Она плачет красными розами.
Ты помнишь, как их дарил,
Шепча в полутьме о чувствах,
О тех, что давно отпустил?
Она молится ночью звездам,
Прося всего лишь на миг
Среди людей незнакомых
Мельком увидеть твой лик.
Она видит сны в черно-белом
О тех днях, что давно уж прошли,
О словах, что шептал ей на ушко,
О сердце, разбитом в груди.
Она гибнет, шепча твое имя,
Стань ее ангелом смерти!
Сожги и ее, как те чувства
И развей после пепел по ветру!
Взять бы все стихи о тебе
И забыть их каждое слово,
Чтобы болью в моей душе
Не откликались они по новой.
Я бы их написала тебе,
Чтобы ты мою душу понял.
Но я знаю, в твоей душе
Они откликнуться болью.
Не люби меня, не люби!
Не могу тебе я ответить!
Душу в клочья свою не рви
Ради той, что тебя не заметит!
Не пиши ей стихов о любви,
Не зови её имени сладко.
Не почувствует то, что внутри
Сердце замерло, бьётся украдкой.
Я бы всё тебе отдала,
Но отдать больше нечего мне.
Моё сердце уже забрал,
Тот, кто своё отдал мне.
Есть такие слова, что дарят человеку крылья, а есть такие, услышав которые и ноги подкашиваются. Слово близкого человека ранит порой посильнее острого кинжала, а иногда и просто убивает- ведь он метит прямо в сердце, прекрасно зная, с какой стороны оно более открыто и уязвимо. И удар этот всегда неожиданный, а потому и защититься не успеваешь. Больно до невозможности! И что-то там отмирает такое внутри тебя, то, что так сильно любило, всё прощало и понимало. Ты рассыпаешься на кусочки и понимаешь, что ничего нельзя исправить. А человек из самого близкого в один миг превращается в абсолютно чужого.
Раны зарастают, а вместе с ними лица. Боль уже не помнишь, но рубцы то остаются.
Что угодно - только не спать,
Что угодно - только не верить,
Что разбилась моя душа,
Что закрылись у счастья двери.
Дайте музыки, болтовни,
Увлечений и новой веры.
Может, чуточку страстной любви,
Заглушить чтобы боль потери.
Потому что закрыв глаза,
Я тотчас к тебе отправляюсь.
А к тебе - ну вот точно нельзя!
Так всю ночь я мечусь и маюсь.
Не могу забыть омут глаз,
Твои руки, губы и плечи.
И ломает вовсю меня,
И лечу я тебе навстречу.
Разбиваясь под утро в хлам,
Я встаю и иду трудиться,
И работа спасает меня.
Только ночью опять не спится.
Снова кофе, в наушниках блюз,
Интернета без счёта страницы.
Всё рассыпалось, не срослось.
Только ты продолжаешь сниться…
Я снова на старом мосту… Я прихожу сюда уже который год. Который? Сегодня уже десятый. Помню, сколько радости он нам дарил… Как давно…
Мы каждое год приходили сюда с Алешкой, как только таял снег. Мост был давно заброшен и принадлежал только нам да вездесущим воробьям. Каменный парапет частично искрошился от времени, камень потемнел, но от этого очарование этого места только усилилось.
Помню, как мы пускали вниз отважных парашютистов, которых с таким усердием строгали весь предыдущий день, любовно мастеря разноцветные парашюты из кусочков ткани, выпрошенных у мамы. Как проклеивали их пленкой, чтобы они раскрывались в полете… А потом смотрели, как эти цветные одуванчики улетают вниз, чтобы уже не вернуться. Мы никогда не спускались за ними, не сожалея об их потери. Внизу, под мостом, пробегала старая заброшенная дорога. Весной талая вода кое-где затапливала рельсы огромными лужами, такими неподвижными и синими-синими под ясным небом. Помню, каким восторгом светились Алешкины глаза! Ветер любовно ерошил непослушные вихры светлых волос, чуть отросших за зиму и упрямо не поддающихся расческе, солнечные глаза наполнялись искорками и были такими счастливыми… счастливыми…
Когда же кончилось это счастье?.. Нет, оно не кончилось… оно просто погасло… как погасли и эти веселые карие глаза, наполненные солнцем даже тогда, когда природа забывала о его существовании…
