говорили о счастье, о горе
о том, что бывает тяжёлою доля,
что нет урожая, засохла трава.
Как хочется слышать опять те слова.
Как хочется видеть тебя, вновь и вновь.
Когда ты прядёшь, или песни поёшь.
Я слушала их с замиранием сердца.
Смотрела как шерсть превращается в нить.
Училась терпению вязать и не ныть.
По ягоды летом с тобой мы ходили.
По лесу бродили… искали чабрец, шиповник и мяту,
Чтоб чай заварить и он был ароматный.
Рецепты твои были очень просты.
Никто и не знает, кого ни спроси.
Как пахнет «Ботвинья"и что значит «Тюря».
Век технологий, родная бабуля!
Деревня твоя… Та же самая речка.
Но, только, нет больше родного крылечка.
Полынь и осока по пояс стоит.
Могу лишь теперь с «бугорком» говорить…
Copyright: Наталья Жукова-Бабина,
Ты далеко. Дальше, чем мое светлое будущее,
Дальше, чем реализация моих дешевых метч,
Дальше, чем мое понимание происходящего,
Дальше, чем живущий во мне лицемер.
Ты низко. Глубоко и низко под землей,
Ниже, чем моя самооценка,
Ниже, чем мое состраданье,
Ниже, чем моя моральная мерка.
Но ты жива. Ты жива глубоко в моем сердце,
Живее огонька в моем взгляде,
Живее безрассудных прохожих,
Живее, чем само это сердце.
Ты вечна. Более вечна, чем память;
Более вечна, чем мои проблемы,
Более вечна, чем моя тоска,
Более вечна моей моральной делемы.
Ты бессмертна, даже будучи мертвой.
Бессмертнее моих жалких врагов
Бессмертнее осеннего ветра,
Бессмертнее истинных слов.
Только родные дети продолжают называть тебя мамой, даже когда для остальных ты давно бабушка.
Мне моя бабушка-еврейка, когда были очередные проблемы всегда говорила: «Не нужно так нервничать и убиваться, тебе за это не заплатят»
В коричневом скромном плаще,
с платочком на теплую шею,
и солнце играет в душе,
ох, как хорошо было с нею,
всегда улыбнется легко
и спросит: «Чего нужно к чаю?»
Но в чашку нальет молоко,
«Рогаликов!"-я отвечаю,
Сидим за столом и молчим,
глаза говорят нам о многом,
с друг другом побыть сто причин
найдем в этом мире убогом,
Лежит предо мною листок-
на нем поздравление ручкой:
«Желаю, чтоб счастья поток
к тебе хлынул озером, внучка!»
…она мне приснится в плаще
с платочком на теплую шею,
и также легко на душе,
как-будто увидела фею.
Ольга Тиманова
Я старая женщина
Руки трясутся.
Всю жизнь прожила
Я в округе села.
Но жизнь поражает
Зашли ко мне с улицы
Три парня здоровых
Их знала всегда.
В тот день капал дождь
Было мокро на улице,
Они попросили
Немного тепла.
Да я их пустила,
Ну вдруг ведь простудяться!
Себе на беду.
К себе в дом приняла.
Они выпивали,
От водки ведь чудится,
И им почудилось
Богатая я.
Но денег ведь нет
И желание не сбудется
Не дам не копейки
Их нет у меня.
Они мне не верили
Надеюсь забудется
Ударили в нос
Кровью пол залила.
Крутили мне ноги
Крик слышен на улицу
Но в дом не вошел
Не один для меня.
Они молодые,
Они много трудятся
Поднять им меня
Было много труда.
Один лишь вернулся
Душа в нем пробудиться
Помог мне умыться
И врач в след пришла.
Судили их долго
Лишь это не судится
Ведь я не калека
И вообщем жива.
А третий не выдержал
Ему не забудется
На утро на елке,
Висящим нашла.
IHA
Для приготовления настоящего деревенского летнего чая потребуется следующее: старый деревянный дом с печкой, фаянсовый чайник, нагретый солнцем подоконник и буханка хлеба на нем, кипяток, индийский чай в мягкой пачке со слоном, который тут же пересыпается в жестяную банку с обрубленной чайной ложкой, кипяток из большого эмалированного чайника, веточка мяты (по желанию) или лимон и бабушка.
Главным в данном списке, конечно же, является бабушка, поскольку все остальные составные части зависят именно от бабушки и подчиняются только ей.
