Лег над пропастью русский путь.
И срывается в бездну даль.
Русский русского не забудь.
Русский русского не предай.
Не ступили бы мы за край,
Да подталкивают враги.
Русский русского выручай.
Русский русскому помоги.
Грелась тьма у моих костров.
Никого корить не берусь.
Но вставая из тьмы веков,
Русской силой держалась Русь.
Отслужила свое хлеб-соль.
Мир не стоит нашей любви.
Русский русскому, как пароль,
Имя нации назови.
Перешел в набат благовест.
И нельзя избежать борьбы.
Могут вынести русский крест
Только наши с тобой горбы.
Русским духом, народ, крепись
У последней своей черты.
Русский русскому поклонись.
Русский русского защити.
Душу русскую сохрани.
Землю русскую сбереги.
В окаянные эти дни
Русский русскому помоги.
И вечный бой.
Покой нам только снится.
И пусть ничто
не потревожит сны.
Седая ночь,
и дремлющие птицы
качаются от синей тишины.
И вечный бой.
Атаки на рассвете.
И пули,
разучившиеся петь,
кричали нам,
что есть еще Бессмертье…
… А мы хотели просто уцелеть.
Простите нас.
Мы до конца кипели,
и мир воспринимали,
как бруствер.
Сердца рвались,
метались и храпели,
как лошади,
попав под артобстрел.
…Скажите… там…
чтоб больше не будили.
Пускай ничто
не потревожит сны.
…Что из того,
что мы не победили,
что из того,
что не вернулись мы?..
Давайте жить неторопливо,
Кофейный утра аромат
Поведает нам чуть лениво,
Что без мечты мир пустоват.
Смеясь над воробьем крикливым,
Поймем, как ссоры все пусты,
Что стоит жить неторопливо,
И в день шагнем без суеты.
День жмет на газ нетерпеливо,
По серпантину лет кружа.
Давайте жить неторопливо,
К финальной точке не спеша.
Пускай другие горделиво
Амбиций взращивают сад.
Давайте жить неторопливо,
Любовь не превращая в ад.
Средь глупых языков болтливых,
Иллюзий, клятв, ненужных встреч
Давайте жить неторопливо,
Чтобы тепло души сберечь.
Луна купается в заливе,
И шепчет о любви волна,
Давайте жить неторопливо -
Жизнь поторопит нас сама.
…А годы проходят, как песни.
Иначе на мир я гляжу.
Во дворике этом мне тесно,
и я из него ухожу.
Ни почестей и ни богатства
для дальних дорог не прошу,
но маленький дворик арбатский
с собой уношу, уношу.
В мешке вещевом и заплечном
лежит в уголке небольшой,
не слывший, как я, безупречным
тот двор с человечьей душой.
Сильнее я с ним и добрее.
Что нужно еще? Ничего.
Я руки озябшие грею
о теплые камни его.
Кем расстреляна она???
-Та страна горит огнями…
Не войною сожжена -
Утонувшая в обмане…
С ней порок, бесчестье, лож…
Наша нация безмолвна!
Отдала себя за грош -
Стала слаба и бескровна.
Кем расстреляна она???
Утонувшая в обмане…
В лжесвободе рождена -
На коленях погибает!
Воспевал ее просторы
С той любовью и тоской…
На могиле -черный ворон -
Плачь - Шевченко молодой.
Как страдали за свободу -
Отдавали свою жизнь…
Наши воины - народу
- Только все перевелись.
Не осталось тех достойных
- Не продажных и простых…
Так противно… с «псами» воздух
На родной Земле делить.
Пусть… противен этот век!
Правит лож, порок, бесчестье.
Каждый знает - в каждом грех,
Только нет грешнее мести.
Не погибнет человек!
Вера, слово - четче станут.
И прозревшие вовек -
Вновь восстанут! Вновь восстанут!
«21.09.2013 год
Многие люди хотели б жить вечно,
Но порой наша жизнь не оставляет следа,
Но все мы стареем, мы не бесконечны,
И старому молодость не вернуть никогда.
Кто-то может хотел бы прожить целый век,
И люди думают что всё-таки можно,
Но бессмертно в природе не живёт человек,
И как хотелось… но нет, невозможно…
И умирают люди всего в двадцать лет,
Хотя в манну небесную верят упрямо,
И верят они что в рай летят, в свет,
Но думать об этом, надеюсь нам рано…
Коньяк в графине - цвета янтаря,
что, в общем, для Литвы симптоматично.
Коньяк вас превращает в бунтаря.
Что не практично. Да, но романтично.
Он сильно обрубает якоря
всему, что неподвижно и статично.
Конец сезона. Столики вверх дном.
Ликуют белки, шишками насытясь.
Храпит в буфете русский агроном,
как свыкшийся с распутицею витязь.
Фонтан журчит, и где-то за окном
милуются Юрате и Каститис.
Пустые пляжи чайками живут.
На солнце сохнут пестрые кабины.
За дюнами транзисторы ревут
и кашляют курляндские камины.
