Когда вода Всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На берег тихо выбралась Любовь —
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было — сорок сороков…
И чудаки — ещё такие есть —
Вдыхают полной грудью эту смесь,
И ни наград не ждут, ни наказанья, —
И, думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же — неровного — дыханья.
Только чувству, словно кораблю,
Долго оставаться на плаву,
Прежде чем узнать, что «я люблю», —
То же, что дышу, или живу!
И вдоволь будет странствий и скитаний:
Страна Любви — великая страна!
И с рыцарей своих — для испытаний —
Всё строже станет спрашивать она:
Потребует разлук и расстояний,
Лишит покоя, отдыха и сна…
Но вспять безумцев не поворотить —
Они уже согласны заплатить:
Любой ценой — и жизнью бы рискнули, —
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули…
Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мёртвых воскрешал,
Потому что, если не любил,
Значит, и не жил, и не дышал!
Но многих захлебнувшихся любовью
Не докричишься — сколько не зови, —
Им счёт ведут молва и пустословье,
Но этот счёт замешан на крови.
А мы поставим свечи в изголовье
Погибших от невиданной любви…
Их голосам всегда сливаться в такт,
И душам их дано бродить в цветах,
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться — со вздохом на устах —
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрестках мирозданья.
Я поля влюблённым постелю —
Пусть поют во сне и наяву!..
Я дышу, и значит — я люблю!
Я люблю, и значит — я живу!
На таинственном озере Чад
Посреди вековых баобабов
Вырезные фелуки стремят
На заре величавых арабов.
По лесистым его берегам
И в горах, у зеленых подножий,
Поклоняются страшным богам
Девы-жрицы с эбеновой кожей.
Я была женой могучего вождя,
Дочерью властительного Чада,
Я одна во время зимнего дождя
Совершала таинство обряда.
Говорили — на сто миль вокруг
Женщин не было меня светлее,
Я браслетов не снимала с рук.
И янтарь всегда висел на шее.
Белый воин был так строен,
Губы красны, взор спокоен,
Он был истинным вождем;
И открылась в сердце дверца,
А когда нам шепчет сердце,
Мы не боремся, не ждем.
Он сказал мне, что едва ли
И во Франции видали
Обольстительней меня
И как только день растает,
Для двоих он оседлает
Берберийского коня.
Муж мой гнался с верным луком,
Пробегал лесные чащи,
Перепрыгивал овраги,
Плыл по сумрачным озерам
И достался смертным мукам;
Видел только день палящий
Труп свирепого бродяги,
Труп покрытого позором.
А на быстром и сильном верблюде,
Утопая в ласкающей груде
Шкур звериных и шелковых тканей,
Уносилась я птицей на север,
Я ломала мой редкостный веер,
Упиваясь восторгом заранее.
Раздвигала я гибкие складки
У моей разноцветной палатки
И, смеясь, наклоняясь в оконце,
Я смотрела, как прыгает солнце
В голубых глазах европейца.
А теперь, как мертвая смоковница,
У которой листья облетели,
Я ненужно-скучная любовница,
Словно вещь, я брошена в Марселе.
Чтоб питаться жалкими отбросами,
Чтоб жить, вечернею порою
Я пляшу пред пьяными матросами,
И они, смеясь, владеют мною.
Робкий ум мой обессилен бедами,
Взор мой с каждым часом угасает…
Умереть? Но там, в полях неведомых,
Там мой муж, он ждет и не прощает.
Будет дождь идти, словно злой конвой,
И метель мести по развалинам;
С рек поднимется океан большой;
«Все решат, что «пора бы сваливать»
Будет град долбить. Будет ветер выть,
Залетая в замкИ и трещины;
И корабль земной перестанет плыть
— Я останусь твоею женщиной.
Встанет друг с ножом — охладеет кровь
На секунду, приняв предательство,
Поднимать тебя стану вновь и вновь
— Это выбор и обязательство.
То ли Бог решил — то ли чёрт послал:
С чьей руки силы мне завещаны?
