Красивую женщину проще назвать дурой, если ты понимаешь,
что она не для тебя. Но легче тебе от этого не станет.
- иz -
Пустынный шар в пустой пустыне,
Как Дьявола раздумие…
Висел всегда, висит поныне…
Безумие! Безумие!
Единый миг застыл — и длится,
Как вечное раскаянье…
Нельзя ни плакать, ни молиться…
Отчаянье! Отчаянье!
Пугает кто-то мукой ада,
Потом сулит спасение…
Ни лжи, ни истины не надо…
Забвение! Забвение!
Сомкни плотней пустые очи
И тлей скорей, мертвец.
Нет утр, нет дней, есть только ночи…
Конец.
Как жить, чтобы не было мучительно больно?
Я от других хочу душевной простоты,
А от меня хотят лишь выгоды скорее…
Нескромны скверностью они наглее;
Меня ввергают в мир нечистоты.
Своей наивностью в любви ко всем,
Я послан в мир глубокого отчаяния,
В мир отчуждения, в мир непризнания,
В мир боли жизненных проблем.
Лишь единицы в сердце познают меня…
А, в основном, жалеют напоказ.
А за спиной готовы сотворить мне сглаз,
Мою не зная душу превратно оценя.
Но, я борюсь, я смело шаг направлю
На правды путь, хоть слабость есть во лжи…
Пока еще хожу, пока дышу и жив,
Я разум в отношении к себе исправлю;
Прежде для Бога и себя я докажу,
Что я достоин жить, хоть жизнь так нелегка…
Хоть плохо я хожу, но действует рука —
Которую умом я к сердцу привяжу.
Не буду я серчать на тех, кто мне завистлив,
Кто за глаза считает: я — не человек…
Прости их Бог за низкий интеллект,
За ход излишних их нездравомылий.
Я так же попрошу прощения у Бога,
Что духом пал, в уныние невзначай попал,
Что болью воплоти, почти чуть не пропал,
Что попытался к смерти найти быстрей дорогу…
На боль телесную не обращаю я внимания…
Мне боль сердечная всё разрывает тело.
И лишь любовь моя бы не черствела,
От Бога я не потерял всё дарование…
Лишь попрошу у Бога я терпения малость,
Премного веры в жизнь, в любовь, в надежду,
Чтоб не метался с разногласиями между
Любви и жалостью к себе, чтоб не прокралось
Большое эго к самому, несовершенному себе…
Ведь духом так я слаб, немного я устал,
Что я бессилен, стал в самомнении я мал,
Что дал я в теле тленном духом ослабеть.
Я попрошу еще немного сил телесных,
Чтоб жить, и, доказать любовь ко всем,
Чтоб к трудностям навстречу шел, был смел
В том мире, где живет бесчестность…
Простите все, кто строки прочел эти…
Я трудный в разуме и помыслах моих.
С отчаяния написан мною этот стих.
Не в силах я своей душе ответить…
26 сентября 2017 года.
Copyright: Евгений Доставалов Достман, 2017
Свидетельство о публикации 117092611378
Не теряйте отчаяния: тот, кто не утратил отчаяния, вселяет надежду.
Яркий макияж — краски отчаяния.
Кофе занесли, щас допью и поеду продолжать свою жизнь под именем «я должен»…
Какая любовь, мужик, опомнись, не пацан ведь уже… бл… уймись и начинай стареть!
Главное это ведь деньги, статус и всякая х… за которую боремся не замечая, как теряем себя и дорогое, обретая маску, которая так прилипает к роже, что рад бы отодрать, да уже поздно.
Теряя тебя, теряю себя, а что нахожу не понятно…
Это я вслух расстрогался… но нам ведь не нужны чувства, нам нужен панцирь, чтобы докончить эту еб… жизнь.
Еще раз успехов!
Граждане врачи, отпустите меня с этого света!
Если не хочется жить,
Сердце как будто остыло,
Если не знаешь, как быть,
Стало вокруг всё немило,
Если красивой мечте
Снова подрезали крылья,
Если в мирской суете
Плачет душа от бессилья,
Если решил ты уйти,
Жизни урезав дорогу,
Можешь минутку найти,
Чтобы воззвать сейчас к Богу?
Только минутку, мой друг!
Это немного ведь, правда?
Ты не спеши в вечность мук,
В пасть ненасытного ада.
Если тебе всё равно,
Ты обратись сейчас к Богу!
Любит тебя Он давно,
Кликни Его на подмогу!
Просто скажи: «Иисус,
Сделай с моей жизнью что-то!
Мир без тебя сер и пуст,
Так, что и жить неохота.
Дух мой, Господь, возроди,
Сердце наполни любовью!
Ты заплатил за грехи
Смертью и пролитой кровью.
Каюсь за всё, что творил.
Голос не слушал Твой, знаю.
Верю, меня Ты простил,
Милость Твою принимаю».
Знаешь ли ты, что Христос
Взял на себя все недуги,
Реки страданий и слёз,
Боль и предательства муки?
Воля Его — чтоб ты жил
Долго на этой планете,
Верил, мечтал и любил,
Был за свой выбор в ответе.
Ты уходить погоди!
Путь свой обдумай серьёзно.
Имя Его призови.
Друг мой, ещё ведь не поздно!
Отчаяние — последняя степень надежды.
Смирение с душевной болью — высшая степень отчаяния.
