Уходят те кто дорог и любим…
Внезапно, безвозвратно, безнадежно…
Как трудно сердцем пережить людским,
и осознавать… почти что не возможно…
Когда, казалось, молодость-расцвет…
И впереди путей еще так много…
Но догорел заката яркий свет,
И лишь одна,"открыта" им дорога…
Бесследно спрячет бремя белый снег.
Прошедших лет и дней давно минувших,
Короткой жизни завершен пробег…
Господь, как видно забирает лучших…
Умирaет мужик. Душa его ждет своей учaсти. Апостол Петр говорит:
- Ну-с. Сейчaс мы решим, кудa его отпрaвлять: в aд или в рaй. Кто хочет о нем что-то скaзaть?
1-я душa: - Это был хороший человек: добрый, отзывчивый, прекрaсный семьянин. В рaй его!
2-я душa: - Нa рaботе был всегдa добросовестным и честным. В рaй его!
3-я душa: - В aд этого мудaкa!
Душa умирaющего: - Вовчик, ты че?!! Мы же были друзьями!
Душa Вовчикa: - Дa были. Дa зaшел я кaк-то в общественный сортир. Сижу в кaбинке. Тут зaходят 2 кaких то бизнесменa. Стоят возле письюaров, рaзговaривaют. Вдруг в туaлет влетaет киллер и вaлит этих мужиков. Я с перепугу ни дышу, ни шевелюсь, молю Богa чтоб не услышaл!
Душa умирaющего: - Ну a я здесь причем?
Душa Вовчикa: - А кто мне в это время позвонил нa мобильный!!!
Не надо мне лекарств и докторов,
И вы, чьи матери покуда живы -
Не тратьте на меня сердечных слов,
Казаться будет мне: они фальшивы.
Я не виню вас, не питаю зла,
Но мне участье ваше не поможет -
Покуда мать моя жива была,
Я сострадать был не способен тоже…
Чем тех жалеть, кого уж нет в живых,
Чем плакать соучастливо со мною,
Щадите лучше матерей своих -
От собственных невзгод, от бед чужих -
Оберегайте их любой ценою!
Я вас прошу: и ныне, и всегда
Вы матерей своих жалейте милых,
Не то поверьте мне, вас ждёт беда -
Себя вы не простите до могилы.
А я вдруг задыхаюсь среди дня,
Вдруг просыпаюсь с криком среди ночи,
Мне чудится, что мать зовёт меня,
Мне кажется, я слышу крик: «Сыночек!»
…Вы, приходящие ко мне сейчас -
Велик ли прок от ваших взглядов слёзных?
Своих живых - я заклинаю вас!!! -
Жалейте матерей, пока не поздно…
«Милые, добрые, честные, куда же вы уходите, отчего вам так мила стала эта темная, глухая могила? Вы устали не живши.»
Я видел смерть - она была умна,
Косила только умных для гумна,
Косила только светлое в ночи,
Сдувая пламень восковой свечи.
Я видел смерть…
Я видел смерть - она была сильна,
Одна на всех, промокшая спина,
И днём и ночью одна на весь покос,
На той поляне я травинкой рос.
Я видел смерть - она была слепа,
Косой махая резко, от пупа,
Не видя ни репейника, ни роз,
На той поляне я травинкой рос.
Я видел смерть - она была глуха,
К мольбам и просьбам старого греха,
Не слыша тех, кто мал и не подрос,
На той поляне я травинкой рос.
Я видел смерть - она была умна,
Косила только умных для гумна,
Косила только светлое в покос,
На той поляне я травинкой рос.
Я видел смерть - она была добра,
Не надо ей ни злата - серебра,
Она не брала платы за покос,
На той поляне я травинкой рос.
Я видел смерть - она всегда права,
И люди там, как сорная трава,
Как только подрастут, она их под покос,
На той поляне я травинкой рос.
Она всегда готова нас спросить,
Махнуть косой и в гумно опустить,
Кто смелый? Умный кто? И кто подрос?
На той поляне и я травинкой рос.
Я видел смерть - она была в ночи,
Чернее ночи, жаднее саранчи,
Она всегда летала надо мной,
Она всегда была при мне, всегда была со мной.
22.06 2008 г.
Воскресенье, День всех Русских Святых, как и в 1941 году…
Мне не понять, почему парень 19-ти лет лишил себя жизни… Зачем, почему? казался таким жизнерадостным, все было хорошо, и тут раз… может и были какие-то проблемы, но все же решаемо, не взаимная любовь, так ты еще такой молодой, вся жизнь была впереди!