Каштаны в лужах сморщенных плывут
почти как гальванические мины.
К чему вся метрополия глуха,
то в дюжине провинций переняли.
Поет апостол рачьего стиха
в своем невразумительном журнале.
И слепок первородного греха
свой образ тиражирует в канале.
Страна, эпоха - плюнь и разотри!
На волнах пляшет пограничный катер.
Когда часы показывают «три»,
слышны, хоть заплыви за дебаркадер,
колокола костела. А внутри
на муки Сына смотрит Богоматерь.
И если жить той жизнью, где пути
действительно расходятся, где фланги,
бесстыдно обнажаясь до кости,
заводят разговор о бумеранге,
то в мире места лучше не найти
осенней, всеми брошенной Паланги.
Ни русских, ни евреев. Через весь
огромный пляж двухлетний археолог,
ушедший в свою собственную спесь,
бредет, зажав фаянсовый осколок.
И если сердце разорвется здесь,
то по-литовски писанный некролог
не превзойдет наклейки с коробка,
где брякают оставшиеся спички.
И солнце, наподобье колобка,
зайдет, на удивление синичке
на миг за кучевые облака
для траура, а может, по привычке.
Лишь море будет рокотать, скорбя
безлично - как бывает у артистов.
Паланга будет, кашляя, сопя,
прислушиваться к ветру, что неистов,
и молча пропускать через себя
республиканских велосипедистов.
А Герострат не верил в чудеса. Он их считал опасною причудой.
Великий храм сгорел за полчаса, и от него осталась пепла груда.
Храм Артемиды. Небывалый храм по совершенству линий
соразмерных. Его воздвигли смертные богам -
и этим чудом превзошли бессмертных.
Но Герострат не верил в чудеса, он знал всему действительную
цену. Он верил в то, что мог бы сделать
сам. А что он мог? Поджечь вот эти стены.
Не славолюбец и не фантазер, а самый трезвый человек на свете - вот он стоит. И смотрит на костер, который в мире
никому не светит.
И в декабре не каждый декабрист. Трещит огонь, и веет летним духом. Вот так сидеть и заоконный свист,
метельный свист ловить привычным ухом.
Сидеть и думать, что вокруг зима, что ветер гнет
прохожих, как солому, поскольку им недостает ума в такую
ночь не выходить из дома.
Подкинуть дров. Пижаму запахнуть. Лениво ложкой
поболтать в стакане. Хлебнуть чайку. В газету
заглянуть - какая там погода в Магадане?
И снова слушать заоконный свист. И задремать - до самого рассвета.
Ведь в декабре - не каждый декабрист.
Трещит огонь.
У нас в квартире - лето…
Я не знаю, как остальные,
но я чувствую жесточайшую
не по прошлому ностальгию -
ностальгию по настоящему.
Будто послушник хочет к господу,
ну, а доступ лишь к настоятелю -
так и я умоляю доступа
без посредников к настоящему.
Будто сделал я что-то чуждое,
или даже не я - другие.
Упаду на поляну - чувствую
по живой земле ностальгию.
Нас с тобой никто не расколет.
Но когда тебя обнимаю -
обнимаю с такой тоскою,
будто кто-то тебя отнимает.
Одиночества не искупит
в сад распахнутая столярка.
Я тоскую не по искусству,
задыхаюсь по настоящему.
Когда слышу тирады подленькие
оступившегося товарища,
я ищу не подобья - подлинника,
по нему грущу, настоящему.
Все из пластика, даже рубища.
Надоело жить очерково.
Нас с тобою не будет в будущем,
а церковка…
И когда мне хохочет в рожу
идиотствующая мафия,
говорю: «Идиоты - в прошлом.
В настоящем рост понимания».
Хлещет черная вода из крана,
хлещет рыжая, настоявшаяся,
хлещет ржавая вода из крана.
Я дождусь - пойдет настоящая.
Что прошло, то прошло. К лучшему.
Но прикусываю, как тайну,
ностальгию по-настоящему.
Что настанет. Да не застану.
Иногда,
чтобы жить,
мы рискуем собой -
Вот такой парадокс человечества…
Наши предки в России на праведный бой
Шли за веру, царя и Отечество.
Защищая Отчизну, они в трудный час
Никогда не считались с потерями.
Ну, а мы все просрали. Остался у нас
Лишь обломок великой Империи.
Были сыты крестьяне, дворяне горды,
Флот силен и богато купечество,
Но с тех пор утекло очень много воды.
Где та вера? Где царь? Где Отечество?
Вера нынче нужна, чтоб накинуть узду,
Чтобы требовать с бедных смирения.
А церковные служки прощают за мзду
Толстосумам все их прегрешения.
И попы в иномарках гоняют в кабак,
Псевдонищие лаются с паперти…
И захочешь тут в бога поверить - да как,
Если двери к нему для нас заперты?
Правят нами лжецы, и с трибун говорят,
Нас зомбируя, вещи бесспорные,
Но за взятку готовы продать все подряд,
Ложь опять прикрывая реформами.
Все, что нажито было совместным трудом,
Разошлось меж придворными сворами.
