Она сидела у окна,
А он вошел в ее вагон.
- Женат, - подумала она,
- Лет тридцать пять, - подумал он.
А за окном цвела весна,
День был прекрасен, словно сон.
- Красив, - подумала она.
- Как хороша! - подумал он.
Но проза жизни такова,
Он встал и вышел на перрон…
- Как жаль! - подумала она.
- Как жаль! - успел подумать он.
А дома, взяв бокал вина,
Включив любимый «Вальс-Бостон»
- Одна… - подумала она.
- Один… - подумал он.
Искусана, изранена, исколота
В груди моей притихшая душа.
Ты как кузнец над нею машешь молотом,
Куешь несчастье - молча, не спеша.
Со вкусом перелистываешь прошлое,
Любви мгновенья дурью очерня,
И в клочья рвешь то самое хорошее,
Что было драгоценным для меня…
А сердцу, что в набате, впору выпрыгнуть,
Колотится, несчастное, в груди.
И силюсь я, что мочи в горле, выкрикнуть:
«Кузнец несчастья! Счастье пощади!»
Ветви голые каштанов
с треском хлопнувшие двери
я отправлюсь за дурманом,
чтоб сварить шальное зелье
я возьму чуток поганок
жабьи лапки, щучьи кости
и в казан варить поставлю -
приходи скорее в гости
я подсыплю незаметно
в твой стакан с индийским чаем
приворотное то зелье
и тогда моим ты станешь
мы построим дом у речки
на смешных куриных лапках
будем ждать мы каждый вечер
что лягушки будут квакать
будем бублик вместе кушать
(дырки ж отпускать на волю)
до рассвета вместе слушать
звёзд далёких разговоры
в лютый холод - спать на печке
под пуховым одеялом
и вдвоём считать овечек
что пасутся над кроватью
летом собирать ромашки
только с чётными листками
хлопнем зелья по рюмашке
и потом запьём отваром
ветви голые каштанов
и сквозняк играет дверью
ты пришёл сегодня рано
я варить не стану зелье…
Снова осень дворы засыпает,
Небо серое смотрится в лужи.
Я сегодня один засыпаю,
Ты сказала, что так тебе лучше.
Вектор грусти направлен на вечность,
Сколько мне суждено, я не знаю,
Только кардиограммой сердечной
Я сегодня врачей напугаю.
Листья кленов ладонь обожгут,
Я на грусть эту осень потрачу.
Одного я понять не могу,
Кто сказал, что мужчины не плачут?
Ты раскаяньем душу не мучай,
Улетай в небо птицею вольной.
Я хочу, чтоб тебе было лучше,
Как бы мне это ни было больно.
Однажды утром, лишь открыв глаза,
Ты все поймешь, но будет слишком поздно.
Ты осознаешь, что так жить нельзя,
Да, жить нельзя. Существовать - возможно…
Прошёл реки пороги в лодке.
Казалось - что несусь в гробу.
Нет, лучше тихо кушать водку,
чем громко искушать судьбу.
Просто так… загрустила душа,
Заблудилась на звёздной тропинке,
Полетав у Большого Ковша,
Отразилась во взгляде грустинкой…
Просто так… зазвенела душа,
Изумительным звоном хрустальным,
И с ресничек, немного дрожа,
Покатилась слезинкой случайной…
Просто так… защемила душа,
И заплакала нежностью скрипки,
Остриём резануло ножа,
Погасив на минуту улыбку…
Просто так… осветилась душа,
Встретив первый нечаянный лучик,
Когда после дождя, не спеша,
Уплывали тяжёлые тучи…
В мирозданьи пушинкой кружа,
Свет его глубины постигая,
Разрыдалась стихами душа,
Просто так, потому что… живая.
Знаю, море любишь ты… Я тоже,
Я могу тебе секрет открыть:
Хочешь, расскажу тебе, как можно
Очень просто с морем говорить.
«Здравствуй, море», - я скажу чуть слышно
И ракушку к уху приложу,
И услышу вновь, как море дышит,
И ему про все на свете расскажу.
Я хочу тебя увидеть, море…
И потрогать теплую волну…
А оно мне отвечает: «Вскоре…»
И шумит, зовет на глубину.
Море, мне здесь без тебя так плохо…
Этот город серых птичьих стай
Мне приносит только шум и грохот,
А оно мне шепчет: «Приезжай…»
Мне на плечи давит воздух пресный,
Где же ты, солёный мой прибой?
Море, мне ужасно интересно,
Там, в ракушке, слышен голос мой?
Пообещай, что когда станешь перед Ним,
и он расспросит тебя о твоих победах.
Скажешь о той, которою был любим,
как ликовал и бессовестно ее предал.
Пообещай, что не будет тогда границ
тем сожаленьям и скорби о неизбежном.
В час, когда поздно вершить или падать ниц,
мы вспоминаем о самом земном и нежном…
Пообещай, что когда станешь перед Ним,
и о ошибках твоих он тебя расспросит.
