Закат сегодня таким ярким был -
Весь небокрай светился красно-розовым;
Двурогий Месяц между тучек плыл,
Над лесом были молнии и грозы.
Я обрядился в новую рубаху
И сапоги, совсем недавно сшитые;
На древах тихо щебетали птахи,
Трава блестела, дождиком политая.
А за деревней, сразу на околице,
Кружили девы хороводы плавные;
Смеялись парни - видно дело спорится,
Да и погодка ныне дивно-справная.
Костёр пылал и искры рассыпались,
В неспешно приближающейся тьме;
На озере, что рядышком, купались
И брызгались в весёлой кутерьме.
На брёвнах свежевыструганных, пары
Орешки грызли и шептались меж собой;
А недалече, дед преклонно-старый,
Устало усмехаясь, брёл домой.
Мой старший брат гармошку растянул
И переливчато-красиво заиграл;
Я приосанился, соседке подмигнул
И что умел - то в плясе показал.
Она смеялась, глазки строив мне
И погулять жеманно согласилась;
Как хорошо ж в деревне по весне -
Природа с спячки зимней возродилась!
Мы обошли селенье много раз,
Бывало, что украдкой целовались;
Но вот настал и предрассветный час -
До сумерек вечерних распрощались.
Все расходились и костёр затух,
И пепел развевал весёлый ветер;
Орал истошно в стороне петух,
И стадо в поле вывели из клетей.
Восход сегодня таким ярким был -
Весь небокрай светился красно-златым;
Журавль неспешно над рекой проплыл…
И у забора лаял пёс лохматый…
А у нас на Руси даже ливни -
и те по-особому хлещут:
Льют святою водой, что смывает
с души окаянной грехи.
И уходит куда-то кручина -
обрывками тучи зловещей,
И заздравную жизни и солнцу
поют на заре петухи.
А у нас на Руси если гости -
на стол пироги, да с грибами…
На дубовой некрашеной лавке -
малины тугой туесок…
Сладко пахнет дымком по субботам
от жарко натопленной бани,
Где летает берёзовый веник,
и льётся прохладный квасок.
А у нас на Руси сенокосы -
по пояс медовые травы.
И в медовую ночку два сердца
в стогу - словно у алтаря…
Зацветёт одолень на поляне,
среди величавой дубравы,
Где в назначенный час заповедный
зарю обнимает заря.
Раскидала поля свои, словно
ромашковые сарафаны,
И милее любых самоцветов
ей связка рябиновых бус.
По весне возвращаются птицы,
покинув заморские страны,
Даже им, неприкаянным, снится
земля под названием Русь.
Святую Русь не в первый раз уж попирают
И режут по живому, до крови,
И воронье не в первый раз над ней летает,
И страх, и смуту сеют главари
Звериных стай, дорвавшихся до власти,
Крушащих всё, что встретят на пути,
Разверзнув огнедышащие пасти…
Но всякий раз приходит Бог спасти
Единое духовное пространство,
Единую семью, единый мир.
Нет, никогда Руси не быть под рабством,
Когда Господь её благословил!
Заранее Россия виновата,
Чтоб не случилось, слова доброго не жди:
Молчит - зазналась, к боли брата глуховата…
А говорит когда, в ответ кричат - не ври!
Придет на помощь - оккупант чужих селений,
А не придёт - предатель верящих в неё…
Тошнит уже от европейских наставлений,
Над Русью снова закружилось вороньё.
…Лакеи вечные Европы,
Её духовные рабы,
Вы извратили отчий опыт
И предков предали гробы,
По прихоти дурной холопы,
Прислужники чужих затей,
Вы быдлом сделались Европы,
Вы полюбили свист плетей.
Вы предавали Русь стократно,
Чужому - вверившись - уму.
Вас Русь прощала, но обратно
Тянули шею вы к ярму.
Вам Родины милей - чужбина.
И суждено вам потому
Знать волю… только господина
И вечно кланяться ему…
О Киев-град, где с верою святою
Зажглася жизнь в краю у нас родном,
Где светлый крест с Печёрскою главою
Горит звездой на небе голубом,
Где стелются зеленой пеленою
Поля твои в раздольи золотом,
И Днепр-река, под древними стенами,
Кипит, шумит пенистыми волнами!