после потери своего любимого человека, тоже проскакивали такие мысли, но каждый раз я думала о своей маме, как она бы страдала, если бы не стало меня, а она этого не заслуживает… и о его маме, кто будет ее поддерживать? всегда в таких ситуациях нужно думать о родных и близких!!! лишать себя жизни, это эгоистично… мне до безумия жаль его маму, в таком недоумении и непонимании поступка ее сына ей жить всю жизнь…
живите и радуйтесь каждой секундочке, ловите каждый момент! нам дана эта жизнь не просто так, и мы не в праве отбирать ее сами у себя!
Как-то раз один мальчик решил перехитрить мудреца. Он поймал бабочку в свои ладошки и решил спросить у мудреца- жива ли она? Если он скажет- жива, то мальчишка сожмет свои ладони и бабочка погибнет. Если скажет- нет, он раскроет их и бабочка улетит. Мальчик подошел и спросил. Мудрец ответил- «Все в твоих руках!»
10 кг шоколада являются смертельной дозой для человека.
Настоящая сладкая смерть.
У меня мурашки по коже от этой истории:
К водителю такси села женщина, с большим букетом цветов, слегка накрашена, нервно перебирала подол платья. Она: побыстрей, пожалуйста, я опаздываю!- наверно на праздник к кому-то? Да к дочери на день рождение! ей сегодня 25! она ждет меня к 3 часам. На часах было 14:40. -Ну, тогда поехали быстрее, чтоб не опоздать, говорите адрес. Здесь не далеко-Северное кладбище, пожалуйста, и посмотрела на водителя глазами полными боли, горечи и слез! Он посмотрел на нее с удивлением, но ничего не сказал., только слушал эту женщину которая продолжала говорить едва не заплакав. -Понимаете, моя Юлечка оставила меня еще месяц назад, а вчера звонит мне и говорит: мама если ты так по мне скучаешь, приходи ко мне на день рождение! мы посидим с тобой поговорим! На лице женщины появилась дрожащая улыбка. Она меня ждет! На улице было жарко, везде давки. Боюсь не успеем-сказал водитель. : - ничего страшного, здесь уже не далеко, я дойду пешком! Она вышла, и быстрым шагом направилась в сторону кладбища, и скрылась за поворотом. Движение машин встало в норму, и таксист поехал дальше. Проезжая тот самый поворот в сторону кладбища, он увидел разбросанные знакомые ему цветы по середине дороги. Была жуткая авария, сбита на смерть та самая женщина! И только ветер развивал её волосы, и цветы что были у нее в руках. Водитель посмотрел, на часы было ровно 3 часа, все-таки успела.
Если душа существует, неверно было бы думать, что она дается нам уже сотворенной. Она творится на земле, в течение всей жизни. Сама жизнь - не что иное, как эти долгие и мучительные роды. Когда сотворение души, которым человек обязан себе и страданию, завершается, приходит смерть.
ДЛИННАЯ, НО КРАСИВАЯ ИСТОРИЯ
Ох, не зря, не зря говорят:"Не судите…"
Отец Виталий отчаянно сигналил вот уже минут 10. Ему нужно было срочно уезжать на собрание благочиния, а какой-то громадный черный джип надежно «запер» его машину на парковке около дома.
«Ну что за люди?! мысленно возмущался отец Виталий Придут, машину бросят, где попало, о людях совсем не думают! Ну что за безчинство?!»
В мыслях он рисовал себе сугубо мужской разговор с владельцем джипа, которого представлял себе как такого же огромного обритого дядьку в черной кожаной куртке. «Ну, выйдет сейчас! Ну, я ему скажу!..» кипел отец Виталий, безнадежно оглядывая двери подъездов ни в одном из них не было ни намека на хоть какие-то признаки жизни. Тут наконец-то одна дверь звякнула пружиной и начала открываться. Отец Виталий вышел из машины, намереваясь высказать оппоненту все, что о нем думает. Дверь открылась и на крыльцо вышла … блондинка. Типичная представительница гламурного племени в обтягивающих черных джинсиках, в красной укороченной курточке с меховым воротником и меховыми же манжетами, деловито цокающая сапожками на шпильке.
Ну чё ты орешь, мужик? с интонацией Верки Сердючки спросила она, покручивая на пальчике увесистый брелок. Накрашенные и явно наращенные ресничищи взметнулись вверх, как два павлиньих хвоста над какими-то неестественно зелеными кошачье-хищными глазками. Шиньон в виде длинного конского хвоста дерзко качнулся от плеча до плеча.
Ну, ты чё, подождать не можешь? Видишь, люди заняты!
Знаете ли, я тоже занят и тороплюсь по очень важным делам! изо всех сил стараясь сдерживать эмоции, ответил отец Виталий блондинке, прошествовавшей мимо него. Блондинка открыла машину («Интересно, как она только управляется с такой громади-ной?» подумал отец Виталий) и стала рыться в салоне, выставив к собеседнику обтянутый джинсами тыл.
