Я бываю такая разная
И серьезная и забавная
В меру скромная, но и смелая,
Добрая, нежная, славная
Я бываю такая разная
Очень капризная, иногда упрямая
То мягкая, но гордая
Не стервозная и не в чем не лукавая
Сегодня веселая, а завтра вдруг грустная
Внутри я сильная и, как птица я вольная
С характером, строгая и непристпупная
Но по жизни всегда я спокойная
Могу с ума свести
И быстро влюбиться
Мечтаю счастье обрести
И навсегда им насладиться
Такая я леди темноволосая
Такая я разная и совсем на других не похожая
С душою ребенка, но взрослая
И с ангелом схожая, ваша прохожая.
Я с улыбкой проснусь на рассвете
Ты меня поцелуем разбудишь своим
И стану самою счастливою на свете
Никто не нужен любящим двоим
Ты завтрак мне с любовью приготовишь
И розами осыпешь всю постель
Счастливые минуты на время остановишь
Безумно я тебя люблю
Мне нравится с тобою просыпаться
И видеть лишь твое лицо
Мое сердечко трепетно так бьется, с твоим, от счастья, в унисон.
Какое утро, загляденье!
В лучах весь город до краёв,
Вчера был хмурый понедельник,
Сегодня, всё вокруг цветёт!
Как будто лето на мгновенье,
Вернулось, зная наперёд:
Что поднимает настроение,
И ритм жизни — задаёт!
/
Я открою «облако», поищу папку где-то…
Я опять переберу памяти листы…
Там наша осень… и ты на фото…
Там наши чувства… ещё ручные псы…
Моя попытка картографировать знакомство…
Или настоящее и прошлое поставить на весы…
Найти среди пространства мир, где я и ты…
Слабо заваренной чайной заваркой
Глаза озёра разлиты…
Нырнуть бы в них моими, сизокрылой чайкой
Или утонуть в этой глади мне хочется?
Почему меня любит теперь кто-то другой…
Твои глаза уровень моего одиночества
И не получится не утонуть, не даже нырнуть…
всплывают жизненного опыта года…
Я закрою альбом «навсегда» —
Где-то на два дня…
Длись.
Как умеют эти секунды длиться.
Двигаться, как под обстрелами новых дат.
Калейдоскопом — прощания, встречи, лица.
И никогда не вернись ко мне, никогда!
Время, как дым, испаряется. Мир — на минус.
Тонкая грань межсезонья на тонком льду.
Если орёл — буду ждать, ни на шаг не двинусь.
Выпадет решка — увидишь, как я уйду.
И научусь… /Я и раньше тебя умела/
Скажешь — молчание золото? Всё враньё!
Наши — тоска, расстояние — всё за дело?
Крикнешь: «Да чтобы ты трижды в аду горела!»
Я уже там! Не моё это… Не моё…
В каждом конверте, досрочно опустошенном,
топчется время в циклических кандалах.
Истина
не подвластная быть решённой
Место
где всё оффшорно и все оффшорны
Время
где всё ещё длятся Иисус, Аллах
Где зашифрованы мы, на каких страницах?
Руки, сломавшие стрелки, теперь — нули.
Хочется длиться. Но только уж не синицей! —
Хочется, чтобы, как минимум — журавли!
Громом на четверть земли опоясать небо.
Без часовых поясов и других планет.
Или продаться за новую память мне бы.
Время не лечит
не лечит
не лечит
Нет.
Те же грабли, там же шишка…
Это стало моей «фишкой»
Грабли в листья зарывать
И на зубья наступать.
Бабье лето тепло экономит,
Светит, греет слабо, лишь, в треть накала,
Ну, а если, ещё, чуть, убавить,
Будет, то, холодов, начало…
Когда лужицы, льдом подёрнувшись,
Отражать будут серое небо
И лесные сказки о лете
Превратятся из были в небыль,
И потрескивать сучья начнут,
Приближенье холодов, предвещая,
А, потом, зима, так, сразу, войдёт…
Разноцветье, белым снегом, замещая…
Смотрю, как по окнам стекают слезинки …
Я еду, забыв обо всем, что будет.
