Вижу твои глаза, и слезы по щекам…
Словно мне говорят, умоляют меня,
Не оставляй, не оставлять тебя одну…
Холодная ночь, открытое твоё окно,
Ты прости меня, не быть нам вдвоём,
Все твои мечты обо дном, как построить дом.
Она страдает, она лишь мечтает…
Я её не жду об этом говорю, просто уходи.
И просил и умолял ее лишь об одном
Не люблю, не любил я тебя…
Забытые тобой все стихи страниц…
Написала бы снова, но мешают слезы,
Все то, что в душе так давно хранятся…
Опять письма, твои глупые вопросы —
Что тебе не спится, о чём твои мечты?
Когда мы будем рядом, чтобы быть вместе.
ЕВРЕЙСКИЙ ЧУКЧА
Людей на этом свете туча,
Но я вам честно говорю:
Мне ближе всех на нартах чукча —
Как он, что вижу, то пою.
Каждый вечер жду…
Этих встреч я с тобою,
— Ну где же ты?
Моя ты любимая…
— Я так люблю тебя!!!
Моя ты сладкая…
— Знаешь, моя сказка.
«Нежно» — Я скажу тебе…
— Ты такая красивая,
Такая вот не смелая…
Ты такая глупая —
Ты такая одинокая…
Ты моя любимая…
— Я люблю тебя…
Я знаю, как трудно терять,
Не теряйте, Вы родных,
Как можно чаще приезжайте,
Звоните, хотя бы изредка им,
Знайте, они скучают,
Только вида не подают,
Но когда, в дом стучится Беда,
Как-то сразу родные приезжают,
Не знакомые, чьи то друзья,
Не теряйте, прошу Вы родных,
Жизнь коротка,
Очень сложно родных хоронить…
Не пишется, не стонется, не дышится…
Пустые вены протыкают тело
И прописало вдохновенье ижицу*
Немыслимо, безжалостно и смело.
Не пишется, не мыслится, не спится,
Хоть ночью глазолунной нет покоя,
Опущенные крыльями ресницы
Не дрогнут в предвкушении гобоя
Надменной Музы — гостьи синеокой.
И страх проклятым стражником на душу —
А вдруг не зазвучит напев высокий
И жизнь молчание небес нарушит?
И по слезам летит мольба такая,
Что губы в придыханье не оближутся:
Пусть мучится, пусть любится, страдая,
Но только мыслится, и стонется, и пишется.
2004
Все правильно, все правильно, все верно —
Должна болеть избитая душа.
И посланная боль не черезмерна,
А в самый раз под горло подошла.
Все правильно, я знаю, все как надо,
Страшнее было б просто онеметь
И от тобой непосланного взгляда
Вдруг задохнуться и окаменеть.
И будет фотография на стенке
Смеяться прошлым счастьем волшебства…
Все правильно — два слова бьются в венке —
Болит душа, и значит, я — жива.
2004 г.
Я люблю запах свежего кофе с корицей,
Я люблю просыпаться с тобой по утрам…
А ещё удивлённые детские лица
И царящий в душе иногда тарарам.
Я люблю тишину, если правильно слушать,
Мягкость шубки и рыжесть пушистых волос,
И протёртые джинсы, и плюшек-игрушек,
И мужчин — если чувствую внутренний лоск.
Я люблю запах лета, клубнично-коктейльный,
И «Поющих в терновнике», и пустяки,
От которых совсем не бывает похмелья,
Цвет фиалковый, море, жасмин и стихи…
Дочку, солнце, июли и хлеб «Бородинский»,
И /банально/, но жёлтые розы, и сны
Разноцветные… Небо. Рассасывать льдинки.
И влюбляться-влюбляться с приходом весны
В города, где ещё никогда не бывала,
В шум дождя, поездов, проходящих машин
и в того, для которого «нас» слишком мало.
Я люблю поцелуи без всяких причин,
Скорость, звёзды и лес, сказки ветра и снега,
Туфли на каблуках, настроенье «вразнос»,
На песке отпечаток знакомого следа,
Чай зелёный, Высоцкого, фильмы до слёз.
Я люблю…
Я люблю…
Я люблю…
Это просто.