Торопится он… продолжила монолог девушка Чё те делать, мужик? тут она, наконец, повернулась к отцу Виталию лицом. Несколько мгновений она смотрела на него, приоткрыв пухлые губки и хлопая своими гигантскими ресницами. О, наконец изрекла она Поп, что ли? Ну все, день насмарку! как-то достаточно равнодушно, больше для отца Виталия, чем для себя, сказала она и взобралась в свой автомобиль, на фоне которого смотрелась еще более хрупкой. Ручка с длинными малиновыми коготками захлопнула тяжелую дверь, через пару секунд заурчал мотор. Стекло водительской двери опустилось вниз и девушка весело крикнула:
Поп, ты отошел бы, что ли, а то ведь перееду и не замечу!
Отец Виталий, кипя духом, сел в свою машину. Джип тяжело развернулся и медленно, но уверенно покатил к дороге. Отцу Виталию надо было ехать в ту же сторону. Но чтобы не плестись униженно за обидчицей, он дал небольшой крюк и выехал на дорогу с другой стороны.
Отец Виталий за четыре года своего служения повидал уже много всяких-разных людей: верующих и не верующих, культурных и невоспитанных, интеллигентных и хамов. Но, пожалуй, никто из них не вводил его в состояние такой внутренней беспомощности и такого неудовлетворенного кипения, как эта блондинка. Не то, что весь день вся неделя пошла наперекосяк. Чем бы батюшка не занимался, у него из головы не выходила эта меховая блондинка на шпильках. Ее танково-спокойное хамство напрочь выбило его из того благодушно-благочестивого состояния, в котором он пребывал уже достаточно долгое время. И, если сказать откровенно, отец Виталий уже давно думал, что никто и ничто не выведет его из этого блаженного состояния душевного равновесия. А тут на тебе! Унизила какая-то крашеная пустышка, да так, что батюшка никак не мог найти себе место. Был бы мужик было бы проще. В конце-концов, с мужиком можно выяснив суть да дело, похлопать друг друга по плечу и на этом конфликт был бы исчерпан. А тут девчонка. По-мужски с ней никак не разобраться, а у той, получается, все руки развязаны. И не ответишь, как хотелось бы, сразу крик пойдет, что поп, а беззащитных девушек оскорбляет.
Матушка заметила нелады с душевным спокойствием мужа. Батюшка от всей души нажаловался ей на блондинку.
Да ладно тебе на таких-то внимание обращать, ответила матушка Неверующая, что с неё взять? И, судя по всему, не очень умная.
Это точно, согласился отец Виталий взятки-гладки, была бы умная, так себя бы не вела.
Отец Виталий начал было успокаиваться, как жизнь преподнесла ему еще один сюрприз. Как нарочно, он стал теперь постоянно сталкиваться с блондинкой во дворе. Та как будто специально поджидала его. И, как нарочно, старалась досадить батюшке. Если они встречались в дверях подъезда, то блондинка первая делала шаг навстречу, и отцу Виталию приходилось сторониться, чтобы пропустить ее, да еще и дверь придерживать, пока эта красавица не продефилирует мимо. Если отец Виталий ставил под окном маши-ну, то непременно тут же, словно ниоткуда, появлялся большой черный джип и так притирался к его «шкоде», что батюшке приходилось проявлять чудеса маневрирования, чтобы не задеть дорогого «соседа» и не попасть на деньги за царапины на бампере или капоте. Жизнь отца Виталия превратилась в одну сплошную мысленную войну с блондинкой. Даже тематика его проповедей изменилась. Если раньше батюшка больше говорил о терпении и смирении, то теперь на проповедях он клеймил позором бесстыдных женщин, покрывающих лицо слоями штукатурки и носящих искусственные волосы, чтобы уловлять в свои сети богатых мужчин и обеспечивать себе безбедную жизнь своим бесстыдным поведением. Он и сам понимал, что так просто изливает свою бессильную злобу на блондинку. Но ничего не мог с собой поделать. Даже поехав на исповедь к духовнику, он пожаловался на такие смутительные обстоятельства жизни, чего прежде никогда не делал.
А что бы ты сказал, если бы к тебе на исповедь пришел бы твой прихожанин и ожаловался на такую ситуацию? спросил духовник. Отец Виталий вздохнул. Что бы он сказал? Понятно, что терпи, смиряйся, молись… Впервые в жизни он понял, как порой нелегко, да что там откровенно тяжело исполнять заповеди и не то что любить хотя бы не ненавидеть ближнего.
Я бы сказал, что надо терпеть, ответил отец Виталий. Духовник развел руками.
Я такой же священник, как и ты. Заповеди у нас у всех одни и те же. Что я могу тебе сказать? Ты сам все знаешь.
