— Я тебе прочитаю курс экономики! — воскликнул Аристарх. — Чтоб ты не бегала и не смешила прокурора. И прокурор твой, и все, кто всерьез занимается экономикой, прекрасно знают, что — воруют. Больше того, какой-то процент, кажется пятнадцать процентов, государственного бюджета отводится специально — под во-ров-ство. Не удивляйся и не делай детские глаза. Всякое развитое общество живет инициативой: энергичных людей. Но так как у нас — равенство, то мне официально не могут платить зарплату в три раза больше, чем, например, этому вчерашнему жлобу, который грузит бочки. Но чем же тогда возместить за мою энергию? За мою инициативу? Чем? Ведь все же знают, что у меня в магазине всегда все есть — я умею работать!
Август катился к исходу, заканчивались мои бакинские каникулы у бабушки, а город как раз принимал одну из групп Чемпионата мира по футболу среди юношеских команд. Решил сходить на матч Англия — Китай, но к стадиону имени Ленина приехал рановато. На улице пекло, занять себя особо нечем и я увидел большую пивную, занявшую весь первый этаж жилого дома. Внутри свежо, прохладно, но очередь раззмеилась минут на двадцать. Пристраиваюсь в конец и начинаю ловить на себе улыбчивые взгляды жаждущих. Ну да, для Баку я выглядел странно. Джинсы варёнки, сетчатая майка Rangers с двенадцатым номером на спине, груди и рукавах, высокие белые кроссовки, волосы длинные. В общем, как-то выбивался я своим внешним видом из группы товарищей, облачённых в джинсы Jordans с мемориальными табличками на жопе, нависающими над остроносыми туфлями с высокими скошенными каблуками. И тут один сознательный человек, в белой полупрозрачной тенниске с выделяющейся пачкой Marlboro в кармане и узенькими усиками, выходит на середину зала и с гордостью произносит:
— Товарищи! — указывает он на меня вытянутыми ладонями. — Кажется сиреди нас, пирисутствует игрок юношеской сборная Парагвая. Ну не стоять же ему в очередь за пивом. Пжалуйста! Очень пирошу, пижалуйста! — указала мне товарищ жестами к стойке.
Улыбаясь я подхожу к бармену, вытирающему влажные руки о белоснежный халат и жестом показываю, что в принципе осилю и три поллитровых кружки. Сияет бармен, сияет очередь, и даже вентилятор под потолком, начинает гонять мух веселее и энергичнее. Бармен отказывается брать деньги с дорогого гостя, но я всё равно кладу на блюдце нужную сумму, и уверовав что я не игрок юношеской команды рижского «Динамо», а и вправду член сборной Парагвая по футболу, громко произношу: «Спасибо вам большое, товарищи!» Только не на испанском, а на русском. После короткой паузы, пивная громыхнула смехом и были слышны возгласы: «Ай, малатэс, пилять… Ара, не растерялся, э…» А вы говорите аргентинские армяне с китаянкой и видеокамерой…
Безоблачно небо. Полуденный зной.
Далекое светлое детство…
Колышется знамя над старой горой,
Великих свершений наследство.
А там, на вершине — огромный дворец,
Вздымающий белые плечи.
Ликующе лето и молод отец,
Торжественны громкие речи.
И песнею горна вздыхает простор,
Дрожащий от детского шума.
Свободны дороги, немыслим раздор,
И радостна чистая дума.
Пустое виденье. Фантом неживой.
Какой-то родной отголосок.
Свинцовое небо над старой горой
И грязь тротуаров из досок.
А там — гипермаркет, безликая сеть
В потоках безумной рекламы.
Успех и богатство — незримая плеть,
Дарящая жуткие шрамы.
Сирены и ругань, проклятья и злость
Под глянец фальшивых улыбок.
Ненужное быдло и белая кость,
Как символы древних ошибок.
Несметные толпы, бездонный товар,
Раздолье богатых фантазий.
А в сущности — тот же поганый базар,
Окраина всех безобразий.
Удачные сделки, сезон распродаж
Морали былых идеалов.
Бесцельных покупок запойный кураж
Под звоны хрустальных бокалов.
Мещанство и пошлость, порядок и гнет,
Предтечи больного сознанья,
В котором любой неоплаченный счет
Не вызовет чувств состраданья.
Но сгинет однажды припадочный бред,
Развеется смог наважденья.
И скверна несносных торгашеских бед
Покинет остовы творенья.
Поднимется ветер, сметающий пыль
Разрушенных бирж и компаний.
Откроется людям печальная быль
Неравенства, фальши, страданий.
И словно из давних несбыточных грез
В сиянии чистого неба
Покажутся стены с мозаикой звезд
В спиралях вселенского бега.
Горячее солнце, лазурная ширь,
Блестящие сталью флагштоки.