Как часто я душой к тебе летаю,
О, светлый град, по сердцу мне родной!
Как часто я в мечтах мой взор пленяю
Священною твоею красотой!
У Лаврских стен земное забываю,
И над Днепром брожу во тьме ночной:
В очах моих все русское прямое -
Прекрасное, великое, святое.
Уж месяц встал; Печёрская сияет;
Главы ее в волнах реки горят;
Она душе века напоминает;
Небесные там в подземелье спят;
Над нею тень Владимира летает;
Зубцы ее о славе говорят.
Смотрю ли вдаль - везде мечта со мною,
И милою всё дышит стариною.
Там витязи сражались удалые,
Могучие, за родину в полях;
Красою здесь цвели княжны младые,
Стыдливые, в высоких теремах,
И пел Баян им битвы роковые,
И тайный жар таился в их сердцах.
Но полночь бьет, звук меди умирает;
К минувшим дням еще день улетает.
Где ж смелые, которые сражались,
Чей острый меч, как молния, сверкал?
Где та краса, которой все пленялись,
Чей милый взгляд свободу отнимал?
Где тот певец, чьим пеньем восхищались,
Ах, вещий бой на всё мне отвечал!
И ты один под башнями святыми
Шумишь, о Днепр, волнами вековыми!
Я Родиной своей горжусь
И наплевать мне на Европу.
Всегда могучей была Русь,
Целуйте нам буржуи *опу!
Сказ о Спасении Руси
Сказ об опарышах! Сказ о Спасении Руси. Проснется добрый молодец Илья Муромец на 33 год перестройки. И придут из Урала из-за гор два богатыря два Сокола ясных. Придут они во град Москву белокаменный чтоб спасти Москву от узурпаторов и спасти москвичей её жителей заколдованных страшной силою силой дьявольскою ИНН-скою шестизначною 666.
Один богатырь из Чебаркуля добрый молодец Славик, другой богатырь из Качканара добрый молодец Александр Дадашов. Ударит добрый молодец Славик палицею по кремлю, выпадет один опарыш, ударит добрый молодец Александр, по другую сторону кремля выпадет второй опарыш. И прилетят Аисты из Беларуси и склюют опарышей.
И падет печать ИНН-енская окаянная проклятая!
И проснется Русь окончательно!
И освободят из темницы сырой, княжну Настеньку Толоконную и освободят двух дедушек старцев Квачкова и Хабарова и других каторжников Болотного дела и будет ликование народное!
А попа «Поп Толоконный Лоб» (А. С. Пушкин) злого Гундяя стрельцы и сотники ратные прогонят прочь и жизнь на Руси, станет лучше прежнею.
Как все знают, царь-реформатор Петр I, прорубал «окно в Европу», когда все нормальные люди ходят через дверь. Он перенимал и вводил всё западное. Заставил мужиков носить платья с рюшечками, ленточками, бантиками. Заставил брить бороды (богатство Рода), чтоб все мужики были женоликими. Навязывал своему народу табакокурение и многое другие непристойности. При дворе на русском языке не разговаривали, т.к. он считался языком простого народа. Разговаривали на германском, голландском языках.
