Родные края
Из разлук, из дорог, из краев отдаленных
Каждый день вижу я странный дом у реки,
Занавеску в окне между веток зеленых -
Там мои дорогие живут старики.
И в дождях и в пурге я шагаю упрямо,
По другим адресам писем слать не хочу,
А на солнце с крыльца смотрит старая мама -
Кто идет там тропинкой? Не я ли иду?
Я приду, я приду, все дела я заброшу
И увижу тогда то, что видел во сне:
Кто-то молча стоит у калитки заросшей,
Кто-то там приоткрыл занавеску в окне.
Мы ушли далеко, слышен гул перекличек -
Мы сквозь космос летим голубою звездой.
Но у русских людей есть старинный обычай
Возвращаться из странствий в родное гнездо.
1972
До свиданья, дорогой мой, до свиданья!
К сожаленью, нам с тобой не по пути.
Расставанье переходит в расстоянье.
До свиданья, дорогой мой, не грусти.
Поезд наш летел и к радости, и к мукам,
Только мне придётся с поезда сойти,
И на станции с названием «Разлука» -
До свиданья, дорогой мой, не грусти.
Нас короткая любовь с тобой венчала.
Если было что не так - меня прости.
Только жизнь не повторяется сначала.
До свиданья, дорогой мой, не грусти.
Верю я, что будет всё у нас, как прежде,
Лишь дорогу нужно долгую пройти,
И до станции с названием «Надежда» -
До свиданья, дорогой мой, не грусти.
7 мая 1974
Здравствуй, белый пароходик,
Увези меня отсюда
В край, куда ничто не ходит -
Ни машины, ни верблюды,
Где кончаются концерты,
Не снимаются картины,
Где играют с чистым сердцем
Синеокие дельфины.
Здравствуй, мальчик на причале,
Здравствуй, мальчик поседевший,
Расскажи ты мне вначале -
Что там в мире надоевшем?
Я один, по мне топочут
Ноги-ноги, грузы-грузы…
У спины моей хлопочут
Невеселые медузы.
Что там в мире? Все как было,
Только ветры стали злее,
Только солнце чуть остыло,
Только вымокли аллеи.
Я один, по мне топочут,
Ночи-ночи, муки-муки…
За спиной моей хлопочут
Ненадежнейшие руки.
Грустный мальчик, до свиданья,
Не возьму тебя с собою.
Где-то слышатся рыданья
Над нелепою судьбою.
Размножает громкий рупор
Расфальшивые романсы,
И выходит с шуткой глупой
Человек для конферанса.
Пароходик, мой любимый,
Что же ты сказал такое?
Не плыви куда-то мимо,
Я хочу в страну покоя.
Глупый мальчик, я ведь тертый,
Тертый берегом и морем,
Я плыву от порта к порту,
Я иду от горя к горю.
Лето село в зарю,
За сентябрь, за погоду.
Лето пало на юг,
Словно кануло в воду.
От него лишь следы
Для тебя, дорогая,
Фиолетовый дым:
В парках листья сжигают.
Вороха те легки
Золотых эполетов
И горят, как стихи
Позабытых поэтов.
Бессердечен и юн,
Ветер с севера дует,
То ль сгребает июнь,
То ли август скирдует.
Словно два журавля
По веселому морю,
Словно два косаря
По вечернему полю,
Мы по лету прошли,
Только губы горели,
И под нами неслись,
Словно звезды, недели.
Солнца желтый моток -
Лето плыло неярко,
Словно синий платок
Над зеленой байдаркой.
И леса те пусты,
Все пусты, дорогая,
И горят те листы -
Наше лето сжигают…
1970
Пишу тебе, Володя, с Садового Кольца,
Где с неба льют раздробленные воды.
Все в мире ожидает законного конца,
И только не кончается погода.
А впрочем, бесконечны наветы и вранье,
И те, кому не выдал бог таланта,
Лишь в этом утверждают присутствие свое:
Пытаясь обкусать ступни гигантам.
Да черта ли в них проку! О чем-нибудь другом…
«Вот мельница - она уж развалилась…»
На Кудринской недавно такой ударил гром,
Что все ГАИ тайком перекрестилось.
Все те же разговоры - почем и что иметь,
Из моды вышли «М» по кличке «Бони»,
Теперь никто не хочет хотя бы умереть,
Лишь для того, чтоб вышел первый сборник.
Мы здесь поодиночке смотрелись в небеса,
Мы скоро соберемся воедино,
И наши в общем хоре сольются голоса,
И млечный путь задует в наши спины.
