СЛЕПОЙ ДУШЕ ГЛАЗА НЕ НУЖНЫ.
И как горько, что многие души даже не хотят прозревать !..
Им очень удобно так жить - слушать только себя, верить только себе.
КАК ЭТО ПЕЧАЛЬНО!..
[Ирина Zалетаева]
В сентябре все придут они в школу,
(Я, надеюсь, действительно все).
Будут книжки читать они снова,
О любви, о друзьях, о весне.
Снова скажут писать сочинение -
«Как вы лето свое провели».
Что писать им тогда? Про мгновения,
Когда танки стреляли вдали?
Про разрушенный город и улицы,
И про взрывы в десятке шагов?
Как все тучи от выстрелов хмурятся,
И про брошенных там стариков?
Что писать им тогда? Про развалины?
И про тот минометный обстрел?
Про соседей, что были там ранены,
И про тех, кто сбежать не успел?
Что писать им тогда в сочинении?
Про тревогу, опасность и страх?
Про подвалы, где жили неделями,
И людей с автоматом в руках?
Прекратите же вы наваждение!
И услышьте детей голоса…
Чтобы им не писать в сочинении:
«Наше лето… забрала война»
Война - это когда в 30 лет думаешь: «Ты уже пожил, лишь бы дети выжили».
Нищему свойственно печалиться о нищете своей.
«Выкурить печаль»… Впервые эти два слова были услышаны мной в детстве, но тогда на ум приходило только одно значение, второе пришло гораздо позже…
За собою сжигаем мосты,
Распаляя слова в никуда.
Лишь печальное эхом «Прости.»
Все несется через года.
Я не стала такой, как хотелось,
Да и ты давно не герой.
От любви шальной, скороспелой
Только шепот в спину «Постой.»
Мы мечтали с тобой лишь о счастье,
Вместе деток хотели растить.
Но разбилась мечта в одночасье,
Захотелось тебе покутить.
А теперь ветер пепел разносит,
Недоверие лучший наш друг.
Боль любви нам ожоги приносит,
Разорвав этот солнечный круг.
Вещь. Коричневый цвет
вещи. Чей контур стерт.
Сумерки. Больше нет
ничего. Натюрморт.
Смерть придет и найдет
тело, чья гладь визит
смерти, точно приход
женщины, отразит.
Это абсурд, вранье:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет, у нее
будут твои глаза».
Ты молчишь,
И нету вдохновения…
Ты грустишь,
И это просветление…
Тебе я не пишу,
А просто мне не хочется…
И больше не звоню,
Но больно одиночество.
В самом сердце моей темноты там где рядом сны и иллюзии плещутся создавая подобия жизни и света, стояла свеча, освещая стол. На столе лежала пачка сигарет спички и потрепанная тетрадь. За столом сидел я и писал в тетради все мысли и сны. Изредка я отрывался и долго курил задумчиво глядя в никуда. А потом я склонял голову над тетрадью и продолжал работу. В это время по лицу моему метались тени призраков прошлого. Отблесками пылали пожары сожженых до тла мостов. Полыхала уже давно потухшая злость. А свеча горела и тянулась лучиком надежд к моему лицу. Неровный трепещущий свет был слаб и грозил погаснуть от легкого дуновения. Я снова закурил. У меня осталось не так уж много времени. И я знал это. Я чувствовал свои постаревшие глаза. Ощущал слабость больного дряхлого тела. Смутно видел сухие морщинистые руки. А свет все тревожно дергался играя причудливыми узорами…
За столом стояла свеча освещая безжизненную руку тонким лучом надежды… Свет все так же трепетал и грозил угасанием, но я точно знал что теперь он не погаснет. Никогда.
В Детском Садике Я не любил Спать Я был идиот, сейчас У меня бессонница!
Как память и печаль всей Украины,
Как боль незабываемых утрат,
Взметнулась в небо стая голубиная,
Как души не вернувшихся солдат.
Расправьте крылья! И летите птицы,
Пусть вас степные ветры донесут
К домам, которым всё еще не спится,
Где до сих пор солдата с фронта ждут.
Рыдает небо над глазами.
Рыдает небо над глазами,
Соединяя слезы наши
И растворяя под ногами
Весь мир, так рано ставший старше.
Ложится косо дождь на стекла,
Как будто счастье отсекает,
Как будто и вода на окнах
Любовь мою не понимает.
Крадется в сером неизбежность
И в сердце кров себе находит;
Моя бессмысленная нежность
Опять устало скулы сводит.
До мая будет этот ливень,
До мая я тепло забуду,
И, может, стану терпеливей,
И, может быть, счастливей буду.
Copyright: Яна Науменко, 2014
-У тебя, что-то болит?
- Да…
- Где?
- Там, где никому не видно…
он знает, что он несчастлив, но не знает, что не о том он печалится.
И приходит она, печаль, в понедельник, в среду ли - на надгробии окрылённости пишет вязью. И понять бы её, объяснить бы её, как следует, но никаких причинно-следственных нету связей.
И всё хорошо: и тепло-бело, и светло, и тихо, и стол от заморских яств переломлен явно, и вот тебе музыка, вот компьютер, а вот и книга, и всё уже есть, что считается самым главным.
И казалось бы, все избавляются от увечий, да и вроде депрессия нынче уже не в моде. Но что тут ни делай и как ни крути, а вопрос-то вечен: откуда же эта печаль к нам подчас приходит?