В 1880 году в мастерскую художника Арнольда Бёклина, расположенную во Флоренции возле Английского кладбища, пришла некая дама. Она была вдовой (молодой, впрочем, вдовой — 34 лет) немецкого финансиста Георга фон Берна и собиралась выйти замуж во второй раз — за Вальдемара Лобо да Сильвейру, графа Ориолу. И, наверное, дабы успокоить душу своего первого мужа, скончавшегося от дизентерии пятнадцатью годами ранее, она заказала знаменитому швейцарскому художнику картину, «способную выразить её скорбь по умершему мужу». Бёклин охотно взялся за предложенную работу, тем более, что она отвечала его внутреннему состоянию; художник не так давно (в 1877) пережил личную трагедию — похоронил свою семимесячную дочь. Как раз на Английском кладбище, расположенном перед окнами мастерской. «Вы сможете отдаться мечтаниям, погрузившись в темный мир теней, и тогда вам покажется, что вы чувствуете легкий, теплый ветерок, вызывающий рябь на море, и что вы не хотите нарушать торжественную тишину ни единым словом» — написал он заказчице несколько высокопарным стилем, характерным для того времени.
Вскоре картина была готова. В первоначальной версии в лодке была только таинственная фигура в белом саване. Но заказчицу это не устроило, и Мария Берна попросила внести некоторые изменения, а именно добавить в лодку сидящую на веслах женщину (каков сюжет для Фрейда! вдова изо всех сил работает веслами, дабы в преддверии нового замужества поскорее отвезти бренные останки первого супруга на далекий, заброшенный и фантастический остров) и нечто похожее на гроб.
Надо сказать, что совесть у художника при получении обусловленной платы не была абсолютно чиста — на самом деле он написал две картины. Одну, поменьше, для Марии Берна; вторую, побольше, для своего мецената и покровителя, Александра Гюнтера. Патрон, правда, тоже ее не получил — Бёклин оставил её себе. И использовал в виде демонстрационного образца. В итоге «Остров мертвых» стал безумно популярен — художнику заказали ещё три его версии, а репродукции картины, по выражению Набокова, можно было «найти в каждом берлинском доме». Картина попала в тренд: переполненная символами (тут и «челн Харона», и «кладбищенские» кипарисы, и тёмные воды Стикса), по мещански сентиментальная — она вполне соответствовала вкусам fin de sicle.
Кстати, среди пламенных почитателей этого шедевра были… Ленин и Гитлер. Ленин брал репродукцию картины даже с собой в ссылку. Гитлер пошел дальше: в 1936 году купил один из оригиналов (третью версию, см. первый рисунок). После смерти фюрера картина исчезла, но опять объявилась в Берлине в конце 70-х: говорят, что её подарил Музею современного искусства некий советский генерал, пожелавший остаться неизвестным.
Среди прочих ценителей творчества Бёклина можно упомянуть Фрейда (репродукция «Острова мертвых» была неотъемлемой частью интерьера его кабинета); Сергея Рахманинова (картина вдохновляла его во время написания одноименной симфонической поэмы); Роджера Желязны; Джорджо де Кирико; Августа Стриндберга; известного сценариста и кинопродюссера Вэла Льютона и даже Сальвадора Дали.
До наших дней сохранилось четыре версии из пяти: картина 1884 года была уничтожена во время Второй мировой войны.
Мария Берна, заказчица, дожила до 69 лет и умерла в 1915 году, пережив на пять лет своего второго мужа.
Арнольд Бёклин умер в 1901 году в Фиезоле и был похоронен во Флоренции; правда на Евангелическом кладбище, а не на Английском, возле которого он провел значительную часть жизни и на котором похоронил свою дочь.
Похоже ли место, в которое попали их души после смерти, на «Остров мертвых»? Кто знает…
Роман Оскара Уайльда о портрете мистической силы — один из самых зловещих в истории литературы. Однако традиция демонизировать рукотворные полотна идёт из глубины веков: задолго до возникновения искусства некоторым изображениям и символам поклонялись как олицетворению неисповедимых сил природы. В каждом музее и галерее мира найдётся хоть один экспонат, с которым связаны самые невероятные истории, не всегда поддающиеся объяснению…
Ненаглядный идеал
Портрет Марии Лопухиной работы Владимира Боровиковского — картина, которую в России знают все. Когда-то учителя-словесники хоть раз в году проводили урок о связи живописи и литературы. И этот портрет показывали непременно, зачитывая посвящённое ему стихотворение Якова Полонского:
«Но красоту её Боровиковский спас.
Так часть души её от нас не улетела,
И будет этот взгляд и эта прелесть тела
К ней равнодушное потомство привлекать,
Уча его любить, страдать, прощать, молчать»
Неброская, нежная красота молодой женщины умело вписана в милый сердцу русский пейзаж: на платье словно отражаются берёзы, васильки — в тон поясу, ниспадающая шаль — ответ налившимся колосьям и поникшим розам.
Мария Ивановна Лопухина (1779−1803) из рода Толстых в восемнадцать лет вышла замуж за егермейстера, действительного камергера при дворе Павла Первого. Парадный портрет к её свадьбе был заказан в 1797 году самому модному художнику. Муж был старше, брак не сложился, и судьба Марии оказалась несчастливой. В двадцать четыре она угасла от чахотки. Получилось, всё её земное предназначение было в том, чтобы художник написал с неё идеал молодой русской женщины конца XVIII века.
После сей печальной кончины получила распространение легенда, что её отец, магистр масонской ложи, заманил в картину душу ненаглядной дочери. Дошло до того, что молодым девушкам запрещалось смотреть на портрет во избежание безвременной смерти. Впрочем, реликвия хранилась в семье, и о массовой истерии речи не шло.
В 1880 году Третьяков купил эту работу Боровиковского для своей галереи. Дурные слухи вмиг пресеклись, а художественная ценность портрета была по достоинству воспета ценителями высокого искусства.
Надо отдать должное великому портретисту: от 18-летней аристократки в Третьяковской галерее глаз не отвести: её лик источает обаяние и свежесть молодости. А если вглядеться в картину подольше, то Мария Ивановна и правда словно оживает. Впрочем, таково свойство всех хороших портретов и нашей фантазии.
Огнедышащие лилии
«Водяные лилии. Облака» импрессиониста Клода Моне (1903) — одна из самых новаторских для своего времени картин. Она буквально гипнотизирует солнечными бликами на воде, отражением облаков, а игра света и тени на ней шедевральна.
Последние 30 лет жизни Моне со своими многочисленными домочадцами жил в деревушке Живерни между Руаном и Парижем. Здесь он купил 7500 кв. метров луговины, осушил её, создал пруд, соединив его каналом с рекой Эпт.
В этом водном саду даже был возведён японский арочный мостик, знакомый всему миру по нескольким картинам. В 1890 году Моне, как он сам писал, «взялся за серию с различными эффектами», где старался выразить всю гамму человеческих чувств в зависимости от освещения сада в разное время суток. Свои картины он называл пейзажами-отражениями: на них отсутствует горизонт, и в то же время в каждом фрагменте есть и деревья, и облака, и бесконечные оттенки красок. «Все тона красного, жёлтого, розового, синего, зелёного, лилового — тут, в небольшом кусочке воды, где явлено нам всё небо, всё пространство». Сохранилось более 80 картин Моне с кувшинками и лилиями. Критики были в восторге.
Одна из них — «Водяные лилии. Облака» — имеет странную историю. Считается, что она, как пьеса Шекспира «Макбет», провоцирует пожар.
Первое возгорание случилось в мастерской Моне, когда он с друзьями отмел завершение работы над картиной. «Лилии» перекочевали в кабаре на Монмартре, но через месяц оно сгорело, хотя сама картина не пострадала
Вскоре её купил меценат Оскар Шмитц, и пожар в третий раз полыхнул в его парижском доме. Случилось это через год после того, как она там появилась. Причём огонь занялся как раз в кабинете, где висели «Лилии». Затем чудом уцелевшая картина попала в Нью-Йоркский музей современного искусства. Но через четыре месяца, в 1958 году, пожар случился и здесь, и на этот раз полотно значительно пострадало. Далее след обрывается.
Где эти «Лилии» сейчас? На запрос интернет-каталоги отвечают: «Место расположения неизвестно». Или стыдливо: «Частная коллекция».
Жгучее проклятие ребёнка
«Нехорошей» картиной считается и «Плачущий мальчик» Бруно Амадио, известного как Браголин (1911−1981). Он создал целую серию «Цыганские дети» (Gipsy Boys) из 27 полотен, юные герои которых отличаются мрачным, трагическим выражением лица. Есть версия, что это были сироты, жертвы Второй мировой войны, которых он нашёл в детском доме в Испании.
В начале 50-х годов одно издательство выпустило репродукции этой серии тиражом 50 тысяч экземпляров, и они быстро разошлись. Одной из них был «Плачущий мальчик», получивший наибольшую популярность. Только на потребу туристам Браголин сделал не менее 50 авторских копий.