А где же наши беды? Остались мелюзгой
И слава, и вельможный гнев кого-то…
Откроет печку Гоголь чугунной кочергой
И свет огня блеснет в пенсне Фагота…
Пока хватает силы смеяться над бедой,
Беспечней мы, чем в праздник эскимосы,
Как говорил однажды датчанин молодой:
Была, мол, не была - а там посмотрим.
Все так же мир прекрасен, как рыженький пацан,
Все так же, извини, прекрасны розы.
Привет тебе, Володя, с Садового Кольца,
Где льют дожди, похожие на слезы.
Вставайте, граф, рассвет уже полощется,
Из-за озерной выглянув воды,
И, кстати, та, вчерашняя молочница,
Уже поднялась, полная беды.
Она была робка и молчалива,
Но, ваша честь, от вас не утаю:
Вы несомненно сделали счастливой
Ее саму и всю ее семью.
Вставайте, граф, уже друзья с мультуками
Коней седлают около крыльца.
Уж горожане радостными звуками,
Готовы в вас приветствовать отца.
Не хмурьте лоб, коль было согрешенье,
То будет время обо всем забыть,
Вставайте, мир ждет вашего решения:
Быть иль не быть, любить иль не любить.
И граф встает, ладонью бьет будильник,
Берет гантели, смотрит на дома
И безнадежно лезет в холодильник,
А там зима, пустынная зима.
Он выйдет в город, вспомнит вечер давешний,
Где был, что ел, кто доставал питье.
У перекрестка встретит он товарища,
У остановки подождет ее.
Она придет и глянет мимоходом,
Что было ночью, будто трын-трава:
- Привет!
- Привет! Хорошая погода.
Тебе в метро, а мне ведь на травмай.
А продают на перекрестке сливы,
И обтекает постовых народ.
Шагает граф, он хочет быть счастливым,
И он не хочет, чтоб наоборот.
1962
Блажен, кто поражен летящей пулей,
Которую враги в него пульнули
И прилегли на травке у реки -
Смотреть, как жизнь из жертвы вытекает.
О, это смерть не самая плохая!
Ну, по сравненью с жизнью - пустяки.
Блажен, кому поможет в этом деле
Полузнакомка юная в постели
Из племени джинсового бродяг.
Вот тут-то случай обнажит причины!
Достойнейшая доля для мужчины -
Уйти на дно, не опуская флаг.
Блажен, кого минует кров больницы,
Где думой не позволят насладиться
Натужные усилия врачей,
И родственников дальних очертанья
Лишаются уже очарованья
Из-за переполнения очей.
О, как разнообразны переходы
Под новые, сомнительные своды,
Как легок спуск в печальное метро,
Где множество теней мы обнаружим,
Сраженных поразительным оружьем,
Которому название - перо.
Железное, гусиное, стальное,
За тридцать шесть копеек покупное,
Оно - страшнее пули на лету.
Его во тьму души своей макают,
Высокий лоб кому-то протыкают
И дальше пишут красным по листу.
И, мукою бездействия томимы,
Кусают перья наши анонимы,
Вчера - пажи, теперь - клеветники,
Факультативно кончившие школу
Учителя Игнатия Лойолы, -
Любимые его ученики.
Блажен, кто сохранил веселье лада,
Кому в укор противников награда
И чистой дружбы пролитая кровь.
Кто верит в свет надежд неисгладимых,
Что нас любовь минует нелюбимых,
Равно, как и любимых нелюбовь!
1983
Забудется печаль и письма от кого-то,
На смену миражам приходят рубежи,
Но первая тропа с названием «работа»
Останется при нас оставшуюся жизнь.
Покинет нас любовь, друзей займут заботы,
Детей растащит мир - он им принадлежит,
Но первая строка с названием «работа»
Останется при нас оставшуюся жизнь.
Пусть в перечне побед не достает чего-то,
Нам не к лицу о том, товарищ мой, тужить,
Ведь первая печаль с названием «работа»
Останется при нас оставшуюся жизнь.
Когда уходим мы к неведомым высотам,
За нами в небе след искрящийся лежит.
И первая любовь с названием «работа»
Останется при нас оставшуюся жизнь.
10 февраля 1982
Налей чайку зеленого, налей!
Кусок асфальта, мокрые машины,
Высотных зданий сизые вершины -
Таков пейзаж из форточки моей.
А мы все ждем прекрасных перемен,
Каких-то разговоров в чьей-то даче,
Как будто обязательно удачи
Приходят огорчениям взамен.
Все тот же вид из моего окна,
Все те же телефонные приветы,
И времени неслышные приметы
Листом осенним достигают дна.
Налей винца зеленого, налей!