Великий, широкий и ласковый мир,
Прошедший лихие уроки.
На ясной вершине — огромный дворец,
Восставший могучим колоссом.
Как духа познания хрупкий венец,
Как вызов грядущим вопросам.
И новая жизнь озаряет простор,
Наполненный радостным летом.
И знамя трепещет над свежестью гор,
Объятое солнечным светом…
Шестидесятые годы. Областная Самаркандская больница. Главный врач Михаил Соломонович Клигер с досадой швырнул карандаш в портрет Брежнева и выругался.
«Даже кардиограмму невозможно сделать, нет ленты для кардиографа, -мрачно думал главврач, - в прошлом месяце поставили новый рентгеновский аппарат, так рентгенолог Спичкин заправляет спиртом не только аппарат, но и себя. Давно необходим ремонт больницы, не хватает санитарок, пять сестер ушли в декрет, как сговорились! Мать их. Лучший друг Натан подал в ОВИР на выезд, значит, отделение травматологии останется без главного специалиста. Коля Петров неплохой хирург, но опыта пока маловато».
Размышления главврача прервало пиканье из репродуктора. Из радио раздалось-" Самаркандское время тринадцать часов. Прослушайте последние известия. С воодушевлением трудящиеся Самарканда приветствовали визит в наш город посланника острова свободы команданте Рауля Кастро. На аэродроме его и первого секретаря компартии Узбекистана тов. Рашидова встретили руководители города и представители трудящихся. В руках трудящихся плакаты с приветствиями, написанные как по-кубински так и по-русски. «Родина или смерть!», - «Патриа о муэрте!». Дети с цветами облепили дорогих гостей, девушки в национальных одеждах исполняют народный узбекский танец. На аэродроме царит радость и ликование. Добро пожаловать дорогой команданте в наш цветущий город! Большая культурная программа ожидает министра обороны острова свободы в нашем городе…"
«Диктор и редактор ведь не узбеки, где они взяли кубинский язык, идиоты. Зазеркалье, какое - то!» - отметил про себя главный врач, - надо будет рассказать Натану.
Михаил Соломонович вышел из кабинета, закрыл дверь на ключ и направился к выходу, Жил он недалеко от больницы и обедал всегда дома. По дороге он обнаружил, что забыл снять свой белый халат, а на шее болтается фонендоскоп. Жена Циля встретила его и с удивлением спросила:
- Моня, ты заболел!
- Циля, когда я нахожусь в больнице я, таки да, болею, - старательно подражая Цилиной маме, Фире Моисеевне Зайденшнур, с усмешкой сказал Михаил Соломонович.
- Прекрати издеваться над моей мамой, хорошо, что ее нет дома.
- Что уже?
- Не смей острить! - вспылила Циля, - посмотри, как она заботиться о тебе, иди уже есть, борщ ждет, где ты видел, чтоб каждую неделю тебе готовили гефилтэ фиш?
- А, что ты с мамашей и Яшкой питаетесь только воздухом?
Когда был жив муж Фиры Моисеевны, Израиль Львович Зайденшнур, она все свою энергию направляла на то, чтобы окружить его своей заботой. Как - то были в октябре всей семьей на даче. В это время в Самарканде не так жарко и многие предпочитают жить загородом. Фира Моисеевна вышла из дома на крыльцо «проверить погоду». Погода ей не понравилась. Было прохладно, и она крикнула мужу: «Изя, надень кальсоны, мне холодно».
Израиль Львович и Моня смеялись до икоты.
У себя дома Михаил Соломонович чувствовал себя замечательно. Это был его своеобразный еврейский ковчег, живущий своей отдельной от окружающего мира жизнью. И звали его совсем не Михаил, а Эммануил, то есть Моня. Михаилом он был на работе, так было проще, но переделывать отчество Эммануил не стал - отец погиб на фронте.
Надо сказать, что Фире Моисеевне Эммануил прощал заботу и суету вокруг своей личности за то, что она бесподобно готовила. Факты упрямая вещь и от них не уйти. Циля в какой то степени была похожа на свою маму, но она больше любила убираться, как говорят, была больная на эту тему. Дом сиял чистотой, а из кухни шли чарующие запахи. Что еще надо интеллигентному еврею. По радио Голос Америки, Немецкая волна, Би-Би-Си. Живи, радуйся, во время плати партийные взносы и потихоньку готовься к отъезду на историческую родину.
Покончив с украинским борщом, Эммануилу Соломоновичу, была предложена домашнего приготовления лапша с куриной пулькой. Когда он доедал «локшен» и уже поглядывал на запотевший стакан яблочного компота, раздался длинный и наглый звонок во входную дверь. Эммануил Соломонович удивленно поднял брови. Циля пошла открывать. Еще через несколько секунд перед ним предстал офицер в фуражке с голубой тульей. «КГБ» - определил Эммануил Соломонович. Позади маячила Циля с круглыми от страха глазами.
