«Салют.
Я знаю что ты здесь.
Тебя легко прочесть
Пo запаху и звуку.
Входи.
Ружье еще висит
И пулей угостит.
И накануне вьюга.
И мы летим друг к другу."
«Чувства пришли в ноль.
Лодки легли под воду.
Хрупкие сны тем, кто может спать.
Ты выбрал клетку, я -
Я, как всегда, свободу.
Быть одиночкой мне не привыкать.»
ольга! ольга! тоскую!
тоскую тоскую ольга!
кожей ботинка латаю
дыру из воска и бронзы.
ольга! ольга! мне тяжко!
не жизнь без тебя на болотах!
плевать что ко мне безучастны
аборигены из сквотов.
ольга! из дома новость:
отец по делам ездил в Питер.
твой памятник будет в мае.
всех позовем. не обидим!
мариша стихов почитает
запутается в окончаньях…
отец был красивый и ровный
под веками прятал отчаянье.
ирмуля свой рост сокращала
отцовы гладя запястья.
а он молоком топленным
молчал. разрывался на части.
ольга! ну как же так ольга?!
не манна не каша с брусникой!
давно не виделись!
здравствуй!
здравствуй в небе индиго!
где угол? где угол? поставьте
меня на горох преступлений!
я выдержу всё за возможность
друга увидеть колени!
осиновый кол в душу впился!
я вою под одеялом!
в трамвай как в поход на голгофу!
о господи! только не пьяной!
ольга проснись! я тоскую!
ольга! я вечна рада
тебе приносить бульоны
и россыпи винограда!
и прятаться плакать украдкой
где-то меж связок в гортани.
тоскую! тоскую! тоскую!
и легче чем было не станет.
Тоска по тебе забивается как пыльца в поры.
Пинаю углы. Пытаюсь сорваться в горы.
Твой номер молчит. День клонится набок в вечер.
Ты любишь когда темно или можно свечи?
Ты любишь нежно или когда брутально?
Ты любишь кричать или взлетаешь тайно?
Ты любишь лето или сугробов холод?
Ты любишь в деревне или уедем в город?
Ты любишь музеи или не стоит пытаться?
Ты любишь нырять или воздушные танцы?
Ты любишь собак или бездомных прохожих?
Ты любишь тот факт что мы с тобой не похожи?
Ты любишь под парусом или по вертикали?
Ты любишь траву или асфальт под ногами?
Ты любишь well done или все-таки с кровью?
Ты любишь экспромт или конкретные роли?
Твой номер молчит. День тонет и вечер убыл.
И время течет на нет и скоро пойдет на убыль.
И в ресторанном угаре несется питерский скорый.
Тоска по тебе забивается как пыльца в поры.
Лети моя душа
Лети мой тяжкий рок
Под облаками блакитными
Под облаками зенитками в небо
Под облаками блакитными
Под облаками зенитками в небо
Лети моя душа
И солнце поцелуй
За всех друзей моих сгинувших
За тех кого не покину я За всех друзей моих сгинувших
За тех кого не покину я Печаль моя
Будто роса
Легкая птаха светла и прозрачна
Белой рубахой отца
Легкая птаха светла и прозрачна
Белой рубахой отца
Лети моя любовь
И крови не жалей
Брызгами струями
Да в полнолунии я Брызгами струями
Да в полнолунии я И годы по часам
И сердце-ястребок
Я дышу радостью
Нет большей сладости жить
Я дышу радостью
Нет большей сладости жить
Печаль моя
Будто роса
Легкая птаха светла и прозрачна
Белой рубахой отца
Легкая птаха светла и прозрачна
Белой рубахой отца
Печаль моя
Будто роса
Легкая птаха светла и прозрачна
Белой рубахой отца
Легкая птаха светла и прозрачна
Белой рубахой отца
Лети моя душа
Лети мой тяжкий рок
Под облаками блакитными в небо
Небо, небо…
здравствуйте.