«Знать-то знаю, думал отец Виталий по дороге домой Да что мне делать с этим знанием? Как исповедовать, так совесть мучает. Людей учу, а сам врага своего простить не могу. И ненавижу его. В отпуск, что ли, попроситься? Уехать на недельку в деревню к отцу Сергию. Отвлечься. Рыбку половить, помолиться в тишине…»
Но уехать в деревню ему не довелось. Отец Сергий, его однокашник по семинарии, позвонил буквально на следующий день и сообщил, что приедет с матушкой на пару деньков повидаться.
Отец Виталий был несказанно рад. Он взбодрился и даже почувствовал какое-то превосходство над блондинкой, по-прежнему занимавшей его ум, и по-прежнему отравлявшей ему жизнь. В первый же вечер матушки оставили мужей одних на кухне, чтобы те могли расслабиться и поговорить «о своем, о мужском», а сами уединились в комнате, где принялись обсуждать сугубо свои, женские, проблемы.
За чаем беседа текла сама собою, дошло дело и до жалоб отца Виталия на блондинку.
С женщинами не связывайся! нравоучительно сказал отец Сергий Она тебя потом со свету сживет. Ты ей слово она тебе двадцать пять. И каждое из этих двадцати пяти будет пропитано таким ядом, что мухи на лету будут дохнуть.
Да вот, стараюсь не обращать внимания, а не получается, сетовал отец Виталий.
Забудь ты про нее! Еще мозги свои на нее тратить. Таких, знаешь, сколько на белом свете? Из-за каждой переживать себя не хватит. Забудь и расслабься! Ты мне лучше расскажи, как там отец диакон перед Владыкой опарафинился. А то слухи какие-то ходят, я толком ничего и не знаю.
И отец Виталий стал рассказывать другу смешной до неприличия случай, произошедший на архиерейской службе пару недель назад, из-за которого теперь бедный отец диакон боится даже в храм заходить.
Утром отец Виталий проснулся бодрым и отдохнувшим. Все было хорошо и жизнь была прекрасной. Горизонт был светел и чист, и никакие блондинки не портили его своим присутствием. Отец Сергий потащил его вместе с матушками погулять в городской парк, а потом был замечательный обед и опять милые, ни к чему не обязывающие разговоры. Ближе к вечеру гости собрались в обратный путь. Отец Виталий с матушкой и двухлетним сынком Феденькой вышли их проводить.
Отца Георгия давно видел? спросил отец Виталий.
Давно, месяца три, наверное. Как на Пасху повидались, так и все. Звонил он тут как-то, приглашал.
Поедешь? спросил отец Виталий.
Да вот на Всенощную, наверное, поеду, ответил отец Сергий. И собеседники разом замолчали, потому что в разговор вклинился странный, угрожающий рев, которого здесь никак не должно было быть. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, словно надеялись, что тот, второй, объяснит, в чем дело. За их спинами медленно проехал большой черный джип, но звук этот исходил не от него. И тут в тихий двор ворвалась смерть. Она неслась на людей в образе огромного многотонного грузовика, неизвестно откуда взявшегося здесь, в тихом провинциальном дворе. Священники молча смотрели на стремительно приближающийся КАМАЗ. Отлетела в сторону урна, выдранная из земли скамейка подлетела вверх метра на два. «Зацепит или нет?» успел подумать отец Виталий, мысленно прикидывая возможную траекторию движения машины. И тут что-то светленькое мелькнуло на дорожке. Феденька выбежал на асфальт за укатившимся мячиком. Ни отец Сергий, ни отец Виталий, ни обе матушки не успели даже понять и сообразить, что надо сделать, чтобы спасти ребенка, да, наверное, и не успели бы ничего сделать. Их опередил тот самый джип, который секунду назад проехал мимо. Они увидели, что машина, взревев мотором, резко рванула вперед прямо в лоб КАМАЗу.
Оглушительный грохот, страшный, рвущий нервы скрежет металла, звук лопающихся стекол все это свершилось мгновенно. Обломки попадали на землю. Асфальт был покрыт слоем осколков от фар. Куски бампера, решетки, еще чего-то усеяли все вокруг. А затем наступила звенящая тишина, которую не смогла нарушить даже стая голубей, испуганно вспорхнувшая с крыши и тут же усевшаяся на другую крышу. И посреди всего этого хаоса стоял Феденька и ковырял пальцем в носу. С недоумением смотрел она груду металла, в которую превратился джип, а потом оглянулся на родителей, словно спрашивая, что же такое тут произошло? Первой очнулась матушка отца Сергия. Она бросилась к мальчику и на руках вынесла его из кучи осколков. Матушка отца Виталия лежала в обмороке. К машинам бежали картежники выручать людей. КАМАЗ открыли сразу и вытащили на асфальт мертвое тело водителя. Судя по вмятине на лобовом стекле, он погиб от удара головой об него. А двери джипа, смятые и вдавленные, открыть не удавалось. За темными стеклами не было возможно ничего разглядеть. Джип «ушел» в грузовик по самое лобовое стекло. Кто-то из местных автомобилистов поливал джип из огнетушителя на всякий случай.