«Ну, дал я Натану почитать книжку внуков Черчиля о Шестидневной войне, и, что за это под белые руки?! У него был обыск? Вроде Фима, когда уезжал все было культур мультур - тихо слинял, и никто его не тронул». Эммануил Соломонович в недоумении уставился на офицера.
Офицер откашлялся:
- Здравствуйте Эммануил Соломонович, я за Вами.
Циля выскочила вперед.
- За что? Где ордер на арест?
Офицер рассмеялся:
- Не стоит беспокоиться, мне приказано срочно отвести Вас в больницу. Один большой человек, предположительно сломал руку и необходимо Ваше присутствие. У подъезда ждет машина.
- Слава Всевышнему ! - вырвалось у Цили.
Офицер укоризненно посмотрел на нее.
- Да нет, это я так … - стушевалась Циля. - Может, пообедаете…
- Нет, спасибо, мы очень спешим, - офицер внимательно посмотрел на Цилю и усмехнулся, - в другой раз как-нибудь.
На подъезде к больнице, Михаил Соломонович увидел бронетранспортер, а перед воротами прогуливались одетые в штатское, но с военной выправкой люди в одинаковых костюмах. При входе в приемный покой стояли два солдата с автоматами.
Указав на Михаила Соломоновича, офицер бросил солдатам:
- Этот человек со мной.
Таким образом, главному врачу было разрешено пройти в его родную больницу. «Моня чего ты ждешь, - думал он, отметив, что офицер назвал его имя и отчество абсолютно правильно, - все ведь, суки, знают, и о чем ты, Моня, думаешь, тоже знают, а почему? А все потому, что они живут с тобой в одной стране и мыслят так же как и ты, просто у них работа такая. Ехать надо, Циля права!»
- Перед тем, как вы приступите к осмотру, - офицер вытащил из кармана кителя конверт, - прочтите это и подпишите.
- Что это? - испугался Эммануил Соломонович.
- Читайте, там все написано.
Эммануил Соломонович распечатал конверт и развернул вложенный в него листок.
Заголовок гласил: «Подписка о неразглашении государственной тайны»
Дальше следовал текст:
«Я, Клигер Эммануил Соломонович, обязуюсь не разглашать третьим лицам, содержание и обстоятельства предстоящей работы, а так же имена и фамилии лиц, которым будет оказана медицинская помощь. В случае нарушения данного обязательства, я был осведомлен об уголовной ответственности.
Подпись ___»:
Эммануил Соломонович нехотя подписал бумажку.
- Вот сюда, пожалуйста, - офицер подвел Моню, к закрытой занавеской койке. Из-за занавески раздавалось посвистывание и причмокивание. Эммануил Соломонович открыл занавесь. На кровати лежал министр обороны острова свободы и спал. В воздухе витал дьявольский винный дух. Команданте был в стельку пьян.
Офицер разъяснил ситуацию.
- Понимаете, после банкета, повезли его показывать город, по дороге они добавили, а когда приехали смотреть обсерваторию Улуг Бека, Рауль уже лыка не вязал. По программе он должен был покататься на верблюде. Он так был рад, так рад. Очень обрадовался верблюду. Поначалу все было хорошо. К месту следования согнали колхозников, и они ему кричали - Родина или смерть. Когда Рауль поднял руки для приветствия, то, вдруг, потерял равновесие и свалился с верблюда. Есть подозрение на перелом руки.
- Необходимо сделать рентген.
- Ну, так делайте.
- Нужен рентгенолог.
- Уже позаботились, он здесь.
- Спичкин Вам ничего не говорил.
- Да нет, он онемел от радости, когда нас увидел.
- Надо думать! Дело в том, что рентгеновский аппарат необходимо заправить спиртом иначе он не будет работать.
- Аппарат отечественный?
- Да, отечественный.
- Ну, тогда понятно, - офицер ухмыльнулся, - сколько надо спирта.
- Чем больше, тем лучше. Со спиртом у нас всегда проблемы.
- Это понятно, где у Вас тут телефон.
Вопрос был решен на уровне первого секретаря обкома партии товарища Каримова. Через 40 минут со склада КГБ привезли 200 литровую бочку спирта. В целях конспирации, чтобы не светится, Рауля уложили в кабинете рентгенолога.
Когда команданте проснулся, его левая рука была в гипсе, рентген подтвердил закрытый перелом. Команданте с удивлением разглядывал больную руку. Он явно не понимал, что случилось. Рядом в кресле сидел, хорошо заправленный, рентгенолог Спичкин. У окна кабинета расположился Эммануил Соломонович и печально смотрел во двор больницы, где прогуливались люди в одинаковых костюмах. Около кровати министра обороны сидели два «врача» в штатском и глупо улыбались. Один, увидев, что Рауль проснулся, вскинул руку и заплетающимся языком тихо сказал: «Они, бля, не пройдут!»