В 1985 году всплыла якобы давняя легенда, связанная с историей создания картины. Мол, художник, который никак не мог заставить маленького натурщика плакать, довёл его до истерики, чиркая перед его лицом спичками. В конце концов мальчик якобы крикнул: «Да чтоб ты сам сгорел!»
В сентябре некое семейство Халл заявило в газете «Сан», что их дом сгорел дотла, нетронутой огнём осталась лишь репродукция знаменитого «Плачущего мальчика» на стене. Газета, имея целью поднять тиражи, отследила целую цепь пожаров в Северной Англии, где было продано наибольшее число репродукций.
И каждый раз одно и то же: на пепелище взирал с картины ребёнок в слезах — единственное, что оставалось после несчастья. «Сан» призвала владельцев репродукций немедленно от них избавляться. Постепенно паника утихла, однако с тех пор пожарные суеверно считают «Плачущего мальчика» если не причиной, то предвестием спонтанного воспламенения.
Интересная история произошла в одной пожарной части, где, дабы развенчать суеверие, повесили копию «Мальчика», живым укором глядящего на взрослых. Через несколько дней на кухне пожарной станции сгорели все обеды.
Правда, говорят, что, если относиться к «Плачущему мальчику» с любовью и лаской, он приносит удачу. Однако желающих рискнуть и повесить картину у себя дома с целью эксперимента пока не нашлось
Вынимающие душу
Ещё одно полотно, овеянное странной славой, — «Руки противятся ему» Билла Стоунхема (1972). На нём рядом с мальчишкой стоит кукла, пугающе похожая на живую девочку. А за стеклянной дверью к ним тянется много рук. Считается, что, если смотреть на картину больше пяти секунд, она вынимает душу.
Художник трактует своё произведение так: герой картины — это он сам (Билл срисовал себя с детской фотографии); дверь отделяет реальную жизнь от мира снов; кукла — проводник между двумя мирами, а руки символизируют много разных возможностей.
Название случайное: художник торопился сдать заказ, и тут ему подвернулось только что сочинённое его женой стихотворение «Руки противятся ему».
Искусствовед, который первым оценил картину, вскоре скончался. Но поистине скандальной славой она обросла после выставки, где нескольким посетителям перед ней стало дурно: кто-то невольно заплакал, кто-то упал в обморок.
«Руки» купил актёр Джон Марли. После его смерти в 1984 году картину снесли на свалку, где её подобрала случайная семья, украсившая ею спальню четырёхлетней дочки. В первую же ночь малышка разбудила родителей воплями, что дети на картине дерутся! В другой раз она рассказала, что видела обоих детей по ту сторону двери. В конце концов в детской поставили датчик слежения — и за ночь он сработал не один раз.
Картину за 199 долларов выставили на интернет-аукционе eBay — с предупреждением о возможном психическом воздействии. Вскоре после её появления на сайте посыпались жалобы пользователей на скверное самочувствие, тошноту и приступы стенокардии.
За тысячу с небольшим долларов её купил Ким Смит, владелец галереи в Гранд-Рапидсе (штат Мичиган), где она находится и сейчас.
Желающих познакомиться с ней не много. Смит рассказывает, что однажды группа мужчин минут двадцать стояла перед картиной в гробовой тишине, пока кто-то не сказал: «Какая жуть…»
Стоунхем, сайт которого легко найти в Интернете, тему, оказывается, продолжил. В 2004 году, через 32 года после создания картины «Руки противятся ему», он написал к ней парную — «Сопротивление на пороге». А не так давно, в 2012-м, завершил триптих полотном «Порог откровений». Их содержание сводится к тому, что кукла, снимая тесную маску, в конце концов превращается в настоящую девочку, а мальчик — в дряхлого старика. Автопортретное сходство художника с героем картин налицо — со всеми следами нелёгкой художнической жизни. То есть, возвращаясь к «Портрету Дориана Грея», заметим, что сам Стоунхем за эти годы, увы, не помолодел.
Тем временем Ким Смит то и дело получает заманчивые предложения с шестизначными цифрами, но не готов расстаться с прогремевшей на весь мир достопримечательностью. Он считает «Руки» тешащим самолюбие галерейщика доказательством того, что нет в этом мире ничего загадочней картин на простом холсте.
Друзья художника Константина Коровина восхищались не только его талантом, но и тем, каким беззаботным, легким человеком он был. Всеобщий любимец и душа общества, он пел, играл на гитаре, рассказывал байки. Его и Константином-то никто не называл — только Костенькой. «Костя, как хамелеон, был изменчив: то он был прилежен, то ленив, то очарователен, то несносен… — вспоминал Михаил Нестеров. — То простодушный, то коварный, Костя легко проникал, так сказать, в душу, и так часто о нем хотелось забыть… В нем была такая смесь хорошего с „так себе“… Все его „качества“ покрывались его особым, дивным талантом живописца». Он никогда не терял ощущения радости жизни — хотя жизнь Константина Коровина не была простой, а значительную ее часть можно назвать даже трагичной.
Дед Коровина был человеком выдающимся. Начав свое дело ямщиком, он со временем стал владельцем извоза на направлении Москва — Нижний Новгород, был богатым купцом и жил в особняке на Рогожской улице. После смерти деда дело перешло к отцу Константина, но из-за того, что от Москвы до Нижнего Новгорода была проложена железная дорога, оно вскоре разорилось, и семья перебралась в Мытищи.
Благодаря деду Константин и его старший брат выросли в атмосфере искусства и оба решили стать художниками. Уже в училище обнаружилось, что Константин пишет не так, как остальные ученики. Преподаватели отмечали, что он словно неусидчив, хочет побыстрее закончить этюд, передав лишь свои эмоции и пренебрегая тщательностью композиции. «Вы видите бревна, стекла в окне, деревья. А для меня это краски только. Мне все равно что — пятна», — объяснял Коровин. Он предпочитал рисовать без карандаша, сразу кистью на холсте, говорил, что «рисунка нет», «есть только цвет в форме». «Вы импрессионист? — спросил его как-то Василий Поленов, наставник и старший друг молодого художника. «Я не знаю, что это такое», — ответил Коровин. Так появился русский импрессионизм — совсем без влияния французского.
Только в 1887 году Коровин впервые побывал в Париже и написал: «У них нашел я все то самое, за что так ругали меня дома, в Москве… Я остановился в Hotel de la Neva, rue Montigny… в окно ночью были видны трубы большого города, жалюзи окон, вся эта темная таинственная громада… Спать я не мог… Огни кафе, рекламы, движение, поток нарядов… Наутро я поехал в Салон и был поражен невиданными красками, разнообразием художников, праздником для глаз. Светлые краски воздуха, непосредственная, правдивая гамма простоты и изящества, отсутствие условности и олеографичности, свобода от тенденциозности, все это — восторг, жизнь, веселье, бодрость. Потрясенный, я тихонько сказал себе: так вот что! Здесь пишут, как я! Значит, я был прав, когда не шел по пути, который мне указывали, и избрал свой…»
Семья
Несмотря на свое балагурство, Коровин был человеком ранимым и трагически одиноким. Его отец покончил жизнь самоубийством, не выдержав банкротства, а мать вскоре умерла. Еще в раннем возрасте Константин познакомился с хористкой Анной Фидлер, долго жил с ней тайно. Первый их ребенок умер в младенчестве — во многом из-за того, что не было денег на еду, лекарства. Из-за этого Коровин чувствовал вину перед женой и, хотя прежней любви между ними уже не было, не бросал ее, и вскоре они обвенчались. Был у супругов и еще один сын, Алексей, — в 16 лет он попал под трамвай и остался безногим инвалидом.
Была в жизни Коровина и еще одна любовь — актриса Надежда Комаровская. Он написал множество портретов возлюбленной, но никогда не упоминал о ней в своих рассказах-воспоминаниях, деликатно скрывая их отношения от любопытствующих, и от будущих биографов.
Эмиграция
Коровин был чрезвычайно трудолюбив. Он написал множество картин, большой кусок его жизни связан с театром. Он занимался оформлением спектаклей и сумел добиться в этом деле большого успеха. Его портреты были востребованы, его виды Парижа поражали своей новизной и «революционностью». Из-за этого однажды он даже был приглашен в жандармское управление. К нему вышел сотрудник охранки и спросил: «А что, господин Коровин, общего между вашим импрессионизмом и социализмом?» — «Ничего общего между ними нет, русские зрители невежественны в вопросах искусства и им бесполезно что-то объяснять!» — сказал художник. «Жаль, что вы не хотите с нами сотрудничать, хотя мы могли бы вам и помочь избежать нападок критики!»
