Бабушка плакала… Ее кота, ее любимого Тимки не было дома уже третьи сутки. И Гриша, даже не переодеваясь с дороги, отправился на его поиски. Деревня и все ее окрестности были знакомы ему с самого детства, он часто отдыхал тут летом.
Кота он обнаружил далеко от дома, обойдя все, даже малозаметные тропинки, ведущие от деревни. Кот сидел, спрятавшись за толстым стволом старого дерева, привязанный за ствол старой коряги.
Скорее даже не привязанный, а прикрученный за хвост куском тонкой проволоки. А передние лапы, чтобы он не сопротивлялся, были просунуты под ошейник у него на шее.
Заметив Гришу, Тимка неловко заскакал на месте, тоненько пища от страха. Юноша, ласково разговаривая с ним, осторожно приближался. Наконец кот узнал его, хоть они и не виделись целый год. Тим радостно потянулся к Грише.
Парень сорвал ошейник и отбросил его далеко в сторону, с трудом отцепил глубоко впившуюся в хвост кота проволоку. Тимка сам забрался ему в руки, необычно тоненьким голоском (для такого крупного кота), жалуясь ему.
Когда радость бабушки от встречи с Тимкой улеглась, Гриша устроил ей допрос. Оказалось, в деревне все думают, что его бабуля, бывший член партии и ветеран труда — колдунья. С чего это взяли, не понятно, но относятся к ней в деревне предвзято. А когда она завела черного кота Тимку — сомнения у жителей деревни отпали.
Но до недавнего времени ее просто обходили стороной, а тут к соседям приехали внуки, два мальчика — погодки. Вот они то и начали ее травлю. То дрова по двору разбросают, грядки потопчут, воду на колонке перекроют. Недавно стекла на окнах побили, а теперь вот и Тимке досталось…
Гриша сжал кулаки и не слушая бабушкиных причитаний рванул к выходу. С пацанами явно разговаривать было бесполезно и он решил надавить на родителей.
Родители слушали его с усмешкой. Подумаешь грядки, подумаешь кот… Ладно. Парень пошел тяжелой артиллерией:
— Я удивляюсь вашей глупости… Считаете бабулю ведьмой и делайте ей гадости… Про семейные проклятия что-нибудь слышали, или хотя бы про банальную порчу?
Улыбка сползла с лица наглых мужчины и женщины. Они беспокойством переглянулись. Гриша удалился, он был уверен, что на бабушкин двор больше никто не зайдет.
Проходя через их двор он краем глаза заметил собаку на цепи… вроде ничего странного, но что-то заставило его подойти поближе. От увиденного его захлестнула ярость.
Некрупный дворовой пес был у ужасном состоянии… Кто-то, а скорее всего это были все те же пацаны, строительным степлером пробили нос собаки и несколько крупных скоб «красовались», крепко впившиеся в нежный коричневый нос собачки. Лопоухие ушки были побриты и проколоты дыроколом. В аккуратные круглые дырочки были вставлены веревочки с маленьким колокольчиками.
Разглядывать подробнее Гриша не стал. Собаку он отвязал сразу же… Милый песик испуганно жался к стенке будки, а поняв, что издеваться над ним не собираются, весело заскакал вокруг, звеня колокольчиками. Эти колокольчики, вместе с бережно вынутыми скобами тут же полетели в навозную кучу, сваленную у забора.
Гриша не понимал, как же так можно? Он вернулся за колокольчиками, взял их через носовой платок и вернулся в дом. Соседи, наблюдавшие за ним в окно, успели закрыть дверь, но он выбил ее одним ударом ноги.
С женщиной связываться на стал, а скрутив мужчину, засунул вонючие колокольчики ему в штаны. Уже стоя на выходе, он сказал им:
— Если вы помните, моя бабушка колдунья. И я вам обещаю, что в следующей жизни вы будете собакой и кошкой. А жить будете у своих внуков. Так что как вы детей воспитаете, так потом и будете жить. В любви и ласке или же в ежедневных мучениях. Вам выбирать…
С радостно скачущей собачкой Гриша возвращался в бабушкин дом. Теперь он точно знал, что воспитанием детей в этом доме теперь займутся плотно. Не из любви к животным и людям, а из страха предсказания Гриши. Но пусть хотя бы так, неизвестно, сколько еще могло пострадать от их детей, которые под защитой таких родителей чувствуют себя в полной безопасности.
Дома было тихо, только тикали большие часы на стене. А его бабушка — «ведьма», с Тимкой на коленях, стучала по клавишам ноутбука, переписываясь с подругой в Контакте.
Издевалась гурьба над котёнком.
Изощрённо и методично.