я не имею права к Вам обращаться, и мое придушенное приветствие уже за гранью приличий.
здравствуйте.
я не буду просить прощения, в конце концов, я ничего такого не сделала. просто все, что происходит сейчас, - еще одна моя капитуляция перед Вами и изумленное возмущение тех, кто знает нас, но ни о чем не догадывается. для тех, кто знает, что мы дружны, и полагает, что мы всего лишь дружны. и Вы знаете, что я пишу о Вас, но смолчите. я уверена, что после этого чудовищно-откровенного письма Вы не выдадите меня.
я сгораю. я Вас хочу. я так сильно и так давно Вас хочу! ну, право же, я давно не девочка и, черт возьми, я самая настоящая девочка. когда Вы рядом, у меня холодные руки. я не могу есть, когда мы оказываемся в одной компании. когда мы в одной компании, я боюсь пить вино - нервы могут подвести и мое вдруг опьяневшее «я» может не сдержаться и выдать себя.
кружится голова, и тошнота в солнечном сплетении. вот Вы оказываетесь недалеко, и я боюсь смотреть в Вашу сторону. я и из-за этого громко деланно смеюсь. я на повышенных чеканно экзальтированно обсуждаю киев, и сочи, и думу, и арктик санрайз и, чувствуя Ваш беглый заинтересованный взгляд, обмираю под футболкой. я беру бутылку воды и не могу проглотить. вода барахтается перед гортанью, и тут Вы проходите мимо и говорите: «диана, добрый вечер», и улыбаетесь, и идете дальше, а я уже труп, я утонула в глотке воды, я - вирджиния вульф в своем прощальном путешествии по реке.
стулья - столы - кресла - диваны - Ваша одежда - запах людей - как пахнете Вы, как Вы - ошеломительно-дерзкий интерес - ТАМ пахнете. меня знобит, выворачивает, я натыкаюсь на колья своих мыслей, я представляю Вас близко и подскакиваю на матрасе, будто дети на батуте.
близость, близость, близость - желание близости - отвращение от мыслей о близости и опять желание близости. я хочу Вас. хочу к Вам. хочу на Вас. хочу под. это невыносимо. я пишу песню, я пою ее друзьям. им нравится. я закрываю глаза и пою ее Вам, я представляю, что Вы - это они. наверное, это нечестно. это извращение. хотя почему, позвольте узнать? мы - все до единого - заложники своих чувств. не мы их придумали и не нам за них отвечать. кто наделил нас страстью? отдавал он себе отчет в том, какими будут последствия? уверена, нет. он так же, как мы, страдал от страсти, страдал и хотел. и все.
я огромный кувшин с нежностью.
нежность взбивается в масло. масло взбивается в хлопья, хлопья в сметану, сметана в снег, снег в солнце, солнце в песок, песок забивается в горло - я хочу Вас. я схожу с ума. мне все равно, что будет дальше. увы, мне правда, мне правда все равно. я аморальна, похотлива, беззастенчива, и мне плевать на Вашу семью, на Ваших детей и глаза Вашей мамы. одна ночь, всего одна ночь. мне необходимо узнать Ваш вкус. мне необходимо узнать, как пахнет Ваша макушка, и затылок, и шея, и подушечки пальцев, и как Вы кричите, и близко ресницы, и пергамент кожи, эти огромные глаза на изощренном талантливо вылепленном лице. мне необходимо увидеть, как рождаются в Вас слова, где они живут, скулами прочертить траекторию рождения Вашего голоса. мне кажется, я знаю исходную точку Вашей красоты. мне надо в этом убедиться. мне необходимо убедиться в этом. мне абсолютно все равно, что будет после нашей близости. после того, как всю ночь я буду целовать Вас наотмашь и плечи будут гибче березовой коры. не думайте, что я остановлюсь на этом, я дрянь, я хочу Вас. все предельно ясно, четко до