Нет, нет! Это неправда.
Да пошла она за ним на край света.
Но не за ним - крысоловом из Гамильтона, а за его маленькой кожаной дудочкой, живой и неугомонной…
Крысолов так виртуозно использовал все ее возможности…
А она так страстно любила музыку. что каждый раз, видя дудочку, закрывала глаза, предвкушая удовольствие.
Игра на дудочке приводила ее в экстаз.
Порой она сама играла на дудочке. причем довольно таки неплохо.
По крайней мере крысолов оставался доволен ее игрой.
Николай Гоголь: стоя
Есть старая, растиражированная Сергеем Довлатовым шутка о том, что Ленин якобы умел плавать задом. Вроде бы ничего выдающегося в этой способности нет: каждый, кто умеет держаться на воде, легко повторит мнимый подвиг Владимира Ильича. Но, поскольку Ленин стал не только идеологом коммунизма, но и своего рода поп-идолом, люди склонны обращать любой факт его биографии - или рассказанную о нем небылицу - в экзотический атрибут личности. Аналогичная судьба ждала Николая Гоголя, который писал, как правило, стоя за конторкой; во всяком случае, так утверждал в своих воспоминаниях о писателе мемуарист Павел Анненков. На самом деле привычка писать стоя не является большой редкостью: ее придерживались Вирджиния Вулф, Эрнест Хемингуэй, а обладатель исполинского роста Томас Вулф, согласно легенде, использовал в качестве письменной поверхности верхнюю часть холодильника. Однако именно в случае с Гоголем, чья персона окружена множеством мифов, общественность отказалась поверить в то, что ему просто было так удобно, и наделила писательский ритуал мистическим значением, припомнив Хому Брута, который стоя читал молитвы над живым трупом панночки.
Джеймс Джойс: лежа
«Улисс» соткан из аллюзий на Гомера, Шекспира, ирландский фольклор
Виктор Гюго: без одежды
Широко известный факт о том, что патриарх французской романтической прозы предпочитал работать голышом, требуется подвергнуть хоть и минимальной, но критике: в соответствии с нравственными устоями, принятыми в первой половине XIX века, нагота далеко не всегда подразумевала полное отсутствие одежды. Под словом «нагой» вполне могло подразумеваться «представший в неглиже». В то же время, если верить воспоминаниям супруги писателя Адель Фуше, Гюго действительно частенько запирал всю свою одежду на замок, таким образом лишая себя возможности выйти из дома, заворачивался в шаль и днями напролет работал над очередным романом в добровольном заключении.
Майя Анджелу: в отеле
Американская поэтесса, писательница и общественный деятель Майя Анджелу предпочитала писать в предельно аскетичной обстановке. Прежде чем начать работать над книгой, она снимала комнату в отеле и просила убрать из нее картины, безделушки, вазы с цветами, - словом, все, что могло отвлечь на себя внимание. Анджелу каждое утро вставала в шесть утра, шла в отель и запиралась в номере, категорически запрещая персоналу ее тревожить и даже перестилать постельное белье: ночевала она дома. Доходило до того, что горничная оставляла капризной постоялице записки в духе: «Пожалуйста, разрешите мне хотя бы сменить простыни - они уже заплесневели». Однако Анджелу была непреклонна: для концентрации ей было необходимо обезличенное, неизменное, замкнутое пространство, в котором она только и могла почувствовать себя полностью оторванной от суеты обыденной жизни.
Джонатан Франзен: вслепую
Ответственный за возрождение великого американского романа, Джонатан Франзен войдет в историю еще и как непримиримый борец с прокрастинацией. В конце 1990-х, в попытках сформулировать сюжет и определить тематику и проблематику книги, которая впоследствии станет знаменитыми «Поправками», Франзен заперся в квартире со звуконепроницаемыми стенами, тщательно зашторил окна, вставил в уши беруши, надел повязку на глаза, вооружился ноутбуком - и в тишине и темноте принялся ждать вдохновения. Тотальная изоляция в итоге обернулась для Франзена нервным истощением и бессонницей, минуты энтузиазма сменялись неделями глубокого отчаяния. «Поправки» рождались в муках - оттого, наверное, роман полон горечи, и единственным действенным способом внести коррективы в свою судьбу в итоге становится смерть.
Леонид Андреев: ночью
Проза Леонида Андреева исследует, в первую очередь, пограничные состояния личности. Его герои либо не отдают себе отчета в своих действиях - как, например, в рассказе «Бездна», которым Андреев так и не смог напугать Льва Толстого; либо оказываются в столь сложных обстоятельствах, что им приходится мобилизовать все душевные силы, чтобы не лишиться рассудка и веры, - как в «Жизни Василия Фивейского»; либо не могут нащупать грань между безумием и здравием - как в «Мысли». Неслучайно в начале XX века проза Андреева привлекла внимание специалистов в области психиатрии, отметивших исключительное мастерство писателя в изображении психопатологий. Следуя поэтике и проблематике своих произведений, Андреев писал, как правило, с глубокой ночи до раннего утра, непрерывно ходил по комнате, подкрепляя силы только крепчайшим черным чаем и - изредка - карамелькой, и вслух диктовал тексты. Тут же за печатной машинкой сидела и ловила каждое слово мужа супруга Андреева Анна Ильинична, в лице которой тот нашел верную соратницу и, по совместительству, литературного секретаря.
Оноре де Бальзак: с литрами кофе
Хотя народная молва приписывает Бальзаку неправдоподобные рекорды в области потребления кофе - от 50 до 300 чашек в день, - писатель и впрямь имел неистребимое пристрастие к этому напитку, в чем сам неоднократно признавался. По словам Бальзака, проводившего за письменным столом более 14-ти часов в сутки и начинавшего работать затемно, кофе не только помогал ему сосредоточиться и взбодриться, но и стимулировал воображение, позволял выстраивать сюжеты и создавать метафоры. Современники утверждали, будто Бальзак порой ел молотый кофе всухую, если приготовленный не производил нужного эффекта. Существует даже конспирологическая теория, согласно которой Бальзак якобы умер от передозировки кофеином. Она, разумеется, не выдерживает критики: на канале ASAP Science, например, было выпущено наглядное видео о том, что человеку весом в 70 кг, чтобы погибнуть, нужно выпить 70 чашек кофе одновременно. Однако это физически невозможно, потому что такой объем жидкости просто не поместится в желудке. Учитывая крупные габариты Бальзака, его бы вряд ли свалило с ног даже полное ведро кофе.
Гертруда Стайн: в автомобиле
Мало что подталкивает в размышлениям о судьбах человечества сильнее, чем дальняя поездка. В автомобиле, на поезде, в автобусе - неважно: формально ты остаешься неподвижен, сидишь на одном месте, а мимо тебя несутся города, дома, чужие жизни. Для писателя это отличный способ не только набрать фактуры к будущим произведениям, но и, например, обратиться к проблеме маленького человека, чьи радости и горести ничтожны по сравнению с движением истории. Однако Гертруда Стайн, чья фигура на заре XX века объединила вокруг себя писателей и художников-модернистов, предпочитала работать в автомобиле по иной причине. Расположившись на пассажирском месте «форда» модели T, более известного в народе как «Жестянка Лиззи», но самой писательницей прозванного «Тетушкой Паулин» - в честь ее реальной родственницы, Стайн предоставляла управление машиной своей партнерше Алисе Б. Токлас, брала в руки бумагу и карандаш и писала, используя в качестве своеобразного метронома бесконечную дорожную круговерть, ритм которой был так похож на ритм ее прозы и поэзии.
