Иван Ефремов - цитаты и высказывания

За обидчивостью кроется сознание собственной неполноценности, за сентиментальностью — жестокость.

Порабощение женщины неизбежно влечет за собой рождение рабских душ и у мужчин

…только в начале своего существования любая религия живет и властвует над людьми, включая самых умных и сильных. Потом вместо веры происходит толкование, вместо праведной жизни — обряды, и все кончается лицемерием жрецов в их борьбе за сытую и почетную жизнь.

— Что же делают в жизни мертвые души?
— Мешают жить живым, внешне не отличаясь от них. Только они ненасытны в пустых и самых простых желаниях: еде, питье, женах, власти над другими.

И мы продолжаем говорить, что основа культуры - это понимание меры во всём.
С возрастанием уровня культуры ослабевало стремление к грубому счастью собственности, жадному количественному увеличению обладания, быстро притупляющемуся и оставляющему тёмную неудовлетворённость.
Мы учим вас гораздо большему счастью отказа, счастью помощи другому, истинной радости работы, зажигающей душу. Мы помогали вам освободиться от власти мелких стремлений и мелких вещей и перенести свои радости и огорчения в высшую область - творчество.
Забота о физическом воспитании, чистая, правильная жизнь десятков поколений избавили вас от третьего страшного врага человеческой психики - равнодушия пустой и ленивой души. Заряженные энергией, с уравновешенной, здоровой психикой, в которой в силу естественного соотношения эмоций больше доброты, чем зла, вы вступаете в мир на работу. Чем лучше будете вы, тем лучше и выше будет всё общество, ибо тут взаимная зависимость. Вы создадите высокую духовную среду как составляющие частицы общества, и оно возвысит вас самих. Общественная среда - самый важный фактор для воспитания и учения человека. Ныне человек воспитывается и учится всю жизнь, и восхождение общества идёт быстро.

- Все разрушения империй, государств и других политических организаций происходят через утерю нравственности. Это является единственной действительной причиной катастроф во всей истории, и поэтому, исследуя причины почти всех катаклизмов, мы можем сказать, что разрушение носит характер саморазрушения. Некомпетентность, леность и шаловливость «мальчиков» и «девочек» в любом начинании является характерной чертой этого самого времени. Я называю это «взрывом безнравственности», и это, мне кажется, гораздо опаснее ядерной войны".

Поколения, привыкшие к честному образу жизни, должны вымереть в течение последующих 20 лет, а затем произойдёт величайшая катастрофа в истории в виде широко распространяемой технической монокультуры, основы которой сейчас упорно внедряются во всех странах, и даже в Китае, Индонезии и Африке.

Думать, что можно построить экономику, которая удовлетворит любые потребности человека, тенденция к чему пронизывает всю западную (e.g. американскую), да и нашу, в вульгарном и буквальном понимании «каждому по потребностям», фантастику - это непозволительная утопия, сродни утопии о вечном двигателе и т. п.

Единственный выход - в строжайшем самоограничении материальных потребностей, основанном на понимании места человека и человечества во вселенной, как мыслящего вида, абсолютном самоконтроле, и безусловном превосходстве духовных ценностей перед материальными. Понимание того, что разумные существа - инструмент познания вселенной самоё себя.

Если понимания этого не произойдёт, то человечество вымрет как вид, просто в ходе естественного хода космической эволюции, как неприспособленный/неприспособившийся для решения этой задачи, будучи вытеснено более подходящим (возникшим не обязательно на Земле). Это закон исторического развития столь же непреложный, как законы физики.

Стремление к дорогим вещам, мощным машинам, огромным домам и т. п. - это наследие фрейдовского комплекса психики, выработавшегося в результате полового отбора. Единственный путь преодоления этого комплекса через всестороннее понимание психических и психофизиологических процессов, которое уже 2000 лет практикуется в Индии и Тибете.

Ergo обучение и воспитание должно начинаться с обучения психологии как истории развития человеческого сознания и истории как истории развития общественного сознания. Физика, химия, математика - обязательные, но далеко не достаточные дисциплины для сознания современного человека с его огромной плотностью населения и, как следствие, плотностью информации, с неизбежной промывкой мозгов, необходимым для поддержания текущего социального устройства.