Мы во все времена считали не года, а Лета. Заметьте, древние своды о прошедших событиях назывались летописями, а не Годописями. Писали их летописцы. Мы до сих пор спрашиваем друг друга - сколько тебе лет, а не сколько тебе годов. Существует слово летоисчисление, но нет годоисчисления. В Лето 7208 от С.М.З.Х (Сотворение Мира в Звёздном Храме) Петр I перенёс Новолетие, издав 20 декабря указ поздравлять друг друга 1-го января «с новым Got-ом», и ввести новый иностранный юлианский календарь, где после 31 декабря 7208 от С.М. начиналось 1-ое января 1700 г. от рождения Христа (До XVIII века в Московском государстве было принято летосчисление «от сотворения мира» (СМ),
Глашатаи под барабанный бой объявили москвичам царский указ:
«Декабря 20. Именный. - О праздновани Новаго года. Великй Государь указалъ сказать: извeстно Ему Великому Государю не только что во многихъ Европейскихъ Христианскихъ странахъ, но и въ народахъ Славянскихъ, которые съ Восточною православною нашею Церковью во всемъ согласны, какъ: Волохи, Молдавы, Сербы, Далматы, Болгары и самые Его Великого Государя подданные Черкассы и все Греки, отъ которыхъ вера наша православная принята, все те народы согласно лета свои счисляютъ отъ Рождества Христова восемь дней спустя, то есть Генваря (ныне Января) съ 1 числа, а не отъ создания мира, за многую разнь и считание въ техъ летахъ, и ныне отъ Рождества Христова доходитъ 1699 годъ, а будущаго Генваря съ 1 числа настанетъ новый 1700 годъ купно и новый столетный векъ и для того добраго и полезнаго дела, указалъ Великй Государь впредь лета счислять въ Приказахъ и во всякихъ делахъ и крепостяхъ писать съ нынешняго Генваря съ 1 числа отъ Рождества Христова 1700 года. А въ знакъ того добраго начинания и новаго столетнаго века въ царствующемъ граде Москве, после должнаго благодарения къ Богу и молебнаго пения въ церкви и кому случится и въ дому своемъ, по большимъ и проезжимъ знатнымъ улицамъ знатнымъ людямъ и у домовъ нарочитыхъ духовнаго и мирскаго чина передъ вороты учинить некоторыя украшеня отъ древъ и ветвей сосновых, елевыхъ и можжевелевыхъ противъ образцовъ, каковы сделаны на Гостинъ дворе и у нижней аптеки, или кому как удобнее и пристойнее, смотря по мeсту и воротамъ, учинить возможно; а людемъ скуднымъ каждому хотя по древцу, или ветьве на вороты, или над храминою своею поставить; и то бъ то поспело, ныне будущаго Генваря къ 1 числу сего года, а стоять тому украшению Генваря по 7-й день того жъ 1700 года. Да Генваря жъ в 1 день, въ знакъ веселия, другъ друга поздравляя Новымъ годомъ и столетиимъ векомъ, учинить сие: когда на большой Красной площади огненныя потехи зажгутъ и стрeльба будетъ, потомъ по знатнымъ дворамъ Боярамъ и Окольничимъ и Думнымъ и Ближнимъ и знатнымъ людямъ палатнаго, воинскаго и купецкаго чина знаменитымъ людямъ, каждому на своемъ дворе изъ небольшихъ пушечекъ, буде у кого есть, и изъ несколько мушкетовъ или инаго мелкаго ружья учинить трожды стрельбу и выпустить несколько ракетовъ, сколько у кого случится, и по улицамъ большимъ, где пространство есть, Генваря с 1 по 7 число по ночамъ огни зажигать изъ дровъ или хворосту или соломы, а где мелке дворы, собрався пять или шесть дворовъ, такой огонь класть или, кто похочетъ, на столбикахъ поставить по одной или по 2 или по 3 смоляныя и худыя бочки, и наполни соломою или хворостомъ, зажигать; а передъ Бурмистрскою Ратушею стрельбе и такимъ огнямъ и украшению по ихъ разсмотрению быть же».
Также «повелел его величество построить в разных местах часовые колокольни, на которых были часы против Голландского от 1 часа до 12 часов».
По иудейскому обычаю на восьмой день после рождения мальчика (Завет Авраама с Господом), родители приносят его в храм, где раввин производит «священный» обряд обрезания крайней плоти.
Так повелось уж на Руси -
Иль сильным стань, или неси
По жизни слабого печать,
Приученного всё прощать.
Не верь, не бойся, не проси…
Не создавай себе кумира.
Будь независимым от мира.
И наяву, а не для виду.
На слабых не таи обиду,
А защищай больных и сирых,
Им отдавай еду и вещи.
Успехом пользуясь у женщин,
Ты их на ложе не мани -
Своей супруги честь храни.
Иначе будешь обесчещен.
И помни - здесь повсюду звери,
Которым невозможно верить.
Чуть что и сразу подведут,
И, если смогут, продадут.
Им ничего нельзя доверить.
А коль поверил до конца,
То верь и не теряй лица,
Не предавай в порыве страха -
Петля пребудет, а не плаха.