Колетт: вылавливая блох
Французская писательница, воспевшая право женщины на сексуальную свободу, исследовала в своем творчестве не только людские страсти: особое место в ее книгах занимают образы животных, неизменных компаньонов человека в его повседневных заботах. Саму Колетт всю жизнь окружали кошки и собаки, однако исключительную привязанность она испытывала к французскому бульдогу по кличке Суси, который помогал ей бороться с писательским ступором. Как только Колетт чувствовала, что не может больше написать ни строчки, она брала бульдога на руки и начинала искать блох в его густой шерсти - до тех пор, пока не приходило вдохновение. Если муза медлила, в ход шли кошки, в шкурках которых также водилось немало паразитов, а если и это не помогало, Колетт бродила по дому в поисках мух и не успокаивалась, пока не прихлопнет каждую. Истребление насекомых магическим образом помогало писательнице настроиться на нужный лад.
Шиллер: с ароматом гнилых яблок
Пожалуй, приз за изобретение самого странного писательского ритуала стоит вручить Фридриху Шиллеру. Флагман романтической поэзии, он не мог работать, если ящик его стола не был доверху набит гнилыми яблоками. Гете - друг Шиллера - рассказывал, как однажды пришел к нему в гости, не застал собрата по перу дома и, решив подождать его в кабинете, сразу почувствовал сильный, вызывавший головокружение запах гниения. Гете быстро нашел источник запаха и попытался выяснить у супруги Шиллера Шарлотты (в девичестве фон Ленгефельд), откуда взялись яблоки в столе поэта, на что та лишь пожала плечами и сказала, что муж жить без них не может. Вероятно, головокружение, заставившее Гете ретироваться из кабинета Шиллера, у самого поэта, напротив, вызывало полет мысли. Интересно, кстати, что газ фосген, который в годы Первой мировой войны использовался как боевое отравляющее вещество, также имеет запах гнилых яблок - и это основа для прекрасной метафоры, которая поможет биографу Шиллера в красках рассказать о том, что в смерти великого гения повинен не только туберкулез, но и капризная муза.
Мы как духовные шлюхи:
Платим за наполненость своей добротой,
а потом расплачиваемся своим одиночеством.
-Ты не смел, ты боялся огорчить меня!-примолвил государь (Петр Первый).-Разве я огорчаюсь правдою? Разве ты не знаешь, что я благодарен, когда мне поправят мою ошибку, когда научат меня, чего я не знал, покажут, чего недосмотрел? Не сто раз повторял я вам всем, и генералам моим, и сенаторам, и мастерам: говорите мне правду смело и открыто. Я более ничего от вас не требую, как правды и рачения к должности. Гневаюсь я и наказываю за ложь и обман, а не сержусь, хотя бы кто говорил и вздор от чистого сердца и с добрым намерением.
Место, назначенное под город, было вымерено, и главные улицы означены были небольшими каналами по обеим сторонам, или сваями, в некотором расстоянии одна от другой. В лесах сделаны просеки, из коих главная шла чрез густую березовую рощу в Московскую Ямскую слободу, населенную переселенцами из подмосковных ямщиков. Сия лесная дорога есть нынешний великолепный Невский проспект. При устье Фонтанки находилась старинная деревня Калинкина, а подалее на взморье деревня Матисова, населенные туземцами, ижорами, древними обитателями сего пустынного края. Несколько бревенчатых мостов на Фонтанке и на Мойке способствовали сообщению на Адмиралтейской стороне., но на Неве тогда мостов не было. Солдаты жили в слободах, построенных на Петербургской стороне, а матросы в нынешних Морских улицах, на Адмиралтейской стороне. Крестьяне, присылаемые по наряду на работу из соседних губерний, жили в шалашах, в лесах, в нынешней Литейной части. Они занимались рубкою лесов на просеках, очисткою болот, приготовлением кирпича, доставкою песка, извести, выжиганием угля. Частные люди строили домы наемнымм работниками. По линиям, где надлежало быть улицам, лежали костры досок, бревен и кучи песку. Везде рыли ямы и каналы для спуска воды. На обширном пространстве курились огни, при которых ночевали работники. Повсюду раздавались стук топоров, молотков, скрип и шипенье пил, ободрительные крики работающих, побудительные голоса начальников и заунылые звуки русских песен. Везде была деятельность, поспешность в труде, быстрота в движении, рачительность в исполнении, как будто невидимый дух повсюду присутствовал, за всем надзирал и поверял работу.
Сидят мужики в выходной во дворе, скучают. В шахматы-шашки поиграли, газету почитали, и все, больше делать им нечего. Вот и заскучали.
Сидят на лавочке, молчат, и кто палочкой, кто носком башмака на песке черт те чего чертят. И тут Петро спрашивает всех:
- Мужики, а вот вы о чем мечтаете?
- Вообще или в данный момент? - говорит Семен.
- Да хотя бы в данный момент.
- Ну, я мечтаю, чтобы наши вошли в финал чемпионата мира, - говорит Семен.
- А я хочу купить новую машину, - оживился Федор. - А то старая уже того… старой стала.
- А я бы съел порцию харчо, - мечтательно зажмурился Петро. - Нет, пожалуй две.
- Тоже мне, нашел, о чем мечтать. От того, что ты съешь свое харчо, наши не выиграют. А ты им мысленно помоги. И я помогу, и другие помогут. Глядишь, и выиграют.
- Нет, - сказал Федор. - Пусть без меня выигрывают. Мне надо новую машину покупать, а то старая… того… В общем новую надо. Вот об этом я сейчас и мечтаю. Да только сколько ни мечтай… При моей-то зарплате в пятнадцать тысяч… Вот если бы это были не рубли, а доллары. А еще лучше - евро!
- Да, хорошо бы, - подумав, согласился Семен. - Но вот что я вам скажу, мужики: мечты - они часто бывают бесплодными. Не зря же говорят, дурень думкой богатеет. Я вон накануне игры наших с немцами там мечтал, так мечтал, чтобы сыграли хотя бы один-ноль, и что? Они нам - раз, а мы им - ноль!
- Да что вы заладили: футбол, машина, доллары. Вот харчо - это да! - плотоядно облизнулся Петро.
И тут над ними распахнулось окно на первом этаже, выпустив наружу одуряющий чесночно-луково-ткемальный аромат свежеприготовленного харчо.
- Петруша! - ласково позвала, навалившись пышной грудью на подоконник, жена Петра Марина. - Обедать!
У Семена и Федора одновременно заурчало в желудках и они, раскрыв рты, как голодные птенцы клювы, уставились вверх, на окно с соблазнительной Мариной в нем и офигительным харчо за ее широкой мягкой спиной.
- Вот о чем надо было мечтать, дурни! - назидательно сказал, расплывшись в самодовольной улыбке, Петр. - Ну да ладно, пошли, найдется и вам по тарелке харчо. Найдется, же Мариночка?
- А то! - сказала Марина и заиграла ямочками на румяных щеках. - И даже по стопочке налью.
Вот уж не женщина, а мечта!