Спасатели и две «скорых» подъехали через 20 минут. Джип пришлось резать, чтобы извлечь из него водителя. Подъехали гаишники, стали опрашивать свидетелей. Мало кто чего мог сказать, все сходились в одном во двор влетел неуправляемый КАМАЗ и врезался в джип.
Да, ему тут и деваться-то некуда, согласился один из гаишников, оглядев двор.
Не так все было, вдруг раздался голос старика Михалыча. Он подошел к гаишникам, дымя своей вечной цигаркой. Я все видел, я вон тама сидел, показал он рукой на свою голубятню.
Что Вы видели? спросил гаишник, покосившись на смрадный окурок.
Да джип-то энтот, он ехал просто так, когда КАМАЗ-то выскочил. Он, может, и свернул бы куда, а вон сюда, хотя бы, дед Михалыч кивнул на проулочек Ведь когда КАМАЗ-то выехал, джип-то вот здесь как раз и был. Да тут вон какое дело-то… Ребятенок ихний на дорогу выскочил. И джип-то, он вперед-то и рванул, чтобы, значит, ребятенка-то спасти. А иначе как его остановишь-то, махину такую?
То есть, водитель джипа пошел на лобовое столкновение, чтобы спасти ребенка? чуть помолчав, спросил гаишник.
Так и есть, кивнул дед С чего бы ему иначе голову-то свою подставлять? Время у него было, мог он отъехать, да вот, дите пожалел. А себя, значицца, парень подставил.
Люди молчали. Дед Михей открыл всем такую простую и страшную правду о том, кого сейчас болгарками вырезали из смятого автомобиля.
Открывай, открывай! раздались команды со стороны спасателей Держи, держи! Толя, прими сюда! Руку, руку осторожней!
Из прорезанной дыры в боку джипа трое мужчин вытаскивали тело водителя. Отец Виталий подбежал к спасателям:
Как он?
Не он она! ответил спасатель. Отец Виталий никак не мог увидеть лица водительницы на носилках все было красным и имело вид чего угодно, только не человеческого тела. «Кто же это сделал такое? лихорадочно думал отец Виталий Она же Федьку моего спасла… Надо хоть имя узнать, за кого молиться…» Вдруг под ноги ему упало что-то странное. Он посмотрел вниз. На асфальте лежал хорошо знакомый ему блондинистый конский хвост. Только теперь он не сверкал на солнце своим синтетическим блеском, а валялся грязный, в кровавых пятнах, похожий на мертвое лохматое животное.
Оставив на попечение тещи спящую после инъекции успокоительного матушку и так ничего и не понявшего Федю, отец Виталий вечером поехал в больницу.
К вам сегодня привозили девушку после ДТП? спросил он у медсестры.
Карпова, что ли?
Да я и не знаю, ответил отец Виталий. Медсестра подозрительно посмотрела на него:
А Вы ей кто?
Отец Виталий смутился. Кто он ей? Никто. Еще меньше, чем никто. Он ей враг.
Мы посторонним информацию не даем! металлическим голосом отрезала медсестра и уткнулась в какую-то книгу. Отец Виталий пошел по коридору к выходу, обдумывая, как бы разведать о состоянии этой Карповой, в один миг ставшей для него такой близкой и родной. Вдруг прямо на него из какой-то двери выскочил молодой мужчина в медицинском халате. «Хирург-травматолог» успел прочитать на бейдже отец Виталий.
Извините, Вы не могли бы сказать, как состояние девушки, которая после ДТП? Карпова.
Карпова? Она прооперирована, сейчас без сознания в реанимации. Звоните по телефону, Вам скажут, если она очнется, оттараторил хирург и умчался куда-то вниз.
Всю следующую неделю отец Виталий ходил в больницу. Карпова так и не приходила в себя. По нескольку раз на дню батюшка молился о здравии рабы Божией, имя же которой Господь знает. Он упрямо вынимал частицы за неё, возносил сугубую молитву и продолжал звонить в больницу, каждый раз надеясь, что Карпова пришла в себя. Отец Виталий хотел сказать ей что-то очень-очень важное, что рвалось у него из сердца. Наконец, в среду вечером, ему сказали, что Карпова пришла в себя. Бросив все дела, отец Виталий помчался в больницу. Едва поднявшись на второй этаж, он столкнулся с тем же хирургом, которого видел здесь в первый день.