Одна петля для подлеца.
Бояться никого не надо.
Будь смелым, обличая гада.
И будь уверен - не простит.
Убьёт. Пощады не проси…
Борьба за правду - не награда.
Не рассуждай в миру о счастье…
Не осуждай огрехи власти…
Она лишь знает наперёд -
Кому оно и чей черёд,
И оградит от всех напастей.
И если вдруг тебя приблизит,
Смотри не сверху вниз, а снизу.
Кто подчиняться не умеет,
Своей натурой не владеет,
Так и останется в подлизах.
Не тщись всё переделать сразу -
Не сердце рви, а мучай разум.
Рациональное зерно во всем
Ты распознай своим умом
И обойдёшься без подсказок.
Будь сдержанным, слыви аскетом,
Благоволи певцам, поэтам.
А вознесут - стань меценатом,
Приблизь к себе, встань с ними рядом,
Будь благодарен им за это.
Не снисходи до униженья
У сильного просить прощенья.
Веди себя ты с ним на равных.
Пусть для тебя не будет главных -
И так добьёшься уваженья.
Как много всяких пожеланий…
Для сильных нужен кладезь знаний…
Не верь! Не бойся! Не проси! -
Учили жить нас на Руси!
Похоже, что в нашей жизни всё перевёрнуто с ног на голову, как будто нам недавно вытерли память, и на освободившееся место записали всё новое, не очень для нас подходящее. Вот и с новогодней ёлкой получается не очень понятно…
Ёлка - немка и Дед Мороз из Турции
Традиция праздновать Новый год с ёлкой, в компании с непременными Дедом Морозом и Снегурочкой, так прочно укоренилась сегодня во всех республиках бывшего Союза, что кажется, будто существовала эта традиция всегда. Ещё сто десять лет назад, в вышедшей в Петербурге книге «Рождественская ёлка», говорилось: «Все так уже привыкли к этому обычаю, что без ёлки святки - не святки, рождественские праздники - не праздники».
В 1906 году философ Василий Розанов писал: «Много лет назад я с удивлением узнал, что обычай рождественской ёлки не принадлежит к числу коренных русских обыкновений. Ёлка в настоящее время так твёрдо привилась в русском обществе, что никому в голову не придёт, что она не русская…»
Действительно, деревья восточные славяне почитали всегда, но главнымкультовым деревом в Древней Руси всегда была берёза, ель же считалась деревом смерти: неслучайно по сей день еловыми ветками принято устилать дорогу, по которой идёт похоронная процессия. На Руси произошедшее от ели слово «ёлс» даже стало одним из имён лешего, чёрта: «А коего тебе ёлса надо?», а «еловой головой» принято называть глупого и бестолкового человека.
Существовал также обычай: удавившихся и вообще самоубийц зарывать между двумя ёлками, поворачивая их ничком. В некоторых местах был распространён запрет на посадку ели около дома из опасения смерти члена семьи мужского пола. Из ели, как и из осины, запрещалось строить дома. Еловые ветви использовались и до сих пор широко используются во время похорон. Их кладут на пол в помещении, где лежит покойник. Смертная символика ели нашла отражение в пословицах, поговорках, фразеологизмах:
«смотреть под ёлку» - тяжело болеть;
«угодить под ёлку» - умереть;
«еловая деревня», «еловая домовина» - гроб;
«пойти или прогуляться по еловой дорожке» - умереть и др.
«Праздничное» значение ёлка-смерть получила в России по возвращении Петра I домой после своего первого путешествия в Европу (1698−1699). Своим указом от 20 декабря 1699 года, в котором «по примеру всех иудео-христианских народов» день «новолетия» (до этого отмечавшийся 1 сентября) переносился на 1 января, Пётр I «устроил, - по словам
Примечательно, что первыми перед навязанным нам иудо-христианским «Новым Годом» начали «украшать» крыши питейных заведений. Поэтому кабаки получили в народе название «ёлки». Примечательно, что в Западной Европе в XVIII веке обычая устанавливать новогодние ёлки в домах ещё не было, исключение составляла лишь Германия XVI века. Только в начале XIX века новогодняя ёлка стала завоёвывать Европу (но в России Дерево Смерти уже появилось, и это существенно проясняет неизменные сефардские цели), оставаясь при этом, выражаясь словами Диккенса, «милой немецкой затеей» (отметим сразу, что именно в Германии и Франции столетиями проживали именно сефарды).