Сижу дома, втыкаю в какой-то триллер на компе. Мелкая дочь время от времени канючит поставить ей гонки на X-Box. Понимая, что придется еще и запускать ей каждый раунд (в системе меню она еще не ориентируется), отфутболиваю ее к жене, типа, ей там делать нечего, ее попроси. Краем уха слышу диалог из соседней комнаты: - Скажи папе, чтоб он поставил мне гонки! - Чего я-то! А сама ты не можешь его попросить? - Потому что он твой муж! - Он еще и твой папа. - Да, но выглядит он как твой муж!
Суперхит XX века. «El bimbo»
Как афганская песня стала мировым хитом?
У моего поколения эта знаменитая мелодия вызывает довольно курьёзные ассоциации. А именно сцену из 3-й части американской комедии «Полицейская академия». Ту самую, где незадачливые полицейские случайно попадают в гей-бар «Голубая устрица» и бравые геи увлекают их в парный танец.
К сожалению, истинного автора этой композиции знают далеко не все. Думаю, он сильно бы удивился, если бы узнал, в каком контексте используют мелодию его песни. Да-да, изначально это была песня, да ещё и написанная афганским певцом и композитором. Звали его Ахмад Зохир. Он родился в 1946 году в Кабуле и был сыном весьма влиятельного в стране человека.
Отец Ахмада имел медицинское образование и занимал важные правительственные посты в эпоху правления Захира-Шаха. Он хотел, чтобы сын тоже стал врачом, поэтому очень расстроился, когда тот выбрал себе стезю музыканта.
Ахмад Зохир:
«Я сроднил западную музыку с восточной…».
Свою самую известную композицию Ахмад Зохир выпустил в 1971 году на альбоме «Lylee». Называлась она вовсе не «El bimbo», а «Tanha shodam tanha» («Один, совсем один»). Текст был написан на фарси и, судя по всему, был лиричным и грустным.
Однако Ахмад не ограничился одними песнями о любви. Тому были и объективные причины. В 1979 г. после военного переворота к власти в Афганистане пришёл Хафизулла Амин. Диктатору совсем не нравились остросоциальные и вольнолюбивые композиции Ахмада, который к тому же был кумиром и гордостью многих афганцев. Поэтому 14 июля 1979 года 33-летний музыкант неожиданно погиб. Официальной причиной смерти назвали автокатастрофу, хотя позже врачи установили, что он был застрелен. Правда, и самому Амину оставалось недолго. Через несколько месяцев его свергли - при активном участии советского спецназа…
Творчество Ахмада Зохира до сих пор крайне популярно не только в Афганистане, но и в других азиатских странах - Иране, Таджикистане, Узбекистане, Пакистане, Индии… Несмотря на это, западный мир взял в оборот композицию «Tanha shodam tanha», забыв указать её автора.
Первый успех на Западе эта композиция снискала в 1974 году - в исполнении французской группы BIMBO JET. В их версии песня стала инструменталом, поменяла название на «El bimbo», стала 1 во Франции и 10 в Великобритании, а сингл был продан в количестве 3 млн. копий.
Александр Васильев «El bimbo». История песни":
«Непонятен вообще перевод самого названия песни. Во французском языке нет слова „bimbo“, равно как и артикля „el“. В переводе с испанского название получилось бы „Индюк“. Отбросив артикль „el“, в переводе с английского вышла бы „Красотка“ („красивая, но глупая девушка“; в просторечии и вовсе жаргонизм „с***ка“), а в переводе с итальянского „Ребёнок“. Некоторые „исследователи“ считают, что здесь возможно имеет место объединение испанского „el“ и английского „bimbo“, пытаясь придать песне налёт чего-то малопристойного. Не думаю, что это действительно так».
Однако гораздо важнее другое - то, что на обложке сингла BIMBO JET авторами композиции были указаны участники группы - Клод Морган и Лаурент Росси.
Ну, а вообще, кому только не приписывали авторство «El bimbo»! Например, у нас наиболее популярной была версия 1975 года в исполнении Оркестра Поля Мориа, которого и считали автором (кстати, именно эта версия звучит в антивоенном советском мультике «Полигон» 1979 года). Находились и те, кто приписывал авторство «El bimbo» Виктору Зубкову. И действительно, его знаменитый инструментал к фильму «Цыган» (1979) долго вызывал у меня ассоциации с «El bimbo» (хотя речь о прямом плагиате тут не идёт).
Довольно быстро появились и варианты «El bimbo» с текстом (например, испаноязычная «Bailemos el bimbo» 1975 г. в исполнении итальянской певицы Джильолы Чинкветти). Не отставали и русские. В 1976 году вышла советская версия «Мелодия БимбО» (именно так - с ударением на последнем слоге) - с текстом Марка Подберезовского в исполнении Марии Лукач.
Свой вариант песни под названием «Бомбей» предложил даже мастер «блатняка» - Аркадий Северный. Её исполнение на концерте 1977 года он предварил фразой: «Однажды я был в Бомбэе. После концерта ко мне подошёл один господин, поблагодарил за выступление и подарил мне песню, которую я вам сейчас спою».
Я прилетел теперь в Бомбей,
Давно покинул я Рассею.
Тревожно на душе моей,
Боюсь и жажду встречу с нею.
Все годы помнил я,
До каждой утренней росинки.
Я отдал сердце ей своё,
Без сожаления, без заминки…
Однако настоящего автора тоже забывать не стоит.
42. Супружеские пары, как правило, стараются демонстрировать обществу, друзьям и даже собственным детям некую идеальную версию своего брака, представляя его как Идеальный Брак; и даже если они этого не делают, они и тогда говорят и судят о своей неудаче по мерке Идеального Брака.
43. Критериями же того, что именуют Идеальным Браком, считаются страсть и гармония. Но страсть и гармония - понятия несовместимые. Брак может начаться со страсти и закончиться в гармонии, но он никак не может быть одновременно и страстным, и гармоничным.
44. Страсть - это полюс, высшая точка соединения; к ней можно взлететь только как взлетаешь ввысь на качелях - а потом от коитального полюса назад к раздвоенному противополюсу, от двуединства к двум единицам. Цена страсти - отсутствие страсти.
45. Во времена Белого террора[9 - Волна насилия на расовой почве в США, набравшая особую силу после поражения Юга в Гражданской войне (1861−1865), когда возникли тайные террористические организации («Куклукс-клан» и др.), членами которых были в том числе и официальные лица штатов.] полиция схватила двоих подозреваемых, мужчину и женщину, которые были страстно влюблены друг в друга. Шеф полиции придумал для них дотоле неслыханную пытку. Он велел крепко связать их вместе, лицом к лицу. Поначалу любовники утешали друг друга тем, что их по крайней мере не разлучили, пусть даже это походило скорее на неразлучность сиамских близнецов. Но мало-помалу каждый стал тяготиться своей половиной (угнетала грязь, невозможность уснуть), а потом и вовсе ее возненавидел; и наконец их взаимное отвращение дошло до того, что когда их освободили, они расстались и никогда больше друг с другом не разговаривали.
46. Только очень немногие супружеские пары с самого начала совместной жизни не знают ни взаимной ненависти, ни ссор - явление если и возможное, то очень и очень редкое. Можно ведь и музыку сочинять так, чтобы каждый интервал представлял собой идеальную кварту. Но от этого музыка не стала бы идеальной. Для большинства супружеских пар не новость, что существует такой парадокс: страсть губит страсть, как прикосновение Мидаса уничтожает обладание.