Чтобы ты мог подняться, когда упал
— Я останусь твоею женщиной.
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт,
и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.
Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна — любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.
И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь,
Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
С Днём Смайлика я
Поздравляю вас, друзья!
Очень вас люблю я:
Стикеры и эмодзи,
Смайлики различные,
Крутые, классные
И очень приличные,
В общении нашем
Так необходимые
И прямо скажем:
Незаменимые!
Смайлики и стикеры
Милые и веселые,
Смешные и грустные,
Анимированные,
«Солнечные», «живые»,
Позитивные,
Предметные,
Разнообразные,
На все случаи
В письмах наших
Годные и
Нам уже родные!
Нашу переписку
Сильно облегчают,
Мысли и эмоции
Точно передают,
Настроение улучшают!
Спасибо большое тем,
Кто смайлы,
Стикеры придумал
И нам на радость
Их внедрил!!!
Когда плачет мама — очень страшно!
Когда маму в жизни обижают,
Тут не разрыдаться очень важно!
Многие об этом давно знают.
Когда плачет мама мир во мраке,
Сердце разрывается на части.
Всё внутри готовится к атаке,
Но, увы, не всё ведь в нашей власти…
Мама плачет, к Богу вопрос снова:
Почему даёшь её обидеть?
К трудностям, к ударам я готова,
Только бы слёз маминых не видеть!
Завтра подкрадется старость —
Не скрывать же седину!
Позади меня осталось
То, что больше не верну.
Что дается — то дается:
Не свернуть на прежний путь.
Мироздание смеется —
Как легко нас обмануть!
Когда б, участник твоего веселья
Я смог воспеть, хвалой не тяготя,
Хотя бы часть из благ, что есть на деле,
О светлокрылая безвинная звезда!
Твоя улыбка, чудный взор, блеснувший
Остротою внезапной, хладный ум
Так сильно восхищают мысль и чувства
Того, чей храм души — Элизиум.
А мы остаёмся —
На клетках чудовищных шахмат —
Мы все арестанты.
Наш кофе
Сожжёнными письмами пахнет
И вскрытыми письмами пахнут
Почтамты.
Оглохли кварталы —
И некому крикнуть: «Не надо!»
И лики лепные
Закрыли глаза на фасадах.
И каждую ночь
Улетают из города птицы,
И слепо
Засвечены наши рассветы.
Постойте!
Быть может — нам всё это снится?
Но утром выходят газеты.
Все люди очень гонористы
Лишь до поры, живя без бед,
В быту бывают атеисты,
В окопах — атеистов нет!!!
Это ты подметил верно:
Прямо в цель! Не в бровь, а в глаз!
Наша жизнь, она как стерва
Всем дается только раз.
Июньская пора эпохи безразличия:
неначатый роман (должно быть из приличия)
или самообман на формуле величия.
Шмелей рой и мигрень. Туман с утра над башнею.
Сирени пышной тень. За тенью нечто страшное:
как будто новый день припомнит все вчерашнее.
Сиреневая мгла на бирюзовом бархате
небес. Полутона гармоний Баха — ахнете.
Пульсируя в висках, на тон-два ниже — бахнете
и вдохновению крах, лишь ритм ног окровавленных.
Бель бабочек в кустах — аэроплан оставленных
двукрылых просто так, пыльцой цветов затравленных.
Намокшая лоза в зеленом винограднике,
бессмертие василька — о синеглазом всаднике,
о жизни моряка, о смерти в Гоби странника —
все это как всегда, вроде магнита реальности,
фантазии божка от бытия банальности,
полет с полупрыжка, падение в бескрайности.
Июньская пора. Дождливый день в тональности
минора ноты «ля». Багаж сентиментальности
и хрупкость хрусталя — все детское, до странности,
и вроде бы не я, а кто-то, от усталости,
рисует, чуть шутя, картину своей старости,
но жаль взглянуть нельзя на будущее: стал бы ты
разменивать моря — на земли до всеядности,
разменивать меня — на тех кто, чист до святости,
разменивать себя из-за минутной слабости.
