Шумят ветра, свирепствует мороз…
Погода за окном, как прежде, зыбка…
… Нисколько не меняется прогноз…
И вновь в душе надрывно плачет скрипка…
Тоскую так… что хочется кричать!
Но чувствую сильнейшее удушье…
Приходится мучительно молчать…
Воспоминанья - страшное оружье…
… На сердце - тихо-ноющая боль,
Которую совсем не лечит время…
Внутри меня - щемящей грусти соль…
Тоскую… Мне не сбросить это бремя…
Тоскую так… что хочется кричать!
И жизнь моя теперь - сплошная пытка…
… Нет радости… Печали не унять…
В душе… не умолкая… плачет скрипка…
Пробьют часы двенадцать… и закружится
В весёлом танце пёстрый хоровод…
А на моей Душе печаль завьюжится
И запорошит прошлым… Новый год…
Под нежный звон хрустального соцветия
Холодной льдинкой в сердце упадёт…
И сделать вид, что это не заметила
Я не смогу… не тает быстро лёд…
Коснётся память сердца оголённого…
А я в бокал игристого налью…
В калейдоскопе… девочка влюблённая
Мне улыбнётся… сквозь пургу и тьму…
Всё занесло… всё снегом запорошено…
И девочка та выросла давно…
Но почему так часто… так непрошенно
Стучится прошлое… в моё окно…
Не существует груза тяжелее, чем груз воспоминаний.
«До предложения сниматься в роли профессора Преображенского Евгений Александрович Евстигнеев „Собачье сердце“ не читал. Да и где он мог прочитать повесть Булгакова, если долгие годы та ходила только в самиздате? Случилось так, что из-за уходящей зимней натуры пришлось снимать сразу после утверждения проб без долгих разговоров и репетиций.
В первом кадре, который мы начали снимать, профессор Преображенский выходил из кооперативного магазина, пересекал дорогу и подходил к дворняге Шарику. Вот, собственно, и все. Оператор Ю. Шайгарданов быстро поставил свет. Включили ветродуй, полетел снег.
- Мотор! - крикнул я и увидел, как из кооперативного магазина, держа в руках пакет краковской колбасы, вышел профессор Плейшнер из фильма „Семнадцать мгновений весны“ и направился к дворняге.
- Стоп! - крикнул я.
Не уверен, что дальнейший диалог запомнил дословно, но смысл передаю верно.
- Евгений Александрович, профессор так не ходит.
- Не надо мне рассказывать, как ходит профессор. Я уже одного профессора играл.
- Вот именно. А это другой профессор.
- Какой?
- Менделеев!
- Вот так?
- Вот так.
Он немного подумал и сказал: „Давайте снимать“. Полетел снег, со скрипом открылась дверь магазина, и оттуда вышел… не Менделеев, не Плейшнер, а профессор Преображенский».
В годы войны во многих воинских частях была художественная самодеятельность. Кронштадтские девушки - бойцы ПВО и зенитчики береговой охраны тоже организовали самодеятельный оркестр. Им руководил старший матрос Валентин Никитенко. Для солистки оркестра Гали Ивановой он написал замечательную песню «Огонёк» на слова Исаковского («На позиции девушка провожала бойца…»)
Галя, как и остальные, дежурила на вышке, оповещала о приближении к городу вражеских самолётов и о пожарах, а в свободную минуту репетировала. Она была поклонницей легендарной Клавдии Шульженко и часто исполняла песни из её репертуара.
В 1944 году Галя переехала в Ленинград и стала работать в театре оперетты, а в оркестре появилась новая солистка Нина Панкова. Самодеятельный оркестр стали приглашать в воинские части и госпиталя Ленинграда. Выступлений было много. От большой нагрузки у Нины «сел» голос. Что делать? Оркестру предстояло выступить на концерте в Доме офицеров. Неужели отказаться? Вспомнили про Галю Иванову. Узнали её адрес, зашли, но дома Гали не оказалось. Оставили ей записку:
«Галя, выручай. У нас нет солистки. Ждём тебя сегодня к 19 часам у Дома офицеров». Ждали у входа в театр. Придёт или не придёт? До начала концерта оставалось всего несколько минут. Вдруг появляется улыбающаяся Галя. Без репетиций она храбро вышла на сцену и… в первой же песне «Огонёк» забыла начало третьего куплета.