47. Вот почему способная дальновидно мыслить супружеская пара могла бы прийти к следующему выводу: если хочешь удержать страсть на долгие годы брака, следует намеренно ссориться и ненавидеть, - чтобы затем на тех же качелях вместе взмыть назад.
Недаром женщины чаще выступают зачинщиками семейных ссор: они лучше мужчин понимают человеческую природу, лучше понимают все таинственное и непостижимое и лучше понимают, как сохранить страсть живой. Какими бы сугубо биологическими причинами ни объяснялась менструация, это еще и самый эффективный механизм воссоздания страсти; да и женщины, упорно сопротивляющиеся эмансипации, тоже знают, что делают.
48. Но рано или поздно наступает момент, когда страсть, оплачиваемая ссорами, начинает обходиться слишком дорого. Чтобы преодолеть привыкание, бытовую рутину, ей требуются все более и более бурные взаимоотталкивания, и в результате два брачных полюса либо все более ожесточенно ссорятся внутри брака, либо устремляются на поиски новой страсти, нового полюса - вне брака.
49. Страсть можно контролировать одним-единственным способом - принося в жертву ее удовольствия.
50. Но такая жертва невероятно трудна, почти невозможна, по крайней мере в капиталистическом западном обществе, в силу нашего отношения к старению. С разрушением веры в загробную жизнь и соответствующим усилением требования равенства утвердилась всеобщая тенденция в ужасе шарахаться от смерти и от того возраста, когда она настигает человека. Какой бы аспект нашего общества мы ни взяли, от искусства до рекламы, всюду мы видим тот же культ и ту же жажду вечной юности - и, следовательно, страсти. Прибавьте к этому еще наше безудержное стремление к девственному опыту, и вы поймете, почему все наши представления и критерии, относящиеся к супружеской верности, радикально изменились.
51. Главная вина тут ложится на мужчину, поскольку у мужчин всегда была настоятельная потребность в публичном и социальном - в большей мере, чем в эмоциональном и семейном, - вознаграждении при жизни. Вопреки мужскому мифу о женском тщеславии, в оголтелой погоне за химерой вечной юности им принадлежит бесспорное первенство. В нашу эпоху западный мужчина чем дальше, тем все больше омусульманивается в своем отношении к брачным узам и женщинам. И хотя полигамия пока еще не узаконена официально, наблюдаемое сегодня повсеместно желание мужчин в возрасте за сорок - пятьдесят променять жен-ровесниц на любовную связь или новый брак с молодой девицей, которая по возрасту годится им в дочери (если не во внучки), - это уже de facto существующий институт многоженства в среде состоятельных и преуспевающих представителей профессий, наименее жестко регламентированных традиционными условностями (в особенности таких, которые связаны с частыми разъездами и потому не подвержены постоянному этическому давлению со стороны замкнутого сообщества). Возможно, это вполне нормальное и даже в конце концов здоровое новое веяние в обществе. Возможно. Но справедливым оно может быть только при условии, что женщинам среднего возраста было бы позволено следовать примеру мужчин. А на деле они сидят дома и страдают, оставаясь зажатыми в тисках рабства, хотя и не столь явного, но оттого не менее жестокого, чем-то рабство, от которого они, как принято считать, за последние пятьдесят лет полностью избавились.
52. Этот ретрогрессивный шаг в отношении между полами можно, конечно, толковать как последнюю злобную выходку поверженного Адама против победительницы Евы; и само по себе это кажется как будто весьма далеким от основной темы моих рассуждений. Но по сути дела это ведь очень симптоматично для нашей безудержной жажды, чтобы жизнь была окрашена в резко контрастирующие тона, - то есть жажды все большей напряженности. Никто не станет отрицать, что страсть необходима, когда ей приходит пора, и мы ничем не обладаем, покуда не возобладаем чем-то со страстью. Но такая страсть, как и страстная стадия брака, - животная страсть и животная стадия; а по-настоящему человеческий брак - это брак гармоничный. Говорят, что, объятые страстью, мы ощущаем себя ближе к сути вещей - и это истинная правда: ближе к сути вещей, но не к человеческой сути.
53. Множество книг дают подробные наставления в технике секса, но нет книги, которая научила бы другой жизненно важной технике - как перейти от отношений страстных к отношениям гармоничным.
56. Но есть и еще одно вспомогательное средство, чтобы построить гармоничный брак. Обычно под противоположностью гармонии мы понимаем некий диссонанс, но, как я уже ранее отмечал, есть и другой, притом фундаментальный, противополюс у всякого существующего объекта: это его не-существование - ничто, состояние «Бога». В музыкальном произведении диссонансы мы воспринимаем как противополюсы гармонии; но есть ведь еще и паузы, и «молчания». Именно это состояние - не диссонанса, но «молчаливой» не-гармонии и требуется нам взять на вооружение, чтобы построить гармоничный брак. На практике это означает утверждение личных интересов, не разделяемых партнером по браку, некое разъединение в цепочке отношений, признание того, что совместность начинает делаться невыносимой - как у той пары, подвергнутой пытке во времена Белого террора, - если она не опирается на периоды раздельности, хотя бы для психологической разрядки. Совершенно ясно, что способность сформировать подобные внешние интересы и обеспечить подобную контролируемую раздельность, которая стала бы основой гармонии, требует изрядной образованности и экономической свободы, причем на таком уровне, какого в нашем мире нигде не наблюдается, за исключением среды немногих особо удачливых; вот вам, кстати, еще один довод в пользу необходимости равенства среди людей.
57. Все, что я говорю о браке, старо как мир: любая супружеская пара средних лет, которая все еще счастлива в своем браке, прекрасно это знает. Но моя цель - указать на то, что в нашем метафорическом брачном союзе с удовольствием, и особенно с такими удовольствиями, как быть в безопасности, творить добро, воспринимать прекрасное, мы идем по тому же пути страстных отношений, что и в браке реальном. Мы относимся к ним со страстью, но чтобы страсть не остыла, нам нужно все чаще и чаще прибиваться к их противополюсам.
58. Эквивалент этого в браке - недуг по имени «семилетний зуд»: скука от опостылевшей верности. Этот метафизический зуд, эта скука от стабильности, от социального конформизма, от добродетельности настигает в возрасте тридцати - сорока лет - на четвертом десятке брачного союза с существованием. Он усугубляется (и так будет всегда) наличием в обществе группы людей, которая пребывает в возрасте, когда опыт страсти является их законным правом, их горячим желанием и, можно сказать, их долгом: речь идет о молодежи. И если мы станем (как сегодня) молодых идеализировать, тогда пронизанная страстью атмосфера (и страстная политика, страстное искусство и прочее) неизбежно заразит всё наше общество.
54. Мы никогда не пресыщаемся отправлением естественных физиологических функций организма. И не ждем извне вознаграждения за то, что мы их отправляем, - нам ясно, что вознаграждение в самом их отправлении. He-отправление приводит к болезни или смерти, точно так же, как не-отправление добрых дел в конечном счете чревато смертью общества. Благотворительность, добрые поступки по отношению к ближним, действия, направленные против несправедливости и неравенства, должны совершаться ради гигиены, а не ради удовольствия.