От толпы отделился мальчонка.
Быть жестоким ему непривычно.
Кто-то крикнул: «Расслабься, приятель!»
И добавил презрительно некто:
«Кто не с нами, тот подлый предатель!»
Побоялся, что станет объектом.
— Я за камнем, — в ответ прозвучало.
— Что, как вкопанный встал, чернокнижник?! -
Малодушие камень подняло,
Занесло над котёнком булыжник.
Вот и всё! Сатана — вне сомненья! -
Хохотал над растерзанной тушкой.
По спине хлопал в знак одобренья…
Он рыдал этой ночью в подушку.
Утром лавры забряцали звонко!
Голос совести сделался глуше…
Первый брошенный камень в котёнка
Повредил неокрепшую душу.
За обидчивостью кроется сознание собственной неполноценности, за сентиментальностью — жестокость.
От собачьей жизни человек становится волком.
В человеке легче разбудить животное, чем человеческое, если оно спит.
Бабочку легко бывает спутать с молью,
Раздавить, не рассмотрев крыла.
Бросить со смущением от мысли:
Эх, не дождалась ее игла!
Посмотреть еще на стену в рамках,
А одна пуста, но там висит.
И опять зажечь на кухне лампу —
Может, на огонь кто прилетит.
А в пяти километрах от города.тишина.
Там колышутся ветви деревьев, там воздух свеж.
Ей пятнадцать. Жестоко избита. Лежит одна.
И следы от ботинок на курточке цвета «беж».
А в кармане разбитый вдребезги телефон.
Нет возможности маме с папою позвонить.
И разрезал ту тишину её детский стон:
«Мама, мамочка! Как же сильно хочу я жить!»
В это утро они цеплялись как никогда.
Мат за матом, что ей не место среди людей.
Непонятная ненависть сверстниц. словно стена.
А она не могла понять: что не так то с ней?
Две руки, две ноги, голова на плечах. на месте.
Ненавидели без причины, за то. что есть.
У неё всё всегда по совести, всё по чести.
Человечной быть в наше время. как ношу несть.
Стать бездушной, жестокой тварью ей не дано.
Придирались, пихали, плевали девчонке в спину.
А сегодня забили ногами. словно дерьмо.
Отвезли чуть подальше и вышвырнули как псину.
Ведь у них в их пятнадцать «нет сердца».и им плевать.
Нет морали, нет уважения, нет сострадания.
Их заботит одно: где и как будут «отвисать».
И кто станет мишенью в школе для истязания.
В этот день в материнской груди так несносно было.
Странный страх. и предчувствие очень большой беды.
Сердце билось так быстро, кололо и будто ныло.
И отец ей принёс лекарства, подал воды.
Двадцать вызовов.недоступна.И мама в слёзы:
«Срочно в школу поехали! Чувствую. с ней беда!
Ведь не пьёт и не курит, не употребляет дозы.
Ей своей среди „быдла“ не стать уже никогда!
Слишком гордая. вся в тебя. Как ей с этим жить?
Среди чёрствых, пустых, обезбашенных, злобных кукол!
Помоги же ей, господи. Буду тебя молить.»
— прошептала, смотря на блестящий над церковью купол.
«Её не было в школе. Хотели вам сами звонить.
Прогулять в этом возрасте — это как вроде нормально.»
«Но.не с ней! Подскажите, где дочь моя может быть?»
— и мать кинула взгляд в свору стерв у окошка печально.
Те смеялись. Им всем хоть бы хны. У них всё хорошо.
Не щемит в уголочках совесть, не плачет душа.
А у женщины пот холодный по телу пошёл.
Руки сжав в кулаки, мать стремительно к ним подошла.
«Я же вижу её! Вижу в ваших глазах бестыжих!
Из-за вас для неё ненавистною школа стала.
Я найду её!.. с вами!.. без вас!.. если надо — на лыжах!
И полиции подскажу почему пропала.
Жить с такими волками — значит по-волчьи выть.
Собирайтесь сейчас же! Покажете нам дорогу!
Я не знаю. сумеет ли дочь моя вас простить!
Чтоб жива оказалась, молитесь усердно богу!»
А в пяти километрах от города.тишина.
И кровавые пятна на белом снегу. как повесть.
Там колышутся ветви деревьев, стоит сосна.
Там покоятся: человечность, добро и совесть.
Переломы и гематомы. Лежит одна.
Ей пятнадцать. В израненном сердце есть место надежде:
Что пробьётся подснежником в жизнь и её весна.
Жаль.что верить в людей не сумеет уже как прежде.
-------------------------------------------------------------------------—
Обратите внимание на ценности ваших детей.