Извините, Вы могли бы мне сказать, как состояние Карповой? спросил батюшка.
Понимаете, мы даем информацию только родственникам, ответил хирург.
Мне очень нужно, попросил отец Виталий Понимаете, она моего ребенка спасла.
А, слышал что-то… Пошла в лобовое, чтобы грузовик остановить… Понятно теперь… К сожалению, ничего утешительного сказать Вам не могу. Мы ведь ее буквально по кускам собрали. Одних переломов семь, и все тяжелые. С такими травмами обычно не живут. А если и выживают до конца жизни прикованы к постели. Молодая, может, выкарабкается.
А можно мне увидеть её?
Врач окинул священника взглядом.
Ну, вон халат висит возьмите, со вздохом сказал он Я Вас провожу. И никому ни слова.
Отец Виталий вошел в палату. На кровати лежало нечто, все в бинтах и на растяжках. Краем глаза он заметил на спинке кровати картонку: Карпова Анна Алексеевна, 1985 г. р. Батюшка подставил стул к кровати, сел на него и наклонился над девушкой. Лицо её было страшное, багрово-синее, распухшее. Девушка приоткрыла глаза. Глаза у неё были обычные, серые. Не было в них ни наглости, ни хищности. Обычные девчачьи глаза.
Это Вы? тихо спросила она.
Да. Я хочу поблагодарить Вас. Если я могу как-то помочь Вам, скажите.
Как Ваш малыш? спросила Аня.
С ним все в порядке. Он ничего не понял. Если бы не Вы…
Ничего, ответила Аня. Наступила тишина, в которой попискивал какой-то прибор.
Вы, правда, священник? спросила Аня.
Да, я священник.
Вы можете отпустить мне грехи? А то мне страшно.
Не бойтесь. Вы хотите исповедоваться?
Да, наверное. Я не знаю, как это называется.
Это называется исповедь, отец Виталий спешно набросил епитрахиль Говорите мне все, что хотите сказать. Я Вас слушаю очень внимательно.
Я меняла очень много мужчин, сказала Аня после секундной паузы, Я знаю, что это плохо, она чуть помолчала. Еще я курила.
Отец Виталий внимательно слушал исповедь Ани. Она называла свои грехи спокойно, без слезливых истерик, без оправданий, без желания хоть как-то выгородить себя. Если бы батюшка не знал, кто она, то мог бы подумать, что перед ним глубоко верующий, церковный, опытный в исповеди человек. Такие исповеди нечасто приходилось принимать ему на приходе его бабушки и тетушки обычно начинали покаяние с жалоб на ближних, на здоровье, с рассуждений, кто «правее»… Либо это было непробиваемое «живу, как все».
Аня замолчала. Отец Виталий посмотрел на нее она лежала с закрытыми глазами. Батюшка хотел уже было позвать сестру, но девушка опять открыла глаза. Было видно, что она очень утомлена.
Все? спросил отец Виталий.
Я не знаю, что еще сказать, ответила Аня. Священник набросил ей на голову епитрахиль и прочитал разрешительную. Некоторое время они оба молчали. Потом Аня с беспокойством спросила:
Как Вы думаете Бог простит меня?
Конечно, простит, ответил батюшка Он не отвергает идущих к Нему.
Тут Аня улыбнулась вымученной страдальческой улыбкой.
Мне стало лучше, тихо сказала она и закрыла глаза. Тишина палаты разрушилась от резкого звонка. В палату вбежала медсестра, потом двое врачей, началась суматоха, отчаянные крики «Адреналин!». Отец Виталий вышел из палаты и сел в коридоре на стул. Он думал о Вечности, о смысле жизни, о людях. От мыслей его заставила очнуться вдруг наступившая тишина. Двери палаты широко раскрыли и на каталке в коридор вывезли что-то, закрытое простыней. Отец Виталий встал, провожая взглядом каталку. «Я же не попросил у нее прощения!» с отчаянием вспомнил он.
Через два года у отца Виталия родилась дочка. Девочку назвали Аней.
Вот такая житейская история…
Я думал, что умру от старости. Но когда Россия, кормившая всю Европу
хлебом, стала закупать зерно, я понял, что умру от смеха…
У.Черчилль
Зачем я все-таки спешила?
Зачем пришла сюда опять?
Ведь эта свежая могила
Меня не сможет оправдать.
Зачем на рынке покупаю
Я снова алые цветы
И, словно кровью обливая,
Дарю земле, в которой ты.
Зачем не вижу я дороги,
Не разбираю слов чужих?
Как заколдованные, ноги
Ведут туда, где ты лежишь.
Зачем судьба так поступила?
Зачем взяла тебя в залог?