Власть - у них. Как сейчас не пугай их судом,
Все закончится лишь разговорами.
И Отечество наше сберечь не смогли,
И уже будто так и положено:
На земле на своей не получишь земли -
Или продана, или заложена.
Вот и стала чужой нам большая страна,
Где подлец возомнил себя барином,
И для нас вся Отчизна - лишь дом в три окна
Да могилы на кладбище стареньком.
Да и мы хороши. Если завтра война -
Мы поднимемся ульем встревоженным.
Ну, а в мирное время вокруг тишина.
Мы молчим, будто так и положено.
Но, быть может, когда перестанем молчать,
Возродится былое Отечество.
Чтоб куда-то придти, нужно путь свой начать -
Вот такой парадокс человечества…
А все-таки было бы хорошо,
Чтоб в людях жила отвага,
Чтоб каждый по городу гордо шел
И сбоку сверкала шпага!
И пусть бы любой, если надо, мог
Вломившись в дверь без доклада,
С обидчиком честно скрестить клинок
И твердость мужского взгляда.
Как сладко за подленькое словцо,
За лживую опечатку
Врагу в перекошенное лицо
Надменно швырнуть перчатку!
Тогда б не бросали на ветер слов
Без должного основанья,
И стало б поменьше клеветников,
Болтающих на собраньях.
А совесть и гордость имели б вес.
И, сдержанный блеском шпаги,
Никто бы без очереди не лез,
Тыча свои бумаги.
Отмелькала беда, будто кадры кино,
В черно-белых разрывах фугасных.
И в большом кинозале эпохи темно,
И что дальше покажут - не ясно.
Разбивается луч о квадраты стекла
Довоенного старого дома.
И людская река по утрам потекла
По аллеям к заводам и домнам.
Просыхает асфальт, уменьшается тень,
И девчонка торопится в школу.
Довоенный трамвай, довоенный портфель -
Все опять повторяется снова.
Я в отцовских ботинках, в отцовских часах,
Замирая, смотрю без прищура,
Как в прозрачных, спокойных, тугих небесах
Самолетик рисует фигуры…
Двадцать лет, тридцать лет, сорок лет
Рушит хроника стены театров.
Двадцать лет, тридцать лет, сорок лет
Нас кино возвращает обратно.
Я не видел войны,
Я смотрел только фильм,
Но я сделаю все непременно,
Чтобы весь этот мир оставался таким
И не звался потом довоенным.
Стремись в заоблачные выси…
Спеши, дорога коротка.
И ты пришел не на века -
на миг расцвета чувств и мысли.
И все, что было до тебя
Прими, как милостыню нищий.
Раздай ту радость, что отыщешь,
печали пряча и копя.
Поставь себе любой предел,
перешагни его… и снова,
И пусть в сердцах осядет слово,
которое сказать посмел.
Не позволяй лениться телу,
Уму не должно отдыхать.
И праздность вязкая опять
Вернет к начальному пределу.
Вгрызайся в мелочи и сны,
Ищи частиц элементарных
В природе, в измах элитарных,
Чтоб стали гении ясны.
Не уворуй чужих ключей,
Но постучись в любые двери
Предощущение проверить,
что корень истины - ничей.
Найдя в скелете мирозданья,
Который сам построил ты,
Ячейки черной пустоты,
Разрушь его до основанья.
Как муравей, начни опять
Искать гармонии единой.
Не утешайся половиной,
Где можно целое объять.
Будь у наитий в кабале,
Но поверяй их ритмом чисел.
Стремись в заоблачные выси,
Но стой при этом на земле.
В Империи Севера - вечно зима.
В Империи - холода вечного трон.
В Империи - в окнах одна только тьма,
Ведь Солнце затмил здесь собою Дракон.
Все славят его, проклиная в душе,
А псы его всюду следят за тобой.
И многие с этим смирились уже,
Но ты не согласен с такою судьбой.
И ты мастеришь себе меч и копье.
Доспехи хлипки, но ты горд и упрям.
Тебя не пугает ночное зверье,
И ты приступаешь к жестоким боям.
Ты учишься быстро войне у врагов -
Удар за удар, а обман - за обман.
Ты жертвуешь ближним, лишаясь оков,
И рвешься наверх, чуя власти дурман.
Все больше друзей в твоем списке потерь -
Без них не бывает, ведь ты на войне.
Ты душу теряешь. Ты бьешься, как зверь.
И ты настигаешь врага в вышине.
Жестокая битва - и все решено,
И прежняя власть превратилась в труху.
Шум битвы сменился теперь тишиной,
Теперь ты - на троне, на самом верху.
Вот только мечты растерялись в боях,
И ты защищаешь тот, старый, закон,
И, в зеркало глянув, ты чувствуешь страх,
Когда понимаешь: ты - новый Дракон…
***
Ты вцепишься в трон, чтобы вниз не упасть…
Ты Солнце надежды закроешь собой…
Ты сделаешь все, чтоб спасти свою власть,
Когда вдруг появится новый герой…