60. Мы прошли первую, физическую, или телесную, фазу гигиенической революции; настало время идти на баррикады и сражаться за следующую, психическую фазу. Не делать добро, когда ты мог бы делать его с очевидной пользой для всех, не значит поступать безнравственно: это попросту значит расхаживать как ни в чем не бывало, когда руки у тебя по локоть вымазаны экскрементами.
Кораблекрушение и плот
11. Человечество на плоту. Плот на безбрежном океане. Из нынешней своей неудовлетворенности человек делает вывод, что в прошлом случилась некая катастрофа, кораблекрушение, до наступления которой все жили счастливо; то был некий золотой век, некий райский сад. И человек делает еще один вывод - где-то там впереди лежит земля обетованная, земля без конфликтов и вражды. А он сам мыкается ни тут, ни там… Миф этот сидит в нас глубже, чем религиозная вера.
12. На плоту семеро. Пессимист, для которого все привлекательные стороны жизни не более чем соблазнительный обман, продлевающий страдание; эгоист, чей девиз «Carpe diem» («Лови момент»), - этот из кожи вон лезет, чтобы урвать себе на плоту лучшее место; оптимист, вечно шарящий по горизонту глазами в надежде увидеть обетованную землю; наблюдатель, который довольствуется тем, что ведет вахтенный журнал, где регистрирует ход плавания - всё, что происходит на море, на плоту и с его собратьями по несчастью; альтруист, для которого смысл существования в самопожертвовании и помощи ближним; стоик, который не верит ни во что, кроме как в собственное нежелание прыгнуть за борт и тем разом со всем покончить; и, наконец, дитя: тот, кому от рождения дано - как иному дается абсолютный слух - абсолютное неведение: жалкое до слез, вездесущее дитя, которое верит, что в конце концов все объяснится, кошмар рассеется и откуда ни возьмись из воды поднимется зеленый берег.
13. Но кораблекрушения не было; и земли обетованной не будет. Если бы даже идеальная земля обетованная, Ханаан, в принципе существовала, представители рода человеческого обитать там не могли бы.
14. Человек вечно ищет ответа на вопрос: что всем движет? Движущую силу нашего нынешнего бытия, на плоту, мы склонны видеть в слепой стихии ветра - она и есть эта пресловутая таинственная сила, первопричина, божество, лик под таинственной маской бытия-небытия. Кто-то творит деятельного бога из лучших сторон своей собственной натуры: «великодушный отец», «ласковая мать», «умница-брат», «милая сестрица». Кто-то из тех или иных качеств - таких похвальных человеческих качеств, как милосердие, участие, справедливость. Кто-то - из худших проявлений собственной натуры, и тогда этот деятельный бог изощренно жесток или невероятно абсурден: бог сокрытый, бог-угнетатель, от которого нет индивиду спасенья, злобный деспот из Книги Бытия 3:16−17.
15. А где-то между этими кланами - теми, кто незыблемо верит в деятельного доброго бога, и теми, кто так же незыблемо верит в деятельного бога злого, - колышется и волнуется подавляющее большинство, топчется стадо, зажатое между Панглосом[3 - Один из героев философской повести Вольтера «Кандид, или Оптимизм», который верил, что «все к лучшему в этом лучшем из миров».] и Иовом. Они то заискивают перед пустопорожним идолом, то не верят ни во что. В нынешнем веке их качнуло к Иову. И если добрый деятельный бог все же существует, то он начиная с 1914 года не слишком щедро расплачивался со своими приспешниками.
16. Тем не менее всякий раз, не успеет человек разобраться с одним «смыслом жизни», как на поверхность из какого-то таинственного источника всплывает другой. Иначе и быть не может - ведь человек продолжает существовать. Эта непостижимая непотопляемость раздражает человека. Он да, существует, но чувствует, что над ним измываются.
17. Человек - это вечная недоданность, беспредельная обделенность, плывущая по видимо бесконечному океану видимо бесконечного безразличия ко всякого рода индивидуальным частностям. Он смутно различает катастрофы, приключающиеся с другими плотами - слишком удаленными от него, чтобы установить, есть ли там на борту другие человеческие существа, но слишком многочисленными и слишком похожими друг на друга, чтобы он полагал, будто таких существ там нет.
Глава восемнадцатая. Немного из прошлого. МЯТЕЖ И НЕМНОГО О БОГАХ
часть тридцать седьмая
В большом зале, где обычно проходят пиры, собрались победители. Тут же лежали раненые и тела погибших.
У тела князя Светомира плакала Милосвета, тут же лежало тело Громодара. Старый ведьмак погиб, закрыв собой княжича Световида во время первой атаки.
Сам Световид, сжимая кулаки, слушал доклады приближённых, поглядывая в угол, где в обществе успокаивающего их Яромира плакали Светолана и Карэхита.
Так выходило нервное напряжение, да и погибших было жалко.
У тяжелораненого, умирающего Гремислава стояли Докия и Листик.
- Докия, ты теперь старшая, тебе восстанавливать орден.
Тихо говорил ведьмак, каждое слово давалось ему с большим трудом.
Докия и Листик уже знали - когда дружина князя покинула стольный град, то маги, которые должны были выступить вслед за ней, этого не сделали.
Первый удар они нанесли по замку ведьмаков, уничтожая там всех. Нулина и другие старшие, жертвуя собой, дали возможность уйти молодёжи.
Затем маги нанесли удар по княжескому терему, убивая оказывающих сопротивление и захватывая в заложники княжескую семью.
Понятно, что те дружинники, что остались на княжеском подворье сдаваться не думали и были выбиты все.
Но умирая, воины прихватили с собой немало магов.
Первым догадался, что происходит что-то необычное, как это ни странно, Урторио. Догадался ещё тогда, когда маги не выступили вслед за дружиной.
Он и послал, на свой страх и риск, гонца к князю. Урторио предположил, что происходит мятеж, и просил князя не атаковать с ходу, а дождаться Листика и Докию.
Но князь не послушал, Гремислав это необдуманное решение почему-то поддержал.
В итоге они попали в ловушку, но маги не стали развивать успех и отступили к княжескому подворью, возможно, у них не было опыта подобных операций, а может, просто испугались прямого столкновения.
Безумную атаку на княжеский терем предпринял и Световид, сменивший своего отца. Он бы погиб сам и положил бы всю малую дружину, если бы не Листик.
- Докия ты…
Гремислав не договорил, его голова бессильно откинулась, и он перестал дышать.
- Магов у нас больше нет! Ведьмаков почти не осталось! И это когда сабурманы вот-вот вторгнутся в наши леса!
Гневно говорил Световид, обращаясь к воинам малой дружины, обступившим его. Воины поддержали его нестройным гулом, а княжич, теперь уже князь, продолжил:
- Маги! Эти заносчивые гордецы! Они подняли мятеж в самый неподходящий момент! Они!..
- Дозволь слово молвить, княже.
Поклонилась ведьмачка, перебивая гневно стискивающего кулаки Световида, он считал, что положение действительно безвыходное, и что сказать даже не представлял.
Обращение ведьмачки было как нельзя кстати, тем более что она обратилась к нему как к князю. Световид кивнул.
А Докия огорошила всех своим заявлением:
- Нашествия не будет. Сабурманы повернули свою орду вспять. Их вождь летит сюда, чтоб заключить мир!
Заключить мир с князем Склавонии, с тобой, Световид!
Ведьмачка, сохраняя невозмутимо-торжественный вид, ещё раз поклонилась князю. Световид растерянно смотрел на серьёзную Докию и улыбающуюся Листика.