В России ёлки первыми начали ставить в своих домах петербургские «немцы» (то есть это, как мы уже знаем, были сефарды, коих было не менее третьей части населения Петербурга. Приток немцев в Петербург, где их было много с самого его основания, продолжался и в начале XIX века). Этот обычай у них переняла столичная знать (мимикрирующие под русских сефарды). Остальное население столицы до поры до времени относилось к ней либо равнодушно (в русских деревнях по понятной причине ёлка также не прижилась), либо вообще не знало о существовании такого обычая.
Однако мало-помалу (а вялотекущая последовательная тактика против нас сефардами применяется постоянно) рождественская перверсия (или извращение, являющееся любимой тактикой сефардских иудеев), завоёвывала и другие социальные слои Петербурга. В середине 1840-х годов (благодаря незаметно-последовательному достижению своих целей) произошёл взрыв - «немецкое обыкновение» начинает стремительно распространяться. Петербург был буквально охвачен «ёлочным ажиотажем»: о ёлке заговорили в печати (кто ей владел на тот момент?), началась продажа смерто-ёлок перед Рождеством (иудея Иисуса, кстати, Новый Год празднуется в день обрезания иудоиисуса и это, как и полагается по иудейским законам, восьмой день после его рождения), её стали устраивать во многих домах северной столицы.
Обычай вошёл в моду, и уже к концу 1840-х годов рождественская перверсия становится в столице хорошо знакомым и привычным предметом «рождественского интерьера». «В Петербурге все помешаны на ёлках, - иронизировал по этому поводу
И действительно, странен народ, ежегодно празднующий собственное уничтожение, не правда ли?..
Теперь обратимся к фактам - вот откуда выползло иудейское извращение… Ясно, что к иудоиисусу, родившемуся на Ближнем Востоке, ель не имеет никакого отношения, но нам они её несут… устилая ею с совершенно определённым смыслом нашу землю. Родословная так называемого «Деда Мороза» (появился в наших городах только к концу XIX века) тоже совсем не простая, и имеет корни далеко на юге, там, где теперь расположена Турция. Высосана она была из вот этой сефардской басни.
В III веке в Малой Азии (территория Лидийской Империи, захваченная под руководством сефардов у наших предков - этрусков), на берегу Средиземного моря, в городе Патара, в богатой семье родился сын Николай. Он был совсем молодым человеком, когда получил сан епископа (то есть, пошёл по чисто сефардской линии и стал руководящей единицей в иерархии сефардской сектыиудо-христиан) в городе Миры (сейчас он называется Демре), в южной части Ликии.
Сефардский епископ Николай, унаследовавший огромное состояние (то есть, был он из очень богатой семьи), помогал «бедным и несчастным» (субсидированием подпольной сефардской деятельности, так как несвоим сефарды денег не дают никогда). Сефардская легенда по понятной причине связывает с ним разные «чудеса». Однажды, например, этот епископ отправился в паломничество к «святым» местам в Иерусалим (столица сефардской Иудеи). Корабль попал в шторм, люди потеряли надежду спастись, но Николай «укротил» бурю, и все остались живы. После смерти этот Николай из Мир Ликийских был признан святым. В Демре и по сей день сохранилась церковь, где покоились останки сефардского епископа Николая. Якобы турки назвали эту (сефардскую) церковь «Баба Ноэль Килизе» - «Церковь Рождественского Деда».
Однако в 1087 году пираты (а пиратами были исключительно сефарды) из Баривыкрали его останки и перевезли к себе в Италию (то есть бывшую Римскую империю, выстроенную нашими предками этрусками и разрушенную сефардской сектой иудо-христиан). Вот так сефардо-Николай из «святого местного масштаба» превратился в объект поклонения всех западных иудо-христиан (после разрушения выстроенного этрусками Рима, сефардская секта иудо-христиан заполонила всю Европу), которые стали отмечать день смерти епископа, 6 декабря, как праздник.