Я люблю, этот мир заполняя собой,
Задавать ему сотни нелепых вопросов,
Говорить и молчать…
Про любовь, про любовь…
В сердце пустота и грусть в глазах
Я ушла от тебя без возврата.
Не кричи, не зови меня в мольбах
Все окончено, нет среди нас виноватых…
В Петербург приезжают увидеть Дворцовый мост, распахнувший пролеты объятиям белых ночей, приезжают с надеждой удачу поймать за хвост и навек остаются — бессильны рецепты врачей.
В Петербург приезжают и дань отдают волшебству, восхищаясь величием вечно-застывших грифонов, и монетки — на счастье — горстями кидают в Неву, соблюдая обычаи строже, чем своды законов.
В Петербург приезжают найти вдохновение свыше, потеряться на Невском в танце раскрытых зонтов, по счастливой случайности, утро встречать на крыше, согреваясь в компании теплых дворовых котов.
В Петербург приезжают с улыбкой, без всякого повода, просто чувствовать тяжесть его дождевых облаков. И не стоит искать аргумент против веского довода — в Петербург приезжают влюбиться… Во веки веков.
Вот начало фильма.
Дождь идет.
Человек по улице идет.
На руке — прозрачный дождевик.
Только он его не надевает.
Он идет сквозь дождь не торопясь,
словно дождь его не задевает.
А навстречу женщина идет.
Никогда не видели друг друга.
Вот его глаза.
Её глаза.
Вот они увидели друг друга.
Летний ливень. Поздняя гроза.
Дождь идет,
но мы не слышим звука.
Лишь во весь экран — одни глаза,
два бездонных,
два бессонных круга,
как живая карта полушарий
этой неустроенной планеты,
и сквозь них,
сквозь дождь,
неторопливо
человек по улице идет,
и навстречу женщина идет,
и они
увидели друг друга.
Я не знаю,
что он ей сказал,
и не знаю,
что она сказала,
но —
они уходят на вокзал.
Вот они под сводами вокзала.
Скорый поезд их везет на юг.
Что же будет дальше?
Будет море.
Будет радость
или будет горе —
это мне неведомо пока.
Место службы,
месячный бюджет,
мненья,
осужденья,
сожаленья,
заявленья
в домоуправленья —
это все не входит в мой сюжет.
А сюжет живет во мне и ждет,
требует развития,
движенья.
Бьюсь над ним
до головокруженья,
но никак не вижу продолженья.
Лишь начало вижу.
Дождь идет.
Человек по улице идет.
Не судите женщину за слёзы,
Вам порой их просто не понять.
Ни к чему ей лишние вопросы,
Ведь словами чувств не передать.
Чтобы не бросалась от бессилья,
С пламени да сразу в полынью,
Не сломайте ей Надежды крылья,
Не губите Веру на корню.
Не судите женщину за слабость,
Коль собой ей хочется побыть,
Подарив любви всего лишь малость,
Ей по силам горы своротить.
Не судите женщину по виду,
В декольте души не увидать.
Кто решится женщину обидеть,
Перед Богом будет отвечать!
Ей по нраву розы и пионы,
И тепло надежного плеча,
Юности весенние шифоны,
Зрелости осенняя парча.
Подарите звёзды, как рубины,
Нежностью согрев её ладонь,
И она помчится за любимым
На край света, в воду и огонь.
Некрасивых женщин не бывает,
И глупец, кто это не поймёт!
Лишь от счастья женщина сияет,
Лишь в любви как роза расцветёт!
Я восхищался им почти весь вечер
Какая грация, фигура, сила, стать…
Но тут жена прокаркала зловеще:
«Хорош уже у зеркала стоять!»
Осенью небо бездонное — без границ.
Так и любовь — у неё ведь множество лиц.
Думаешь, с нею знакома, уже «на ты»?
Только расслабишься — снова горят мосты.
В десять казалось, любовь — волшебство и свет.
Смотришь в глаза — никого красивее нет!
Думаешь: «Только бы рядом он просто был,
Только бы улыбался и счастливо жил».
А вот в пятнадцать мало такой мечты.