Друзей необязательные речи,
Надежды ненадежнейшие плечи -
Таков пейзаж из форточки моей.
Налей тоски зелененькой, налей!..
Картошка, лук, порезанный на части,
И прочие сомножители счастья -
Таков пейзаж из форточки моей.
А мы все ждем прекрасных перемен,
Каких-то разговоров в чьей-то даче,
Как будто обязательно удачи
Приходят огорчениям взамен.
Май - Июнь 1981
Как хочется прожить ещё сто лет,
Ну пусть не сто - хотя бы половину,
И вдоволь наваляться на траве,
Любить и быть немножечко любимым.
И знать, что среди шумных площадей
И тысяч улиц, залитых огнями,
Есть Родина, есть несколько людей,
Которых называем мы друзьями.
Мы шумно расстаёмся у машин,
У самолётов и кабриолетов,
Загнав пинками в самый край души
Предчувствия и всякие приметы.
Но тайна мироздания лежит
На телеграмме тяжело и чисто,
Ведь слово «смерть», равнО как слово «жизнь»,
Не производит множественных чисел.
Когда от потрясения и тьмы
Очнёшься, чтоб утрату подытожить,
То кажется, что жизнь ты взял взаймы
У тех, кому немножечко ты должен.
Но лишь герой скрывается во мгле,
Должны герои новые явиться,
Иначе равновесье на земле
Не сможет никогда восстановиться.
Лучшие ребята из ребят
Раньше всех уходят - это странно,
Что ж, не будем плакать непрестанно,
Мёртвые нам это не простят.
Мы видали в жизни их не раз -
И святых, и грешных, и усталых, -
Будем же их помнить неустанно,
Как они бы помнили про нас!
14 июля 1978
Памир
Мне твердят, что скоро ты любовь найдешь
и узнаешь с первого же взгляда…
Мне бы только знать, где ты сейчас живешь
и, клянусь, мне большего не надо.
Снова в синем небе журавли трубят,
я брожу по краскам листопада
Мне хотя бы мельком повидать тебя
и, клянусь, мне большего не надо
Дай мне руку, слово для меня скажи,
ты моя тревога и награда
Мне хотя бы раз с тобой прожить всю жизнь
и, клянусь, мне большего не надо
Когда в мой дом любимая вошла,
В нем книги лишь в углу лежали валом.
Любимая сказала: «Это мало.
Нам нужен дом». Любовь у нас была.
И мы пошли со старым рюкзаком,
Чтоб совершить покупки коренные.
И мы купили ходики стенные,
И чайник мы купили со свистком.
Потом пришли иные рубежи,
Мы обрастали разными вещами,
Которые украсить обещали
И без того украшенную жизнь.
Снега летели, письмами шурша,
Ложились письма на мои палатки,
Что дома, слава Богу, все в порядке,
Лишь ходики немножечко спешат.
С любимой мы прожили сотню лет,
Да что я говорю - прожили двести,
И показалось мне, что в новом месте
Горит поярче предвечерний свет
И говорятся тихие слова,
Которые не сказывались, право,
Поэтому, не мудрствуя лукаво,
Пора спешить туда, где синева.
С тех пор я много берегов сменил.
В своей стране и в отдаленных странах
Я вспоминал с навязчивостью странной,
Как часто эти ходики чинил.
Под ними чай другой мужчина пьет,
И те часы ни в чем не виноваты,
Они всего единожды женаты,
Но, как хозяин их, спешат вперед.
Ах, лучше нет огня, который не потухнет,
И лучше дома нет, чем собственный твой дом,
Где ходики стучат старательно на кухне,
Где милая моя и чайник со свистком.
Мы думаем что отличаемся от родителей и у нас все будет по другому. На самом деле мы идем за ними след в след, год за годом, становясь все больше похожими на них во всем.
Ах, дорога, дорога, знакомая синяя птица!
Мне давно полюбилась крутая твоя полоса.
Зной пустынь, шум тайги, золотые степные зарницы
У истоков твоих основали свои полюса.
По лицу твоему проползают ночные туманы,
Караваны машин топчут шинами тело твоё,
Над твоей головой зажигаются звёзд караваны,
А в ногах твоих солнце, как путник твой вечный, встаёт.
- Ах, дорога, дорога, куда же летишь ты, куда ты?
- Я лечу по горам, удивляюсь, куда ж занесло.
Я беру и швыряю бубновые масти заката
На твое ветровое, видавшее виды стекло.
Как весёлые зайцы, выпрыгивают повороты,
Развеваются ветры, как плащ за моею спиной.
Дорогая дорога, живущего мира ворота,
Отворись предо мной, отворись предо мной.
1958