Господи, как же я люблю умных людей, и чтобы они меня окружали! А где же их взять, Господи?!
Порой, находясь в отчаянии, человек совершает такие поступки, которые очень больно ранят тех, кто с ним рядом. Он говорит такие слова, от которых, словно ножом по сердцу, получает глубокую резаную рану близкий друг или любимый, он рвёт ему душу и не замечает этого. И вроде понятно, что человек от горя не в себе был, что просто чувства затмили разум, потому что кто-то другой сделал ему тоже очень больно, и злости нет, и даже обиды. И по-настоящему близкий друг или любимый никогда не отвернётся и не бросит. Он абсолютно также будет рядом. Вот только «спасать» уже в бой не решится кинуться, как раньше, ну или не сразу, потому что на нож натыкаться снова придётся, а рана ещё свежая… Поэтому очень хочется пожелать всем нам: давайте будем аккуратнее с близкими людьми, ведь они не каменные и им тоже больно, хоть не все это и показывают.
Видал бы кто, каким я львом гляжусь, когда на гран-приём
являюсь к некой госпоже, в каком помпезном кураже,
с какой бравадой
сажусь напротив госпожи - как будто молвлю ей: «Дрожи!»
Таким кажусь главой градским, парламентарием таким,
хоть стой, хоть падай.
То не иначе кровь царей кипит во мне, когда пред ней
рукой сеньора
в виду имея, что влюблён, кладу бумажник (в нём - мильон)
и жду фурора.
Но молодое существо, не представляя ничего
собою, кроме в первый раз надетых бус, нездешних глаз,
волос и шёлка,
едва бровями шевельнёт, как весь бомонд в момент поймёт,
что я не лев, не депутат, я просто мальчик, дебютант,
летун, дешёвка.
Один прохладный, тёмный взгляд - и всё, и кончен мой парад,
пиши пропало.
Одно движенье нежных век - и я увял, заглох, поблек,
меня не стало.
На месте, где тому назад мгновений пять, глумлив, крылат,
под стоны свадебных фанфар породы царской экземпляр
сидел, сверкая, -
теперь какой-то лже-двойник о четырёх ногах возник,
муляж, который только вскрой - в нём засмердит весь шлак земной,
вся дрянь морская.
А тот роскошный прошлый «я» - теперь всего лишь тень моя,
мечта и грёза.
Не суперкласс и гиперблеск, а сверхконфуз и гран-гротеск.
Метампсихоза.
Ещё не смысля всей беды, пытаюсь я сдержать бразды,
ещё с апломбом на других кошусь: мол, чем я хуже их?
Ничем не хуже.
Ещё я тщусь, как те цари, хоть часть себя сокрыть внутри,
в то время как вполне пора признать, что нет во мне нутра,
я весь снаружи.
Вполне пора в родной вигвам бежать стремглав и выпить там
свою цикуту,
сиречь, буквально или нет, но сгинуть, кинуть этот свет
сию секунду.
Кто испытал, не даст соврать и подтвердит, что с места встать -
не так легко в подобный час. Но, чтоб не видеть этих глаз,
больших как небо,
собравшись с духом наконец, я улыбаюсь, как мертвец,
потом встаю, мильон в карман кладу и еду в ресторан
«Аддис-Абеба».
Земля безвидна, даль бледна. Со мной лишь тень моя, она
в цари не метит,
пересекая град пустой, где ночью нас, как в песне той,
никто не встретит…
Я сделал графики упадка царств, особенно восточных.
Томов пятьсот пророческого толка изучил. Взболтал источник
смысла, как земного, так и внеземного.
И в результате сих ученых штудий получил одно лишь слово.
Гибель! Всем-всем-всем! Ребус рун, шифр майя
хлещут радиоволною вдоль и вверх,
безумных литер фейерверк над чернотой вздымая…
Сороконожка резвая, поверь алхимику, беги в леса,
навстречу вечной музыке, для вечной радости, на вечный срок.
Не для того ль даны тебе здоровье, грация, талант, краса?
И редингот оригинального покроя?
И даже ангельский, быть может, голосок? А впрочем - что я!
Гибель! Всем-всем-всем! Доктор, где твой ножик?
Плут с букашкой суесловит зря.
Чижик резвую изловит, несмотря на все сорок ножек…
Была б она хоть бы стрекозой, могла бы улететь долой,
с материка на остров, где хоть бы все-таки не так черно.
Где нет ни чижика, который клюнет, ибо от рожденья злой,
ни муравья, который рявкнет: что, мол, скачешь?
Законов общих знать не хочешь? Ничего, зимой поплачешь…
Гибель! Всем-всем-всем. Остров есть часть суши.
Сверху - певчих дирижаблей хор,
снизу - гончий субмарины жабий взор. Холодные уши.
Я нахожусь на карте полушарий, ровно посереди, как столп.
Сориентирован на север, этакая статус-кво.
Ни в океанских масс перемещенья, ни в передвиженья толп
не вовлечен. И, кроме призраков архивных,
на стороне моей, как прежде, никого. Держись, алхимик!
Слева - сто лет мглы. Справа - Сан-Франциско.
Север - в северном сиянье, юг - в дымах.
Какой размах! Как близко…
Гибель! Навек и напрочь.
Друг мой! Мой меньший брат! На карнавале
прыгая через горящий обруч,
услышишь ли меня? Едва ли…