И не вернуть того, что было.
Могильный холм-мой страшный рок!
Сказ про старика и смерть
Далеко ли близко ли, за лесами за горами, за синими озерами, жил да был в одной маленькой деревеньке старичок. Не то, чтобы старый, но и не шибко молодой. Жил - поживал. Однако время шло. Стал он задумываться о жизни своей, да и ко смерти готовиться. Пора поди. Но не хочется умирать старику. Однако, смерть. Она приходит, когда дни нашей жизни истекли.
Сидит как-то дед наш на завалинке своей хибарки и видит, как еще далече идет к его деревне фигура в черном одеянии - мантии до пят и с капюшоном. В руке у человека того коса, в аккурат такая, какой он траву у дома косит. Заволновался старик. В деревне той, что он жил, один он остался. Другие жители ее разбрелись кто-куда, иные померли уже. Значит та, что с косой идет, - это за ним. Испугался старик, не знает что делать. Решил он от смерти спрятаться. Залез под крыльцо, выглядывает на приближающуюся фигуру в щелку. Подходит она. Холодом повеяло на старика: черное одеяние на фигуре смерти, переливается все как бездонное звездное небо, из-под капюшона глаза сверкают, а лица не видать. Ни дать ни взять - призрак - только черный. Слышит старик голос, исходящий от этого призрака: «выходи, знаю где ты, вижу где. Пора. Собирайся в дорогу. Путь не близкий». И косой так из стороны в сторону повела смерть. Теперь уже сомнений не осталось: не гость дальний, не случайный прохожий заглянул - смерть пришла. Вылез старик из-под крыльца - чего уж тут прятаться. Подошла к нему смерть и руку из-под мантии костлявую протягивает: пойдем мол. Страх напал на старика еще больший. Бухнулся он в ноги этому черному привидению и зарыдал: оставь меня еще чуток пожить. Посмотри, какая благодать вокруг: птички поют, солнышко светит. Трава зеленеет, яблони в цвету. Я, говорит старик, только жить начал, только намедни мир увидел, красоту его. Жизнь то я прожил в трудах, заботах о хлебе насущном, впроголодь. Жил, детей растил, а вот на старости один остался. Смилуйся надо мной. Дай еще денек, другой пожить, на мир посмотреть. А ты пока тут поживи. Места у нас много. На мир посмотри. Я для тебя баньку истоплю - чай ты такой отродясь не видала. Все, поди, в трудах. И некогда о себе подумать «. Замерла смерть. Чудными показались ей слова, сказанные стариком. Никто с ней так не говорил - бывало, умоляли не забирать, но чтоб подождать и самой на мир полюбоваться - такого не было. Да и попариться в баньке заманчиво. Согласилась смерть. Проводил старик гостью свою в дом. Показал комнату, где жить она будет. Отдохни, говорит, с дороги. А я обед приготовлю.
Не успела смерть закемарить на пушистых стариковых перинах, а он уже стучит в ее дверь: готов обед. Усаживает старик смерть за стол, а там: яичница на десять яиц, картошка рассыпчатая. Рядом капуста квашеная, лучок зеленый, да каравай хлеба домашнего. В центре стола графинчик с прозрачной жидкостью. Наливает старик в стопочки напиток этот из графинчика - отведай, сам делал. А сам смотрит с некоторым страхом на гостью свою: не каждый день за столом с тобой сидит сама смерть. А та опрокинула, помедлив, стопку в раскрытый зев капюшона и потянулась за яичницей. Уж поздно к ночи закончили они обед. Гостья ела да нахваливала старика: умелец ты, какой обед сготовил. Не ела, говорит, ничего подобного уже лет так с тысячу - с тех пор как работать смертью пришлось. Не от хорошей жизни, говорит, пришлось заняться. Жить как-то надо. Вот и живу. Помолчал деликатно старик. Ты отдыхай, говорит, а утром - в баньку.
Поутру рано проснулась смерть. Солнышко яркое уже светит в окно. Солнечные зайчики скачут по стенам. Вышла смерть во двор, а чуть в стороне в огороде, видит, ягоды виктории в кустиках зеленых листьев проглядывают. Подошла она к ним и присела. По щекам слезы катятся. Протянула она к ягодам руки. А не рвет: жалко красоту рушить, да жизни лишать ягоды эти.
Тоскливо стало на душе у смерти: столько живет, а жизнь то мимо, оказывается, прошла. Старик, за которым пришла, прав. Живешь вот, а мира не видишь. Красоты и великолепия его. Жалко ей стало старика. И себя жалко. Чем она старика лучше? Увидел, вот он радость жизни. А не приди она за ним, так не увидела бы и она.