Дать подростку 12−14 лет представление о самом себе, как о творце нового, исследователе неизвестного вместо формируемого уже к этому моменту стереотипа «успешного обывателя», который заполонил всю западную ноосферу и прочно укоренился в нашей.

За социалистическими и коммунистическими лозунгами уже давно скрывается мещанская, обывательская алчность и зависть и стремление к лёгким деньгам и вещам.

То же самое можно сказать про школы, в большинстве своем производящих чёрствых и костных выпускников, начисто лишённых любопытства, чего не было ещё 20 лет назад. Школьные программы погрязают в деталях, вместо того, чтобы создавать систему представления об окружающем мире, в результате успешные ученики - «зубрилы», начисто лишённые творческого мышления. Они попадают в ВУЗ, а потом приходят на предприятия, в КБ, НИИ, начисто лишённые целостного представления об устройстве мира.

Все разрушения империй, государств и других политических организаций происходят через утерю нравственности.

Это является единственной действительной причиной катастроф во всей истории, и поэтому, исследуя причины почти всех катаклизмов, мы можем сказать, что разрушение носит характер саморазрушения. Некомпетентность, леность и шаловливость «мальчиков» и «девочек» в любом начинании является характерной чертой этого самого времени. Я называю это «взрывом безнравственности», и это, мне кажется, гораздо опаснее ядерной войны.

Мы можем видеть, что с древних времён нравственность и честь (в русском понимании этих слов) много существеннее, чем шпаги, стрелы и слоны, танки и пикирующие бомбардировщики.

Когда для всех людей честная и напряжённая работа станет непривычной, какое будущее может ожидать человечество? Кто сможет кормить, одевать, исцелять и перевозить людей? Бесчестные, каковыми они являются в настоящее время, как они смогут проводить научные и медицинские исследования?

Путь Фрейда-спустившись в глубины психики, показать животные, низменные мотивы наших поступков. Фрейдистское сведение основ психики к четырем-пяти главным эмоциям есть примитивнейшее искажение действительности. Им отброшена вся сложнейшая связь с наследственной информацией и совсем упущено могучее влияние социальных инстинктов, закрепленное миллионолетним отбором. Наряду с заботой о потомстве оно заложило в нашей психике крепкие основы самопожертвования, нежности и альтруизма, парализующие тёмные глубины звериного самолюбия.

Никто не испытывал страха: слишком яростна была борьба за жизнь.

Из всех европейских наций русская сформировалась на самой обширной территории, притом с суровым климатом. Этот выносливый народ получил от судьбы награду- способности, сила которых, мне кажется, в том, что русские всегда стремятся найти корень вещей, добраться до основных причин всякого явления.