Хочешь, чтоб в сердце мальчишеском — только ты.
Хочешь, чтоб обнимал и касался губ,
чтобы был нежен с тобой и немножко груб.
В двадцать сгораешь страстью и ждёшь огня:
«Лишь бы любил и желал он одну меня!»
Хочется свадьбы, заботы, общих детей,
планов совместных и ярких новых идей.
Учишься слышать и слушать, дарить тепло,
радуешься тому, что так повезло!
Кутаешь, как в одеяло, его в семью
и понимаешь: любовь — это дом, уют.
В тридцать он, хлопнув дверью, уходит прочь.
Дальше живешь. Никто не в силах помочь.
Снова и снова из глаз водица да соль…
Думаешь: вот же любовь — одна только боль.
В тридцать один отпускает. Растишь детей.
Учишься заново жить без земных страстей.
Много работы, и некогда громко ныть.
Только детей привыкаешь теперь любить.
Учишься верить, надеяться, отпускать…
Легче становится где-нибудь в тридцать пять.
Вот одиночество стало свободой вдруг,
и ты понимаешь: любовь — это новый друг.
Тащишь домой котенка или щенка,
нянчишься с ним и таскаешь его в руках,
наобниматься не можешь, целуешь в нос…
Что есть любовь — для тебя уже не вопрос.
Снова живёшь, отдавая заботу в мир,
больше не ждёшь от жизни взаимной любви.
Дети растут, а щенок превратился в пса.
Некогда стало стихи о любви писать.
Думаешь: ну, наконец-то, пришёл покой…
Нет больше страхов и нет больше слёз рекой.
Жизнь предсказуема. Дети взрослеют, да…
Время струится, как из ручья вода.
Ну, а потом встречается на пути
кто-то родной, и мимо-то не пройти.
Ты замираешь… И снова в душе весна,
снова тебе ни спокойствия нет, ни сна.
Смотришь ему в глаза — волшебство и свет.
И понимаешь: опять спасения нет…
Думаешь: только бы рядом он просто жил,
Только бы улыбался и счастлив был.
Делая круг, возвращается снова жизнь.
С кем бы он ни был, с кем бы ни спал, ни жил,
просто желаешь счастья ему, себе,
и благодарна за эту любовь судьбе.
Не растворяясь в людях, идёшь вперёд.
Что там готовит новый волшебный год?
Кто же шагнёт на свет из моих страниц?
Знать не дано. У любви ведь множество лиц.
Сколько людей хороших вокруг, смотри!
Ну, а любовь…
Она же всегда
внутри.
Все мы однажды переходим рубикон —
Кто-то по воле, кто-то вопреки.
Чужая жизнь — неизданный закон,
Его статьи для судей нелегки.
Его статьи — глубинный личный ад,
В котором вмиг сгорает слова суть,
В котором, как и много лет назад,
Не удаётся выжить КАК-НИБУДЬ.
А судьи кто, кто приговор прочтёт,
Не усомнившись в правильности слов?
Кто чью-то голову повинную сечёт
Под бряцанье немыслимых оков?
Любой однажды встанет на краю
И глянет в бездны пустоту глазниц:
«Небо, ты видишь, пред тобой стою!»
И, сделав шаг назад, падёт вдруг ниц.
Все мы однажды переходим рубикон,
Когда твой новый путь зовёт вперёд,
Когда не смеешь ставить жизнь на кон
И ЭТА ЖИЗНЬ смысл новый обретёт!
В который раз даю себе зарок, Что принимаю судьбы своей урок. Жизнь начинаю с чистого листа, Где нет со мной давно уже тебя. Теперь, моя душа потерянная будто, А в мире без тебя мне холодно и пусто. И я, как маленький запуганный щенок, Хочу забиться в тёмный тихий уголок, Лежать там тихо и ждать тебя, Да это полный бред и так нельзя. Я так стараюсь в руки себя взять, Пытаясь чувства все внутри скрывать, Ведь надо просто научиться лгать, Перед людьми чужую роль играть. Все говорят, держись и всё пройдёт И время боль залечит, с собою унесёт. Да, согласна, оно конечно раны лечит, Но не всегда, бывает, что оно увы, калечит.