Девочка, по-прежнему закутанная в цветастую шаль, кивнула, подтверждая слова охотницы, потом озабоченно заявила:
- Вотормас, наверное, уже долетел до лагеря склавонского войска! А они же не знают, что уже мир! Докия, летим! Быстрее!
- Прости княже.
Охотница, не забыв поклониться, выскочила из палаты вслед за Листиком. Мимо окна вверх метнулась большая изумрудно-золотистая тень.
- Вы что-то понимаете?
Растерянно произнёс Световид, оглядывая обступивших его людей.
- Это Листик.
Поклонился Урторио.
- Разве вы, князь, не помните чёрного дракона?
- Ты так говоришь, словно эта девочка может всё!
Произнёс один из ближних дружинников князя.
- Не всё, но очень многое.
Опять поклонился Урторио.
- Хозяйка леса, хозяйка леса…
Послышался шёпот за спиной князя, Световид согласно кивнул - эта рыжая девочка, действительно могла многое.
Изумрудно-золотистый дракон вынырнул в небе посреди карусели чёрных.
- Не могу понять, почему они так враждебно настроены.
Прокричал Вотормас, увидевший как словно из ниоткуда появился изумрудно-золотой дракон.
Действительно, выстроившиеся внизу воины время от времени стреляли из луков в кружащихся чёрных драконов, но достать не могли, драконы были слишком высоко.
- А их не предупредили, они не знают что уже мир!
Ответила Листик, Докия виновато добавила:
- Извините, не успели мы!
- Ага, счас исправим!
Золотистый дракончик камнем ринулся вниз. Листик летела, вернее, падала настолько быстро, что из стоящих внизу воинов никто не успел выстрелить.
Нет, успели, но стреляли уже в приземлившегося дракона. Но рой стрел влетел в стену огня, закрывшую дракона и его всадника.
- Больше так не делайте, а то пожгу всех!
Заявил этот необычный дракончик и выпустил из ноздри струю пламени. Склонив голову, словно любуясь огнём, дракончик произнёс: - «Ага» - и выпустил струю пламени из другой ноздри.
- Вот! Огнедышащий дракон…
Сообщила Листик, раскрывая крылья.
- Любуйтесь. Дракон не только огнедышащий, но и очень красивый! Или кто-то не согласен?
Ещё один поток огня, выпущенный поверх голов воинов, отбил у тех всякое желание возразить или выстрелить, даже если оно и имелось.
- Бронислав, прикажи не стрелять!
Закричала драконья всадница. Наклонившись к Листику, тихо сказала:
- Ты же говорила, что не дышишь огнём!
- Ага.
Также тихо ответила дракончик.
- Они-то этого не знают, и ты им не говори, что это не так.
Докия пожала плечами, а по рядам воинов прокатилось:
- Огнедышащий говорящий дракон!
Воевода Бронислав, узнавший Докию и того дракона, на котором она прилетала утром, отдал соответствующую команду своим бойцам.
Те опустили луки, с некоторой опаской глядя на дракона - а как нападёт? А то, что луки его не остановят, воины и сами поняли.
- Это не нападение, это посольство для заключения мира!
Сердито произнесла спрыгнувшая на землю Докия.
- Вы что? Думаете, что эрэлы настолько безумны, чтоб таким малым числом нападать на целое войско?
- Но они там уже полчаса кружат.
Высказался один из воинов.
- И что? Плюют вам на головы?
Поинтересовался говорящий дракон, вызвав новый вздох изумления. Завладев всеобщим вниманием, дракончик показал язык и надул щёки.
- Листик!
Укоризненно сказала Докия и стала рассказывать о событиях произошедших в степи и о подавлении мятежа, её внимательно слушали.
А дракончик, взлетев, вернулась уже с чёрными драконами и их всадниками.
Когда Докия закончила, Листик стала представлять членов посольства эрэлов и их драконов, вызвав новые возгласы изумления.
- Докия, ну чего они?
Пожаловалась Листик.
- Драконов не видели? Да? Чего они удивляются? У драконов тоже имена есть, значит, их тоже представить надо!
- Да, Листик, говорящих на человеческом языке драконов ещё не было.
Ответила ведьмачка.
- Ага…
Ответил дракончик.
- А если не на человеческом языке, так эти драконы уже не говорящие? Да?
Изумрудно-золотистый дракон что-то прочирикал, и чёрные драконы посольства эрэлов зачирикали в ответ, очень возмущённо зачирикали.
Драконы посольства эрэлов, выстроившись клином, летели к стольному граду Склавонии. На острие этого клина летел изумрудно-золотистый дракон.
На нём сидели, кроме Докии, ещё две девушки, Вимина и Элие.
Листик за ними прыгнула. А потом вернулась к посольству и теперь летела как все, чёрные драконы эрэлов прыгать сквозь межпростраство не умели.
Посольство эрэлов опустилось во дворе княжеского терема. Драконы сели так, как и летели - клином, на острие которого был изумрудно-золотистый дракон с тремя всадницами.
Но он сразу же и пропал, укрытый крыльями приземляющихся чёрных драконов, когда они успокоились и сложили крылья, дракона этого необычного цвета, среди них не оказалось.
А посольство эрэлов направилось ко входу в терем. Впереди шла известная многим охотница Докия, рядом с ней рыжая девочка в зелёном сарафанчике.
Как только Листик сменила ипостась, ведьмачка достала из своей сумки сарафанчик и одела девочку, сказав, что неприлично предстать перед князем и во главе посольства в голом виде.
- Раньше было прилично, а теперь неприлично.
Возразила девочка, но сарафан надела с охотой и даже немного повертелась, будто хвастаясь.
За Докией и Листиком шли две девушки в очень необычной одежде, словно сотканной из листьев, цветов и травы, но если одну из них узнали, если не все, то очень многие, вторую видели первый раз.
За девушками, также парами, шли десять сабурманов, или как они сами себя называли - эрэлов.
Процессия прошла в зал и остановилась перед сидящими в креслах Световидом и Карехитой.
- Будь здрав, княже.
Поздоровалась Докия и, улыбнувшись, добавила:
- Будь здрава, княгиня!
- Ага, здрасте.
Тоже вежливо поприветствовала Листик.
- Непотребство! Непотребство творишь, княже!
Вскинулся ещё не старый человек, но с длинной бородой и в длинном черном одеянии.
Сдвинув свои кустистые брови, он тем же трескучим голосом громко выкрикнул:
- Не будет тебе моего благословения! Не сочетавшись законным браком, ты посадил сию девку рядом с собой и нарёк княгиней! А теперь…
- Это кто?
Поинтересовалась Листик у Докии, не дав досказать этому человеку.
- Верховный служитель Единого.
Ответила слегка смутившаяся Докия.
- Ага…
Кивнула девочка.
- Наверное, потому так и кричит, чтоб все думали, что именно он главный, а не кто-нибудь другой.
- И ты, княже, приближаешь к себе слуг врага Единого! Недаром же их кличут ведьмаками, этим нечистым именем…
Переключился человек в чёрной рясе на Докию, но Листик снова не дала ему закончить:
- А как это? Разве имя может быть чистым или нечистым? Его же нельзя помыть, да и запачкать тоже.