После того, как Рауля увезли, Эммануил Соломонович вернулся домой и сразу свалился на диван. Циля хлопала крыльями и выпытывала у него, что случилось, и кто сломал руку. Но Эммануил Соломонович, как партизан на допросе, не сказал ни слова. Жена еще долгое время допытывалась, но ничего не получилось. Моня только поднимал брови и повторял скорбным голосом: «Пока об этом еще рано рассказывать, Циля, время не пришло, но страна узнает своих героев «.
Через несколько лет Эммануил Соломонович, таки да, с семьей уехал в Израиль. И вот, однажды, постаревший Эммануил Соломонович, прогуливаясь вечером по набережной Тель Авива с автором, рассказал ему эту занимательную историю.
- И что интересно, - сказал он. Нет Советского союза. Узбекистан стал независимым государством, а в областную больницу до сих пор каждые три месяца привозят двухсотлитровую бочку спирта со склада госбезопасгости Узбекистана.
Советское руководство тридцатых годов поставило целью использовать архитектуру так, чтобы увековечить память об этой системе настолько, что вывести её будет практически невозможно!
Здания не снести, метро не убрать, а видеть его придётся каждый день и спрашивать себя, а кто всё это построил?
В первом советском правительстве были русские, украинцы, поляки. Чистокровным евреем был только один-Лев Троцкий (Бронштейн), нарком по иностранным делам.
Вот часто я слушаю старые песни, романсы, которые были записаны в советский период нашей истории, и исполнителей, которые перепели эти песни в наше время. Я понимаю, что сравнивать тогда и сейчас дело не благодарное, жизнь была другая и люди тоже. (Оправдание неудачников). Но не могу отметить, что бросается сразу же в глаза, вернее, ложится на слух. К слову, должен отметить, сам я музыкальным слухом не одарен и моя критика лишь дилетантская выходка (крик души).
«Современные певцы» поют слова, но не передают смысл этой песни. Не передают всю красоту, боль, печаль, радость, мощь этой песни.
У Окуджавы есть хорошие стихи и в них слова -
Каждый пишет что он слышит,
Каждый слышит как он дышит,
Как он дышит так и пишет.
Современным певцам не хватает именно вот этого. Они не чувствуют песню, они не понимают о чем эта песня и как ее нужно петь. В их исполнении они звучат сухо и плоско, нет объема, нет чувств, которая должна во мне пробуждать эта песня. Ведь песня, это маленькая история (грустная ли, иль веселая), но которую нужно так рассказать (в данном случае спеть), чтобы внутри сначала все сжалось, а потом распахнулось.
Все, что сделано хорошо, сделано с душой.
- Увы, ты, кажется, сошёл с ума! - забеспокоился Хоттабыч, с тревогой поглядывая на своего юного собеседника. - Насколько я тебя понял, даже султаны для тебя недостаточно знатны. Кто же тогда, по твоему, знатный человек? Назови мне хоть одно имя.
- Да взять хотя бы Чутких или Лунина, или Кожедуба, или Пашу Ангелину…
- Кто же этот твой Чутких? Султан?
- Подымай, брат, выше! Чутких - один из лучших в стране мастеров суконной промышленности!
- А Лунин?
- Лунин - лучший паровозный машинист!
- А Кожедуб?
- Один из самых самых лучших лётчиков!
- А чья жена Паша Ангелина, что ты её считаешь знатнее шейхов и королей?
- Она сама по себе знатная, а не по мужу. Она знаменитая трактористка!
- Ну, знаешь ли, о драгоценный Волька, я слишком стар, чтобы позволять тебе так надо мной смеяться. Ты хочешь убедить меня, что простой суконщик или погонщик паровозов знатнее царя!
***
- Ну рассуди сам, Хоттабыч, ведь ты очень умный старик: ну на что мне эта уйма драгоценностей?
- Чтобы быть богатейшим из богачей, вот для чего, - сварливо пояснил Хоттабыч. - Уж не скажешь ли ты, что тебе не угодно стать первым богачом своей страны? С тебя это станется, о капризнейший из непонятнейший из встречавшихся мне отроков! Деньги - это власть, деньги - это слава, деньги - это сколько угодно, друзей! Вот что такое деньги!
- Кому нужны друзья за деньги, слава за деньги? Ты меня просто смешишь, Хоттабыч! Какую славу можно приобрести за деньги, а не честным трудом на благо своей родине?
- Ты забыл, что деньги дают самую верную и прочную власть над людьми, о юный и неисправимый спорщик.
- В какой нибудь Америке, но не у нас.
