Ловлю себя на мысли часто,
Что я судьбою опозорен,
Что ничего мне не подвластно,
И с жизнью спор уже проспорен…
И всё не так уже, как прежде,
И все мечты покрылись пылью,
Но, всё же, теплится надежда,
Что я ещё расправлю крылья!
Я встретил Вас. Былое встало в позу…
Я встретил Вас, а где былое?
Я встретил Вас за всё былое…
Тихо капает вода -
Кап-кап.
Намокают провода -
Кап-кап.
За окном моим беда,
Завывают провода.
За окном моим беда -
Кап-кап.
Капли бьются о стекло -
Кап-кап.
Всё стекло заволокло -
Кап-кап.
Тихо-тихо утекло
Счастья моего тепло.
Тихо-тихо утекло -
Кап-кап.
День проходит без следа -
Кап-кап.
Ночь проходит. Не беда -
Кап-кап.
Между пальцами года
Просочились - вот беда.
Между пальцами года -
Кап-кап.
А когда, вдруг, тоска, вспоминаю я время,
Что тебя возносила над миром и небом.
Как потом я пыталась забыться не с теми…
А потом упивалась «победами». Мне бы Потихоньку бы плакать, да горло сводило
И не капали слезы. В глазах умирали.
Я любила тебя. Боже, как я любила…
А потом оказалось: все было не с нами.
Ты ведь был не при чем. Это штормы и бури
Бушевали в моем обезумевшем сердце.
Оказалось, меня в сотый раз обманули.
А ведь я лишь немного хотела погреться
Об улыбку твою и о чуткие пальцы,
Прикасаясь щекою к небритой щетине.
Мне хотелось тебе каждый раз отдаваться
Как впервые. Как первому в жизни мужчине…
Мне хотелось дарить все, что было годами
Мной накоплено: ласка, любовь и надежда.
Мне хотелось все это делить между нами…
…ты был чутким и ласковым. Был очень нежным…
Это было игрой… Ты сказал: все играют.
Ты - блестяще играл! Ну, а я - очень плохо.
…Я прощаю тебя… Слышишь, милый? Прощаю…
Просто больше пишу. Для того, чтоб не сдохнуть.
Было время
Мы обещали друг другу многое,
Быть вместе навсегда, никогда не быть в одиночестве
Сейчас это выглядит как ложь, а то и выдумка.
Но было время…
Проще пропасть с радаров,
Исчезнуть в темноте,
Умереть в петле или же,
В теплой ванне, и лезвием в руке.
Не по своей воле начинаешь думать,
Грузиться о прошлом, о сделаных ошибках,
О том что могло быть,
Но не мне говорить о ваших проблемах…
Сейчас лучше не топить себя в чужих мыслях,
Проблемах, разговоров и мнений,
Если не хочешь сгинуть в их же руках,
Тех людей которые были родными
Все люди хотят счастья и чувства удовлетворения
Желают чувствовать эффект дофамина,
В наше время это понятие,
Заменяют на большую дозу кокаина…
Но было время…
У меня этот агрегат появился в начале 70-х годов, когда я только-только начинал работать в районной газете, получил в райцентре квартиру и начал еe потихоньку обставлять.
Зарплата как у начинающего корреспондента у меня была скромная - 115 рублей, ну и там рублей 15−20 гонорара. Не шибко разгонишься, так что о хорошем холодильнике я мог только мечтать, ну или купить его в рассрочку.
А тут мой сосед, милицейский чин, получил назначение в Павлодар и избавлялся от того, что не хотел везти с собой. Так я и купил у него за небольшие деньги этот небольшой, с крохотной морозильной камерой, первый в своей жизни холодильник. Помню, что датой его производства на жестяной табличке значились 60-е годы.
Правда, он, когда включался, невысоко подпрыгивал на месте, дребезжал, но морозил, как миниатюрная Антарктида. Так как дверцы у его морозилки почему-то не было, то она не только сама покрывалась толстой коркой льда, но и замораживала до каменного состояния продукты, находящиеся под ней на верхней полке.
Дребезжащий агрегат слышно было из всех уголков квартиры. Но к этому я быстро привык, главное - что он исправно работал. Однажды у меня дома случился небольшой такой конфликт (ну, за давностью лет не буду вспоминать его подробностей), во время которого «Саратов» был опрокинут, отчего мотор его вылетел из своего крепления. Но поставить его на место оказалось делом минутным, холодильник опять затарахтел, как ни в чем не бывало.
В 1980 году я сменил место жительство, перебрался в Экибастуз. Холодильник, к тому времени верой и правдой прослуживший мне семь или восемь лет, решил с собой не тащить, резонно рассудив, что он - уже старье, а я куплю в городе что-нибудь более современное.