- И подруга далёкая…- подсказали ей из оркестра. Галя эффектно прошлась по сцене, поправила шляпу, музыканты сыграли паузу, и Галя, как ни в чём не бывало, продолжила песню. Благодарные слушатели ничего не заметили. А потом уже, на «бис», она спела свои коронные «Руки», «Маму» и «Челиту»…
Лет через семь после окончания войны бывшие бойцы кронштадтского управления ПВО встретились снова. Пили чай, вспоминали товарищей. Кто-то включил телевизор. Из Большого театра транслировали оперу «Аида». Главную партию пела заслуженная артистка РСФСР Галина Вишневская. Увидев её на экране, девушки ахнули:"Так ведь это же наша Галя!".
Воспоминания тревожат всё сильнее…
От чувств, от мыслей никуда не убежать…
… А я отчаянно молюсь, чтоб поскорее
О том, кто предал, перестала вспоминать…
Однажды мы вместе ужинали в ресторане при гостинице - не помню уже, в каком городе, - сели втроем за стол, и Гафт говорит: «Ну что, Зиновий Ефимович, закажем по коньячку?». Гердт качает головой: «Нет-нет, Валя, подождите. Ну что вы торопитесь? Смотрите меню спокойно». Ровно через десять минут официант приносит бутылку шампанского и ставит на стол: «Это для вас - с того столика». Оборачиваемся - там кланяются. «Спасибо. Спасибо». Потом появляется еще шампанское. Следом - бутылка коньяку, за ней - бутылка вина. И через час полстола уставлено всевозможными бутылками. Зиновий Ефимович: «Ну вот, Валя, а вы собирались заказывать!»
Ночью запах такой сумасшедший!
Кто-то скажет: «Столица во мгле».
Я, кайфую одна в темноте.
Тишина, полумесяц и звезды.
Снег кружит, а мурашки бегут!
Где же сон?
Только там, всё как прежде!
Ты, придешь…
Заберешь…
- А у меня с шампанским приятные воспоминания связаны!
- Твои воспоминания, небось, уже первые шаги делают?)
- Ну, почти… Вчера мои воспоминания пили шампанское на своё совершеннолетие!
Цветные варежки висели на резинке,
И щи варились на чадящей керосинке,
На ёлке праздничной жил лебедь восковой,
Стучали ходики. Да есть ли кто живой
На той планете? Но покамест я живая,
Я, самым кончиком пера их поддевая,
Картинки хрупкие над пропастью несу
В свой день сегодняшний в надежде, что спасу.
А годы мои, на голову снегом легли, и Молодость где-то уже далеко позади. Лишь память моя, возвращает меня в те места, где счастлив я был, но уже не вернусь никогда…
Александр Ширвиндт рассказывает…
Между Старым и Новым Арбатом есть небольшой переулочек - Малый Афанасьевский. И там внизу есть маленький платный общественный туалет.
Как-то я нырнул туда. А там очень маленькое помещение, и имеется такой постамент, на котором установлено шикарное викторианское кресло, по-видимому, привезённое со Старого Арбата. И на нём сидит дама столетняя (тоже, очевидно, со Старого Арбата). Она, значит, там дежурная. И у неё, как в старом троллейбусе, маленькие бумажные билетики. Справа, значит, спуск на одно место в мужской и женский туалет.
И я туда нырнул. Выбегаю, протягиваю ей 10 рублей, а она говорит:
- Что вы?! Что вы, Александр Анатольевич?! Для нас это такая честь!
Вот это был пик моей популярности!..
«Полёт медузы» не сложен в исполнении
Нужно повыше подпрыгнуть и пузом, плашмя
Упасть в море. Ничего особенного, просто
Рядом друзья, любимая, впереди жизнь
И море…
Только почемуто запоминается
Навсегда…
Свинцовых Туч, Осенний дождь, Слезу роняет, и Лист багряный, Землю укрывает, в Прощальном вальсе кружит, надо-мной, и Душу растревожит, мне Тоской, тех Грешных лет, что я оставил, за Спиной…
А помнишь, мне было пять…
А помнишь, домой лечу-
С улицы пришла, а ты опять
Ворчала, что вся в снегу.
Дед у торшера и лисий мех,
Твоих печений ванильный запах,
По дому эхом мой детский смех -
Воспоминания на мягких лапах…
Мы власти не имеем на земле.
И можно ли еще нам задержаться…
Но дольше б были рядом те,
С кем в детство сладко возвращаться.
Пусть наши маленькие бабушки
И наши слабенькие дедушки
Напоминают взрослым нам -
Мы только мальчики и девочки,
Пока живые наши бабушки…