- Сейчас ты скажешь, что в вашей стране люди не хотят стать богаче. Ха ха ха! - Хоттабычу казалось, что он высказал очень едкую мысль.
- Нет, почему, же, - терпеливо отвечал Волька. - Человек, который приносит больше пользы для родины, зарабатывает у нас больше, чем тот, который приносит меньше пользы. Конечно, каждый хочет заработать больше, но только честным трудом.
- Пусть будет так, - сказал Хоттабыч. - Я очень далёк от того, чтобы толкать своего возлюбленного друга на нечестные заработки. Если тебе не нужны драгоценности, обрати их в деньги и давай эти деньги в рост. Согласись, это весьма почтенное занятие - давать деньги в рост тем, кто в них нуждается.
- Ты с ума сошёл! - возмутился Волька. - Ты просто не понимаешь, что ты говоришь! Советский человек - и вдруг ростовщик! Да и кто к нему пошёл бы, даже если бы где-нибудь вдруг завёлся такой кровосос? Если нашему человеку требуются деньги, он может обратиться в кассу взаимопомощи или занять у товарища. А ростовщик это ведь кровосос, паразит, мерзкий эксплуататор, вот кто! А эксплуататоров в нашей стране нет и никогда не будет. Баста! Попили нашей крови при капитализме!
***
Вандендаллес повернул кольцо и проревел, потрясая в воздухе потными кулачищами:
- Я имею желаний, чтобы этот нахальный старик и эти непокорные и дерзкие советские мальчики были мои рап, чтобы они чистили ботинки моим деткам, чтобы были мои слюга всегда до конца жизни!.. Я имею ещё один и маленький желаний, я имею желаний, чтобы все фабрики, все шахты, все заводы, все банки, все железный дорога, аутомобиль и самолёт, вся земля и все леса в Советский Союз принадлежал мне, моей фирме «Вандендаллес и сыновья», и только моей фирме!.. Ты имеешь слышать, волшебное кольтсоу?.. Немедленно выполняй мой приказаний! Я имею быть американский деловой человьек, и я не имею время ждать. Вся Россия, весь мир должен принадлежать американскому деловой человьек!
- А не хватит ли тебе, о краснолицый чужеземец, уже полученых тобою богатств? - строго осведомился Хоттабыч.
- Молчать! - заорал Вандендаллес и в неистовстве затопал ногами. - Когда хозяин делает бизнес, слюга имеет обязанность молчать!.. Кольтсоу, выполняй моё приказаний! Бистро!.. А тебе, черномазый старикашка, я покажу через бокс, как надо уметь слюшаться свой белый хозяин!
Человек, который уныл, никогда не ощутит откровения, а ведь не обязательно быть Иоанном, чтобы ощутить это.
Все думается отныне, что главную-то жизнь человек проживает не на работе, а в себе. Какая немыслимая та, скрытая в нас, жизнь и сколько в ней причуды;если бы хватило таланта её описать, то в какую богатую, необычную по своей проказливости, и хитроумности, и переживательности страну мы попали бы тогда.
Алмазов хватило бы на весь мир. А вы знаете, как необходимы они в промышленности и… в бурении.
Ещё в самом начале нашего пребывания в спецшколе (артиллерийскойА.П.)капитан Евграфов объявил: для будущих офицеров умение блестяще танцевать столь же необходимо, как строевая подготовка, как мгновенный расчёт цели, как свежий подворотничек. Раз в неделю, по вечерам, Граф приводил нас в зал и самолично (француженка Лурье подыгрывала на пианино) учил нас танцевать, объяснял различные па и фигуры, даже снисходил до того, что с кем-нибудь из нас вертелся в вальсе либо скакал в мазурке. Мазурка, впрочем, у нас не получалась, вместо неё начинался атакующий лошадиный топот, и француженка Лурье в страхе затыкала уши-но вальс и фокстрот мы усвоили.
На страницах «Огонька» любопытная идеологическая дуэль. С одной стороны, текст В. Кулистикова и А. Пыжикова под названием «Последнее лето империи». С другой - своеобразная «ответка», эссе «Банда жестоких фактов» от Л.Млечина.
Суть первой вкратце можно изложить следующим образом: Россия и Германия - естественные континентальные союзники в противоборстве с англосаксонским миром. Недопущение русско-германского политического и экономического альянса всегда было целью Британии, которая в 1916−17 годах использовала разнообразные средства (вплоть до поддержки злоумышленников-февралистов) для срыва переговоров о прекращении войны. Англосаксам при любой погоде необходимы слабая Германия и слабая Россия. Желательно, в качестве колоний или полуколоний. Версия, в общем, не новая.
Ответ Млечина - гораздо менее аргументированный, несмотря на попытку прикрываться фактами, - тоже не удивил. Как и положено либералу, Млечин отстаивает очевидные (для него) тезисы: у отсталой России нет врагов, кроме собственной власти, которая вечно пугает народ внешними угрозами и коварными заговорами. Но в целом, убежден Млечин, во всём виноваты… большевики.