А верховный служитель Единого продолжал хоть и громким, но очень скрипучим голосом:
- Истинно реку тебе, княже, истреби их, как истребил нечестивых магов, соверши богоугодное дело! Тогда ты…
- Ага…
Возмутилась Листик.
- А кто людей от нежити будет защищать? Да и от нечисти, она не всегда дружелюбна…
- Только заступничество Единого защитит!
Воздев руки к потолку, ещё больше повысил голос верховный служитель.
- Воззвав к нему, мы обретём защиту от всяких тварей…
- Ага…
Девочка повернулась к Докии.
- Давай я его быстренько отнесу, где этих тварей много? Пусть там взывает, может, сбежавшаяся на его крики нежить его быстренько съест?
Заодно и проверим, защитит ли его Единый…
- Не богохульствуй…
Грозно сдвинув брови, начал чёрнорясник, но, видно, Листику надоел этот спор, и она вытянула в его направлении руку.
Поток воздуха отбросил верховного служителя к стене, несмотря на то, что в палате было довольно много народа, около него, да и за его спиной, никто не стоял.
- Чего его сюда позвали?
Спросила Листик.
- Световид хочет провести обряд бракосочетания с Карэхитой.
Ответила Милосвета, она была одета в чёрное одеяние в знак траура по мужу.
Видя, что Листик не совсем поняла, пояснила:
- Князь Светомир погиб, но княжеский стол не должен пустовать. Занять его должен его сын, но князем может быть только женатый муж, таковы наши обычаи и законы. Верховного служителя Единого пригласили для совершения обряда, а он выдвинул ряд условий.
- Ага…
Кивнула Листик.
- Воду варит. А без него нельзя провести этот обряд?
- Можно…
Вздохнула Милосвета.
- Но в этом случае молодых должна благословить фея леса, таковы наши древние обычаи. Слуги Единого только недавно стали…
- Богохульство и непотребство! Мракобесие!..
Начал кричать пришедший в себя и поднимающийся на ноги служитель Единого, невежливо перебив княгиню.
- Ага.
Новая воздушная волна приложила его об стену, а Листик поинтересовалась у Докии:
- Чего это он там кричит, что кто-то бесится во мраке? И какое отношение они имеют к свадьбе Световида и Карэхиты?
- Мракобесы - так служители Единого называют слуг его врага.
- Ага, не знаю, не видела.
Кивнула Листик и, обратившись к Милосвете, представила девушек, в одеждах из трав, листьев и цветов:
- Вот, хранительница леса Вимина и хранительница степи Элие.
Девушки, улыбаясь, кивнули. А в палате повисла тишина, нарушаемая сопением пытающегося подняться верховного служителя.
Листик неодобрительно покачала головой, и служитель снова упал, словно его сильно толкнули.
- Так как? Благословение двух хранительниц лучше, чем одного самозванца?
Служитель у стены захрипел от такого святотатства. А Листик пояснила:
- Почему эти чёрнорясники считают, что только они имеют право говорить от имени Создателя?
И говорят то, что выгодно им самим? Разве это правильно?
Листик оглядела притихший зал. Она вспомнила, что когда-то говорила ей Тайша.
- Все миры, а их бесконечное множество - творение Создателя. Я не знаю, почему он сотворил их так много, может, экспериментировал.
Хотя, существует очень много похожих, почти одинаковых миров.
Говорил большой пепельный дракон внимательно его слушавшему маленькому изумрудно-золотистому.
- Постичь замыслы Создателя никому не под силу.
- Ага, а так много разных разумных тоже он создал? Тоже экспериментировал? Да?
- Нет, Листик, разные расы и виды разумных создали его дети - боги и драконы.
- Значит мы тоже его дети? Он и нас создал?
Широко распахнула глаза маленький дракончик. Большой дракон усмехнулась:
- Нет, дракланов создал кто-то из истинных драконов. Но мы тоже его дети, как и все остальные, в ком есть частица его силы и кто может ею пользоваться.
- Ага…
Кивнула изумрудно-золотистый дракончик.
- Я знаю, эта сила - магия! Мы можем ею пользоваться, а те кто не могут, получается, не его дети?
- Листик, все разумные и неразумные - его дети. Поняла?
- Не-а.
Помотала головой дракончик, а большой дракон, вздохнув, продолжила:
- Создатель, сотворив миры, в которых мы живём, куда-то ушёл, оставив присматривать за своим творением своих старших детей, истинных драконов и богов.
А они, подражая Создателю, тоже начали творить. Переделывать некоторые миры, создавать новые - свои, и заселять их уже своими творениями.
- Ага…
Кивнула Листик
- Многие творения старших детей Создателя были удачны, может, в этом тоже был его замысел.
- Ага, постичь замыслы Создателя никому не под силу.
Повторила за старшей 5маленький дракончик и сделала неожиданный вывод:
- Значит, и постигать не надо!
- А выводы, причём очень неожиданные, она уже научилась делать.
Усмехнулась слушавшая этот разговор бронзовая дракона, а пепельная продолжила:
- Потом куда-то ушли истинные драконы, может, и не ушли, просто затаились.
А боги создавали не только простых и одарённых магически разумных, они создали подобных себе - младших богов.
Вот им-то, в отличие от старших, требуется постоянная подпитка.
- Ага, жертвоприношения.
Кивнула маленький дракончик.
- Не только, иногда достаточно веры. Чем больше разумных верит и поклоняется, тем сильнее бог. Вот они и делят сферы влияния, а некоторые стараются вытеснить остальных там, где могут. Провозглашают себя единственным…
- Ага, Единый. Так это что, не один? Получается что какой-то самозванец… -
Начала Листик, но Тайша не дала ей высказаться:
- Не спеши, дослушай. Никогда и нигде не называй богов самозванцами, даже самых захудалых, они могут доставить тебе много неприятностей.
Никогда не говори такого в присутствии верующих и тем более служителей такого бога.
- А что они мне сделают?
Презрительно скривилась дракончик. Пепельная дракона покачала своей большой головой:
- Они могут призвать на помощь своего бога, а вот он уже…
Да и многие служители богов обладают силой, немалой силой, вполне соизмеримой с твоей, они могут творить чудеса, и не только. А теперь скажи, что ты поняла и какие выводы сделала?
- Единый - это не один бог, а много, каждый в своём мире или мирах. Самый вредный, поэтому с ним связываться не надо. С верующими в него тоже.
- В целом правильно.
Усмехнулась бронзовая дракона, а изумрудно-золотистая драконочка задала пепельной вопрос:
- А куда же остальные боги делись, ну те, которые на самом деле силы, а те, которые не силы, они тоже куда…
Ну, когда тот Единый всех убедил, что он единственный…
- Те, которые сильны, так и остались, им поклонение не нужно, даже иногда докучает.
А те, кому надо, или были уничтожены, или стали младшими у того, кто стал Единым.
Усмехнулась Тайша и, обратившись к бронзовой драконе, спросила:
- Рамана, куда они делись? Объясни этому чуду, а то я уже устала.
- Святыми стали.
Усмехнулась Рамана.
- Никакой бог не может сам всё сделать, ему нужны помощники. Ну вот, просят бога о чём-нибудь, причём в разных местах, а он хоть и всемогущий, по меркам тех же хуманов, но везде успеть не может, вот и поручает это своим помощникам.
Тем тоже молятся, им этого хватает, вот так и живут.
