В отдалении звезд мерцания,
Где касается неба заря,
Под тоскливый мотив ожидания
Одиноко стояла скала.
Неизвестная и забытая,
Словно яркого мира изъян,
Омывал ее ступни гранитные
Лишь влюбленный в нее океан.
Он прибоем к ней
мчался закатами,
Когда тускло светила луна,
А она, будто кем-то распятая
Оставалась как сталь холодна.
Он волной обнимал ее теплою,
Попадая в солнечный плен,
Eё слезы смывал он, прогорклые,
Ничего не прося взамен.
В ее сердце ни света, ни жалости.
Для любви в нем и места нет
Лишь знакомое чувство усталости
Уже многие тысячи лет.
Ну, а небо грозою раздвоено,
Только слышалось, будто орган;
Мне любить ее не позволено
Громко плакал в ночи океан.
все истории про любовь мне давно приелись
вывел принцип, звучащий как «просто выживи»
в этом есть свой холодный шарм и немая прелесть —
положи на ближнего
я усвоил, что самый страшный и злобный демон
это эго, тобишь моя же самость
есть деталь, разрушающая всё дело:
я робею,
когда к тебе прикасаюсь
я теряюсь
это точно не опьянение, не полёт
ты не станешь моей женой или временной потаскушкой
вот смотри, каждый первый тебе соврёт
но меня послушай:
я не знаю кем быть, усвоил лишь, кем не стоит
твой овечий взгляд только портит мои устои
говорил же, что чувства — всего лишь слабость
я трясусь,
когда к тебе прикасаюсь
надо вырвать, почистить сознанье от сорняка
впереди километры по бурелому
но из тачки твоя зазывающая рука
мягко манит к дому
это зло
это чудище во плоти
ведь не каждая встречная дверь позовёт войти —
только те, за которыми ждёт провал
я рублю их для топлива на дрова
но ты снишься мне снова в одном белье
я тону, надо мною семь тысяч лье
я лечу, подо мной расстилается мелкий мир
ты загасишь во мне пожар, разведя камин
посмотри, до чего я с тобой додумался и дошёл
жалкий нытик и лирик, жаждущий новых встреч
так нельзя
я запомнил карандашом
всё что знал о тебе
и планирую
это
сжечь.
Да, плохо, когда друг не сможет подать руку…
В беде твоей, он отвернется, скорей согласен на разлуку,…
Чем помощь тебе хоть какую нибудь оказать.
Такой и над ошибками твоими посмеется,…
Еще за них же станет с упреком осуждать…
Не надо грустить,.держать гнев, сожаленье
Не бередите душу. Нас этому Бог не учил,.
Надо жить, самому оправляясь после паденья.
Проси и даст Господь тебе на это сил…
В тяжелый час прийти на помощь не каждому дано.
Хороший и преданный друг, такая редкость.
Силу воли имей и надейся на себя самого.
Кто не согласен, пусть простит за резкость…
Если вдруг вы стали для кого-то плохим,
А человек все хочет больше и больше хорошего.
А ты не можешь или просто не даешь.
И оттого уж плох становишься…
Или делал то, что для другого не так хорошо?
А как ты думал? от благодарности не уходят?
В жизни нашей случается все…
К каждому человеку ключик не подберешь,
Мы все такие разные. и если ты добро несешь,
То бескорыстно, вот для тебя, что- главное.
Не принимайте близко к сердцу,
Ты сделал все, что мог, тот человек, подумав,
Быть может, к вам вернется,
А если нет, пусть будет так, как ему укажет Бог…
Ваше желание нести добро, поверьте, не напрасное,
Не преступили вы закона божьего…
Душа от такого одиночества пусть не грустит,
Не обижается, а будет счастлива,
Пожелайте, тому кто ушел, всего хорошего
Не ждите чуда, чудите сами…
Мы все живем под небесами…
Жизнь нам один лишь раз дана…
Так выпьем всю ее до дна.
Любите как в последний раз,
Почаще улыбайтесь,
В чем-либо получив отказ,
Вы лучше не печальтесь.
На боль не отвечайте злом,
Вы просто улыбнитесь.
На злое слово вы добром
Вдруг мило оглянитесь.
Смутите сердце вашего врага,…
Покой его покинет
И, может быть, вражду он навсегда.
С души своей отринет.
Любите Бога, нашего Отца,.
Он нам поможет в трудную минуту.
И вдруг почувствуешь, как иногда…
Твою он душу теплом и радостью окутал…
Гоните прочь тоску, печаль, ненастье…
Вы знайте, что плохое стороной пройдет,
Придет такой момент и счастье
С собой в дорогу позовет…
Не верьте нытикам и пессимистам,.