.
В этом споре корифеев исторической науки мои пять копеек ничего не значат. Но я все же их вставлю.
Владимира Михайловича Кулистикова знаю очень давно и (о чем бы ни шумел Интернет) отношусь к нему с огромным уважением - как к человеку государственных взглядов, убежденному, блестяще образованному. Мне довелось видеть работу Кулистикова в тяжелые, переломные моменты. Я знаю, о чем говорю. Но сейчас речь не о человеке. Речь о высказанной им точке зрения.
.
Так вот согласиться с ней я, увы, не могу. Да, конечно, линии геополитического разлома в статье «Последнее лето империи» обозначены верно. Не буду спорить и с тем, что у немецкой и русской олигархии всегда было гораздо больше общего, чем у русской и британской/французской олигархии. Да, союзники Российской Империи по «Согласию» сыграли важную роль в провоцировании Февральской революции. В фильме «Биохимия Предательства» мы рассказываем о действиях посла Бьюкенена, о заговорщиках-будущих министрах Временного правительства. Вот только это ровным счетом ничего не меняет.
.
Давайте представим на секунду, что козни Англичанки провалились и вместо буржуазной революции случилось российско-германское перемирие. Давайте сделаем шаг дальше. Представим, что выйдя из кровопролитной войны, вчерашние враги (впрочем, остающиеся родственниками по императорско-кайзеровской линии) заключили континентальный Пакт о ненападении, направленный против интересов Британии. Что это означало бы? Куда повернула бы история?
.
Это означало бы сделку между двумя голодными, агрессивными олигархиями против третьей могущественной олигархии; сделку, заключенную за спиной и у русского, и у немецкого народов. Это гарантированно привело бы к новой, не менее кровопролитной бойне, платить за которую пришлось бы, как обычно, отнюдь не фабрикантам.
А что принесла бы такая сделка народам, в частности, русскому народу? Разве дала бы она им шанс вырваться из многолетнего рабства и отсталости? Разве были бы построены в ближайшие (после несостоявшейся революции) годы сотни университетов и тысячи школ? Разве были бы побеждены безграмотность, высочайшая детская смертность, неурожаи, засухи, голод? Разве был бы вообще разрешен вопрос о земле? Разве появились бы на полях трактора? Поднялись бы в небо самолеты? Разве получили бы признание и возможность творить Мичурин и Циолковский? Разве была бы проведена стремительная модернизация и индустриализация России, на зачатки которой В. Кулистиков и А. Пружников недвусмысленно намекают? Им кажется, что да - была бы:
«для этого имелись хорошие перспективы, основанные на разработанном новом плане индустриализации (осуществленном затем в СССР) и расширении экспорта продукции с добавленной стоимостью. Трудовые резервы страны были огромны. Прогнозировалось, что в ближайшие три десятилетия Россия по численности населения обгонит всю Европу - 344 против 336 млн человек. К этому нужно добавить и дешевизну рабочей силы: средняя зарплата промышленного рабочего в Англии составляла около 550 рублей в год, во Франции - 540, в Германии - 450, а у нас - 250 рублей. Эти преимущества могли стать мощным фактором индустриального роста»
То есть в рамках этой доктрины топливом для модернизации России должна была стать дешевая и неограниченная рабочая сила, о которой один из персонажей
«Славян более двухсот миллионов, и они плодятся, как кролики.»
Впрочем, далее тот же персонаж продолжает - и продолжение следовало бы в одинаковой степени учитывать авторам обеих статей в «Огоньке»:
«Славяне представляют морально совершенно новый и в некотором смысле чрезвычайно опасный для европейской цивилизации тип „богоискателя“. И „богоискательство“ - есть отрицание и разрушение всей современной цивилизации. Я ищу бога, то есть правды - в самом себе. Для этого я должен быть абсолютно свободен, и я разрушаю моральные устои, под которыми я погребен, разрушаю государство, которое держит меня на цепи».
Какое место этому буйному славянскому характеру было бы отведено в одной упряжке с прусским юнкерством? Место ведущего или место ведомого? Догадаться нетрудно. Достаточно открыть сказы П.Бажова. Например, «Тараканье мыло»:
«В наших-то правителях дураков все-таки многонько было. Иной удумает, так сразу голова заболит, как услышишь. А хуже всего с немцами приходилось. Другого хоть урезонить можно, а этих - никак. Свое твердят:
- О! Я ошень понималь!"
Однако ведь и жизнь немецкого рабочего в нашем гипотетическом «Двойственном Союзе» едва ли была бы сладкой. Зато бесспорно, «Союз» позволил бы продлить агонию обеих аристократий, упрочить положение русских и немецких помещиков и фабрикантов. Забетонировать расширяющиеся трещины в фундаменте как николаевской России, так и кайзеровской Германии. Только могло ли это спасти оба здания от обрушения?