То что с ними творится — ужасно, плачевно, серьёзно.
Воспитать Человека — задача отцов, матерей.
Обратите внимание сейчас! Завтра может быть поздно!
Коняга
Мчит по полю холеный табун,
Лишь один на подворье стреножен,
Он, увы, не Арабский скакун
И на папку ничем не похожий!
Рыжий конь не набегался всласть,
Беспородный и нужно смириться.
Не удался он в чистую масть
И виною тому кобылица!
Ждет бедняга, трясется как лист,
Хомутами как плетью изранен.
У боярина суд неказист:
«На забой! Чтоб табун не поганил.»
Слезы катятся, вздохи как крик!
Стороной, по краям Лукоморья,
Проводил его пьяный мясник
Прямиком за село, в живодерню.
Шкура «Бурки «легла на шестки,
Плоть — холопы на щи растащили.
Каждый браги хлебнул от тоски,
И конягу на утро забыли!
Если трусу случается торжествовать, он не способен к прощению мстя за свои унижения до жестокости.
`
Мне года 4−5. Приехали к бабушке. Жила она в добротном частном доме с задним огороженным двориком и огородом. Меня, как первого внука, она обожала и всегда старалась чем-нибудь порадовать:
- Чего бы ты хотел? Greebo?
- Нуу… я… я хочу жаренную курицу.
- Хорошо, побудь пока здесь, поиграйся во дворе. А я пойду исполнять желания.
Бабушка пошла на задний дворик, закрыв за собой калитку. Меня же одолело любопытство - куда она пошла, зачем? Я обошёл дом с другой стороны. И в тот самый момент, когда я прильнул к забору, бабушка прижала курицу к пеньку и профессионально взмахнула топором. Топор остался в пеньке, голова курицы откатилась в сторонку, а ещё трепыхавшуюся тушку бабушка крепко держала в руках.
Я оббегаю дом, открывается калитка, и я кулаками и криками накидываюсь на бабушку:
- Что же ты наделала? Зачем ты отрубила ей голову?
- Но… ведь ты сам попросил жаренную курицу.
Так я узнал, что курицу, прежде чем пожарить и съесть - нужно убить.
Мы лишь куклы, манекены, подставившие свои спины под удары ножом. Все мы прячемся в каких-то образах, за какими-то масками, бывает не замечая этого. У каждого из нас есть поступки о которых он не хочет говорить и даже вспоминать, но есть и положительные, вот только на них никто не обращает внимания… Все запоминают только плохое. И не говорите, что вы никогда не сталкивались с этим.
Коррида - жестокое наслаждение убийством !
Лучше пистолет в кармане, чем камень за пазухой.
Кровавая луна взошла… гулять собака с человеком шла!
Из подворотни вышли троя, собаку дернул:-«Стой со мною»
Один из тройки подошел, спросил курить и отошел…
Его убить убить втроем решили. Тот человек пошел быстрей
И прошептал псу: -«Ну скорей»…
Во двор он тесный взял свернул, со злости банку ногой пнул,
Собака заскулив присела, в руке его сигара тлела…
Тут вышли троя- окружили, они во дворе этом жили…
-«Зачем наврал что нет курить?» сказал один и начал бить…
К трубе хозяин привязал собаку, с тремя вступился один в драку.
Скулила псина глядя в тьму и будто говорила Я смогу,
Ну отвяжи я умоляю иначе я сильней залаю…
Он дрался с ними - он герой… собака проскулила я с тобой,
Я умоляю отпусти и я смогу тебя спасти…
И тут упал на землю он, кто-то с разбегу вжог пенком…
Собака долго не ждала, ошейник скинула она
и побежала к ним тогда.
А троя те мальчишку били до полусмерти уж избили…
С разбегу кинулась на всех троих-хозяин отполз,
Он все еще жив!
Всю эту тройку загрызла она,
Гордо сидит на асфальте одна…
Тут кто-то встал, ствол свой достал…
Выстрел в собаку сразу попал…
Вдруг заскулила собака во тьме,
Крикнул хозяин сквозь слезы: _"Ко мне!"
С грудью простреленной псина бежала
И подбежав у ног завизжала,
Словно хотела сказать я с тобой,
Ты дрался с ними, ты мой герой.
Тут он ее обнял и зашептал…
Дождик зловещий с неба закапал,
Руки в крови, ей шепчет терпи,
Я умоляю меня ты прости…
Тут рано утром солнце встает,
Ужас прошедший- прохожих берет.
В обнимку с собакой хозяин в крови,
На холодной земле лежал до зари.
Легкая улыбка на губах,
На вечно застыли слезы в глазах…
У жестокости нет точного адреса, её прописка - человечество.