И «Саратов» перешел в собственность моих родителей в селе Пятерыжск (25 км. от райцентра) - кстати, тоже первый в их жизни, так как они всегда пользовались для хранения продуктов только погребом во дворе и подполом в доме, зимой же - чуланом в сенях.
У мамы «Саратов» исправно протарахтел до середины 80-х., пока не скончался отец (мы, дети, к тому времени все уже покинули родительский дом), и мама надумала переехать к дочери Розе в Хабаровский край.
Так что «Саратов» вновь перекочевал в Железинку, только на этот раз уже к моему младшему брату, к тому времени женившемуся и перебравшемуся с молодой женой в райцентр. И этот компактный, уже довольно пожилой холодильник продолжал тарахтеть и у него в доме, который брат сам построил на территории запущенного совхозного сада.
В начале 90-х «медным тазом» накрылся совхоз «Железинский» при райцентре, в котором жил и трудился мой братишка, работы не стало, и вообще всю экономику Казахстана в первые годы перестройки так страшно залихорадило, что многие, кто могли, стали переселяться в Россию (от Железинки до границы с ней всего несколько десятков километров).
Так брат перебрался в совхоз «Южно-Подольский» Черлакского района, где и дом прикупил, и работой разжился. А среди перевезенного им из Казахстана скарба был… ну конечно же, он, мой маленький холодильник «Саратов», продолжающий нести свою трудовую повинность без единого - заметьте это! - ремонта.
Я к тому времени тоже забрался еще дальше от Казахстана, в Эвенкию. И когда ездил навещать Пятерыжск, обязательно заворачивал к братишке. В его поселке мы нанимали машину и уже на ней катили в Казахстан - это было удобно, так как наша родная деревня, напомню, была всего в нескольких десятках километров.
Так вот, первое, что я всегда видел, когда входил в сени их уютного дома, это все тот же «Саратов», по-прежнему работающий, не подвластный ни годам, ни наверняка отведенному ему заводом-производителем какому-то лимиту ресурса.
Брат, конечно, уже обзавелся основным большим холодильником, но и работающий «Саратов» им очень сгодился. В нем жена брата, Светлана, держала надоенное с утра молоко, сметану, еще какие-то продукты, какие мог вместить в себя этот небольшой агрегат.
Я его видел и в конце 90-х, и в начале двухтысячных, да и вот, буквально пару лет назад, он был еще живой и только слегка облупилась его эмаль на углах, обнажив корпус не из пластика или жести, а из тонкого, но прочного листового железа.
- А пусть тарахтит, вещь полезная, и места много не занимает, - всякий раз говорит мне брат, когда я интересуюсь, не собирается ли он отправить этого ветерана на задний двор усадьбы. И тогда я глажу этого великого труженика эпохи советских свершений по его холодному корпусу с cлегка закругленным углами, и тоже соглашаюсь:
- Точно, братан, пусть пашет!
Готовя эту заметку, я все же перестраховался и позвонил в Омскую область. Трубку поднял племянник Саша.
- Сашок, скажи-ка мне, цел ли ваш маленький холодильник, ну тот, который в сенцах стоит? - спросил я его.
- А чего ему сделается? - удивился племяш. - Рабочий он до сих пор. Только мамка его на зиму выключила, он больше летом нужен…
Не знаю, живы ли еще сегодня те труженики Саратовского завода холодильников, которые более полувека (!) тому назад построили этот и тысячи других таких, практически «неубиваемых» агрегатов. Но хочу им сказать: вы создали настоящий шедевр советской безотказной бытовой техники, за что вам слава и почет!
Во всяком случае, от членов моей семьи, столько лет передающих друг другу, как эстафету, и пользующихся себе во благо этим чудесным холодильником марки «Саратов-II»…
Жена у меня маленькая, миниатюрная, можно сказать. И веса в ней было, когда мы только приехали жить в столицу Эвенкии Туру, около пятидесяти килограммов.
Буквально на второй или третий день она прибежала в редакцию окружной газеты, куда нас и пригласили работать, мокрая и вся в слезах. Оказалось, Светка шла себе по тротуару, когда мимо неспешно протрусил огромный лохматый кобель. Ему показалось, что женщина, хоть и маленькая, мешает ему пройти куда-то по его собачьим делам, он взял и просто спихнул ее на обочину, полную после дождей грязной воды.
Кое-как успокоил жену, осыпающую проклятиями всех псов. Тут же Север, говорил я ей, край охотничий, потому собак полно, и они чувствуют себя в поселке хозяевами, так что надо принимать это как данное.