Скользя по мокрой наклоненной палубе, моряки перетащили оба сцепленных вместе плота ближе к корме, надели спасательные нагрудники и торопливо выпили по стакана водки. Кочегар, стапром и рулевой вооружились веслами, чтобы отвести плот подальше от тонущего корабля… Страшно самому видеть тонущее судно, особенно когда оно тонет кормой. Корабль словно падает навзничь, в судорогах поднимая высоко нос, затем медленно переворачивается, показывая ослизлое, обросшее днище, безобразное, подобное разложившемуся трупу, и медленно исчезает в волнах…
Никто из них не мог сказать, сколько прошло времени-может быть, всего несколько часов, может быть, несколько суток: в сознании моряков перестали существовать обычные человеческие представления. Только воля ещё жила в этих полумертвых телах. Это она заставляла людей поднимать голову над захлестывающими волнами и держаться за леера продетыми по локоть в петли руками: кисти рук, опухшие и сведённые, не могли больше служить морякам.
Инстинктивное ощущение близости берега проникло в слабеющее сознание старшего помощника. Ильин поднял тяжелую голову и некоторое время боролся с плавающими в глазах чёрными пятнами…
Крутые темно-серые стены фиорда на двигались и вырастали, всплывая из тумана… Ближний берег бухты представлял нагромождение огромных камней, разделённых узкими протоками. Меж этих камней виднелись две высокие мачты парусного судна, а дальше сквозь туман смутно рисовался целый лес мачт…
Тихо причалив к тупому носу парусника, моряки внимательно прислушались. Ни одного звука не доносилось с палубы или изнутри. Судно, очевидно, было пусто… Уцепившись за руль, было не трудно подняться по трапу, но оказалось, что у моряков не хватает на это сил. Наконец кочегар отчаянным усилием подтолкнул вверх старпома и, скрипя зубами от напряжения, взобрался сам с леером на шее. На палубе у обоих все поплыли перед глазами. Ильин упал, но кочегар устоял и принялся разматывать линь, чтобы помочь взобраться на палубу остальным.
Вдруг где-то внизу заскрипели доски под тяжелыми шагами-на палубе выросла огромная фигура в синей рубашке, высоких морских сапогах и… остановилась в изумлении…
Высокий норвежец пытливо разглядывал незнакомую форму и сказал что-то, показав в сторону моря. Ильин и Курганов переглянулись, затем Старром решительно ответил по-английски:
-Русские моряки… спаслись с тонущего судна.
-Рашен, рашен.-забормотал норвежец, заметно взволнованный. Он обвел рукой вокруг фиорда и добавил, коверкая английские слова:-Немцы везде, будут хватать.-и сжал в кулак раскрытую ладонь.
Кочегар тряхнул головой и сделал вид, что прицеливается из винтовки. Норвежец опять внимательно посмотрел на моряков-едва заметный насмешливый огонёк задегся в его спокойных глазах… Беспокойство за товарищей придало силы оставшимся на плоту, и они принялись карабкаться на парусник. Норвежец невольно попятился, но кочегар просто, по-товарищески взял его за руку… Норвежец зажег фонарь и повёл нежданных гостей вниз, в носовую часть парусника… Неподвижный воздух, пропитанный запахом смолы, лежалой парусины и дуба, показался морякам жарким, их исхлестанные водой и ветром лица загорелись. Хозяин опустился на колени и возобновил жестикуляции, часто повторяя по-английски:"Не отворять! Не отворять!"Ильин объяснил товарищам, что норвежец, по-видимому, собирается уйти и просит, чтобы русские не отворяли, если кто-нибудь взойдет на судно. Когда он вернётся, он постучит к ним так: кулак норвежца стукнул по полу дважды двойным ударом… Ильин бросил норвежцу :"Иес", и тот быстро вышел, заботливо прикрыв дверь…
-А не пошёл ли наш друг за фрицами?-тревожность спросил механик, выразив общее недоумение, возникшее у моряков при поспешеом уходе хозяина…
-Деваться сейчас все равно некуда, оружие у нас с собой… За баррикад Иран имя покрепче и, если начнут дверь ломать, обязательно услышим. Зато как следует отдохнем, а там… утро вечера мудренее.
…Надёжно заклинив крепкую дверь болтом и найденной тут же свайкой, моряки принялись стаскивать с себя и выкручивать мокрую одежду. Невыразимое ощущение тепла, покоя и слабости овладело людьми, но у них хватило энергии развязать тюк с оружием… Моряки укрылись несколькими слоями парусины и, прижавшись друг к другу голыми телами почти мгновенно забылись крепчпйшим сном.
Глухо, будто издалека, Ильин услышал сквозь сон неясный шум, затем в дверь постучали… Сон слетел. Морщась от боли во всех мышцах, Ильин разбудил товарищей…
Едва открылась дверь, моряки увидели тусклый дневной свет, падавший через люк сверху. За дверью знакомый голос норвежца сказал кому-то несколько слов на своём языке. Кряхтя и цепляясь спиной за низкую притолоку, в каюту пролез седобородый старик почти такого же роста, как сам хозяин…