И время — не время, а просто картинки:
Минуты, часы … И никто не осудит!
Закрою глаза, вспоминаю улыбку;
Ту нежность, что губы твои мне дарили.
Не верю судьбе! Это просто ошибка!
Твои поцелуи еще не остыли …
Там нет меня,
Где на песке не пролегли твои следы,
Где птица белая в тоске,
Где птица белая в тоске кружит у пенистой воды,
Я только там,
Где звук дрожит у губ желанной пристани
И где глаза твои стрижи,
И где глаза твои стрижи скользят по небу пристально.
Там нет меня,
Где дым волос не затуманит белый день,
Где сосны от янтарных слез,
Где сосны от янтарных слез утрет заботливый олень.
Я только там,
Где ты порой на дверь глядишь с надеждою,
И как ребенок с детворой,
И как ребенок с детворой ты лепишь бабу снежную.
Там нет меня,
Где пароход в ночи надрывно прогудел,
Где понимает небосвод,
Где понимает небосвод, что без тебя осиротел.
Я только там,
Где нет меня — вокруг тебя невидимый.
Ты знаешь, без тебя ни дня,
Ты знаешь, без тебя ни дня прожить нельзя мне видимо.
Васильковое лето промчалось
В колеснице из белых берёз.
Но, как память о лете, осталась
Прядь твоих золотистых волос.
Я коснусь их несмелой рукою
И почувствую солнца тепло.
Будут птицы звенеть надо мною,
Ведь то лето от нас не ушло.
Грустно осени поздней начало,
Всё беднее деревьев наряд.
Только снова я лето встречаю,
Когда вижу твой ласковый взгляд.
Пусть не будет на сердце печали,
Не смотри ты с тоской за окно.
Наше лето с тобой не промчалось.
Наше лето с тобой не ушло.
Лето, лето, лето.
Лето твоих рук, твоих глаз.
Лето, лето, лето.
Снова я встречаю сейчас.
Это лето своё навсегда сберегу,
Без него я прожить не смогу.
Это лето своё навсегда сберегу,
Без него я прожить не смогу
ИЗЛИШЕСТВА
Устроен мир лишь так, а не иначе,
И это факт без разных «или-или»:
Нам жизнь даёт излишества, как сдачу
С той суммы, что мы ей же заплатили.
БРАТЬЯ НАВЕК
Чукча, ненец и бурят,
Если очень хочешь выпить,
Соблюдай всегда шабат —
Ты еврею друг и брат.
ВНЕМЛИ!
Кончилось время прелюдий,
Мир захлестнули потери:
Будьте же счастливы, люди!
Будьте же прокляты, звери!
Звери отнюдь не медведи,
Волки, шакалы, гиены:
Звери одни есть на свете —
Те, что пришли из геенны
И упиваются кровью
Алой и свежей людскою,
И насыщаются плотью,
И наслаждаются болью.
Зверю смешна толерантность —
Хилый конёк мазохистов.
Зверь уважает продажность,
Ложь и отпетых садистов.
Зверю присуще презренье
К вашим нелепым заботам
Так же, как хищника зренье
В миг напряжённой охоты.
Гамбургский счёт неприемлем,
Если орда у порога.
…Боже, пожалуйста, внемли,
И помоги, хоть немного!
А женщина сидела у огня,
Из пламени колец венок сплетая.
И не была красива и грустна.
Но ждать умела. Разве это мало…
И саламандрой рыжей магия тепла
В её руках цвела.
И знала — будет в жизни поворот,
И лишь к её камину греться он придет.
Ведь магия стихий ей предками завещана была,
И управлять огнем любым
Она могла.
Чудаковато — чудный чукча
Чурался чувственных чувих,
Чувихи чувствовали чуйкой —
Чувак — чума, чудесен чум!