Революцию люди его круга сначала пытались пережить, перетерпеть в надежде, что «рассосется» и жизнь вернется на круги своя. Но становилось только хуже. «При обыске у моего знакомого нашли бутылку водки, — писал Коровин впоследствии. — Ее схватили и кричали на него: «За это, товарищ, к стенке поставим». И тут же стали ее распивать. Но оказалась в бутылке вода. Какая разразилась брань… Власти так озлились, что арестовали знакомого и увезли. Он что-то долго просидел…»
Показательная история произошла в 1922 году, когда Коровин принес свои работы для закупки в Третьяковскую галерею. Председательствовал на закупочной комиссии художник Давид Штеренберг. «Гражданин Коровин, мы, признаться, не ждали от вас ничего нового, но то, что вы нам предлагаете, не может быть принято нами, как вчерашний день не может быть принят за сегодняшний, — сказал презрительно Штеренберг, рассматривая коровинские этюды. — Ваше искусство вместе с царизмом ушло в прошлое. Для пролетарского государства оно не может представлять ни ценности, ни интереса».
По рекомендации Луначарского, Коровин получил разрешение для выезда за границу под предлогом лечения жены и сына, в 1923 году с семьей уехал во Францию.
Жизнь на чужбине оказалась крайне тяжелой. Несмотря на почти поденную работу, денег постоянно не хватало. Сын его, Алексей, тоже ставший художником, был инвалидом и в придачу страдал манией преследования. Он даже поколачивал отца из-за того, что тот мало зарабатывал. Жизнь семьи стала еще тяжелее после того, как у Коровина родился внук. Художник находился в постоянном поиске средств к существованию. Когда утрата зрения заставила его отказаться от живописи, он писал рассказы.
Он умер 11 сентября 1939 года от внезапного сердечного приступа во время одной из первых бомбардировок Парижа немецкими войсками. За два года до смерти Коровин с грустью говорил своему знакомому о жене: «Она ничего не понимает! Я одинок. Поймите: я — одинок!» Похороны Коровина напоминали похороны бездомного, так как помочь деньгами семье никто не захотел…
Как и все остальные произведения Рериха, эта картина глубоко метафорична. Она несет подспудный смысл и имеет глубокое философское толкование. За кажущейся простой житейской сценкой скрываются чувства художника, которые он испытывал по отношению ко всему живому. Полотно отражает его философию, понимание тайны бытия, стремление познать которые и привело его в Индию, в Гималаи.
Основную площадь картины занимает изображение гор. Оно подано таким образом, что зритель словно смотрит на них со значительной высоты. Это придает полотну перспективу и наполняет его обширным пространством, воздухом. Горы заснеженные, покрытые льдом. В холодном свете они переливаются всеми оттенками синего, голубого и лавандового цвета. Изображение гор делает картину масштабной, даже монументальной.
Между тем та часть, которая и является основным сюжетом полотна, занимает самый край, нижний угол картины. При всей простоте художественного метода, этот фрагмент наполнен глубочайшим смыслом.
По контрасту с основной частью полотна, выполненного в холодных красках, в этом фрагменте мастер использовал более насыщенные, «плотные» и выразительные оттенки. В изображении преобладает черный и желтый (золотой) цвет, который дарит богатые рефлексы и превращает «глухой» и «плоский» черный в более теплый и живой цвет. Если присмотреться к картине, можно увидеть весьма скромное добавление темно-зеленого, изумрудного оттенка, что разнообразит цветовую гамму и усиливает контраст с основным изображением гор.
Этот выразительный элемент картины представляет собой крутой уступ горы с находящимся на нем источником жизни. Художник дает понять, что люди знакомы с чудодейственной силой воды, ведь она стекает по рукотворному деревянному желобку. На уступе сидит молодая женщина, одетая в ярко-желтые одежды. За ее спиной находится большой глиняный кувшин, в который стекает волшебная влага. Женщина глубоко задумалась, в то время как капли мудрости, знания и самой жизни постепенно наполняют сосуд бытия.
Можно по-разному толковать смысл картины, но большинство исследователей сходится в том, что вода здесь символизирует все самое ценное для человеческой жизни, а сосуд во всех религиях служил символом человека: чем сможешь заполнить его, такого человека и получишь. Чистейший, ничем не замутненный горный источник — это возможность получения самых сокровенных и важных знаний, способных в корне изменить человеческое существование.
Одно из самых известных в американской живописи полотен «Мир Кристины» рассказывает трагическую историю Кристины Олсон. С детства страдая неизлечимым заболеванием, к 50 годам, когда была написана картина, женщина была неспособна ходить и работать руками. Однако Эндрю Уайет изобразил молодую женщину, тело которой не выдает недуга. Этот портрет считается одним из самых меланхоличных и загадочных в мировом искусстве.
Сюжет
После смерти отца Эндрю Уайет начал на лето приезжать в Новую Англию — в окрестности города Кушинг в штате Мэн. Здесь на семейной ферме Олсонов он написал одну из самых известных картин из всей американской живописи XX века.
Кристина Олсон, изображенная на картине, жила по соседству с Эндрю Уайетом. Художник хорошо знал ее, и она нередко соглашалась позировать. С детства Кристина мучилась неврологическим расстройством. Предположительно, это была наследственная моторно-сенсорная нейропатия (болезнь Шарко-Мари-Тута). К 26 годам женщина почти не могла самостоятельно ходить и работать руками. С годами Кристина и вовсе потеряла чувствительность в кистях и стопах. Олсон дожила до 74 лет, скончавшись в 1968 году.
Полотно было написано в 1948-м. На тот момент Кристине Олсон было уже за 50. Однако на картине мы видим молодую женщину — для нее художнику позировала его жена Бетси. Уайат написал портрет не тела Кристины, а ее души, внутреннего мира, заложницей которого была больная женщина. Художник так говорил о своей соседке: «Она была ограничена физически, но не духовно. Задача для меня заключалась в том, чтобы воздать дань ее победе над жизнью, которую большинство людей считают безнадежной».
Мир Кристины, таинственный и волшебный, обрел плоть. Уайет в свойственной ему манере скрупулезно выписывает пейзаж и героиню. Мы не видим лица женщины, но через ее напряженную позу чувствуем, что взгляд, обращенный на дом, полон тревоги. Кажется, что Кристина рвется к дому, хотела бы вскочить и побежать, но что-то удерживает ее.
Уайет посвятил немало работ Кристине Олсон. Одна из самых важных — «Герани». Художник так описывал замысел: «Мне нравится, каким образом вы можете видеть красные цветы — через дом и окно на другую сторону, к морю. Кстати, чёрный предмет в окне напротив — чёрно-оранжевая рабочая перчатка её брата Альваро, оставленная им там. Кристины почти не видно, виден только отсвет на её полосатой рубашке. Она была почти как пугало, когда не сидела укоренившись в этом кресле — из-за растрёпанных волос и лохмотьев рваной ткани. В ней мне было интересно то, что она всегда появлялась в странное время, в странных местах. Великий английский живописец Джон Констебл говорил, что вы никогда не должны нарочно добавлять жизнь в сцену, но если вы будете тихо сидеть и ждать, жизнь придёт сама — как случайность в правильном месте. Это случается со мной всё время, и много раз случалось как раз с Кристиной. Весь смысл этой картины, которая является довольно абстрактной, в том как вы смотрите сквозь окна и как восхитительные точки цвета на геранях ловят свет с другой стороны дома».
Судьба художника
Эндрю Уайет родился в Пенсильвании в семье известного иллюстратора Ньюэлла Конверса Уайета. Вспоминая детство, художник говорил: «Отец полагал: „Чтобы жизнь ребенка была творческой, он должен иметь собственный мир, принадлежащий только ему“. Я очень рано начал рисовать, и отец считал, что колледж художнику не нужен: меня учили приходивший на дом преподаватель, сам отец и его друзья-художники. И он добился своего. Еще немного, и я навсегда остался бы в Шервудском лесу Робин Гуда. Оттуда я все-таки выбрался, но ушел в свой мир». Уже в 20 лет у него состоялась первая персональная выставка в Нью-Йорке, после которой все работы быстро были распроданы.
Основным источником вдохновения была американская провинциальная повседневность. Художник часами наблюдал: за природой, людьми, одиноко стоящими домами, вещами, игрой света. «В моих картинах я не меняю вещи, а жду, когда они изменят меня», — говорил он. Любая вещь приобретала значимость на картине, стоило ей только проявить себя. Уайет: «Понимаете, важно постоянное присутствие на месте действия. Мне надо жить в окружении того, о чем я пишу. Тогда в какой-то момент можно ухватить смысл…».
Художника интересовали люди, их истории, поэтому в качестве моделей он выбирал личностей. Встретив этих людей на улице, вы вряд ли бы заинтересовались, но с помощью историй, об испытаниях, выпавших на долю людей, живописей наделяет силой их портреты.
С конца 1940-х Уайет не покидал Восточного побережья США, в основном живя в Пенсивальвании и регулярно наведываясь в штат Мэн. Собственно, он писал только окрестности его родного города Чеддс-Форд и города Кушинг, где художник жил летом.
