Молодость так коротка, не успеешь оглянуться и она прошла. А впереди старость, полная воспоминаний о юности, всегда. Живите так, чтобы в старости от стыда не опускалась голова.
Босоногое детство в прятки играло.
И. как-то некстати зрелость настала.
А детству-то что? продолжает играть.
Старость все ищет и не может сыскать)
Он лежал так одиноко,
Так бесчувственно-устало.
Одеяло, сникши с бока,
На пол комнаты упало.
Было больно, было душно,
Пред грядущим было страшно.
Ничего уже не нужно,
Ничего уже не важно.
Всеми предан, всеми брошен -
Мук трагичный ход отмерьте -
Он лежал, судьбой поношен,
На пороге верной смерти.
Кто поможет? Кто утешит
В час последний, самый горький?
Скажут едко: «Он был грешен,
Тяжких бед принёс он сколько!»
Был он крепок, был он властен,
Не желал от зла омыться.
Он обрёл земное счастье,
Но…
всего пришлось лишиться.
Тяжело на смертном ложе…
Мы - больных да не осудим!
Лучше, в чём сильны, поможем,
Если мы, конечно, люди.
Старость - это когда мужчине находишь замену в виде хобби и подружек и когда, заходя в автобус (трамвай, электричку), обращаешь внимание не на мужчин, а ищешь свободное место…
- Когда уходят желания, приходит старость.
Мы думаем, что перестаем влюбляться, когда стареем… Нет! - мы стареем, когда перестаем любить…
«Стариков нужно убывать в детстве"-говорят итальянцы. Смысл этого высказывания прост: нельзя позволять себе стареть. А надо изо всех сил стараться сохранять ребяческий взгляд на жизнь, чтобы смотреть на мир широко открытыми глазами. Залихватскими идеями и поступками, которых от тебя никто не ожидает, можно продлить себе жизнь
70-летняя старушка, прочитавшая в газете, что пьянство сокращает жизнь вдвое, спилась и умерла в возрасте 35 лет…)
Когда я стану старенькой бабулей, Куплю себе с коляской мотоцикл, И в шкаф убрав свои кастрюли, С подругами отправлюсь я тусить! На волосы начёс прикольный сделаю, Татуировку крыльев на плечах, Глаза подведены чёрными стрелками, И пусть мы клячи, но на каблуках! Я соберусь ограбить банк, наверное, И улечу с подругами на юг, На пляже побалуюсь коктейлями, Я не боюсь - бабуле много не дадут! Напьюсь и позвоню всем своим дедушкам, И до инфаркта даже пару доведу, Стриптиз устрою для всего подъезда, Пускай соседи скорую зовут! А может налысо я стрижку сделаю, До блеска лысинку себе натру, Чего уже не быть мне смелою? Ведь всё равно когда-нибудь умру! А буду помирать, так от веселья, И будет мне, что внукам рассказать - Носки я не вязала от безделья, А отжигала, что ни в сказке описать!!!)))
Прохожу цветочную лавку, ювелирный магазин, вот поворот на улицу… Я останавливаюсь. Опять эта мелодия. С небрежно натянутыми нотами. Со скрипом. Старик в черных бутафорских очках крутит шарманку: «Траля ля, тинг-тонг».
Новый день. Снова прохожу цветочную лавку и снова останавливаюсь на повороте. «Траля ля, тинг-тонг…» Старик продолжает крутить шарманку.
Другой день и та же цветочная лавка… «Траля ля, тинг-тонг», - тут я замер. И вновь в отражении витрины вижу старика. Иду дальше, продолжая крутить свою шарманку: «Траля ля, тинг-тонг».
Детство - штиль, отрочество - бриз, юность - шторм, молодость - ураган, зрелость - бриз, старость - штиль. Вывод: берегите «крышу» и «не наломайте дров» во время шторма и урагана.
…Вокзал - место, где душе всегда неспокойно. Люди снуют туда-сюда, каждый озабочен чем-то своим: ожиданием поезда, покупкой билета или поиском места, чтобы присесть. Приходили и уходили поезда. Вокзал пустел и снова наполнялся. И только в одном его месте не происходило никаких движений.
В конце зала ожидания пригрелась старушка. Вся в черном. Сухонькая. Сгорбленная. Рядом лежит узелок. В нем не было еды - иначе старушка в течение суток коснулась его хотя бы раз. Судя по выпирающим углам узелка, можно было предположить, что там лежала икона, да виднелся кончик запасного платка, очевидно, «на смерть». Больше ничего у нее не было.