Разумеется, нет. Очевидно, что столь нестандартное завершение мировой войны приблизило бы следующую, еще более разрушительную войну, в которой патриархальный союз двух аристократий столкнулся бы с англо-американским блоком, находившимся по многим позициям - в экономике, науке, технике - на следующей ступени капиталистического развития. Да, пожалуй, сочетание немецкого технического гения и русской тягловой рабочей силы сделало бы ось Берлин-Москва прочнее. Но разве этой прочности хватило бы чтобы выдержать натиск Морганов, Рокфеллеров, Карнеги, Гетти?
Скорее всего, схватка между этими хищниками оказалась бы в сто крат более разрушительной и кровавой. Представьте себе Вторую Мировую, только без СССР. Всемирную бойню, в которой нет добра и зла, а с обеих сторон - только зло. Причем, такая бойня в любом случае привела бы к революционным изменениям и в России, и в Германии, и внутри самого англосаксонского мира. Но за всеми этими предположениями разливается безграничный океан кофейной гущи, которая всегда заполняет собой исторические пустоты. К счастью, история не терпит сослагательного наклонения.
Поэтому кусать локти через сто лет после трагических событий февраля-октября 1917 года - занятие в некотором роде бессмысленное. Другое дело если с помощью исторических аллюзий авторы статьи «Последнее лето империи» хотят указать нам на некоторые современные опасности. Такие, например, как возможность заговора среди нынешней российской олигархии с целью свержения самодержавия в интересах все той же коварной Англичанки.
Однако мы помним ведь, что и в 1917 действия Англичанки не были никаким секретом. Ни для праздной петербургской публики, ни для Охранного отделения. Тем не менее спасти Империю это всеобщее «знание» не помогло. Потому что помимо заговоров и тайных союзов историю толкают вперед шестеренки объективных материальных интересов и классовых противоречий. Падение монархии совпадало с устремлениями российской буржуазии, которую монархия сама же зачала и сама выкормила. Одни олигархи обогащались на войне. Другие несли из-за войны убытки. Но и те, и другие были по горло сыты медлительностью и некомпетентностью аристократической верхушки. Поэтому рано или поздно они в любом случае снесли бы эту постылую власть. С британским послом или без него.
Можно также предположить, что «Последнее лето Империи» - точка зрения той части нашей элиты, которая пытается укрепить плывущий фундамент российской государственности с помощью старых рецептов, обращаясь к дореволюционному опыту имперского строительства. Мы видим симптомы этого наивного охранительства повсюду - от Крыма с его романовскими билбордами до Петербурга с его внезапно проснувшимся чувством к Маннергейму. Наиболее полное выражение эта концепция получила в сочинениях представителей НТС - народно-трудового союза, объединявшего как заблудившихся русских патриотов, так и откровенных предателей, не гнушавшихся работать то на Абвер, то на ЦРУ. Именно НТС на протяжении многих лет проповедует идею направленного против атлантизма священного альянса России и Германии - на базе одинаковых (якобы) традиционных (якобы), солидаристских, корпоративистских, а попросту - фашистских - ценностей. Я уже не раз высказывал предположение о том, что многолетнее противоборство КГБ и НТС увенчалось победой последнего, заменой Дзержинского на Солоневича, приведением советской госбезопасности к присяге НТСовским хоругвям. Эта парадоксальная вроде бы версия позволяет по-новому взглянуть на многие события последних лет. Это объясняет и неизменный со времен Ельцина, упрямый курс на десоветизацию, и возвеличивание Солженицына, и тихое заигрывание с темой власовщины, и появление на высших этажах российской корпоратократии персонажей, кровно, биографически связанных с НТС.
.
В таком ракурсе различия между Россией и Украиной, где нишу НТС занимают духовные наследники Скоропадского, Петлюры и Бандеры, в действительности ничтожны. И там, и там националистические мифы используются ради одной цели - удержания контроля над собственностью, полученной в результате преступной приватизации. Только в России оберткой для этого мифа служит «борьба с Англичанкой». А на Украине - борьба с «москальской Ордой».
.
Получается, между выкладками ярого антисоветчика Млечина и тезисами «Последнего лета Империи» принципиальной разницы нет. Млечин считает, что отставшая от прогрессивного англо-американского капитализма Россия напрасно упирается. Капитализм все равно победит. Оппоненты Млечина уверены, что Россия имеет все основания упираться и ждать помощи от находящейся во временном плену у атлантистов немецкой бизнес-элиты. Но по-крупному, обе полемизирующие стороны сходятся в своем безусловном принятии капитализма как единственно возможного для России пути развития. Просто один, патриотический, капитализм тяготеет к прусскому полуфеодальному юнкерству (даст Бог, без пылающего Рейхстага… или Меджлиса), а другой - неолиберальный капитализм - к обычному колониальному рабству. Впрочем, возможна и конвергенция. История знает немало примеров, когда статус колонии изящно сопрягался с патриотической, консервативной, антиамериканской риторикой руководящего офицерства. Берем наугад любую латиноамериканскую диктатуру - все они были устроены подобным образом.