Эндрю Уайет в последний год жизни отказывался появляться на публике и давать интервью: «Всё, что я мог сказать, уже висит на стенах». Он скончался в 91 год.
Чем более ужасающим становится этот мир, тем сильнее искусство становится абстрактным.
«Кисть, рука и палитра нужны, чтобы рисовать, но картина создаётся вовсе не ими»
В качестве эпиграфа:
На редкость въедливый мальчишка, — рокотал барон, приближаясь с распростертыми объятиями. — Из него выйдет толк… /сами знаете откуда/
В 1594-м, едва оправившись от лихорадки, маэстро в Риме подрался с цыганами. Во время потасовки извлёк из-под рубища «устрашающий нож» и только быстрые ноги уберегли противников маэстро от резни.
В 1595-м, с треском провалив поступление в Академию Святого Луки, маэстро припёрся в таверну, напился, поссорился с собутыльником и в ходе последующей драки сломал ему руку. Деревянной лавкой. Вызванному на место ЧП полицейскому маэстро поставил выпивку, благодаря чему отделался лёгким испугом.
4 мая 1598-го маэстро с кем-то повздорил у Пьяцца Навона, выхватил шпагу и с победоносными воплями погнался за своим визави. По пути сбивая прохожих и отпуская им нелестные характеристики. Римская полиция маэстро задержала и инкриминировала ему незаконное ношение холодного оружия. Короче, со шпагой Караваджо пришлось расстаться… Но ненадолго. Едва расставшись с полицейскими, маэстро потопал к другу, у которого взял себе другую шпагу. «Взаймы».
В декабре 1600-го маэстро предстал перед судом города Рима за то, что на Виа делла Скрофа избил какого-то чувака палкой и шпагой располосовал его плащ.
В начале октября 1601-го некий римлянин обвинил Караваджо в том, что маэстро во главе целой банды «творческой интеллигенции» оскорблял прохожих и гонялся за ними со шпагой возле Кампо Марцио.
24 апреля 1604-го официант Пьетро Антонио де Фосаччио подал жалобу, согласно которой маэстро, которому он принёс артишоки в таверне на Виа Маддалена, остался недоволен их качеством. Вскочил из-за стола и некоторое время гонялся за обслуживающим персоналом по всей таверне с ножом в руках.
19 октября 1604-го маэстро «за недостойное поведение» получил замечание от полицейского на углу улиц Виа дей Грэки и Виа дель Бабуино. Обидевшийся маэстро схватился за нож, но полицейский сообщил, что в случае нападения с оружием на лицо при исполнении, он просто обязан будет укокошить необузданный живописный талант на месте. Караваджо внял предупреждению. Убрал нож, подобрал камень с мостовой и запулил им в башку предупредительного копа. Попал, попытался бежать, но был настигнут и арестован. Пришлось маэстро раскошеливаться на искупительную выпивку…
28 мая 1605-го Караваджо арестовывают на Виа дель Корсо за незаконное ношение шпаги и кинжала.
В середине июля 1605-го маэстро арестовывают за драку, учинённую Караваджо из-за шмары по имени Елена. Нет, маэстро вовсе не вступался за «честь дамы» — какая уж там «честь» у проститутки… Просто по мнению Караваджо, Елена должна была срочно бросить того клиента, которым уже занималась, и экстренно обслужить маэстро. С чем почему-то ни Елена, ни её клиент оказались не согласны…
29 июля 1605-го ватиканский нотариус обвинил маэстро в том, что тот в шутку плашмя ударил дагой по нотариусовой заднице.
В сентябре 1605-го хозяйка дома, в котором снимал жилплощадь маэстро, потребовала платы за просроченные Караваджо 6 месяцев. Маэстро страшно возмутился такому крохоборству и высадил в доме все окна.
В октябре 1605-го в пьяной драке маэстро получил резанные ранения шеи и уха, но ничуть не опечалился, так как по словам Караваджо «другим досталось гораздо больше».
28 мая 1606-го маэстро явился на Марсово поле, чтобы поиграть в паллакорда (в теннис, считай по-нашему). Ну, по крайней мере, так позже было объявлено представителям следствия… За компанию вместе с маэстро прибыли три его кореша — два записных собутыльника и капитан папской армии. Все — при шпагах и кинжалах. Сами ж понимаете, что теннис без оружия — деньги на ветер… На Марсовом поле наша четвёрка встретила другую компанию. Также в составе четырёх хорошо вооружённых «теннисистов», возглавляемых неким Рануччио Томассони. Что послужило причиной последующего «матча», доподлинно так до сих пор и не известно. Кто-то говорит про бабу, кто-то — про невыплаченный долг. Сам же маэстро впоследствии упирал на то, что Томассони и Ко грубо нарушили правила игры… Но так или иначе во время «игры» одному из собутыльников Караваджо пропороли бок, а Томассони наш маэстро уложил на месте. На этом терпелка римской Фемиды лопнула и за голову маэстро была объявлена награда. Спасаясь от правосудия, необузданный живописный талант сбежал в Мексику соседний Неаполь, на который в силу тогдашней раздробленности Италии римская юрисдикция не распространялась.
В августе 1608-го успевший к этому моменту вступить в Мальтийский орден маэстро на Мальте поссорился с братом-рыцарем. Тот заперся в своей келье, но необузданный живописный талант вынес дверь как здрасьте, повалил брата-рыцаря на пол и сплясал зажигательную тарантеллу на почках несчастного. Мальтийцы объявили, что приговаривают живописца к аресту и покаянию. И ввергли Караваджо в каменный мешок. В ответ на что маэстро фыркнул, споил охрану, показал ей неприличный живописный жест и свалил на Сицилию, а оттуда — снова в Неаполь.
В 1609-м в Неаполе скучающий 38-летний маэстро стал свидетелем совершенно не касавшейся его драки, не утерпел и полез в потасовку. Результатом стали два ножевых ранения, сломанное ребро и полное излечение от депрессии.
В июле 1610-го кардинал Гонзага начал вести с папой Павлом V переговоры о помиловании Караваджо. Узнав об этом, художник решил перебраться поближе к Риму и ждать официального помилования. Он нанял фелюгу и отплыл из Неаполя. Дальнейшие события покрыты тайной. По сведениям из переписки папского нунция Джентиле с кардиналом Боргезе, которым не все исследователи доверяют, Караваджо был задержан в крепости Пало, фелюга уплыла, и он отправился пешком в Порто-Эрколе, где и умер 18 июля.
31 июля 1610-го года в Риме был обнародован папский указ о помиловании Караваджо и опубликовано сообщение о его смерти.
Архип Куинджи — натура гениальная и самобытная, человек-легенда, жизнь которого заслуживает безмерного уважения, написания романов и хроник, создания фильмов… и не только документальных. Он — воистину герой своего времени и кузнец своей судьбы. Безнадежно нищий и баснословно богатый — он всего себя посвятил искусству, одной единственной женщине, благотворительности и любви ко всему живому.
«…Мощный Куинджи был не только великим художником, но также был великим Учителем жизни… Одна из обычных радостей Куинджи была помогать бедным так, чтобы они не знали, откуда пришло это благодеяние. Неповторима была вся жизнь его»… — писал о своем учителе Николай Рерих. И если уж говорить, что человек — кузнец своего счастья и судьбы, то к Архипу Ивановичу это относится в полной мере. «Сам-один» — вот девиз и формула всего его творчества, как и всей жизни…
Загадки и провидения судьбы
Все, что связано с рождением и происхождением фамилии художника выглядит до сих пор весьма загадочно. Архип Иванович Куинджи родился в январе месяце в городе Мариуполь, что на Азовском море. Только вот какого года и поныне достоверно не известно, так как в его личном архиве было найдено три паспорта: в одном из которых годом рождения указан 1841 год, во втором — 1842, ну, а в третьем — 1843.
Не все так просто оказалось и с фамилией. Его отец был обрусевшим греком Иваном Еменджи, о чем была сделана запись в метрике Архипа. С турецкого «Еменджи» это — «трудовой человек». Но младенцу благодаря работнику канцелярии с непонятных соображений почему-то досталась фамилия деда-ювелира «Куюмджи», которая была вписана в мертику новорожденного в неправильной транскрипции. К слову фамилия деда в переводе с того же турецкого означала «золотых дел мастер». Вот так провидением судьбы Архип стал Куинджи.
Рано осиротевший мальчик первое время жил у старшего брата, потом у тетки, где пас гусей. До десяти лет ему удалось лишь закончить несколько классов начальной греческой школы, а об приличном образовании даже речи не могло идти. Когда же Архип немного подрос, выполнял посильную работу при строительстве церкви, а позже служил у хлеботорговца-итальянца Аморетти «комнатным мальчиком».