Уймите страх свой перед ними,.
Порою жизнь так неказиста,
Но это все необходимо,
Чтобы ценить вы научились…
Прекрасные жизни мгновенья,…
От скуки злободневной пробудились,…
Получив от судьбы за то благословенье…
Чужую беду ощущая своей,
вживаясь в чужие печали,
мы старимся раньше и гибнем быстрей,
чем те, кто пожал бы плечами.
Эта осень явно неродная для семьи из прежних тридцати. Я ее такой совсем не знаю, но надеюсь, мне с ней по пути. По тому пути, где вдоль обочин до сих пор одетые стоят все деревья к октябрю, и ночью дышит паром стынущий асфальт.
Эта осень — чокнутый профессор, будто у Земекиса в кино. Завершить решила все процессы, что копились долго и давно: раздала всем сёстрам по сережкам, сестры рады, смотрят в зеркала. Доктор-осень в быстрой неотложке, человек и кошка, все дела, все ведь в осень запаслись котами, пледом, чаем и чуть-чуть вином. А она вдруг — раз! — и не такая. Осень, отраженная вверх дном. Осень без соплей, дождей, глинтвейна, бриджит джонс, резиновых сапог, тяжких дум и горьких сожалений, сырости с помпона и до ног, осень, непохожая на осень и ни на один другой сезон. Время для ответов на вопросы, input/output комфортных зон, время смены цвета светофора, время пять часов по сентябрю.
Осень, неродную прежней своре, если можно, я удочерю.
Синевы бездонная купель
Мягкими подсвечена лучами,
Облака сложились в букву «эЛь» —
Невзначай… А может, не случайно?
Знаю, через несколько минут
Расплывутся контуры, растают…
Облака продолжат свой маршрут,
Сбившись в белокипельную стаю.
Может проплывут и над тобой,
Отбелив небесные скрижали —
Там теперь прописана любовь,
Та, что мы в руках не удержали…
Copyright: Ариша Сергеева, 2018
Свидетельство о публикации 118092000175
«В Париже, в Париже на Сент-де-Ляклю
Она засыпает и шепчет: Люблю,
Так стонет, сминая перину,
Мюссе де-Курель Эвелина.
А вечером тихим, кусая мундштук,
Сидеть, вспоминая лобзания рук,
Представив на миг ту перину
Мюссе де-Курель Эвелины.»
(Б.Гринберг)
Мой бедный мундштук перепуганный днесь:
Сошла позолота, искусан он весь,
Его закусив, словно конь удила,
Хозяин, раздевшись почти догола,
Мечтает на улице Сент-де-Кёчу,
(При этом дрожит весь и шепчет: «Хочу»),
О маленькой, юркой мадам де-Курель,
О том, как заманит красотку в постель,
На полную пухом перину —
На роскошь мадам Эвелины,
Как в жизнь воплотятся мечты и грехи,
Как после он ей понапишет стихи
И будет читать их, мундштук закусив,
И, если останется капелька сил,
Забыв про коньяк, буженину,
Завалит опять на перину
Соседушку с улицы Сент-де-Ляклю,
Шепча ей при этом: «Люблю вас, люблю,
Лишь мне подарите, как воду дельфину,
Пуховую вашу перину».
«Ах, так?» — разозлится мадам де-Курель, —
Теперь понимаю я, в чем ваша цель,
Зачем посвящали поэмы-стихи,
(Которые, кстати, совсем не плохи),
Не ели зачем буженину —
Хотели в подарок перину?!"
Хозяин-бедняк моего мундштука,
Он весь побелел, задрожала рука
И слезы в глазах, словно дождик в апрель,
Но ласково смотрит мадам де-Курель:
«За ласки, за рифмы, за все безделушки
Возьмите, мосье, мой подарок — подушку
Из чистого пуха, не хуже перины», —
Смеются глаза у мадам Эвелины.
И он пошагает подобно лучу —
Светя и скользя на свой Сент-де-Кёчу,
Не выпуская подушку из рук,
Кусая от страсти несчастный мундштук.
2004 г.
Среди пустынь души и зла,
Взращенная твоей любовью,
Нежданно роза расцвела
В моем убогом изголовье.
Вертела боль веретено,
От слез я делалась незрячей
И чувствовала — надо мной
Росою горькой роза плачет.
Моей измучена бедой,
Плеча коснулась щечкой алой,
От этой нежности святой
Я потихоньку прозревала.
И, побеждая цепь оков,
Брела на запах фимиама
Благоуханных лепестков
И подошла к воротам храма.