А старик уж легок на помине: «банька, говорит, готова. Пойдем, проведу. Зашли они в баньку, старенькую, неказистую. Вот говорит, старик, тут раздеться можно. А вот там - парная. Баньку я хорошо протопил, помыл все - ты не сомневайся. Я смерть меж тем скинула с себя черный балахон, и предстала перед дедом девушка юная невиданной красы. Дед аж крякнул от изумления. Чего угодно ожидал, но не такой он представлял себе смерть. А девица, ни слова не говоря, ступила за дверь парной. Через минуту, другую, услышал старки плескание воды, а спустя малость, и хлесткие звуки от веника, который он заботливо приготовил. Потоптался дед у входа в парную, но заглянуть постеснялся - девица ведь.
Вышел он из баньки. Бредет. А на душе смурно. Кошки скребут. Забыл уж дед, что смерть пришла за ним, что помирать ему время пришло. Идет и спотыкается по пути - дороги не видит. Жаль ему вдруг стало девушку это красивую, что работа у нее такая. Это ж и мужчине не каждому по силам людей жизни лишать. Не по своей воле сказала она. Нужда заставила. Сколько ж лиха хлебнула она болезная - думал старик. Такая хлипкая. Горестно тем, за кем приходит она, а ей поди, еще тягше - думал дед. Добрел он кое-как до крылечка дома своего. Присел на ступеньку. Стал ждать гостью свою из бани. Квасок приготовил. С погреба принес. А еще бутылочку вина, что держал про запас - купил по случаю.
Пришла вскоре девица красная. Капли воды полотенцем с лица утирает. Сама же другим, побольше, тело прикрыла. Отведай, душенька, молвил дед. А сам протягивает ей квасу кружку. Отпила квасу девушка. Посидела с дедом на крылечке. Вина отпила. Видит дед, что сказать что-то она хочет. Да только каждый раз - глянет на него и замолкает. Понимает дед, что сказать она хочет, и грустно ему. И сам он не понимает - толи от того, что умирать придется, толи от того, что девушку эту юную жаль ему.
Набрался дед духу и говорит: «не хочешь ли по ягоды в лес сходить, а может, на рыбалку изволишь? Или на лодке хочешь покататься? Я тут такие места знаю!» Улыбнулась ему в ответ красавица - сходим. И в лес, и на рыбалку. И на лодке. И ничего боле не сказала. А старик и рад. И рад он уже не столько, что еще жизнь его продлится, а от того, что отсрочил он хоть на малость огорчение для гости своей. И еще жальче ему гостью свою стало: это ж какую тяжесть на плечах она носит.
И еще пожила смерть у него. Мантию свою с капюшоном она не одевала. И коса ее у крыльца стояла. Показал старик гостье своей и места знатные, где от ягод земляники земли не видать, и на лодке гостья покаталась. Рыбу, правда, ловить отказалась. Я не на работе, говорит. А старику все тревожней становится. Пора! А девица ни словом не поминает - зачем пришла к нему. Живет у старика. Квас пьет, молоко. Картошка с капустой квашеной полюбилась ей очень. Старик уж и ждать устал: когда? И старается гостье своей угодить. Мир показать. То птиц предлагает ей послушать, то на рассвет над рекой посмотреть. И каждый раз видит он радость на лице девушки. Глаза ее светлеют. И только нет-нет да прокатится слезинка из ее глаз.
Утром однажды проснулся старик и не увидел своей гостьи. Ни мантии ее, ни косы не нашел. Уж и не знал старик, что думать. Грустно вдруг стало ему. Как бы потерял что-то. Смурно на душе. Баньку истопил. Да только не тянет его в нее. Сел на крыльцо. Руки скрестил на коленях. Смотрит он на свои руки - а они вроде как не его. Узлов нет на руках. Морщин. Руки как у молодого. Еще не веря своим глазам, побежал дед к зеркалу - а там перед ним отражение красивого да статного молодого человека. Не верит своим глазам - молодость вернулась! И тело - нигде не болит, не ноет. Как в юности. Заплакал от радости старик, не веря еще до конца, что не исчезнет все, как пришло. Вышел на крыльцо старик уже как юноша. Вдаль посмотрел, как смотрел недавно. И вновь увидел он фигуру приближающуюся невдалеке. Сердце юноши забилось от радости - в приближающемся человеке узнал он гостью свою - девушку юную. И не было на ней ни мантии черной, ни косы в руках. Платьице голубое, в руке платочек красный. Не помня себя побежал молодой человек навстречу девушке. А она ему навстречу.
Через много много лет видели их, говорят. Такие же молодые, как в юности. Дети взрослые. Внуки. Все такие же молодые как их родители. В той же деревне живут. Рядом с родителями. И кто-то говаривал еще, что смерти в той деревне нет. Не умирают там люди…