В эти годы у подростка уже начал проявляться незаурядный талант к рисованию. Как-то гостивший у его хозяина торговец зерном, увидев рисунки Куинджи, подсоветовал ехать мальчишке в Феодосию к известному маринисту Ивану Айвазовскому и проситься к нему в ученики. И видимо совет доброго человека так зацепил Архипа, что тот, не раздумывая, отправляется в Крым пешком. Однако Айвазовский не разглядел в юном подростке божьей искры, а лишь доверил ему растирать краски. Вскоре Архип, разочаровавшись в своем учителе, ушел от него. Но первые уроки живописи он все же получил именно в Феодосии: родственник Айвазовского Адольф Фесслер стал первым наставником Куинджи. Немногим позже, вернувшись в Мариуполь, Куинджи стал работать ретушером у местного фотографа — не прошла зря наука, за которой ходил Архип в Крым, на родину своих предков.
В начале 1860-х годов он переехал в Петербург, мечтая поступить в Академию художеств, но после трёх неудачных попыток его взяли лишь вольнослушателем. Прилежным учеником Куинджи никак назвать было нельзя, он частенько пропускал уроки и не очень то стремился к выполнению академических заданий. Зато его творческие работы сразу привлекли внимание художников-передвижников Ильи Репина, Виктора Васнецова, Ивана Крамского. Они то и пригласили талантливого юношу в товарищество передвижных выставок, и тот сразу же бросил академию.
Парадоксально, но факт: сначала его не хотели принимать в академию, но через много лет академия пригласила Архипа Куинджи в ряды своих преподавателей.
Жизнь бедного художника постепенно налаживалась, его картины стали хорошо раскупаться, иногда даже раз в десять дороже нежели полотна известных живописцев. Пройдет не так много времени и он станет известным и богатым.
Легендарная история любви художника
Именно первое чувство любви подвигло Куинджи отправиться в Петербург, чтобы стать знатным художником. Еще живя в Мариуполе и работая ретушером, 17-летний Куинджи влюбился в первый и последний раз в своей жизни. Юная гречанка Вера Кетчерджи завладела сердцем юноши. Но о том, чтобы посвататься нищему сироте к дочери богатого купца не могло быть и речи — необходимо было совершить нечто невероятное, чтобы добиться ее руки. И добьется… Правда не сразу, пройдет почти семнадцать лет, прежде чем Архип Иванович женится на своей Вере.
Существовала вполне достоверная легенда, будто бы отец Веры, который не горел желанием отдавать свою дочь за голодранца, поставил Куинджи условие: принесёшь сто рублей золотом — Вера твоя. Через три года Архип вернулся из Петербурга с деньгами, но весь его вид говорил о том, какой ценой достались эти золотые незадачливому жениху. Отец Веры и на этот раз отказал молодому человеку, аргументировав тем, что нужно стать обеспеченным, а не экономить на каждом куске хлеба.
Девушку же отец пытался уговорить найти себе лучшего избранника. Однако все его старания не увенчались успехом: «Если не за Архипа, то только в монастырь», — отвечала дочь. А Архипу Вера пообещала ждать столько, сколько будет нужно. И ждала…
И когда наконец Архип Иванович смог добиться в жизни и славы, и признания, и обеспеченности — они поженились. В свадебное путешествие молодые, имея большой выбор, отправились ни куда нибудь, а на святой остров Валаам. Однако это путешествие чуть было не стоило молодым супругам жизни. Попав в страшный шторм, корабль потерпел крушение. И лишь немногим, в том числе чете Куинджи, удалось спастись. Чудом оказавшись с женой в шлюпке, Архип греб до берега, что было мочи в его сильных руках. Как всегда, помогли жажда жизни, упорство и провидение судьбы.
А потом он скажет жене: «Знаешь, Верочка, я все думаю: ведь не зря же Господь сохранил нам жизни. Это явный знак: мы должны направить все силы на благие дела». На что Верочка ему ответит: «Нам вдвоем много не надо. Ко всяким бриллиантам и нарядам я равнодушна. Готовить и стирать обучусь — зачем тратиться на прислугу? А деньгами ты и ученикам своим поможешь, и другим нуждающимся».
Так оно и случилось… На своё питание они тратили ежедневно ничтожную малую сумму в пятьдесят копеек, немного денег уходило на краски, кисти, холсты и мастерскую. Прислугу, кроме единственного дворника, супруги также не держали. Жили очень скромно, зато очень счастливо. Самая дорогая вещь в их квартирке было фортепиано, на котором играла Вера Леонтьевна. Когда она садилась музицировать, Архип Иванович брался за скрипку — их дуэт был слышен на всю округу.
А все свое огромное состояние от продажи картин Архип Куинджи тратил на талантливых учеников, отправлял их учиться за границу, больным он оплачивал поездки на лечебные курорты. Помогал безвозмездно всякому, кто попадал в беду. Архип Иванович был святым человеком со светлой душой и благородным сердцем. Накопив сто тысяч рублей, Архип Иванович внес их в Академию, чтобы проценты с этих денег шли на поощрение талантливых учеников. Всю свою жизнь помнил Куинжди как тяжело пробиться молодому таланту, и как в свое время Айвазовский не был благосклонен к бедному мальчишке из Мариуполя.
Слабость художника
Была у Архипа Ивановича страсть, над которой частенько любили пошутить, а то и съязвить петербургские карикатуристы. Ежедневно в полдень, по звуку артиллерийской пушки Петропавловской крепости, Куинджи выходил на крышу своего дома и начинал кормить с рук птиц, слетавшихся заблаговременно со всей округи. Они буквально облепляли своего кормильца с головы до ног. Это было завораживающее зрелище: седой коренастый мужчина, сияющий весь от счастья делился своим хлебом насущным, доставшийся ему нелегким трудом, с пернатой братией. Немало средств уходило на такую кормежку для любимцев. Покупал художник и крупу, и хлеб, и мясо для ворон, и оказывал первую медицинскую помощь раненым птицам. Он тащил в дом всех пострадавших от холода и травм, отогревал, выхаживал и отпускал на волю. Однажды он склеил поврежденное крыло бабочке-крапивнице, и та благополучно улетела…
У живописца была особая любовь и к растениям. Куинджи старался не топтать траву, избегал случайно раздавить жука, гусеницу или того же муравья. Архип Иванович также трепетно относился и к людям, раздавая деньги всем нуждающимся. И, как правило, он свои благодеяния делал так, что человек и не знал, откуда пришла помощь. Щедрость его души не имела границ. Нажитое своим трудом и личными лишениями миллионное состояние Архип Иванович в последние годы жизни завещал созданному им независимому Обществу художников.
Затворничество
К сорока годам, взойдя на самую вершину славы и имея огромнейший интерес к своей персоне и своим творениям, Архип Иванович внезапно «замолкает». Нет больше нашумевших выставок Куинджи. Ни одно полотно художника не выставляется в продажу. Он на двадцать лет заточается в своей мастерской и втайне даже от ближайших учеников и друзей начинает новые поиски и всецело отдается работе. А многочисленные почитатели, в недоумении начали поговаривать, что он полностью исписался, выдохся как художник.
Но как же они ошибались. Ни дарование, ни желание творить никуда не исчезли. Куинджи успел создать огромное количество живописных и графических работ, которые оценили после его смерти в полмиллиона рублей, чего вполне по тем временам хватило бы на оценку художественного наследия не одного десятка популярных художников. За последние долгие годы единственными зрителями были Господь и любимая жена Вера.
Крым — пристанище художника
Крым был исторической родиной Архипа Куинджи. Его предки были греками, которых по указу Екатериной II переселили с Крымского полуострова в Приазовье. Именно здесь делал первые и последние шаги в большом искусстве живописец.
В последние годы жизни каждое лето Архип Куинджи с женой уезжали из Петербурга на Крымское побережье, где когда-то приобрели посёлок Кикенеиз с участком земли с километровой полосой пляжа. Там они жили очень скромно в разборном домике на живописном склоне холма с видом на море. Куинджи был очарован удивительной природой Крыма, которую, экспериментируя с цветовой гаммой и световоздушной средой, запечатлевал в своих пейзажах.
Художник немало путешествовал по суровому русскому Северу, Кавказу, Украине, привозя с поездок множество эскизов набросков, готовых полотен. В его художественном наследии есть серии работ, посвященные этим удивительным местам.
Последняя выставка гениального мастера
На рубеже столетий в 1901 году Куинджи, поддавшись на уговоры друзей и учеников, нарушил свое затворничество и показал им несколько последних полотен, в том числе и знаменитую работу «Христос в Гефсиманском саду». Вскоре была организована последняя публичная выставка при жизни художника, о нем снова вспомнили и заговорили. Были как и лестные отзывы, так и критические замечания. Но после экспозиции никто уже не видел его новых картин. Последовали еще десять лет молчания.
Это десятилетие жизни ознаменовалось для Куинджи созданием таких шедевров как «Радуга», «Красный закат» и «Ночное». В последней картине соединились воспоминания художника о детстве и пристрастие к созерцанию ночного неба. Ведь именно оно подняло художника на вершину славы.