Я, возвращаясь в мир, цела,
Не изувеченная болью…
И роза надо мной цвела,
Взращенная твоей любовью…
2004 г.
«Мне нравится, что вы больны не мной»…
Ах, как, Марина, были Вы неправы:
Навеки заболеть нам суждено
Великою сладчайшею отравой,
Когда глаза коснутся нимба строк,
То Ваших слез не иссушить поныне —
Не прерывая Вами рваный слог,
Они текут, светлейшая Марина.
А вот: «Свеча горела на столе»,
Но я опять взбунтуюсь, уж простите,
Борис, Вы ошибаетесь — во зле
И стуже одинокая обитель
Для душ мятущихся, озарена
Тем высшим светом подчинившей власти,
И словно желтоокая луна,
Она горит и вовсе не погаснет.
И вот опять я спорить собралась:
«Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи…» О, сколько тысяч раз
Молила у небесного собора
Послать мне тот искрящийся песок
Из-под копыт Пегаса-поднебеса…
И в венах бьется звездной пыли слог —
О, донна Анна, Ваших песен месса.
Еще раз слышу горькие слова:
«Я должен жить, хотя я дважды умер»…
О, светлый Осип, строчки волшебства
Горчайших Ваших строк не смолкли в шуме
Междоусобной злобной суеты,
Хоть плоть истлела под созвездьем млечным,
Но до сих пор от Вашей маяты
Болят сердца под солнцем вековечным.
И, очищая мир от страшной скверны,
С любовью смотрят сверху вниз
Четыре мира и четыре веры —
Марина, Анна, Осип и Борис.
2004 г.
Пусть каждый, кто сейчас счастливый,
Запомнит главный постулат:
При ссорах не важны мотивы-
Убитую любовь вам не вернуть назад!
вот допустим: ты встречаешь человека.
с самыми глазами человечьими,
ушами, родинками, обычным ртом.
он слегка волнуется, нелепо жмется, вздыхает с трудом.
а внутри у него — целый дом.
и леса на сотню миль вокруг простираются.
вот допустим: вид потрепан, пафоса лишен, нерадив.
но подобный ему не станет добычей морских ундин.
в замке ветхом на стенах две тысячи пыльных картин.
и симфонии Баха со скрипкой Вивальди
переплетаются.
вот допустим: тебе нравится человек.
он не ортодоксальный еврей, не грек.
не работник морга,
даже не рок-звезда.
ему невдомек, чем отличается хрупкая слюда и горная слюда.
и когда под уставшими ногами скрипит земля,
он не всегда знает идёт куда. сомневается.
предположим: бесперспективный работник, ни капельки не атлет.
но в лепрозории обугленной души негасим яркий свет.
по углам распиханы фантики щуршащие от конфет.
и пускай на кухне аромат маминых пирогов и котлет
на ближайшую декаду лет
поселяется.
дом увит плющом, крапива зловеще растет извне.
и в саду тюльпаны черные по весне.
звездный отряд медведицы становится в строй.
в полночь птица филин кружится над головой,
прокурлыкав, напомнит, что все непременно обернётся золой.
человечество — окунь на времени блесне.
вот допустим: ты стоишь на пороге.
нерешительность — просто очередной вид оков.
и пытаешься ручку нащупать, присутствие дверных позвонков,
давно неработающих звонков.
ты построишь себе шалаш у дома. разобьешь ночлег.
будешь песни орать,
хлебать под окном вино.
только человек воздвигнувший дом внутри — не откроется все равно.
Мы проживали в гроте Кро-Маньон
На месте департамента Дордонь.
Мы жили тридцать тысяч лет назад
В пещере, сохраняя свой уклад.
Из бивня мамонта тебя я вырезал.
Тебе картины я в пещере посвящал,
На флейте музыку прекрасную играл
И шкуру льва к ногам твоим бросал.
Ты помнишь, из кости тебе иглу
Я сделал, и ты вдела в неё жилу.
Теперь я в коже на волков иду,
Они ещё мою не знают силу.
Ты вышиваешь, ты готовишь мне,
Поддерживаешь в очаге огонь.
Люблю твою красивую ладонь,
И как блох давишь на моей спине.
Ах, что там будет через много лет?
Нам дан двоим сегодняшний сюжет.
Вот нашим детям-кроманьонцам дальше жить.
Для них судьбы своя плетётся нить.
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2018
Я в будущем теперь уверен прочно!
Согласно социальным чудесам,
Прихватит сердце — обращусь на почту,
Ограбят — позвоню в универсам,
Пожарные домой доставят пиццу,
Ветеринар наладит газ и свет…
Но вот куда, скажите, обратиться,
Чтобы бардак в стране сошёл на нет?