Оба пришельца изумленно рассматривали необычайную картину. В низкой, душной кладовой, под потолком, завешанным мокрой одеждой, слабый свет фонаря едва освещал шестерых совершенно голых людей, сжимавших в руках оружие. Старик сурово улыбнулся… Старик шагнул вперед, бесстрашно отстранил автомат кочегара и, с облегчением выпрямив спину, сел… Моряки уселись против старика, все еще не выпуская из рук оружия. Старый норвежец осмотрел каждого острыми, глубоко сидящими глазами, поскреь пальцем густую бороду и заговорил по-английски. …Старпом начал переводить товарищам слова старика:
-Мы попали, а фискер (рыбачий порт).Имеется здесь отряд береговой охраны немцев, но морская база-в соседнем фиорде… Наш хозяин живёт здесь потому, что немцы выселили его с братом из дома на той стороне фиорда-дом понадобился для береговой охраны. Вот и облюбовал он этот парусник: помещение просторное и ненавистных фашистов не видит. Оказывается, хозяин бегал вечером в посёлок, рыбаки собрали большой совет: что с нами делать… Рыбаки решили, что, если дело до боя дойдёт, немцы на сто километров вокруг всех перебьют или загончт в тюрьму. Рыбаки предлагают помочь нам бежать, и как можно скорее. Из бухты ни одно моторное судно не выйдет, горючего нет. Кроме того, от мотора шум. Лучше всего на этом же паруснике, на котором мы находимся: он стоит очень удачно, у самого входа в бухту… За ночь мы сможем отойти далеко от берега, в зону, где патрулируют английские суда. Этой ночью, пока мы спали, они доставили сюда два бочонка с водой, соленой рыбой, ячменного хлеба… А пропали мы, оказывается больше двенадцати часов!..
-Да,-обратился Ильин к старику по-английски,-исчезновение большого судна немцы ведь заметят?
-Это наше дело,-ответил старик.-Целая ночь. Приведем старую большую шхуну и затопим здесь, чтобы мачты торчали.
…"Марсели разрезные, с лебедками-может быть, справился",-отметил про себя старпом, торопясь припомнить свою парусную практику, которую когда-то проходил в мореходных классах… Левее бушприта, вдоль чёрной тени скал фиорда, море в отдалении преграждалось цепью куполообразный, близко расположенных островов. Они походили на костяшки исполинского подводного кулака, выступавшие на поверхность моря:"…Будь это шхунка. да что угодно, лишь бы поменьше и с косой парусностью"…
Скоро судно было полно людей. Норвежцы неторопливо, но не теряя ни одной лишней минуты, обтягивали такелаж, вытаскивать, разворачивались и поднимали паруса… Коренастый капитан подошёл к Ильину, пожал руку:
-Я Оксхольм. Все готово. Паруса поставил левентик к ветру, который сейчас. Подуёт из фиорда-для такого положения рей будет бакштаг…
.Норвежцы, вытирая пот, по-прежнему молча, по-дружески пожимали советским морякам руки или хлопали по плечу и исчезали за бортом…
Паруса, входившие в туман над головами моряков, расправили складки. Ветер из фиорда тихо зашипел в снастях… Едва заметный толчок прошёл по судну;медленно, почти нечувствительность оно двинулось. С увеличением скорости стал наконец действовать руль, и вовремя: даже в таком тумане можно было различить впереди смутные контуры скалистого мыса…
В густом тумане судно бесшумно шло в открытый океан, покидая норвежский берег… Старром собрал свою не многочисленную команду, объяснил, что парусносную науку придётся изучать на ходу.
-Раскиньте мозгами, соображайте, как справиться в случае надобности. Шлюпочные паруса всем вам знакомы, теперь постигайте настоящие…
Метелицын первым достиг салинга и, стараясь не смотреть вниз, полез по вантам, добираясь до верхнего брам-рея.Палуба исчезла в тумане, мачта уходила далеко вниз, а брам-стеньга казалась черезчур тонкой… С каждым креном судна мачта описывала в воздухе дугу. Когда бригантина ныряла носом, мачта словно проваливались под Метелицыным, и он судорожно цеплялся за перекладину вант. Ещё хуже показалось молодому моряка при подъеме судна на волну-огромная мачта ринулась на него, словно желая ударить, ноги ушли вперёд, и он повис над палубой спиной вниз. На лбу Метелицына выступил холодный пот, слегка мутило на непривычной высоте. Но он быстро освоился и смог рассмотреть проводку снастей-гитовых, топенантов и горденей.
Общими усилиями на кофель-планках у бортов судна были разысканы ходовые концы этих снастей-правых и левых. Навалившись животами на парус и упершись ногами в зыбкие, качающиеся, как люлька, перты,"паровые мореходы"сумели справится с непривычной задачей. Несмотря на темноту, брамсель был убран.
Ветер посвежел и начал заходить, но экипаж бригантиы уже немного освоился со снастями. Реи обрасопили как нужно, парусность уравновесилась, и старое судно бежало по морю со скоростью десяти узлов…