последовательности деталей. я охочусь. я сделаю все. я сделаю все. я охочусь на Вас. я сделаю все. простите меня. простите. боже мой, как стыдно, как стыдно. я больна. надо уехать. надо заняться работой. надо согнуть себя в бараний рог и так, капля за каплей, выдавливать из себя желтую слюду страсти. я смогу. я должна. надо купить черное пальто и уехать. улететь. далеко. в чужую страну. надолго. навсегда. прощайте. мое тело висит на ребрах, моя шея висит на ребрах, мое сердце висит на ребрах. какая пустота. какая пустота. какая пустота. я невозвращенец. мне нужно уехать. я уезжаю. я уехала. кельн, дюссельдорф, берлин, берген, орегон, чили, корсика, беркли, день благодарения, лимон, ла бока… бесполезно. всуньте мне нож в спину. я хочу умереть. я умерла. и был театр. и был театр. конечно же он был. по ролям, с буфетом, реверансами в гардеробе, громоподобным восклицанием «диана, как мы рады Вас видеть! Вы, оказывается, любите театр?», мольбами найти черный вход, побегом, брошенной, подаренной гардеробу курткой, я не умею убедительно врать - сразу начинаю заикаться и пропускать буквы в словах, красным лицом жены, белым лицом мужа, следами извести на моей содранной о стену ладони. топ-топ-топ-топ-топ-топ-топ, и я обрушиваюсь грудью в пролеты лестниц, удивительным, не к месту, образом отмечая, как убоги и обшарпанны гримерки в самом важном питерском театре.
здравствуй - здравствуй-те. и мы скрываемся в подворотнях и падаем вглубь невских колодцев. из-под туфельки вырывается кончик крысиного хвоста. в этот момент ты целуешь меня, и я не успеваю испугаться. ты потом напишешь, что мы целовались по-птичьи. врезалось в память. до сих пор пытаюсь понять, почему тебе так показалось. я только один раз в жизни знала, что смерть стоит страсти, а страсть смерти, и это было в ту ночь. и, чувствуя свой раскаленный живот, я глохла от счастья, и ты все не мог остановиться, и я все не могла остановиться, и твоя майка под мостом, распластанное небо ладони на асфальте, швейцар из англетера поил нас кофе с медом, на рассвете лил дождь, и ты купал меня в ванне и все приговаривал: эта твоя харизма, милая, это твоя харизма. это твоя харизма, милая, это все твоя харизма.
я подарила тебе шинель.
Мы рассекаем друг друга мгновенно.
Нас миллионы, и Нам по колено.
Мы курим при встрече, при встрече жмем руки,
Мы сушим тела, чтобы были упруги,
Мы только штанами метем по асфальту,
Нам юбки - измена, а платья - как спальник.
А я слушаю Тома Йорка
Про самый уличный spirit,
И питерский дождь рассекаю
Колесами мотоцикла.
И если ты станешь взрослой
И даже совсем не тоненькой,
Я буду любить тебя так же,
Как в наше первое лето.
Мы врем Нашим мамам, отцов Мы не знаем,
Мы кольца на самый большой надеваем,
Мы травим чернилами голые плечи,
Мы меряем силу ладоней - кто крепче,
Целуемся в четную - узкие губы,
Мы злимся, когда обзывают Нас грубо.
Мы бьем без раздумий, с размаху и точно
По-девичьи нежно, по-девичьи сочно.
А я слушаю Тома Йорка
Про самый уличный spirit,
И питерский дождь рассекаю
Колесами мотоцикла.
И если ты станешь взрослой
И даже совсем не тоненькой,
Я буду любить тебя так же,
Как в наше первое лето.
Мы любим орехи, Мы белки с хвостами.
Мы скачем по клубам, и схема проста:
Сначала по пиву, потом по танцполу,
И градус крепчает, дальнейшее скоро
И быстро случится в кино, в туалете,
На задних сиденьях без света,
На свете - для Нас не проблема,
Нас больше -Мы стая,
И Нас по-иному уже не заставишь.
