`
В садике сердца вот-вот зацветёт миндаль
Грянут литавры, маэстро урежет марш.
Внутренний Кай восторженно смотрит вдаль,
Плавится в пальцах лишний осколок льда -
Маленький Кай вчера перерос кошмар.
Маятник сердца качается ровно вдоль
Линии жизни, касаясь краёв листа.
Внутренний Нильс отныне не ищет дом,
Клин разрезает небо над вечным льдом -
Маленький Нильс сегодня крылатым стал.
Бабочка сердца порхает, её полёт
Ярче, чем утро, и легче, чем ранний бриз.
Внутренней Золушке пеночка песню льёт,
Тонкая туфелька прочно врастает в лёд -
Маленькой Золушке больше не нужен принц.
Озеро сердца таит в глубине звезду,
Бабочку, маятник, птицу, миндальный сад.
Внутренний сказочник встал и камин раздул,
Мир потеплел, обнаружилась жизнь во льду -
Маленький сказочник завтра начнёт писать.
`
…А ближе к пяти утра, когда проступают знаки
Молочного пепла дня на баночке жестяной,
Мне чудится тихий смех, похожий на плач собаки,
Похожий на лепет книг, чей автор - всему виной.
Проносятся пять веков. Ошмётки льняного бунта
Искромсаны на флажки и тряпки для нужных дел.
Христос по воде идёт. Водой обтекает Будда.
И ширится океан. И множится беспредел.
Не знаю, куда бежать: в Одессу ли, в Питер, в Краков?
Повсюду глаза Басё следят, как растёт бурьян.
Принцессе сегодня пять. Принцесса болеет раком.
О Виевы веки звёзд сломался подъёмный кран.
Вдова покупает хлеб. В игольное ушко шекель
Пролазит, едва задев рассветную сталь дорог.
Мне чудится тихий плач: порвав дорогой ошейник,
Над миром двуногих псов смеётся бродячий Бог.
`
Я жизнь пpедставляю пpосто
И видится мне в пpостоте,
Что pазные люди, как звёзды,
Hа pазной гоpят высоте.
И каждый по-своему светит,
Свеpшая неблизкий свой путь.
В миpы одинокие э__ти
Так хочется мне заглянуть.
Посмотpи, как необъятны
Звёздной ночью небеса.
В них уходят безвозвpатно
Доpогие голоса.
`
Одна пpонесётся, дpугая
Со шлейфом, искpящимся вслед.
Hо лучше смотpеть, не могpая,
Hа этот космический свет -
Так можно увидеть скоpее,
Что шлейф - только пыль, полоса,
И свет этот вовсе не гpеет,
А только слепит глаза.
И ступают тихо люди
В воды светлых звёздных pек.
И за то дpуг дpуга любят,
Что pасстанутся навек.
`
Дpугие слабее pаз во сто
Меpцают в холодной дали,
Hо здесь ошибиться так пpосто,
Hе зная пpостpанства до них.
И тёплые-тёплые звёзды
Летят по холодным миpам,
И поздно, так жалко, что поздно,
Они откpываются нам.
Доpожу минутой каждой
И в печали, и в беде.
Мы pасстанемся однажды
И не встpетимся нигде.
" " "
Бесконечно-сиротливы
В небе облака.
Каждый хочет быть счастливым,
Да не знает - КАК.
Сиротливо ледоколы
Ходят по воде.
Каждый хочет быть весёлым,
Да не знает - ГДЕ.
Одиноко в цирке мимы
Плачут в уголке.
Каждый хочет быть любимым,
Да не знает - КЕМ.
© Саша Коврижных
" " "
Вот смешной, забавный клоун…
Он с тоской в глазах
К нам выходит на поклоны
И не знает - НАХ!
© Ириссска
" " "
`
Мокрый асфальт в ярких звёздах кленовых листьев -
словно на землю упало ночное небо
и расплескалось по парку, пытаясь влиться
в сумрак аллеи, где время застыло немо…
Мысли ползут заблудившимся караваном,
нужно направить их вспять - да Погонщик спятил:
память опять подвела - подвела к провалу,
прошлое спрятав за россыпью ярких пятен
(так маскируют старухи следы депрессий
алой помадой и рыжими париками).