Ночь шла для Ильина и рулевого в чутком выслушивании звучания ветра в парусах. Едва только шум ветра становился сильнее и звонче, оба моряка уже знали, что судно бросилось к ветру. Возросшее сопротивление штурвального колёса немедленно сигнализировать о том же. Для остальных четверых ночь прошла в беспрерывно возне со снастями. Руки моряков, привычные к работе совсем другого рода, болели, а на ладонях образовались волдыри…
Утром судно встретилось с сильным волнением…
-Как бы не было шторма!-кричал Старром своему помощнику сквозь треск и скрип мачт и снастей.-Жаль, барометра у нас нет. Давайте задраим люки покрепче, заложим румпель-тали.
-А с парусами как?-тревожность спросил Метелицын.
…-Давайте сообразим… Больше половины парусов уже нет, но нужно, нужно…
-Бизань бы убрать,-осторожно подсказал помощник.
-Бизань-то само собой. Тогда у нас на бизань-мачте останется один этот косой парус,…как его парусный спец называл-апсель.Он сказал, что это специально штормовой. Кливера, конечно, придётся убрать, но на фок-мачте у нас остался единственный парус и здоровенный нижний Марсель. Придётся оставить, только глухие рифы взять…
-…Антон Петрович, но. как этот Марсель глухо зарифить и что значит-глухо?
Ильин разъяснил Метелицыну сам удивляясь, как могли так долго хранится в памяти все эти подробности прямого парусного вооружения…
Ветер то ослабевал, то налетал порывами, неся издалека как бы хор глухих воплей, в которые изредка врывались пронзительные звуки труб…
Море неистовствовало… Бригантина под единственным уцелевшем марселем неслась по бурному морю… Иногда передняя половина судна исчезала, отрезанная стеной пены, хлеставшей поперёк палубы, или гигантский вал опрокидывался своей вершиной, догнав убегающий парусник. Тогда, цепляясь изо всех сил за поручни, согнувшись и задерживая дыхание, моряки чувствовали, как оседает под ними судно, придавленное многотонной тяжестью, и наконец резко, будто собрав все силы, выпрямляется, сбрасывая с себя цепкие щупальца моря, которые, извиваясь и пенясь, устремляются обратно за борт.
Старром вместе с Титаренко, обливаясь потом по насквозь мокрой одеждой, крепко держали штурвальное колесо. Штурвал сопротивлялся, и малейшая неверность руля грозила немедленной гибелью. Ильин старался угадывать в неистовом танце волн ту линию, стремясь по которой судно, как балансирующий над пропастью человек, могло надеяться сохранить своё существование.
Остальные моряки, изнемогая от усталости, беспрерывно качали помпы: вода в трюме-из разошедшихся швов-быстро прибывала…
* * *
В просторной кают-кампании английского крейсера «Фарлесс"ярко горел свет. Большинство свободных офицеров собрались здесь, расположившись в удобных креслах. Качка изматывала, не давая возможности чем-нибудь заняться или спать.
-Ужасная вещь, джентльмены, быть сейчас в море! Наше патрулирование совпало с началом осенних штормов,-сказал молодой лейтенант своему соседу…
В кают кампанию, протирая глаза платком, вошёл ещё один офицер, красное лицо которого говорило о том, что он только что с палубы.
-Наконец, Кеттеринг! Сменились?
-Мы скучали без ваших рассказов…
-Что наверху?
-Бал сатаны,-отвечал Кеттеринг на последний вопрос…-Могу рассказать вам одну небольшую историю, происшедшую больше века назад…-Кеттеринг уселся поплотнее в кресле, расставив длинные ноги, и зажег трубку…
-Вы знаете, что я работал до войны в архиве адмиралтейства… В числе других документов я обнаружил интересный рапорт… о гибели трехмачтового корабля Ост-Индской компании «Фейри-Дрэги» в тысяча восемьсот семнадцатом году. Этот корабль попал в большой циклон в Индийском океане. Шквал налетел так внезапно, что рангоут корабля был сильно поврежден, груз сместился в трюмах вследствие крена. Только опытность искусного капитана и героическая работа матросов вывели «Фейри-Дрэги"из кране опасного положения. К несчастью, шквал был предвестником страшного циклона, противостоять которому поврежденный корабль в конце концов уже не смог… Когда разбитый корабль уже погружался в океан с него заметили бриг неизвестной национальности, шедший тоже на фордевинд и догонявший тонущий «Фэйри-Дрэги».Неуклюжий широкий корпус судна временами весь исчезал в колоссальных волнах, виднелись только верхушки его двух мачт. Судно шло под единственным парусом, не соответствовавшие силе циклона,-нижним марселем…
В кают-компанию быстро вошёл старший офицер в штормовой одежде, с которой ещё стекала вода, на ходу бросив стюарда:
-Виски!
-Что-нибудь случилось, сэр?-тревожно спросили офицеры, приподнимаясь в креслах.
-Ничего.В море парусник неизвестной национальности, под одним марселем, идёт на фордевинд, как и мы.
-Что такое, сэр?-вскочил Кеттеринг.-Уж не чёрное ли двухмачтовое судно…