В России труп сефардского пирата, усилиями иудо-христианской секты, непрерывно занимающейся нашим уничтожением с разрешения властей, превратился в Николая Чудотворца, или Николая Мирликийского, ну, а затем просто в Николая Угодника. Впоследствии, претерпев очередные метаморфозы, трупоHиколай был «экспортирован» и в Америку, куда его привезли с собой немецкие и голландские (то есть, снова сефарды) эмигранты. В Новом Амстердаме, голландской (сефардской) колонии, расположенной на том месте, где сегодня стоит Нью-Йорк, одна из первых церквей была названа Синтер Клаас, или Синт Николаас. Когда город перешел так называемым англичанам (просто другое сефардское племя), эту церковь стали называть Санта Клаус. Так труп сефардониколая (сефардо-голландского Синтер Клоакиса) превратился на новой земле в культ несущего смерть Санта Клауса. С тех пор он расцвёл и в США пышным коммерческим цветом.
Кстати, вот он, этот сефардский Клоакис, которого нам втирают за Деда Мороза… Совершенно очевидно, что русского в этом уродце нет абсолютно НИЧЕГО, и тащит он нам всё тот же набор с ёлкой-смертью. Сколько же мы ещё будем терпеть этот сектантский бред?!.
На Руси даже негры пьют до белой горячки.
Ослепшие от снега
фонари
Качаются,
плывут,
вот-вот исчезнут.
Им не дожить
до утренней зари,
Бесцветной,
запоздалой,
бесполезной -
Зари,
что не изменит
ничего,
И серый день
над Родиной
продлится.
Падение её,
как торжество,
Отметит
пышным празднеством
столица.
С иванушек,
не помнящих родства,
С раскрашенных и развращённых
манек,
С петрушек,
коих жизнь
для шутовства,
с илеюшек,
что всё
с печи не встанут,
с залгавшихся и купленных
емель,
С добрынюшек,
пропивших меч
в притоне,
какой же спрос?
Над Родиной
Метель,
И Русский Свет
качается и тонет…
Куда бы Мы не шли… мы всегда У Тебя Дома.
О, Русь в тринадцатом столетьи!
Сквозь глубину лихих годов,
Я вижу неостывший пепел
Дотла спаленных городов…
Я слышу свист татарской плети
И визг безжалостной орды!
И детский плач разносит ветер,
Деревни пеленая в дым.
Грядет Земли погибель Русской,
Во храмах пустота сквозит.
Любой почти, кто не был трусом,
В бою пленен или убит.
И каждый недруг ободрился,
И ополчился каждый враг!
Да с ними некому сразиться.
Над Родиной сгустился мрак…
Но в час, когда ушла надежда
Молитвой тихой в небеса,
Сверкнул, вдруг, Солнцем в тьме кромешной,
Князь новгородский Александр!
Он рать собрал могучим кличем,
Презрев кичащихся врагов,
Хотевших Русь окатоличить,
Кровавым покрестив клинком.
Он сокрушил надменных шведов
На берегу реки Невы!
С того-то памятного лета
Князь Невским стал в устах молвы.
Но Папа тверд: «Руси не будет!»
И Псков пожарищем объят.
Тевтонский орден вместе с чудью
Уничтожают стар и млад.
В церквях устроены конюшни,
Открыты настежь алтари,
Иконы, словно хлам ненужный,
Лежат, поруганы, в пыли.
Не медлил князь, с дружиной вышел,
И неожиданным броском,
Из гордых немцев дух повышиб, -
Вздохнул свободно древний Псков.
А как отпрянули морозы,
Апрельским незабвенным днем
Он смело встретил крестоносцев
На славном озере Чудском.
Под натиском мечей булатных
Рассыпался хваленый клин.
Помчались рыцари обратно,
И треснул лед на сотни льдин.
Не вынес тяжести доспехов,
И в кровь окрасилась вода.
Но прежде чудь в зверином мехе
Бежала с криком кто-куда.
А храбрый князь, вложив меч в ножны,
Снял шлем и воинству сказал:
«Никто нас одолеть не сможет,
Коль Вера - пламенем в глазах!
За Православие родное
Из года в год, из века в век,
Мы станем намертво стеною
Пока жив РУССКИЙ человек!"