Тайша кивнула и посмотрела на о чём-то напряжённо думающую Листика, может, о богах и их неисповедимых путях, а может, о том, как улизнуть от своих наставниц и отправиться в соседнюю рощу лакомиться сладкими плодами.
Листик вспомнила, о чём говорила ей Тайша, и постаралась исправить свою оплошность, ведь она только что назвала Единого самозванцем, не зная кому здесь поклоняются под этим именем.
Ещё раз обведя взглядом притихший зал, она спросила:
- Или вы думаете, что хранительницы вашего мира хуже знают волю Единого, чем этот…
Поднявшийся верховный служитель снова упал. А Листик, замолчав, вопросительно смотрела на хранительниц. Те одновременно улыбнулись и вместе произнесли:
- Благословляем вас, Световид и Карэхита! Да будет счастлив ваш союз!
Сверкнувшая за окнами молния и прогремевший гром были ответом мира своим хранительницам.
Листик удовлетворённо кивнула и заулыбалась.
- В отношениях между мужчинами приязнь значения не имеет.
… - И все-таки - вы ведь меня недолюбливаете.
Темнота зрачков.
- Ждете ответа? - Я кивнул. - Что ж: недолюбливаю. Но я вообще мало кого люблю. Особенно среди тех, кто принадлежит к вашему возрасту и полу. Любовь к ближнему - фантом, необходимый нам, пока мы включены в общество. А я давно уже от него избавился - во всяком случае, когда я приезжаю сюда, он мне не нужен. Вам нравится быть любимым. Мне же нравится просто: быть. Может, когда-нибудь вы меня поймете. И посмеетесь. Не надо мной. Вместе со мной…
. - Всякая уважающая себя наука - искусство. И всякое уважающее себя искусство - наука.
Сформулировав эту изящную, но плоскую апофегму, он отставил бокал и двинулся к столу. Я бросил ему в спину:
- Видно, вы именно меня держите за настоящего шизофреника.
Он сперва уселся как следует.
- Настоящие шизофреники неспособны выбирать между здоровьем и болезнью.
Сейчас повсеместно в ходу очень модное мнение, что философию следует оставить философам, социологию социологам, а смерть мертвецам. На мой взгляд, в этом одна из величайших ересей - и деспотий - нашей эпохи. Я решительно отвергаю точку зрения, будто бы о вещах, касающихся всех и каждого (как то смысл жизни, природа справедливого общества, естественные пределы человеческого существования), только специалист вправе иметь свое суждение - причем только в рамках своей узкой специализации. Запретительные надписи Посторонним вход строго воспрещен, слава Богу, теперь встречаешь все реже во время загородных прогулок в своей собственной стране; но вокруг обнесенных высоченными заборами угодий нашей литературной и интеллектуальной жизни они по-прежнему растут как грибы. Несмотря на все наши достижения в области технического прогресса, мы - за пределами нашей узкопрофессиональной сферы - олицетворяем собой в смысле нашего умственно-психического развития едва ли не самый ленивый и безынициативный (невольно вспомнишь про стадо баранов) век за всю историю человечества…
Главная причина неудовлетворенности, которая довлеет над нашим столетием, как над веком восемнадцатым довлел оптимизм, а над девятнадцатым самодовольство, - как раз в том и состоит, что мы всё больше упускаем из виду наше неотъемлемое, данное нам от рождения первейшее право человека: иметь свое, самостоятельно сформулированное суждение по поводу всего, что нас так или иначе касается.
…Да заснешь ты, наконец? А, сказку хочешь! Да я уж тебе все их пересказал! Ладно, сам попробую сочинить. Ну вот, значит, берет Герасим персидскую княжну и бросает ее за борт. А та и вынырнула обратно, с Мумой в руках, утопленной Герасимом давеча. А в зубах у Мумы - Золотая Рыбка.
Вытянул их в лодку Герасим, сидит, крестится. На ту беду мимо Емеля проезжал на своей печи.
- Эй! - кричит. - Герасим! Ты чего там словил?
А к Герасиму от великого изумления ненадолго вернулся дар речи
- Что поймал, то поймал, - отвечает он Емеле. - Ехай дальше, сам разберусь.
- А то смотри, - почесал Емеля под мышкой. - У меня печка как раз раскочегарена. Могли б ушицы сварганить. Да и бабе твоей не мешает просохнуть.
- Сам ты баба! - оскорбилась дива персидских кровей. - Я, если хочешь знать, княжна!
- Это правда? - спросил Емеля Герасима.
- Ну… - сказал Герасим, успокоившийся и оттого обратно ставший немым.
-Что-то непохожа, - усомнился Емеля.
- Это у меня просто всю косметику смыло, - пожаловалась княжна. - Видел бы ты меня раньше!
- А как ты оказалась у Герасима? - пытает ее дальше Емеля.- Это же вроде совсем из другой оперы.
- Да, понимаешь, Разин-то, Степан - он мимо усадьбы барыни проезжал со своими казаками. С похмелья был, так на самогон меня у Герасима и променял, пьянь эдакая! - пожаловалась персиянка. - Барыня же, как увидела меня, приревновала к Герасиму и велела утопить. А этот немой - под козырек, ему же не привыкать! Камень мне на шею, и в воду. Изверг!
-Н-ну, -н-ну! - смущенно промычал Герасим, поглаживая Муму по мокрой дрожащей спинке.
- А как же ты выплыла, с камнем-то на шее? - удивляется Емеля. - И почему собачонка эта живая? По книжке-то этого, как его… Тургенева, этот немтырь к ней ведь тоже камень привязал.
- А я не сама! Это Золотая Рыбка! Запуталась в моих юбках и взмолилась, чтобы я ее отпустила, - весело говорит княжна. - Уже два моих желания выполнила. Я на дне вот эту собачку нашла и попросила ее оживить, а меня - научить, наконец, плавать.
- Так это получается, что у тебя теперь всего одно желание осталось? - спрашивает Емеля.
- Точно так! - наконец вмешалась Золотая Рыбка. - И давай-ка, красавица, загадывай его поскорее, да выпускай меня, а то я задыхаться начинаю.
- Да брось ты ее, - сказал Емеля. Он уже влюбился в княжну. - И перебирайся ко мне на печь. У меня тут хорошо! Тепло, пироги вон доходят. Слышь, Герасим у тебя совесть еще осталась?
- Нн-у, - растроганно промычал Герасим, сморкаясь и утирая слезы.
- Тогда греби к берегу.
Герасим взялся за весла. Княжна в это время что-то прошептала Золотой Рыбке и отпустила ее в воду.
- Вот, красавица, грейся давай, да ешь пирожок. Он скусный, с капустой, - ласково сказал Емеля, уступая княжне лучшее место на своей печи. - И ты, Мума, устраивайся поудобнее. Нечего тебе больше у Герасима делать. Он ведь неадекватный, от него всего ожидать можно. А с тобой, княжна, мы поедем, куда только велишь. Теперь я буду исполнять все твои желания, уж очень шибко ты мне глянулась. Кстати, что это ты там нашептала Рыбке?
- Так, пустячок один, - ответила с набитым ртом счастливая персидская княжна. - Чтобы Степке Разину, этому изменщику и душегубу, не сносить головы.
…Ну вот, заснул, наконец, мой внучек. Пойду-ка я, запишу эту сказочку, да другую сочиню для следующего раза. Глядишь, так и стану писателем на старости лет!