До войны я был геологом, поклонником непокорной нашей природы, мечтателеи. Трудная для тихой души военная страда, разрушения и зверства, чинимые на моей родной земле полчищами захватчиков, едва не сломили меня. Но все же я справился и скоро стал закаленным, подобно сотням моих боевых товарищей. И моя мечтательность, казалось, навсегда покинула меня. Я сделался жёстким, мрачным. В душе осталась какая-то тяжкая пустота-пустота, которая заполнялись только в боевых схватках с врагом, только удачными налетами моих батарей.
В марте я был серьёзно ранен и на несколько месяцев вышел из строя. После лечения в госпитале я получил отпуск и был направлен на отдых, на курорт в Среднюю Азию. Я протестовал, доказывал необходимость немедленной отправки меня на фронт, говорил о том, что совершенно одинок,-ничего не помогло.
Словом, в конце июля тысяча девятьсот сорок второго года я оказался в поезде, мчавшем меня по просторным казахстанским степям навстречу жаркому солнцу.
Я часто стоял по ночам у открытого окна. Ветер, пахнущий полынью, сухой и свежий, приветливо обвевал меня. Лёгкая степная темнота подчеркивала древнее безлюдье равнины. Но я, я был весь там-далеко на западе.
Все же извечная безмятежность природы сделала своё дело, и к концу недели своей поездки я как-то внутренне немного смягчился, а главное-стал с большим вниманием смотреть на окружающий мир.

Болото пересекали два больших лося. Они шли спокойно, не видя людей. Высокие ноги животных двигались неторопливо, но размашистый шаг легко и быстро нес массивные тела по топкой, пропитанной водой толще мха. Передний лось закинул назад огромные рога, поднял голову и каким-то презрительным взглядом оглядел покорные ему пространства болот…
-Досадно смотреть!-произнёс Султанов.-На этаких длинных ногах никакое болото не страшно. В день по двести километров можно делать!-Он с огорчением поглядел на свои ноги в тяжёлых сапогах.

Алмазов хватило бы на весь мир. А вы знаете, как необходимы они в промышленности и… в бурении.