Помню, как совсем ещё ребенком впервые мыла пол в деревенском бабушкином доме. Очень старалась. Вымыла - доски аж сияют в лучах солнца. Позвала бабушку. Бабушка пришла, посмотрела, потом молча подошла к кровати, подняла покрывало, свисавшее почти до пола, опустилась на колени и тихо позвала меня. Я подошла, опустилась рядом с ней и недоумевая заглянула под кровать.
Там, среди пушистых комочков пыли и засохших травинок, от недавно сушившегося донника, лежал мой, потерявшийся пару дней назад, носок.
- Если убираешь - всегда убирай так, чтобы там, где не видно, было чище всего! Хорошо? - мягко спросила она.
- Хорошо, бабушка.
С тех пор прошло много лет и сегодня рядом со мной уже нет бабушки. Деревенский дом покинут… Но до сих пор, вспоминая те бабушкины слова, я часто думаю о «тёмных уголках» наших душ и о «блестящих поверхностях» наших жизней, выставленных напоказ…
И тихим, нежным и строгим одновременно, как еле слышное, неземное эхо, приходит бабушкин голос…
- Хорошо…
В моём детстве в нашем старом шифоньере было очень много вещей. Одежда бабушки и дедушки, платья времен молодости моей мамы, «отрезы» ткани. Я любила рассматривать всю эту пестроту, пахнущую ароматным мылом, лежавшим тут же неподалёку; и воспоминаниями моей семьи.
Всё мне нравилось в этом шкафу, кроме, небольшого белого узелка: лёгкого и туго завязанного. Было в нем что-то неясное, необъяснимо отталкивающее. Все вещи перевешивали, перекладывали, а он так и оставался лежать в дальнем левом углу. Однажды я увидела, как бабушка рассматривает его содержимое. На белом стареньком платочке лежали: простыня, наволочка, рушник, платье, нитяные чулки, платок и серые маленькие тапочки. Бабушка посмотрела на все эти вещи и снова завязала в узелок, спокойно сказав, что это её «сверток про смерть». Да, именно, так она его назвала. Но даже если бы она не сказала, я бы догадалась. Слишком уж неприятные чувства вызывал он.
Много лет лежал белый свёрток напоминанием - как коротка жизнь человека и как мало ему нужно оказывается в конце этой жизни.
Одним из самых заветных моих желаний тогда было, чтобы он лежал… лежал… все в нём истлело бы уже от времени, так и не понадобившись.
Отпустить человека очень сложно, особенно если он был тебе дорог. Ты понимаешь, что придется жить с воспоминаниями о нем, но его самого в твоей жизни не будет. Должна сказать, что воспоминания причиняют одну лишь боль, если они связаны с ушедшим навсегда. Ты стараешься не думать о нем, не вспоминать, просто чтобы не причинять боль самой себе, но потом вдруг ловишь себя на мысли, что тебе действительно стыдно за себя. Тебе кажется, что ты не абстрагируешься от боли, а подло забываешь того, кем честно дорожил.
Первое время я старалась вообще не вспоминать о бабушке, ведь каждое мгновение, которые всплывало в моем сознание, обрекало меня на целые часы страданий и бессильных слез. Я не приезжала в ее дом, живя у тети, не навещала ее могилку первые два года, не смотрела на ее фотографии и не говорила о ней с кем бы то ни было из близких. Со временем мне действительно удалось чуть притупить боль. Я позволила себе повесить бабушкину фотографию в своей комнате, пару раз навестила ее могилку и даже обсудила свои чувства с тетей, немного повспоминав о детстве, прошедшем рядом с бабушкой. Прошли года и я уже частенько навещала могилу бабушки, ухаживала за ней, часами сидела у серого холмика, запустив руку в сырую землю и смотрела на каменное надгробие. С него на меня смотрели ее каменные глаза, но в них не было прежнего блеска. Я понимала это, но ничего не могла поделать.
Я помню как рыдали небеса,
Тебя провожая в путь;
Я блуждала в слезах одна
И шептала: «Прошу, не забудь!
Ты однажды мне обещала,
Что придешь со мной попрощаться
В тот день, когда тебя не станет,
Когда разучусь улыбаться.
Но летят незаметно дни,
За их ходом давно слежу.
Я сижу у нашей двери
И тебя в одиночестве жду.