Вечерело. Люди располагались на ночлег, суетились, расставляя чемоданы так, чтобы обезопасить себя от недобрых прохожих. А старушка все не шевелилась. Нет, она не спала. Глаза ее были открыты, но безучастны ко всему, что происходило вокруг. Маленькие плечики неровно вздрагивали, будто зажимала она в себе какой-то внутренний плач. Она едва шевелила пальцами и губами, словно крестила кого-то в тайной своей молитве.
В беспомощности своей она не искала к себе участия и внимания, ни к кому не обращалась и не сходила с места. Иногда старушка поворачивала голову в сторону входной двери, с каким-то тяжким смирением опускала ее вниз, безнадежно покачиваясь вправо и влево, словно готовила себя к какому-то окончательному ответу. Прошла нудная вокзальная ночь. Утром она сидела в той же позе, по-прежнему молчаливая и изможденная. Терпеливая в своем страдании, она даже не прилегла на спинку дивана.
К полудню недалеко от нее расположилась молодая мать с двумя детьми двух и трех лет. Дети возились, играли, кушали и смотрели на старушку, пытаясь вовлечь ее в свою игру. Один из малышей подошел к ней и дотронулся пальчиком до полы черного пальто. Бабуля повернула голову и посмотрела так удивленно, будто она впервые увидела этот мир. Это прикосновение вернуло ее к жизни, глаза ее затеплились и улыбнулись, а рука нежно коснулась льняных волосенок.
Женщина потянулась к ребенку вытереть носик и, заметив ожидающий взгляд старушки, обращенный к дверям, спросила ее: «Мамо, а кого вы ждете? Во скильки ваш поезд?». Старушку вопрос застал врасплох. Она замешкалась, засуетилась, не зная, куда деваться, вздохнула глубоко и будто вытолкнула шепотом из себя страшный ответ: «Доченька, нет у меня поезда!». И еще ниже согнулась.
Соседка с детьми поняла, что здесь что-то неладно. Она подвинулась, участливо наклонилась к бабушке, обняла ее, просила умоляюще: «Мамо, скажите, что с вами?! Ну, скажите! Скажите мне, мамо, - снова и снова обращалась она к старушке. - Мамо, вы кушать хотите? Возьмите!» И она протянула ей вареную картофелину. И тут же, не спрашивая ее согласия, завернула ее в свою пушистую шаль. Малыш тоже протянул ей свой обмусоленный кусочек и пролепетал: «Кушай, баба».
Та обняла ребенка и прижала его кусочек к губам. «Спасибо, деточка», - простонала она. Предслезный комок стоял у нее в горле… И вдруг что-то назрело в ней и прорвалось такое мощное и сильное, что выплеснуло ее горькую беду в это огромное вокзальное пространство: «Господи! Прости его!» - простонала она и сжалась в маленький комочек, закрыв лицо руками.
Причитала, причитала покачиваясь: «Сыночек, сыночек… Дорогой… Единственный… Ненаглядный… Солнышко мое летнее… Воробышек мой неугомонный… Привел… Оставил». Она помолчала и, перекрестившись, сказала: «Господи! Помилуй его грешного».
И не было у нее больше сил ни говорить, ни плакать от постигшей ее безысходности. «Детки, держитесь за бабушку», - крикнула женщина и метнулась к кассе. «Люди добрые! Помогите! Билет мне нужен! Старушку вон тую забрати, - показывала она в конец зала - Мамою она мне будет! Поезд у меня сейчас!». Они выходили на посадку, и весь вокзал провожал их влажными взглядами.
«Ну вот, детки, маму я свою нашла, а вы - бабушку», - сияя от радости, толковала она ребятишкам. Одной рукой она держала старушку, а другой - и сумку, и детей. Я, глядя на них, тихо молилась и благодарила Бога за эту встречу.
А давай будем вместе до старости
До родной седины на висках,
Когда будем в обнимку, без шалостей
Засыпать друг у друга в руках
А давай будем вместе до старости
Жарким летом садить огород,
И потом из-за дикой усталости,
Будем глупо ворчать во весь рот.
А давай будем вместе до старости,
Ты не смейся, ведь я не шучу.
Да я молод, и зрел лишь без малости,
И по сути немного хочу
Я хочу на рассвете безоблачном
В сонном голосе слышать ответ:
-«А давай будем вместе до старости,
Покорять день за днем этот свет!»
Правительство заботится о нашей долгой плодотворной трудовой жизни и короткой болезненной старости.
Старики всегда считают, что молодые люди еще ничего не знают о любви, а молодые уверены, что старики уже все забыли. Ты знаешь, и те и другие не правы.