То, снова вспомнишь о том, что ты был любим,
как над любовью смеялся, а после бросил.
И тогда дрогнет сердце-гранит твое,
И на глазах нежданно застынут слезы,
Ты вдруг воскликнешь: «Я ведь любил ее!»
Пообещай мне, что будет не слишком поздно…
леди дамы господа,
как к вам относиться?
как же называть вас всех?
чтоб не опуститься.
чтоб не опуститься мне,
до такого низа.
на котором вы сейчас
дальше нету низа…
почему так говорю?
каждый сам примерил
шкуру битого волка
каждый сам замерил.
мир жесток, и в нём есть мы выживая каждый
хочет слабого забить
словами или фальшем.
я на высоте. я смог.
хвастаясь по кругу
говорит слабак о том
как унизил… друга.
для чего мы сдесь все есть?
ну никак чтоб биться
биться можно на ровне
а можно и убиться.
люди говорю я вам …
прекращайте, полно
мир жесток и в нём есть мы ходящие по горлам!
Мой дом родной, Россия, Русь!
Люблю тебя, куда не оглянусь.
Хопёр, что воды чистые несет,
Луг земляничный, лес, сосновый воздух
И шмеля полет.
Золото листвы люблю осенней.
Ветер вольный…
Дождь, играющий в свой бубен, как шаман.
Птиц летящих в стаях на рассвете
А зимой люблю заснеженный Шихан.
И на санках вниз с горы помчаться
Быстро так, чтоб захватило дух
Снег на солнышке искрится невесомый,
Белый, белый как лебяжий пух.
Мне дорого здесь все - рябинки возле дома,
Что папиной посажены рукой.
Спросите - почему? И я отвечу:
Здесь родилась я,
Беково - мой край родной!
В небе сокол
над землёй парит,
зависая.
Водит оком,
клёкот, словно крик:
- Волчья стая!
*
…Вдоль ложбины
тянутся они
от станицы -
дыбом спины
и глаза-огни
вереницей.
*
След широкий
от тяжелых лап
оставляя -
эти строки,
раны вместо лат -
волчья стая!
*
Нынче вышел
их поход суров
за добычей -
кто-то выжил,
а кого-то в ров
рогом бычьим.
*
Взрывы ветра.
Мокрая трава.
День родился.
Километры…
А восток кровав.
И зарницы.
*
В небе сокол
высоту набрал
и растаял.
У осоки
залегла в туман
волчья стая…
1988
Мне не понять усталость эту…
Вопросы есть, но не на все,
определенный мир ответа
осветит правду в темноте.
Не всё, что ищем мы, находим,
нам часто много не понять
и, не поняв, порой отходим
от света истинного вспять.
А мир обманчивого чувства
волнует ложным рубежом
на миг короткий, и потом
разочарованно и грустно
мы снова в поиске идем.
Как долго мы себя терзаем,
как долго и напрасно ждём,
и Божий план не понимаем,
и все равно идем, идем,
стенаем, томимся и ищем…
Душа устала, просит пищи,
вкушая боль бесплодных мук,
проходит время зря и вдруг -
мы всё внезапно понимаем,
нам станет ясен каждый миг,
когда мученья заменяя,
приходит мир. Когда впритык
с небесной святостью столкнёмся,
на миг замрём и улыбнёмся…
Да, это так, и как не странно,
живет и дышит неустанно
в нас непонятная мечта
о вечном счастье, суета
её не властна уничтожить,
внутри души она живет
и из людей никто не может
её понять. Она тревожит,
и душу к вечности зовет.
А мы порою так похожи
в своем упрямстве на людей,
подобным нам из древних дней.
Мой друг, мы жизнью нашей пишем
свою судьбу, и свой отчет
мы отдадим, когда услышим
слова святые: «Се, грядёт!»
И звуки счастья, вопли стона
тогда разданутся вокруг,
но будь внимателен, мой друг,
давай мы вспомним про Иону.
Я вижу ясно пред собой
тот грозный шторм и как с волной
за жизнь свою сражаясь трудно
плывет, изнемогая судно,
не в соглашении с судьбой.
И среди грохота и шума,
как будто скрывшись в мраке трюма,
спит, не взирая ни на что,
беглец несчастный. Сон его
здесь не уместен, он не знает,
что это судно погибает -
он спит (как часто спим и мы)…
Но среди этой мрачной тьмы,
как будто отдаленным стоном,
раздался крик: Проснись Иона!
Корабль гибнет - выходи,
еще чуть-чуть, совсем немного
и мы умрем, воззови же к Богу,
чтоб не погибли от воды…
Молились все, остался ты.
Остался ты - судьбы загадка,
вот брошен жребий,
в сердце кратко
летит вопрос, бросая в дрожь:
- Кто ты, откуда ты идешь?
Кто ты?