Кожа укутана в кожу - но, как ни грейся,
ветер гуляет в карманах сердечных камер.
Осень меня оплела, словно рыбку - невод,
Вот бы рвануться: неважно - вперёд ли, ввысь ли…
Жаль, что, пытаясь взлететь, упираюсь в небо -
мокрое небо в заплатках кленовых листьев…
`
Не ходи по шептухам, не капай на блюдце воском,
не зови ворожей, не вари приворотных зелий…
Он ушёл по-кошачьи, крадясь по скрипучим доскам -
и его поглотила кустов придорожных зелень -
как в дешёвых романах, согласно законам жанра
(не хватало коня да меча в золочёных ножнах).
Ты смогла совладать с бушевавшим внутри пожаром -
но сгоревшие замки по новой отстроить сложно.
А судьба-режиссёр не приемлет бессчётных дублей,
даже если удастся узнать, в чём была промашка.
Ты спросила ромашку - ромашка сказала «любит»,
но откуда ей знать?
Перестань доверять ромашкам.
И тебе не помогут ни хмель, ни душистый донник,
ни кофейная гуща, ни капли густого воска:
просто ваша дорога, как линия на ладони,
раздвоилась однажды у камня на перекрёстке.
`
Хрустальная туфелька мне безнадёжна мала,
А кожа Царевны-Лягушки тесна. И теперь я
Не бьюсь о крыльцо, не машу рукавом на балах,
Не клянчу ни Алых Цветков, ни Финистовых перьев.
В моей неприступной светлице царит полумрак,
Волшебное зеркало где-то за печкой коптится.
И вряд ли во всём тридесятом найдётся дурак,
Что даст за меня хоть синицу - не то что Жар-птицу!
Сестрицы давно при делах, при деньгах, при князьях,
Читают нотации дочкам: «Запросы умерьте!»,
А мачеха лет двадцать пять у Кощея в друзьях -
Он, кажется, с ней поделился секретом бессмертья.
У принцев - которые, к слову, уже короли -
Побед, как волос (а последних с годами - не густо).
Заботят их язва, казна, переделы земли
И старые раны… Как жаль, что не старые чувства!
Один, правда, сватался: ночью пробрался, как тать -
Беззубый, плешивый… Куда мне такого пошиба?!
Осталась забава: по ржавому блюдцу катать
Подгнившее яблочко в поисках прошлых ошибок…
Расплывчатый след от ожога едва заметен,
Но боль - это боль, ни убавить и ни прибавить.
За мятый букетик сомнений подбросишь меди
Своей ностальгии - визгливой базарной бабе.
Шагнёшь из-под сорванной крыши в июньский ливень,
Вплетёшь ослепительно яркий небесный лютик
В тончайший узор из косых серебристых линий…
Стихии - понятней, мудрей и честней, чем люди.
Пока, рассуждая о бесах и чёрных мессах,
В кипящей смоле твоё имя купают снова -
Знакомой дорогой к себе через чащу леса
Пройдёшь, по пути очищаясь от наносного.
И будут созвездия в прятки играть с дубами,
И вспыхнет костёр в многобожьем извечном доме,
Где ты - это ты, ни убавить и ни прибавить:
Сова под ключицами, Хагалаз на ладони.
(с)She
Многотомник о людях, с которыми обожглась,
Перечитан и выучен - можно убрать закладку.
Ворон ночи в окно кажет круглый блестящий глаз,
Рядом чёрный котёнок мурлычет тепло и сладко.
По итогам ревизии память почти пуста.
Кладовщик, приютивший химеру, с позором изгнан.
Время выключить свет, полусонно считать до ста
И закатывать поле любина в асфальт цинизма.
Ворон ночи взлетает, цепляет крылом восток,
Рассыпается спелыми каплями земляники.
В затвердевший асфальт снизу дерзко стучит росток.
Сверху подан в печать новый том бесконечной книги.
© She
Когда июль с вершины лета улиткой скатится по склону,
Шагнёшь в пустую пасть Нирваны, уснёшь слепой, проснёшься зрячей.