Летом 1910 года, находясь в Крыму, Куинджи неожиданно подхватил воспаление легких. Жена решила перевезти мужа в Санкт-Петербург, но надежда на выздоровление таяла с каждым днем. Положение усугубило больное сердце художника. Он ушел в вечность, оставив после себя светлую память и огромное творческое наследие.
Вера Лаврентьевна пережила мужа на десять лет и умерла в 1920 году в Петрограде от голода. И лишь об одном она жалела всю жизнь, что Бог не дал им с Архипом детей.
А ведь и вправду говорят: невозможно по-настоящему понять картины художника, не вникнув поглубже в него как человека, в его жизнь…
Многие современники действительно не понимали живопись Куинджи, и нередко упрекали художника за неоправданную феерию ярких красок, с помощью которых он передавал колорит картины, необычные моменты освещения, создавая эффект свечения красок. И к большому сожалению, спустя век, многие полотна Архипа Куинджи потеряли свой первозданный вид. Виной тому — все те же краски, химический состав которых не выдержал испытание временем. От этого пострадали не только работы Куинджи, а и произведения других мастеров живописи.
Настоящие художники — Рембрандт, Джотто, а я лишь клоун; будущее в искусстве за теми, кто сумеет кривляться.
Ив Танги (05.01.1900 — 15.01.1955) — французский живописец, принадлежащий к представителям сюрреализма. Центральным образом картин Танги является некий ирреальный предмет, расположенный на фоне сказочно-бесконечного ландшафта.
Танги родился в Париже, в семье служащего морского министерства. После смерти отца семилетний мальчик воспитывался у родственников на севере Франции. Школьные каникулы он проводил у матери в Бретани. Суровые ландшафты и легенды этого края будили фантазию ребенка.
1918−1922: Годы на море. Танги с юности пристрастился к алкоголю и экспериментировал с эфиром и кокаином, стремясь добиться еще большего одурманивания организма. В 1918 он поступил служить на торговый флот и через два года вернулся с моря кандидатом на офицерское звание. Во время военной службы в Люневилле (Лотарингия) он познакомился с поэтом-лириком Жаком Превером. В 1920 Танги записался добровольцем в африканский корпус и был направлен на службу в Тунис. Через два года он вернулся в Париж, где едва сводил концы с концами, перебиваясь случайными заработками.
1923: Обращение к живописи. В 1923 Танги решил стать художником: в галерее итальянца Джорджио де Кирико он увидел картину, на которой был изображен автобус, и усмотрел в ней таинственно-ирреальные мотивы. Сначала Танги рисовал в парижских кафе, а в 1924 один из друзей Превера предоставил в его распоряжение павильон на Монмартре. Ранние гуаши и акварели Танги близки к работам экспрессионистов. Опубликование первого манифеста сюрреалистов (1924), равно как и посещение выставки «La peinture surrealiste» («Сюрреалистическая живопись»), где были показаны работы Ганса Арпа, Макса Эрнста, Пауля Клее и Хоана Миро, сказались на художественной ориентации Танги: он уничтожил многие свои ранние работы и начиная с 1925 создал множество дадаистских коллажей (например, «На ярмарке»), а также первые так называемые «Dessins automatiques» («автоматические рисунки») — ассоциативные образы, выдернутые из подсознания.
В 1927 он вступил в брак со своей давней подругой Жанеттой Дюкрок. Примерно в это же время в таких своих работах, как «Большая картина, которая является пейзажем», он пришел к теме, которую затем варьировал до конца жизни: биоморфные объекты на границе фантазий и реальности, парящие над призрачными ландшафтами и увлекающие зрителя в мир грез и галлюцинаций. Образы погружены в серебристо-серый свет, кажется, будто изображенные предметы не принадлежат земному миру.
30-е годы: Высшая точка сюрреализма. После столкновений в группе сюрреалистов Танги принял (в конце 20-х) сторону Андре Бретона, которому многие ставили в упрек авторитарный стиль общения с людьми. Из-за этого он поссорился и с Превером. В 1930 Танги отправился в путешествие по Северной Африке, где открыл для себя скалы, запечатленные затем в многочисленных картинах (например, «Надежда», 1929). Сказочные ландшафты следующих лет часто имеют форму террас или кристаллических нагромождений; органические формы напоминают ростки или побеги и ассоциируются с процессом роста. Во второй половине 30-х картины художника увеличились в размерах, их формы стали более узнаваемыми. Так, на переднем плане картины «Jour de Len-teur» («День медлительности», 1937) зритель видит нечто напоминающее хрящи или кости, парящие в безоблачном небе. В других работах Танги связывает друг с другом рассыпанные или скомканные формы с помощью пучка лучей (как, например, в «Пересечении параллелей», 1937).
1939: Переезд в США. Незадолго до начала второй мировой войны Танги (который был признан негодным к службе в армии) уехал в Нью-Йорк. Через год после развода с Жанеттой он женился на состоятельной американской художнице Кей Сейдж, с которой познакомился еще в Париже. В 1942 супружеская пара уехала жить в Уотербери (штат Коннектикут). Быстрому успеху Танги в США способствовали выставки в галерее Пьера Матисса — школьного друга Танги, эмигрировавшего примерно в одно время с ним.
Благосостояние художника вызвало ссору с Бретоном — он обвинил Танги в «обуржуазивают» и разорвал с ним все отношения. Картины, написанные Танги в США, за счет применения ярких, диссонирующих красок смотрятся более агрессивными, а их заостренные формы лишь усиливают это впечатление. Гладкие поверхности его работ создают впечатление неестественности.
50-е годы: Поздние работы. В 1948 Танги стал гражданином США. В 50-х его здоровье пошатнулось. Последнюю свою значительную картину, «Умножение дуги», он закончил в 1954, она полна предчувствием некой грядущей опасности: серые формы, напоминающие кости и обломки горной породы, создают атмосферу разрухи и разложения. Через десять дней после своего 55-летия Танги умер в Уотербери — это случилось в начале 1955.
Альбрехт Дюрер — выдающийся художник, рисовальщик, гравер, основоположник искусства немецкого Возрождения. Он родился в городе Нюрнберге, который в то время был центром книгопечатания. Отец Дюрера был ювелиром, и первые навыки рисования будущий художник получил в его мастерской. Заметив склонность сына к живописи, отец отправляет его учиться к нюрнбергскому художнику М. Вольгемуту, где в течение четырех лет мальчик овладевает основными навыками живописи. Затем, чтобы усовершенствовать свое искусство и получить звание мастера, он отправляется в обязательное для начинающего художника путешествие по немецким городам. В середине 1490-х гг. Дюрер приезжает в Италию.
Родина Ренессанса произвела на молодого художника неизгладимое впечатление многоликостью своих городов, светом и жизнерадостностью искусства. Он был поражен и образованностью итальянских художников и тем почетом и уважением, которым они были окружены в своей стране. Дюрер перенял от итальянских теоретиков искусства учение о пропорциях человеческого тела, а позднее и сам внес в него много нового, обобщив свои наблюдения и исследования в «Четырех книгах о пропорциях». Через одиннадцать лет он возвращается в Италию уже признанным мастером и удивляет итальянцев своим искусством.
Художник много путешествовал по Германии, его привлекали нравы, обычаи и одежда его народа, местные достопримечательности. Дюрер заносил в свой путевой альбом рисунки городов, пейзажей, портреты прохожих, зарисовки встречающихся ему на пути животных. Его отличала разносторонность интересов. Дюрер писал картины, создавал гравюры на дереве, одним из первых применил технику гравировки на медных досках. Он был инженером и математиком, архитектором и поэтом.
Дюрер создал более 200 гравюр. «Четыре всадника» — одна из самых известных его работ. Она входит в цикл из пятнадцати гравюр на дереве, созданных им для иллюстрации «Апокалипсиса». Этот цикл принес художнику всемирную славу. Мимо зрителя к неведомой цели мчатся четыре всадника, совсем не замечая, что их кони через мгновение растопчут горстку людей. У первого всадника на голове корона, он отпустил поводья и, натянув тетиву лука, готов поразить кого-то. Однако лицо его не выражает ни злобы, ни ярости, словно ему жаль свою будущую жертву.
Другой всадник, в диковинном колпаке, в стремительном движении весь подался вперед и яростно замахнулся мечом. Он разгневан чем-то и поэтому беспощаден. Третий всадник, находящийся в центре гравюры, выделяется среди своих спутников крепким сложением и богатством одежды; его конь — это могучий тяжеловоз в роскошной сбруе. Лицо всадника обращено вверх и выражает отрешенность и равнодушие. Эти трое наездников мчатся бок о бок, их фигуры так тесно сомкнуты, что всю группу можно принять за трехглавого коня. А рядом, но обособленно от них спешит на костлявой кляче полуголый тощий старик, его ноги почти касаются земли. На лошади четвертого всадника нет ни седла, ни попоны, а вместо поводьев болтается веревка. Припадая к земле, кляча перескочила через упавшего человека в короне, к которому подползает огнедышащее чудовище, приближающееся к людям вслед за всадниками.