Глухая боль признанья «кто я»,
душе всего больней признаться,
в корне всех страданий
короткой фразой «я -еврей».
И если это неизвестно, то я отвечу:
Мой народ - Израиль избранный,
я - тот, кто перед Богом вечным честно
ходил всю жизнь за годом год,
что пользы в том, теперь скрываясь,
от всех и от себя бегу,
всего лишь только потому,
что с Богом я не соглашаюсь…
Но, капитан, куда я спрячу
свою тоску? Да, да, я плачу,
мне очень больно без Него,
и гордость сердца моего
внутри меня сейчас терзает
буквально всё, пойми, я - тот,
кто правду истинную зная,
ту правду, что во мне пылая,
усталое сознанье жжёт,
пытаясь скрыться, убегая
от Господа. Знай, буря вод
сейчас не просто разразилась
и вспышки молний, гулкий гром,
всё это горе совершилось
из-за меня над кораблем.
Знай, что не будет преступленьем,
когда сейчас меня волнам вы отдадите,
во мгновенье утихнет буря,
пусть же вам не будет в тягость это дело,
не тратьте время, будьте смелы…
Бывает, исповедь порой
не даст желанного покоя,
и боль реальности волной
нас принимая, грех не смоет.
Вкушая горечь сожаленья,
мы вспомним всё, и обо всём
напомнит память во мгновенье…
Но к счастью, время не стоит
и с громким воплем покаянья
незамедлительно летит
свобода в солнечном сияньи.
Бог не без милости, и нам
в том сомневаться нет причины,
тем более, когда Он Сам
нас вырывает из пучины.
И мы, растрогавшись, готовы
идти на призыв не боясь,
мы жаждем что-то делать снова,
в лицо опасности смеясь.
Да, мы готовы, но обратно:
ошибки боль, не тот расчёт,
как мы надеялись, и вот,
нам снова станет неприятно.
Себя, почуяв огорченным,
спокойно небо, солнца свет,
никто не гибнет, все спасённы,
но мы? Спокойны ль мы? О, нет.
Нам тень растения дороже
всего на свете в этот миг
и мы так стонем: «Больно, Боже,
как больно, стебелёк поник»…
Иона, слушай, Бог ответит
на необдуманный упрёк
и то, что Он сейчас осветит,
узри и, взяв себе в урок,
проникнись этим Божьим Словом,
внимай Ему и будь готовым…
Так говорит Великий Бог:
Когда впервые с горьким плачем
над Авелем склонилась мать,
постигнув в горечи, что значит
иметь, но вместе с тем терять.
Не ты смотрел на преступленье,
и как впервые над землёй
раздался первый крик мученья
Адама с Евой предо Мной!
Не ты смотрел, как одиноко
им было после без Меня,
не ты страдал себе жестоко,
на их беспомощность смотря!
Я не создал их для страданья,
Я не создал их для греха,
когда вершиной мирозданья
поставил их двоих тогда,
Не ты, мучительно, веками
терпел падение людей!
Не ты, бегущими годами
их звал к Себе от злых путей!
Не ты любил! Не ты в терпеньи
их доставал из бездны зла,
но Я! Лишь только Я прощенье
им с радостью давал всегда!
Не Я, а грех их души губит,
Я не хочу, чтоб было так!
Я не хочу, чтоб гибли люди,
Идя на смерть в бездонный мрак.
Пойми, что Я - Отец, и значит,
Мне дорога судьба людей,
Я их родил, и зло не спрячет
мольбу и слезы их очей,
мольбу и слезы…
Слово Бога
в себе скрывает боль Отца,
Его забота и тревога
порой настолько нам близка.
Бывает, личные законы
дороже сердцу и родней,
чем судьбы гибнущих людей,
как было раньше, в дни Ионы…
Пусть Слово вечного Писанья
не будет нам, друзья, в упрёк,
дай Бог, чтоб высшее призванье
не в тягость было нам, но впрок.
Как бы Вам ни было больно,
как бы не стало грустно.
Где бы Вы не скитались,
свой доживая век.
Знайте, что где-то в восемь,
там, где темно и пусто
Вас пригласит на танец
Встреченный Человек.
Он будет не похожим
ни на кого из бывших,
ни на кого из прошлых
бед, неудач, разлук.
И потому прохожий
ваш уголек остывший
враз оживит из пепла-
сердце забьется вдруг.
Ваша пуста обитель,
Вам надоели фильмы-
вспомнится все и сразу-
нужно снимать свои!
Вы тогда согласитесь
дать ему свой мобильный,
верно впуская в сердце
ноты живой любви.
Будет он с Вами рядом,
руку не отпуская.
Где-то под небесами,
данный Вам среди всех.
Если так будет надо, -
сбудутся все желанья!
И станет близким самым
Встреченный Человек.
Если долго искать причину,
то становится цель видней.
Я люблю своего мужчину.
И хочу от него детей.