В тот день я впервые повел сына в этой про`клятый лунапарк… Он приезжал к нам каждый год, маня яркой палитрой развлечений. Алешка видел его из окна нашей квартиры и вот уже два года упрашивал меня туда пойти. Я был не против многочисленных аттракционов, но Алешке они были не нужны… нет…ему был нужен один, заветный… Пару лет назад я купил ему серию фильмов про супермена, и с тех пор он только и делал, что играл в него. И даже на новый год упросил маму сшить его костюм для карнавала. Он мечтал… как мечтают все дети в восемь лет… Я сдался… Заручившись разрешением мамы, которая, надавав нам сотни наставлений все-таки с тревогой в глазах наконец нас отпустила, мы отправились гулять, планируя весь день провести вдвоем. День был очень жаркий для мая, ожившая после зимы природа щедро раскрасила город яркими цветами, солнце заливало улицы так, что глазам было больно… Алешка был счастлив… Счастлив, как, наверное, никогда в своей маленькой жизни… Мне нравились его широко распахнутые глаза, казалось, вбиравшие в себя весь мир… На аттракцион нас сначала не пустили. Ах, да! Я же забыл рассказать о нем! Алешкиной заветной мечтой было научиться летать… И я повел его туда, где на потоке воздуха можно было подняться на 5−7 метров над землей и насладиться ощущением полета…
Так вот… На аттракцион нас не пустили… Сначала. «Только с 9 лет» - сказал нам строгий дядечка на входе… Но Алешкины глаза были полны такой мольбой, что я не мог ему отказать… В общем, я уговорил контролера… Мы переоделись в плотные костюмы, надели шлемы и очки и забрались на площадку… Какое восхитительное чувство - качаться на восходящих потоках воздуха, раскинув руки! Я крепко держал Алешку за руку… А он смеялся… Смеялся таким счастливым смехом… был полон такого восторга… Пятнадцать минут пролетели как одна, и мы опустились на землю. Сын был в эйфории! Идти на другие аттракционы он не захотел, и мы отправились на наш мост. Алешка всю дорогу бегал вокруг меня, изображая супермена с вытянутой вперед рукой.
На мосту я остановился возле крошащихся каменных перил и, облокотившись, с улыбкой смотрел на сына… Он подбежал и ткнул пальцем вниз:
- Папа, смотри! Это серебристые змейки! - он, смеясь, показывал на рельсы, отливающие на солнце нестерпимым блеском и теряющиеся где-то за холмом. - А вооон там море! - Алешкин палец переместился на небольшое озерцо талой воды, сохранившееся в глубокой яме и никогда не высыхавшее…
Тут память подводит меня… Кажется, я задумался, глядя на горизонт… Следующее, что я увидел, был Алешка… Он забрался с ногами на широкий парапет моста и стоял раскинув руки:
- Папа, смотри! Я умею летать!
Я кинулся к нему, крича, чтобы он слез немедленно, но в тот момент, когда я был уже в полушаге… изъеденный ветрами камень начал крошиться под детскими ногами… Черт! Мне не хватило каких-то долей секунд… Алешка летел вниз… В его глазах не было страха… в них было столько обиды и горького недоумения… Я смотрел, как падает мой сын и ничего… ничего не мог сделать…
Я не помню… совсем не помню несколько последующих дней… Все было как в страшном сне, в котором я не переставая видел глаза моего сына… моего маленького отважного супермена…
Жена так и не смирилась… Как не смирился я. Она ушла, не в силах смотреть на меня и видеть Алешку. Я не знаю, где она… я не хочу тревожить ее… я боюсь ее тревожить, надеясь, что она хоть немного обрела равновесие…
А мне… мне уже десять лет почти каждую ночь снится тот день и счастливые, полные восторга глаза мальчишки… Каждый год я прихожу на наш мост и приношу смешных парашютистов. Я запускаю их цветные одуванчики и прошу передать моему Алешке отчаянное «Прости»…Сегодня я пришел в последний раз. Ночью мне снова снился тот же сон… Но в конце Алешка взял меня за руку и сказал:
- Папа, ты тоже умеешь летать…
Я стою на каменном парапете и, щурясь, вглядываюсь в небо… То небо, что забрало мою жизнь ровно десять лет назад… Я стою, раскинув руки и шепчу:
- Да, Алешка… я тоже… умею летать…
Сердце на куски разрывается,
По щеке тихонько катится слеза.
Раны в душе всё никак не срастаются,
Наполнены болью глаза…
А ты счастлив, целуешь другую,
Ту, в которой, любви совсем нет…
Ты решил, оставить простую,
Ради той, что навряд ли полюбит в ответ…
Страшное чувство любовь,
Она разбивает сердца,
И слёзы катятся вновь,
Маски счастья срывая с лица…
Снова жизнь теряет свой смысл,
А на свете не хочется жить…
У вас уже нет, памятных чисел,
Кто и зачем, придумал любить???
На сердце лед,
Душа болит.
Он больше ей не позвонит.
И дни и ночи напролёт,
Она напрасно ждёт…
А он давно её забыл,
Уже другую полюбил,
Но как же ей его забыть?