.
Если же вернуться к двум текстам, то справедливости ради необходимо заметить, что прекращением братоубийственной войны русский и немецкий народы обязаны вовсе не своим буржуазным/аристократическим элитам, а тем самым проклятым, ненавистным большевикам. Именно они, устав ждать, пока перестанут драться паны, двинулись друг другу навстречу - через заваленные трупами траншеи, через снарядные воронки и колючую проволоку.
Только рука русского рабочего была протянута не Кайзеру, не Круппу, не Людендорфу, не юнкеру, не фашисту-фрайкоровцу со свастикой на каске, она была протянута рабочему, наводчику-артиллеристу. Звали рабочего Эрнст Тельман.
Именно это рукопожатие дало не только русскому, но и всему остальному миру, надежду, что бессмысленная мясорубка однажды будет остановлена. Именно это рабочее рукопожатие, о глупый, глупый Млечин, сделало невозможной немецкую оккупацию Украины, равно как и все прочие интервенции против молодой Советской Республики. Именно это рукопожатие, а вовсе не теоретический союз Рябушкинского и Маннесмана, заставило в страхе трепетать, забиваться в атомное бомбоубежище алчную Англичанку. Именно вокруг этого рукопожатия, как вокруг невидимой оси, будет вращаться вся последующая история человечества, пока под влиянием общеизвестных обстоятельств оно окончательно не ослабнет.
Я очень хорошо помню то лето, когда это произошло. Последнее лето Советской «империи». Воспоминания о нем, при всем уважении к императорской короне, вызывают у меня гораздо более явственные и мучительные приступы горечи и тоски.
Игорь взял указку. Он был собран и серьезен, как подобает отличнику.
-В недрах черноземных степей скрыто много полезных ископаемых,-сообщил он, обведя кружок на карте.-Вот здесь расположена Курская магнитная аномалия, богатое месторождение железных руд,-пояснил он.-Его открыли советские учёные,-подчеркнул Игорь,-они обратили внимание на то, что в этих местах стрелка компаса отклоняется-это на неё влияют скрытые массы железа…
-Так, совершенно верно,-одобрительно кивнула Наталья Витальевна.
Что верно, то верно. Все как надо. Как написано в учебнике географии, по которому чешет наизусть Игорь Пиотровский.
Учебник лежит передо мной на парте. На обложке напечатано:"1940 г."
Но сейчас не сороковой год, а сорок второй. Новых учебников, понятно, из-за войны не выпускают, и приходится учиться по старым. Вот он, Игорь, и отвечает по старому учебнику о Курской магнитной аномалии. А Наталья Витальевна согласно кивает.
Как будто ни ей, ни ему не известно, что в Курске-немцы.Что никакие там не полезные ископаемые, а самые что ни на есть фашисты. Что с прошлой осени они засели в Курске.
-На всю страну славится месторождение железных руд у Кривого Рога,-продолжает как ни в чем не бывало Игорь Пиотровский.-Его эксплуатация особенно удобна тем, что вблизи расположены угольные шахты Донбасса.
А в Кривом Роге-фашисты.И в Донбасс е-фашисты.С прошлой осени.
Я оглянулся беспомощно. Да неужели никто, кроме меня, об этом не знает? Неужели у всех вдруг отшибло память? Или всех, будто гипнозом, заворожил дотошный рассказ Игоря, киванье Натальи Витальевны, этот старый учебник географии?
Нет, не всех. Ленька Голованов сидит за своей самой задней партой, на «камчатке», хмурый, бодливо наклонив темя. Он-то небось понимает. Может быть, именно по этой причине он и не сказал ничего вразумительного, когда его вызвали к доске, к карте…
-Владимир Николаевич, но я действительно в толк не могу взять, почему Тихонов должен оправдываться перед этой заразой…
Шарапов повернулся к нему всем корпусом:
-Тихонову надо не перед заразой оправдываться, а объяснить прокурорскому надзору и высшему начальству истинное положение вещей. Они спросить имеют право, ты как думаешь?
-Имеют.Но ведь это же безразлично, как называть-оправдываться или объяснять, важен смысл. А смысл в том, что Тихонову надо будет доказывать, что он не применял запрещенных методов допроса. Вот я и спрашиваю: почему Тихонов должен доказывать, что он не верблюд, если это утверждает Батон? Вор, гадина, рецедевист!