Все четыре всадника являются олицетворением известных библейских образов. Первый — лучник — это Победитель. Всадник, занесший над головой меч, символизирует Войну. Третий их спутник, Голод, держит в руках весы. Четвертый всадник — это Смерть. Чудовище, ползущее за ними, олицетворяет собой ад, где будут мучиться после смерти все грешники. В Библии эти всадники являются по очереди, и художники, иллюстрировавшие ее раньше, всегда изображали их порознь. Дюрер впервые объединил их в одной композиции.
Художник намеренно сближает рамки гравюры, вся группа персонажей едва помещается в них. Если бы Дюрер изобразил всадников чуть дальше, впечатление, производимое гравюрой на зрителей, не было бы столь ошеломляющим. Ощущение неизбежности расплаты усиливает массивность и кажущаяся медлительность центральной фигуры — всадника с весами. Медленно и тяжело опускаются на людей копыта коня, спокойно ниспадает его густая грива, почти касается земли тяжелая попона. И только по развевающемуся на ветру конскому хвосту можно догадаться о стремительности движения.
Согласно изложения «Откровения Иоанна Богослова»
1 И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри.
2 Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.
3 И когда он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри.
4 И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.
5 И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей.
6 И слышал я голос посреди четырех животных, говорящий: хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай.
7 И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри.
8 И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными.
В июне 2017 года на аукционе Sotheby’s был установлен новый рекорд на картину Василия Кандинского. «Картина с белыми линиями» была продана за 41,825 млн. долларов. Причем эта картина -- из стен Третьяковской галереи. Там она находилась до 1974 года, когда коллекционер Вильгельм Хак выменял ее у советского правительства в обмен на письма Владимира Ленина…
Марк Ротко. «Оранжевый, красный, желтый», 1969
86,9 млн долларов (Christie's, 2012)
Маркус Яковлевич Роткович, родившийся в 1903 году в Витебской губернии, традиционно из года в год возглавляет все рейтинги продаж «русского искусства».
В возрасте 10 лет он эмигрировал с родителями и вырос в США, где укоротил имя до Марк Ротко и стал знаменитым художником-абстракционистом. Ротко прославился как мастер «живописи цветового поля» — беспредметных абстракций, где главным выразительным средством был эффектный, энергичный цвет.
Полотно Ротко «Оранжевый, красный, желтый» входит и в десятку самых дорогих картин в мире — после шедевров Пабло Пикассо, Густава Климта и Энди Уорхола.
Казимир Малевич. «Супрематическая композиция», 1916
60 млн долларов (Sotheby's, 2008)
Абстракции Малевича попадают в свободную продажу крайне редко и обычно весьма сложными путями. Например, «Супрематическая композиция» отправилась на аукцион прямо из государственного музея.
Дело в том, что в 1927 году Малевич, стремительно уезжая из Германии, оставил на хранение архитектору Гуго Герингу много работ, привезенных на выставку.
В 1958 году наследники Геринга, веря в железный занавес, продали их в амстердамский музей Стеделик. А в 2008 году потомки Малевича отсудили у музея несколько шедевров, поскольку сделка была незаконной.
Хаим Сутин. «Бычья туша», около 1923
28 млн долларов (Christie's, 2015)
Уроженец Смоленской губернии 20-летний Хаим Сутин переехал в Париж в 1913 году и стал признанным мастером парижской школы, объединившей живописцев из многих стран.
Эта картина входит в серию с изображением подвешенных бычьих туш. Сутин писал мясо с натуры, покупая его на бойне, туши висели в мастерской по несколько дней, и он поливал их свежей кровью — для яркости. Соседи жаловались на запах и мух в полицию.
Современные искусствоведы считают серию знаковой для современного искусства благодаря натуралистичности живописи и эмоциональному посылу.
Василий Кандинский. «Картина с белыми линиями», 1913
41,8 млн долл. (Sotheby's, 2017)
Василий Кандинский написал эту абстрактную композицию в 1913 году для выставки в Германии, однако картина там так и не побывала — началась Первая мировая война.
После Октябрьской революции 1917 года картина хранилась в фонде Музея живописной культуры на Волхонке, затем в Пензе, позже — в Третьяковской галерее.
В 1974 году полотно оказалось у коллекционера Вильгельма Хака — он выменял работу Кандинского у советского правительства на письма Владимира Ленина.
В 1970-х годах для своей коллекции Хак построил музей, там и хранилась «Картина с белыми лилиями» до самых торгов Sotheby’s.
Василий Кандинский. «Негнущееся и согнутое», 1910
23,3 млн долл. (Christie's, 2016)
Картина относится к парижскому периоду творчества Кандинского, когда после переезда из Германии он глобально изменил палитру и добавил в нее нежные оттенки и серые тона.
Кандинский писал, что его вдохновила атмосфера Парижа, которая напоминала о дождливых днях на родине, в Москве.
Фигура в правой части картины, возможно, изображает сюжет похищения Европы быком-Юпитером. Сторонники этой теории даже опознают в фигуре в самом углу резвящегося морского конька.
Алексей Явленский. «Шокко (Шокко в широкополой шляпе)», около 1910
16,5 млн долларов (Sotheby's, 2008)
Соратник Кандинского по берлинскому художественному обществу «Синий всадник» Алексей Явленский, покинувший Россию в 1896 году, считается одним из создателей немецкого экспрессионизма.
На картине изображена девушка из деревеньки под Мюнхеном, чье настоящее имя неизвестно. Прозвище Schokko она заработала, каждый раз прося чашку горячего шоколада во время позирования в холодной студии.
Картина была написана на доске, на обороте которой когда-то находился второй портрет девушки — «Шокко в красной шляпе». Художник сумел разделить доску, и «Шокко в красной шляпе» сегодня находится в нью-йоркской частной коллекции.
Валентин Серов. «Портрет Марии Цетлиной», 1910
14,5 млн долларов (Christie's, 2014)
Произведения Серова так редко появляются в продаже, что покупатели за них едва ли не дерутся. Это полотно попало на аукцион при печальных обстоятельствах.
Мария Цетлина, которая также была коллекционером, в 1959 году завещала свое собрание израильскому городу Рамат-Ган с тем условием, что новый музей русского искусства будет назван в честь нее и мужа.
Хорошего здания у этого музея с годами так и не появилось, и в 2014 году муниципалитет города отдал портрет — самую дорогую картину унаследованной коллекции — на аукцион. Причем сделал это втайне и от горожан, и от местных депутатов. Однако картина Серова все же была продана за 14,5 миллиона долларов.
«Трудно сказать о Джорджоне больше, чем говорят его картины.» (Б. Бернсон)
Джорджоне — итальянский художник эпохи Возрождения, ученик Д. Беллини и учитель Тициана. Среди великих мастеров прошлого ему принадлежит особое место. Джорджоне прожил всего 32 года. Он умер в 1510 г. от свирепствующей в то время чумы.
Современники ценили его как живописца, влюбленного в природу. Человек доброго и благородного нрава, художник был также замечательным музыкантом и певцом. В свое время произведения мастера много копировали, подражали ему. Считается, что подлинных картин Джорджоне в настоящее время всего шесть-восемь.
Произведения художника, находящиеся в разных музеях мира, невелики, так как были предназначены для небольших дворцов, палаццо знатных венецианцев, соборов города Кастельфранко. Здесь Джорджоне родился и провел большую часть своей жизни.
Картины художнику заказывали люди, знакомые с его творчеством. Возможно, что и сюжеты — религиозные или связанные с античной мифологией, были подсказаны ими. И хотя темы встречались в картинах почти всех мастеров Возрождения, Джорджоне подходил к ним по-своему и давал им новое толкование.
Необычна для начала XVI в. картина «Мадонна да Кастельфранко», написанная в 1504 г. по заказу венецианского военачальника — кондотьера Тудио Констанцо, в память о его рано умершем сыне Маттео. На картине изображен интерьер небольшой часовни, где пол выложен черно-белыми мраморными плитами. У подножия трона стоит деревянная гробница с изображением герба семьи Костанцо. С обеих сторон она «охраняется» двумя фигурами святых.
Зеленые тона ковров, устилающих трон, зеленоватый хитон и красно-розовое покрывало мадонны создают красивое сочетание с ландшафтом, с высоким бледно-голубым небом, просторными лесными лужайками, сероватой грядой гор на горизонте и зданиями. И хотя овеянная грустью «Мадонна» написана в духе поэтической элегии, большое место занимает в ней пейзаж. Он отвлекает людей от печальных раздумий и размышлений при созерцании картины.