Поймёшь, что август - это возраст, в котором всё определённо:
Плоды весомы, небо звёздно, а воздух призрачно-прозрачен.
В своём весеннем трагифарсе покойтесь с миром, бедный Гамлет!
Судьбе всё реже удаётся застать врасплох, войдя без стука,
Поскольку август - это возраст, в котором даже не пугают
Ни ожидаемость моментов, ни предсказуемость поступков.
Не пропускаешь мир сквозь призму, не отделяешь мак от проса.
Приемлешь знание, как проседь: едва ли в радость, но не в тягость.
Опять дежурный по Нирване наморщит лоб и строго спросит:
«Куда?» -
«На внутреннее море!» -
«Ваш возраст, леди?» -
«Возраст - август».
© She
Миру - мир, бери вторую:
Враг прощён, кулак разжат.
В наших душах квартируют
(И не думают съезжать)
Желторотые подростки,
Неприкаянные - те,
Что торчат на перекрёстке
Тех же чёртовых путей
И косят: куда бы деться,
Снизив скорость до нуля.
Влево - взрослость, вправо - детство,
Прямо - минные поля.
Жизнь сапёром с миной постной
Подстрекает: выбирай!
Влево - стрёмно, вправо - поздно,
До прямой - ворота в рай.
Дым Отечества глотая,
Тщетно знака Свыше ждёшь -
Всё ещё не золотая
И уже не молодёжь.
Превращаешь грёзы в прозу,
Как ворон, считаешь дни…
Мы приблизились к циррозу,
Жаль, что к истине - ни-ни.
`
На ужин был коньяк, на завтрак корвалол -
Внеплановый ремонт в не-пламенном моторе.
На внутренней реке плотины прорвало,
To be or not to be заело на повторе.
Cпасибо, милый бес, за то, что мне с тобой
Так весело скучать на две ступеньки ниже
Заветной пустоты, где свято место - боль -
Давно уже никем не занятая ниша.
И надо бы занять, но тело тянет вниз,
В проверенную жизнь без запаха и вкуса.
И некогда менять увесистых синиц
На лёгких журавлей по выгодному курсу.
Мы искренне больны - синдром отмены стен,
Синдром отмены сцен: сжигаем, не читая.
По внутренней реке к заветной пустоте
Отчаянно гребёт мой внутренний Чапаев.
Покалеченный поколением
У своей же злости и гордости,
Я немного ошибся временем -
Между жизнью и безысходностью.
Возле пропасти, на краю стою,
Нарисованной 3D мастером.
Мне бы сбросится, только мордою
Ударяюсь в свою фантазию,
В деревянной кабинке с творчеством
Дальше выдумки в кучи складывать.
Поцелуй меня в жопу, общество!
Я пишу, чтобы маму радовать.
`
Средь дискуссий творился цемент.
Лектор был отвратного нрава.
И когда я достал Аргумент,
Меня выгнали вон из зала.
Как-то дама пришла на обед.
И, решительности набравшись,
Показал я ей свой Аргумент!
Убежала она, испугавшись.
Говорит озверевший мент:
«Документы давай, без шуток»
А я ему - Аргумент!
И домой… через несколько суток.
И вообще, я считаю - вот же
То, чего нам всем не хватало.
Аргумент мой виднее рожи,
Жаль, не пишут о нем журналы.
Его твердость гордится прошлым.
И, когда совершаю бум,
Его называют пошлым,
Хотя Аргумент мой - УМ!
Вы ведете себя, как стерва.
Из скандалов черпая силы.
У меня не хватает нервов,
Я взрываюсь, а вы так милы…
Говорите: «Любовь прекрасна.
Обними же меня, мужчина».
Час спустя вновь «дышу напрасно,
Жизнь испортил, мудак, скотина».
Должно вам уж определиться,
Я всегда остаюсь неизменен.
Если хочется вам проститься
Выбирайте точнее время.
Разжимайте скорее пальцы,
Отпуская поэта руку.
Не тяните кота за яйца,
Надоело уже мяукать!