Прошло несколько дней, и снова жена возвращается домой в расстроенных чувствах. И опять ее обидела собака. Светка купила в магазине несколько килограммов рубленой оленины, и несла ее домой в целлофановом пакете. Пакет был не очень большой, и мясо торчало наружу. К Светке подошел какой-то лохматый рэкетир, сказал ей негромко «Р-р-р!». Светка так и обмерла, и пес спокойно вытащил из пакета самый большой кусок мяса и также неспешно удалился.
Еще как-то другая собака прокусила ей подол дубленки.
Казалось бы - все, Светка и туринские собаки - враги навек. Но наступила зима, грянули жестокие эвенкийские морозы (а они бывают там даже за 60), и бродячим собакам стало очень туго.
Светка однажды увидела, как дрожащие от холода псы буквально насмерть бьются на помойке за нашим домом за отбросы в мусорных ящиках, и сердце ее облилось кровью.
Она завела дома отдельную кастрюлю и стала варить и выносить во двор каждый день мясо-костные супчики для собак, «прописанных» в нашем дворе (все дворы в Туре «разделены» между бродячими собаками).
С тех пор Светка обзавелась собственной гвардией - куда бы ни выходила со двора, ее сопровождали два-три пса, и уже никто другой не смел и тявкнуть в ее сторону…
Какая тут мораль? Да очень простая. Как ты к собакам, так и они к тебе.
У людей есть увлекательное хобби - ходить босиком по битому стеклу в закоулках памяти.
Я листаю старый блокнот.
Вспоминаю забытых друзей.
Адреса, телефоны и вот
Нахожу я страничку о ней…
Той, кому посвещал я стихи.
Той, с которой мне было легко.
Той, что взглядом прощала грехи,
Что тянули на самое дно…
Я читаю и с каждым листком,
Моя память уносит меня
В мою молодость, где пацаном
Я коряво писал имена…
Тех людей, которых уж нет…
Тех кого я давно не встречал…
Но листая свой старый блокнот,
Почему-то о них заскучал…
Я листаю старый блокнот
И я так благодарен ему,
Что вернул меня в мир без забот,
Моей юности… В ту тишину,
Где звучат песни лучших друзей,
Где я вижу подруг хоровод…
И их всех сохранил для меня
Мой потрёпанный старый блокнот…
почему-то ноябрь лидирует в топе бесконечных раскопок с названием «было». я, как спятивший к черту фанат-археолог, наглотавшись земли, задыхаясь от пыли, достаю из гробниц своей памяти имя, диалоги, улыбки, давнишние встречи, и смакую с лицом дегустатора ядов, успокоив себя: что не травит, то лечит.
а каким был тогда бесконечно влюбленным, как доверчивый пес, увивался за лаской. я был глуп и беспечен, совсем как мальчишка,
не заметивший грань между жизнью и сказкой. подражая аляпистой русской матрешке, для тебя изменял своё «я» постоянно. я могу быть таким и таким - посмотри же! ты смотрела и вновь находила изъяны.
«недобог», «недодруг», это вечное «недо», мой упрямый ярлык - не стереть, не отклеить. лишь в тяжелые дни дозволялось быть ближе, целовать тебя в лоб, убаюкивать в пледе, чтоб за россыпью слов, ты опять сомневалась, примеряла, как платье, что вряд ли наденешь
и бросала на пол: не моё, не подходит…
то, что есть под рукой, никогда не оценишь.
© Deacon
Ты был когда-то к людям не жесток,
И слово «Нет» сказать умел едва-ли.
Делил с друзьями лакомый кусок,
Тогда тебя еще не предавали.
А пел как Бог. И Он с тобою пел…
И, раскрывая душу, растворялся
В чужой судьбе. Себя отдать хотел,
И отдавал. Когда еще смеялся…
Ты весел был, любить и верить смел,
Азартен, как игрок в игорном зале.
И ведь любил! И, кажется, умел.
Тогда тебе еще не изменяли…
И несть числа твоим волшебным снам! Они тебя всегда мечтой кружили,
И ты их воплощал, назло врагам!
Когда еще друзья не позабыли…
Разбилась лента жизни на пунктир,
Судьба - едва дымящийся окурок.
Есть логово, за ним - холодный мир,
И гость не прошен, и сосед - придурок…
Сейчас это трудно представить, но я ещё застал то время, когда в компаниях даже полупьяные юноши читали стихи.
В моём родном городе, где для меня нет дома,
сегодня шёл дождь и даже немного град.
приезжай.будет лето, и всё будет по-другому,
по крайней мере так вокруг говорят.
приезжай.километры, время - да бог то с ними.
расстоянье такая штука - один билет
и множество разных пейзажей, летящих мимо.
расстоянье - всего лишь шаг, его больше нет.
и знаешь, встретиться нам никогда не поздно,
нам, оставившим что - то большее сквозь «прощай»,
нам, смотрящим в небо на те же звёзды.
просто…
однажды…
как - нибудь…
приезжай.