Современники говорили, что Джорджоне первым ввел в венецианскую живопись XVI в. новый элемент художественной выразительности — настроение, одухотворяя ее, вызывая ответные чувства у человека, смотрящего картину, и создавая незримую психологическую связь между ним и произведением искусства. И это чувствуется не только в «Мадонне да Кастельфранко», но и в маленькой по размерам картине Джорджоне «Гроза», написанной им около 1506 г.
Почти все пространство этого небольшого полотна, заполнено изображением пейзажа с сине-зеленой рекой, текущей между изрезанных берегов, поросших кустарником и деревьями. Через нее перекинут узкий деревянный мост, за которым виднеется ряд зданий. Освещение, порожденное вспышкой молнии и рассеянным светом луны, спрятанной за облаками, создает неуловимые воздушные эффекты. Небо в обрамлении темно-зеленых деревьев, почти черное у горизонта, контрастно по цвету розово-белой архитектуре на заднем плане. Тусклые серебристые блики небесного огня отражаются на строениях, бревенчатом мосту, на стене и сломанных колоннах, на деревьях, воде и вселяют ощущение движения в пейзаже и внутренней тревоги.
На переднем плане картины по берегам изображены фигуры: юноши в короткой пастушеской одежде с посохом в руке и молодой женщины с золотистыми волосами, кормящей грудью ребенка.
Кто эти персонажи? Почему они не замечают надвигающейся на них бури, почему юноша чуть улыбаясь, смотрит на женщину, а ее взгляд обращен в сторону, как будто она к чему-то прислушивается?
Златились кудри длинные у ней,
Ее одежды белизной сияли,
Прекрасен был лучистый взгляд очей,
Кто в них глядел, не ведал тот печали…
Эти строки из поэмы «Фьезоланские нимфы» знаменитого поэта и писателя Д. Боккаччо. Она была широко известна в эпоху Возрождения и возможно, что поэма и послужила источником для художника. Мифологическим сюжетом поэмы явилась трагическая любовь молодого пастуха Африко к девушке Мензоле — прислужнице древнеримской богини Дианы. Трагическая, потому что по воле богини погибли и пастух, лишивший себя жизни на берегу, и молодая женщина, которую Диана превратила в речную струю. Гроза, изображенная в картине, играет роль злой судьбы.
Картина Джорджоне не иллюстрация к поэме, но ее отдельные эпизоды сближают между собой образы произведения Боккаччо с этим полотном, проникнутым глубоким поэтическим чувством и настроением.
Все картины Джорджоне индивидуальны и непохожи. Их объединяет только особое поэтическое настроение. О каждой можно рассказывать отдельно.
Например, «Юдифь», находящаяся в собрании Эрмитажа в Санкт-Петербурге. Тема Юдифи, отрубающей мечом голову полководцу вавилонян Олоферну, войска которого осадили ее родной город, восходит к библейским сказаниям и легендам. Они были широко распространены и в искусстве итальянского Возрождения. Им придавался возвышенный героический смысл, отвечавший бурным историческим событиям того времени, свидетелем которых в XV в. был Донателло, а в XVI — Микеланджело. Оба запечатлели эти образы в скульптуре: Донателло — в бронзовой фигуре грозной Юдифи с поднятым мечом и безжизненным телом Олоферна у ее ног, Микеланджело — в гигантской мраморной статуе Давида с пращой в руке.
Не чуждались это сюжета и крупнейшие живописцы, например, Мантенья и Боттичелли. Но если у них было выражено само действие — служанка Юдифи либо несла за ней голову Олоферна на блюде, либо прятала в мешок, чтобы тайком вынести из вражеского лагеря, то Джорджоне по-другому пришел к этому сюжету.
На высокой каменной террасе, окруженной низкой оградой, в спокойной позе стоит прекрасная молодая женщина, одетая в хитон винно-розовых тонов. С легкой полуулыбкой смотрит она на лежащую под ногой голову Олофрена. В ее правой руке — тяжелый меч. За спиной простирается далекий и мирный пейзаж с грядой голубых гор на горизонте, маленькими зданиями вдали, которые граничат с густым зеленым лесом. Высокое просторное небо, на фоне которого высится мощный, подобный колонне ствол зеленеющего дерева. Прозрачным светом пронизанная природа словно вторит настроению спокойного и полного достоинства облика Юдифи.
В картине, названной «Три философа», снова возникает холмистый лесной пейзаж. Его замыкает на горизонте горная гряда насыщенного синего цвета, за которую опускается огненный диск солнца. Вечерние небеса с летучими серо-белыми облаками воздушны и полны переходов от голубых до нежно-сиреневых тонов. На ступенчатой скалистой площадке изображены трое мужчин разного возраста: глубокий старик в желтом плаще держит астрологическую таблицу с изображением полумесяца и раскрытый циркуль. Рядом с ним человек средних лет в белом тюрбане в восточном одеянии задумчиво смотрит перед собой. Наиболее выразительна фигура сидящего юноши в белом хитоне и зеленом плаще. Опираясь рукой о колено, он делает какие-то измерения с помощью угольника и циркуля. Его лицо серьезно, глаза пытливо устремлены на что-то, видимое ему одному. В глубоком молчании среди тихого вечернего пейзажа вдали от людей философы погружены в изучение природы.
Джорджоне никогда не изображал безлюдную природу. В ней всегда живут его герои — воины, философы, пастухи, мадонны, богини и святые.
Сохранилась старинная живописная копия и гравюра с автопортрета художника, где Джорджоне изобразил себя в образе Давида. Его лицо, обрамленное густой волной волос, одухотворено и значительно. Так, наверно, и выглядел в жизни этот замечательный художник, создавший образы, которые остаются близкими и дорогими людям, спустя почти пять с половиной столетий.
Пьетро Перуджино (итал. Pietro Perugino, дословно «Перуджийский», настоящее имя Пьетро ди Кристофоро Ваннуччи — Pietro di Cristoforo 1446—1524) — итальянский живописец эпохи Возрождения, представитель умбрийской школы.
Знаменитый итальянский живописец эпохи позднего кватроченто, учитель Рафаэля. Пьетро Вануччи родился ок. 1446 в небольшом городке Чита делла Пьеве в Умбрии, впоследствии стал гражданином Перуджи — столицы Умбрии. Отсюда произошло и прозвище художника — Перуджино. Первым его учителем был Фиоренцо ди Лоренцо (1445−1522), с 1470 учится во Флоренции в мастерской Андреа Верроккьо (1435/36−1488).
Известность Перуджино прежде всего принесла его монументальная живопись. Самое раннее его произведение, дошедшее до нашего времени, фреска Святой Себастьян (1478), написанная для церкви Санта Мария Маддалена в Черквето (близ Перуджи). Из всей большой фрески до наших дней сохранилась только фигура святого.
В 1481—1482 папа Сикст IV (1471−1484) пригласил в Ватикан С. Боттичелли (1445−1510), Д. Гирландайо (1449−1494), П. Перуджино, Б. Пентуриккио (1454−1513), К. Россели (1439−1507) и др. художников для росписей Сикстинской капеллы. Они должны были написать по шесть фресок на темы Ветхого и Нового Завета. В Сикстинской капелле Перуджино на алтарной стене написал Вознесение богоматери в центре, Рождество и Нахождение Моисея по бокам. В 1530-е фрески Перуджино на алтарной стене были уничтожены по приказу папы Павла III (1534−1549). На их месте сейчас находится фреска Микеланджело Буонарроти (1475−1564) Страшный суд (1535−1541). На боковой стене капеллы Перуджино была написана фреска Передача ключей (1481−1482), в которой утверждается владычество католической церкви. В центре выделяется Христос и коленопреклоненная фигура Петра, который принимает из его рук символический ключ. Атмосфера наполнена спокойствием и величием. Художник вводит в композицию портреты современников и даже собственный портрет.
В 1490-е у Перуджино множество заказов, есть ученики, две мастерские — в Перудже и во Флоренции. Самые значительные свои произведения он создал в эти годы. Наиболее известным триптихом был Мадонна со святыми (1499, Лондон, Национальная галерея), в центральной части которого изображена мадонна с младенцем, на левой створке — архангел Михаил, на правой — Товий и ангел. Фоном центральной створки служит изящный пейзаж, выполненный в стиле умбрийских мастеров.
В 1496 совет Камбио (биржи) в Перудже решил расписать плафон и стены зала приемов и пригласил для этого Перуджино. Художник украсил плафон аллегорическими фигурами, символами планет, знаками зодиака. На стене против входа он написал две фрески Преображение и Рождество. Главными являются три фрески, на которых изображены герои античности, аллегорические фигуры, пророки, сивиллы. Работа продолжалась с 1496 по 1500.
После 1500 его талант стал постепенно угасать, он начал повторяться в своих картинах. Перуджино умер в марте 1523 года от чумы, расписывая фрески церкви в Перудже; эта работа была завершена его учеником Рафаэлем.