Ну, что стоите, сказал он книгам. Бездельники! Разве для этого вас
писали? Доложите, доложите-ка мне, как идет сев, сколько
посеяно? Сколько посеяно: разумного? доброго? вечного? И какие
виды на урожай? А главное -- каковы всходы? Молчите… Вот ты,
как тебя… Да-да, ты, двухтомник! Сколько человек тебя
прочитало? А сколько поняло? Я очень люблю тебя, старина, ты добрый и честный товарищ. Ты никогда не орал, не хвастался, не бил себя в грудь. Добрый и честный. И те, кто тебя читают, тоже
становятся добрыми и честными. Хотя бы на время. Хотя бы сами с собой… Но ты знаешь, есть такое мнение, что для того, чтобы
шагать вперед, доброта и честность не так уж обязательны. Для
этого нужны ноги. И башмаки. Можно даже немытые ноги и нечищенные башмаки…
Слушайте, книги, а вы знаете, что вас больше, чем людей?
Если бы все люди исчезли, вы могли бы населять землю и были бы точно такими же, как люди.
Гордей Карпыч. (берет книгу Кольцова и тетрадь со стихами). А это еще что за глупости?
Митя. Это я от скуки, по праздникам-с, стихотворения господина Кольцова переписываю.
Гордей Карпыч. Какие нежности при нашей бедности!
Что я вообще могу знать о себе? Разве то, каким я себя представляю, - настоящий я? Если собственный голос, записанный на магнитофонную пленку, получается странным, чужим - что говорить о картинках, которые мое воображение рисует с меня, перекраивая, извращая мою натуру, как ему заблагорассудится?..
Смысл… У жизни нет смысла, и не должно быть, у жизни есть только вкус. Так же, как у той пищи, которую вы принимаете каждый день. Разве есть в этом какой-то смысл? Нет, но есть вкус и наслаждение, когда оно есть. Ешьте со вкусом, и живите так же. Человек способен всему придать какой-то смысл, возможно ему нравится этим заниматься, но это просто придумка человека. Такого явления, как «смысл», просто не существует, поэтому бесполезно искать, не ищи, чувствуй.
Каждое научное открытие, которое может быть реализовано, обязательно будет реализовано
Это может показаться странным, Гарри, но, может быть, для власти лучше всего приспособлены те, кто никогда к ней не стремился. Такие, как ты, принимающие руководство, потому что им его поручили, надевающие генеральский мундир по необходимости, а потом с удивлением обнаруживающие, что он сидит на них неплохо.
Всегда называй вещи своими именами. Страх перед именем усиливает страх перед тем, кто его носит.
На свете нет ничего невозможного - дело только в том, хватит ли у тебя храбрости.
«Любая проблема - это всегда решение, повернувшееся к тебе спиной.»
После вакханалий и оргий всегда приходит моральное похмелье.
А если говорить насчёт честности, то это, конечно, вещь прекрасная, с нею человек далеко пойдёт. Ну, всё равно как при состязании в ходьбе: как только начнёшь мошенничать и бежать, так моментально сходишь с дистанции.
Нигде никогда никто не интересовался судьбой невинного человека.
Ныне героев нет, а есть убойный скот и мясники в генеральных штабах.
Кто любит говорить двусмысленности, сначала должен их обдумать. Откровенный человек, у которого что на уме, то и на языке, редко получает по морде. А если уж получит, так потом вообще предпочтёт на людях держать язык за зубами. Правда, про такого человека думают, что он коварный и ещё бог весть какой, и тоже не раз отлупят как следует, но это всё зависит от его рассудительности и самообладания.
- Ничего не поделаешь, - серьезно ответил Швейк. - Меня за идиотизм освободили от военной службы. Особой комиссией я официально признан идиотом. Я - официальный идиот.
- Вот видите, - сказал Швейк. - Все это каждый должен претерпеть ради государя императора. И выкачивание желудка и клистир.
Я всегда хочу поправить дело, чтобы все вышло по-хорошему, и никогда ничего из этого не получается, кроме неприятностей и для меня и для других.
У солдата, которого ведут под конвоем, всегда больше опыта, чем у тех, кто его караулит.
Каждый человек в течение своей бесконечной жизни претерпевает бесчисленные метаморфозы и в определенные периоды своей деятельности должен на этом свете стать вором.
Теперь ведь война, а в войну люди берутся за такие дела, которые раньше им и не снились.
Люди, которых коробит от сильных выражений, просто трусы, пугающиеся настоящей жизни, и такие слабые люди наносят наибольший вред культуре и общественной морали.
Раньше, я помню, каждый офицер старался что-нибудь привнести в общее веселье. Поручик Данкель - служил такой, - так тот, бывало, разденется донага, ляжет на пол, воткнёт себе в задницу хвост селёдки и изображает русалку. Другой, подпоручик Шлейснер, умел шевелить ушами, ржать, как жеребец, подражать мяуканью кошки и жужжанию шмеля.
- Наше дело дрянь, - начал он слова утешения.
Из истории Вилем знал только индейцев и турок. По физике он лучше всего знал, как бросать камни.
Жандармы по его мнению, вращали земной шар.
Сейчас Вилем, мой бывший ученик, - австро-венгерский посол в Берлине
Неуважение к императору и к приличным выражениям было у него в крови.
Жизнь - не школа для обучения светским манерам. Каждый говорит как умеет.
То, что делает нас счастливыми, делает нас мудрыми.
И все же кто из нас, проходя мимо счастливого места в счастливое время суток, не осмотрится наскоро по сторонам? Здесь имело место некое совпадение, здесь на какой-то миг пересеклись человек, его желания и пути большого мира; это совпадение обрело некий смысл; и даже если мы больше никогда и ничего здесь не получим, не склонны ли мы будем считать, что просто истощили некую магическую силу, которой когда-то обладало данное место? Мы не можем не возлагать на мир надежд - даже если мир остается к ним невосприимчив и хранит верность собственным законам, совсем не тем, которые должны были бы царить в нем, будь он устроен по-нашему.
Когда взрослеешь, приходится отдавать то, что имела ребёнком, взамен на то, что получишь как взрослая. Если откажешься, детское всё равно потеряешь, а взрослого не получишь.