Но не слышу твоих шагов
За холодным металлом двери
И жаль, что не могу сказать
«Не ври мне, прошу, не ври».
Я могу говорить с пустотой,
Но она мне не ответит.
Только шепчет мне жгучая боль
«Не лечит, время не лечит».
Я буду шептать твое имя вечному времени,
А он его будет в тиши напевать поколениям.
Я тебя не забуду, даже согнувшись под бременем,
Даже убитая близкими, их фальшивым доверием.
Я буду шептать твое имя хладному ветру,
И холод его как ни странно согреет меня,
И я буду скитаться с ним за руку где-то
В поисках воспоминаний печальных огня.
Я буду петь твое имя как колыбельную
В будущем своим маленьких крохотным деткам.
Ты ведь знаешь, что я всегда буду верною
Твоей доброте, твоим образам редким.
Я буду шептать твоя имя на смертном одре,
И ты его сквозь времена услышишь.
Я буду с наивною верой взывать к тебе;
Я буду верить что ты меня слышишь.
Ты прошепчешь имя мое однажды,
Но только так, что услышу твой шепот лишь я,
И я забуду что все кто мне дорог продажны,
Как кого-то предала, как была предана.
Я возьму тебя за руку, верно взглянув в глаза,
И увижу в них радость от нашей встречи.
Бабушка, помни, что я вечно одна
И в этом сумрачном мире лишь твой образ вечен.
18.03
Смотреть на увядание бабушки - это как смотреть на увядание цветка: он уже не такой красивый и пахнет не так сладко. Даже если ты захочешь запечатлить его - засушить - он будет выглядеть совершенно иначе, чем живой.
Видеть как исчезают волосы на голове, как грубеет этот знакомый голос, как гаснут искорки души в её глзах, веки все сильнее опускаються на глаза, словно уже не хотят смотреть на этот мир.
Ты знаешь, что сорванный цветок увянет рано или поздно, но ты продолжаешь ухаживать за ним, желая, чтобы он остался с тобой еще совсем недолго.
Осталось три до твоего дня рождения.
Осталось три вечности, чтобы тебя забыть,
Смириться с жестоким судьбы поражением,
Признать твой уход, и наконец отпустить.
Я помню тот день, когда смерть к тебе прилетела
На крыльях жестокого и хлоднокровного времени.
Бабушка, знаешь, а я ведь в тот миг не поверила,
Что суждено мне сломаться под тяжестью смертного бремени.
Я помню твои навсегда закрытые веки
И бледные губы на безмятежном лице.
И словно в усмешку судьбе на них застыла улыбка,
Опровергая идею о печальном конце.
Прошли года, а мне не как не изгнать
Из мыслей улыбку на мертвых губах.
Тебе удалось после смерти судьбе показать
Что ей не удасться зажечь в твоем сердце страх.
Я помню седые косы, что я же плела
И в памяти все еще мягкость твоих волос.
Признаю, судьба тебя забрала,
Но ветер времен твой образ мне вновь приподнес.
Я помню, как гладила плача твою плечо,
Так искренне веря, что ты не мертва,
Что тебе просто холодно, а сердце мое горячо,
И ты вновь проснешься от моего тепла.
Но ты не вставала, все так же лежа в гробу,
Вокруг сновали мне незнакомые лица,
Они пришли попрощаться, твою обсудив судьбу
Что ты жила словно ангел и улетела как птица.
Я помню день похорон и много плачущих лиц,
Твой гроб, лежащий на мокрой земле.
Бабушка, не было слышно и птиц,
Ведь даже небеса рыдали по тебе.
Я помню, что не было слез на моем лице
Лишь до того момента, когда тебя
Не стали предавать сырой, жестокой земле,
Навеки отнимая у меня.
И помню, как вырвался крик из дрожищих губ,
Когда твое лицо закрыли белой тканью,
И как я рвалась из сжимавших рук
Вдруг осознав, что я тебе теряю.
Как много лет я не могла тебя забыть,
Рыдала, приходя к твоей могиле
И тщетно я молила Бога отпустить,
Молила о забвение, о силе.
И вот сейчас я вновь его прошу
Твой образ в мыслях воскресить.
Не для того, что бы позлить судьбу,
А для того, чтобы улыбку подарить.
Осталось 3 дня до твоего дня рождения.
Осталось 3 вечности чтобы тебя забыть.
Нет, бабушка, я не предамся забвению!
Я буду жить, продолжая твой образ хранить!