Copyright: Маргарита Мендель, 2018
Свидетельство о публикации 118091900773
Что за птицы в синем небе — стаей дружною кружат?
Серебристым опереньем — завораживая взгляд!
Белоснежные, как чайки — с переливом серебра!
Но с манерою, от части — белокрылого орла!
Это счастье, не иначе — на просторах широты:
Любоваться, как сверкают — птицы дивной красоты!
/
Здравствуй, братец. Ну, как ты там? На небе можно смеяться?
Если да, то радугой мне улыбнись.
Я совсем разучилась сдаваться.
И тупо верую в Счастье…
А что мне ещё остаётся? Это, знаешь, последний смысл.
Посмотри-ка, как небо метит тех, кому доверять и верить.
Я тут снова верую в Чудо. Что смеёшься? Ну, правда, брат.
Дружба — знаешь, такая штука, без которой мы были б звери.
Я когда выбираю друга, он всегда похож на тебя.
Я сплетаю чудные нити, невесомые паутинки…
Этой дружбой врачую сердце. Окунаюсь, как будто в свет.
И в душе вдруг восходит солнце… Ты бы видел эту картинку!
О тебе я уже не плачу. Ни вины, ни обиды нет.
Он такой же, как ты. Скуластый. И такой же принципиальный.
Улыбнется — восходит солнце, а надуется — быть дождю.
Я смотрю на него и верю: да, бывают такие тайны.
Заполняется в сердце место — вместо тех, кого не верну.
Вместо тех, кто ушел навечно и о ком я устала плакать.
Можно, братик, я буду просто понимать и любить живых?
Я прощаюсь с тобой. Я знаю: ты со мной, и жизни не хватит,
чтобы помнить и верить в чудо и похожей на чудо быть.
От тебя мне достались крылья. Понимание: всё проходит.
Каждый отблеск добра и счастья я учусь уловить и взять.
О тебе мне осталась нежность. Для себя мне остались годы,
мне их множить и красить смыслом, мне их радостью наполнять.
Улыбнись мне из сна, из сердца. Я ищу своего дракона,
обхожу стороною принцев, всех их сравнивая с тобой.
Я тебя никогда не забуду. Я любовь и поддержку помню.
Эту нежность твою, как крылья, я теперь заберу с собой.
Улыбнись мне радугой, братик. Я устала искать подвохи,
я устала не верить людям, сторониться чужих грехов.
Все тревоги и страхи с сердца пусть смывает дождями осень.
Отпускаю… И улыбаюсь. Улыбаюсь тебе из снов.
Как мало для счастья надо —
Любовь свою встретить просто.
И чтобы она была рядом,
И так, чтобы видеть звезды…
Здравствуй, подруга, давно не встречались,
Пропала дорога, наверно, ко мне,
Действительно долго от взглядов скрывались,
Пытаясь забыть о плохом в сентябре.
Как сложно начать говорить напрямую,
Довольно с простых, безобидных вещей.
Ты знаешь, что дружба давно существует,
Однако в ней сложно найти двух людей.
Мы долго опорой друг другу служили,
И болью делились, желая простить.
Неделями за отношения бились,
И шли на уступки, стараясь любить.
Проблем было много, но мы их решали,
В подъезде, на лавочке или в кафе.
И в гости ходили, в кино собирались,
Все общие фото висят на стене.
Прощать было сложно, однако прощали.
Ругали, корили за глупость свою.
Бежали навстречу — от нас убегали.
Мы были верны — нас меняли на дур.
И всё возмущение словами излито,
И плакали много, ругая судьбу.
За то, что все темы до крови избиты,
Что снова поверили, но не тому!
Теперь всё иначе, и жизнь стала лучше,
Слова превращаются в дело быстрей.
Мы стали взрослее, выдался случай
Нам превратиться в серьезных людей.
Но знаешь, подруга, я всё же скучаю.
И пусть будет двадцать… потом шестьдесят.
Тебя не хватает в моем настоящем.
Об этом все мысли, все фото кричат.