Ведь она продолжает любить…
А за окном метель бушует,
Она о нём всё не забудет…
И вот уже весна пришла,
Любовь её всё не прошла…
И пусть в глазах не видно слёз,
В душе по прежнему мороз.
Она его всё не забыла,
Сквозь годы чувства сохранила.
Но вот звонок, и это он…
Подумала она, что это сон.
Сквозь боль и слёзы, поднимает трубку,
Разволновавшись не на шутку.
Не слова первой не сказав,
Слышет «прости малыш, я был не прав…»
Столько всего сказать хотела,
Но сейчас как будто онемела…
А он сказал, что был слепой, когда её обидел.
Что любит лишь её, тогда совсем не видел.
Она была готова вновь его простить,
Ведь продолжала его любить…
Но лишь в ответ ему сказала,
Что его ждать, давно уж перестала.
Сказав ему что любит мужа,
Свою она терзала душу.
Она солгать ему решила…
Предательство, она так и не забыла…
Иглою в сердце боль меня пронзила -
Я никогда уже не буду молодой…
Растрачены душа, расудок, сила…
И невозможно времени назначить бой…
Счастье моё, разве это сложно?
Не обретая и не даруя,
Люди твердят о свободе сплошь, но
Всё это - праздная болтовня.
А у тебя теперь чашка с ложкой
И не придётся искать вторую,
И на кровати одна подушка,
Опровергающая меня.
Счастье моё, разве это раны?
Ты не отведал других финалов,
Где расставаться и вправду рано,
Если не кончилась жизнь, хотя…
Всякий невольно глядит в экраны
И по инерции ждёт сигналов.
Свечи пульсируют, догорая,
Души боксируют, уходя.
Горе моё, велика наука
Жить без сомнений и расстояний,
В этих почти театральных муках
Не убиваться в конце концов.
Вычисти фото из ноутбуков,
Я же само разочарование.
Пусть у меня будет много букв,
А у тебя на руке - кольцо.
Я не топлю свои вины в винах,
Воспоминаниями не торгую
И не влеку на тебя лавину,
К трёпу привязываясь, к тряпью.
Ты отрезаешь, как горловину,
Жалость бессмысленную, тугую,
Я отрезаю, как пуповину,
Как половину любовь твою…
Если построже рассмотреть, то найдём, что все наши тревоги и боли сердца - от страстей.
От боли не умирают.
От боли не умирают, детка,
Если верно её понять!
Боль и любовь - непрерывные части
Процесса жизни.
Нет обмана
В привычном понимании нашем.
Обмана нет, детка.
Есть только опыт!
Это открылось мне:
Вещь, простая, как берёзовый веник.
Нет несчастья,
Если верно понять урок
И принять все его компоненты…
Смерти нет.
Нет отдельно её,
Она - только стадия жизни, стадия родов.
Боли нет, боли нет, детка!
Боль - часть волны,
Которую мы оседлали.
Она - ультрамарин,
Растворённый в других оттенках.
Всё едино.
Если выделить боль,
Без неё, как без соли,
Станет противным
Горячий куриный суп!
Боли нет, как отдельного компонента.
Боли нет, боли нет, детка.
0:29, 12 Августа, Суббота
Медное озеро
Спи -
чка,
спи -
ртовка,
шприц
с па -
нтапоном…
Спи, усни,
плыви через песчано-пустынные Спи
в спокойную теплую Сплю.
И пусть за спи -
нкой кровати
стоит полнейшая Спишь.
Бессонница заперта на крючок
в бессонно урчащей уборной.
Сплю -
щив подушку, сплю
со спущенною рукою
в Снись.
Сон - слон, десять слонов, сто слонов, сон - складчатокожее, огромнокаменное многослоновье, сон - огромноокое глазоухощеконосодышащее
сплю
на подушечной отмели снов,
и глаза мои сонные спящерицы.
Сплю без просьбы, сплю без просыпа,
сплю, как спит, вздыхая, госпиталь
и - кто доктора, кто господа…
Сплю, как чумные селения
спят и видят исцеление.
Сплю, как спят дубы столетние
перед рубкой. Как, по-заячьи,
никаких забот не знающие,
спят в сугробах замерзающие.
Есть вещи, перед которыми мы бессильны, но которые приносят боль. И как же трудно смириться с тем, что эта боль никуда не денется и будет всегда. Научиться жить, страдая, и, страдая, ЖИТЬ.
Где затерян след?
Нет вестей и нет…
Теплится надежда лишь…
Даже шумный лес
затаился весь.
Тишь…
Торопился ты
рыбки наловить,
насолить-коптить-угостить…
Головой кивали цветы
Лодкой с водкой
вдоль берега плыть…
На красоты кедров смотреть
и отраженье облаков в воде…
На губах от слез уже соль
где же ты? Ответь! Где?