А я слушаю Тома Йорка
Про самый уличный spirit,
И питерский дождь рассекаю
Колесами мотоцикла.
И если ты станешь взрослой
И даже совсем не тоненькой,
Я буду любить тебя так же,
Как в наше первое лето.
Зачеркнув все лишние звуки,
Ты сможешь коснуться моей тишины.
И только лишь ночь её сможет нарушить
Единственным словом - "ТЫ"…
А кто любит меня, тот меня бережёт. Так и скрип между нами отчаянно: «Дружба навек». А кто предал меня, тот по-прежнему лжёт. И марает следами первый ноябрьский снег…
Что случалось с ним.
Как умел, так жил.
Белым зверем сна,
за волной волна
Плыли этажи.
Так легко пришла,
так легко вросла.
За него решил.
Понял, что пропал;
Что её искал.
До неё вообще не жил
Ты ему говорила: «Люблю».
Любовалась только собой,
И он видел -
на равных союз невозможен!
«Научись ждать любви», -
я ему говорю.
Он молчит
и табак в пальцах крошит.
Ты дарила мне розы
Розы пахли полынью
Знала все мои песни
Шевелила губами
Исчезала мгновенно
Не сидела в засаде
Никогда не дышала
Тихонько в трубку
Мы скрывались в машинах
Равнодушных таксистов
По ночным автострадам
Нарезали круги
Ты любила холодный
Обжигающий виски
И легонько касалась
Горячей руки
Ты любила холодный
Обжигающий виски
И легонько касалась
Горячей руки
О…
А потом было лето
Мы прощались и знали
Мы с тобой одной крови
Мы небесных кровей
Твои драные джинсы
И монгольские скулы
Ты была моей тайной
Зазнобой моей
Твои драные джинсы
И монгольские скулы
Ты была моей тайной
Зазнобой моей
Твои драные джинсы
И монгольские скулы
Ты была моей тайной
Зазнобой моей
Ты была моей тайной
Зазнобой моей
Ты была моей тайной
Зазнобой моей
Влюбленные красят небо
в единственно верный цвет.
Ты пьешь огромные луны…
Меня пеленает рассвет.
И стонут тоской километры.
и превращаются в мили.
Не важно, что я стал не первым…
Не важно, кого мы любили.
Не важно, что ты испугалась,
и первая ночь вышла грубой.
Не важно, что оба смущались,
толкались губами в губы.
Не важно, что не получилось.
Не важно, что порознь уснули.
Не важно, что всех, кто нас любит,
мы без труда обманули.
Не важно, что ты так же влажно
интимно куришь со всеми.
Не важно, что я, задыхаясь,
стою, наблюдаю, зверею…
Не важно, что чудом не влипли:
спасли 0'4 промилле.
Не важно, что будь мы солдаты -
уверен - друг друга б прикрыли.
Не важно, что я тебя старше.
Не важно, что мясо не в моде.
Иные проводят время,
а наше бежит, а не ходит.
Не важно что я твой кепарик
ношу в «- 20» в России,
а ты в моей кроличьей шапке
в жаре фаренгейта красива.
Не важно, что мы ровно наспех
с тобой в 10.20 простились
Не важно, что все самолеты
тебя никуда не пустили
Не важно, как стекла потели:
дышал на них. ждал как техасский
мальчишечка. Были б ботинки -
так втер бы в носы тонну ваксы
Не важно baby’арагула…
Не важно что все покемоны
(я их зову робеспьюши)
укутаны в пластика шторы
Не важно, что ты мое имя
боялась сказать, будто вето…
Не важно, что, падая навзничь,
ловил тебя. Плавились кеды
Не важно… не важно… не важно.:
Мы обреченно-детальны.
А знаешь, что важно? Я в марте
сорвусь. Обещаю.
Встречай меня.