Говорят, что людей читающих книги становится всё меньше. Но так ли это плохо на самом деле? Ведь что такое книга? Это, в первую очередь, возможность прожить другую жизнь, перенестись в другой мир. И от того кем хочет себя видеть читатель и в каком мире жить и формируются его литературные вкусы. Книги это удел несчастных людей, потому что у счастливых просто нет времени на книги. Они проводят его с друзьями, в путешествиях
Список, составленный мною, лучших 15 книг, которые должен прочитать каждый.
1. Чарльз Диккенс. «Посмертные записки Пиквикского клуба» (1837)
2. Джек Кетчам. «Девушка по соседству» (1989)
3. Оскар Уайльд. «Портрет Дориана Грея» (1891)
4. Федор Достоевский. «Преступление и наказание» (1866)
5. Кен Кизи. «Пролетая над гнездом кукушки» (1962)
6. Френсис Фетцжиральд. «Великий Гэтсби» (1925)
7. Агата Кристи. «Смерть в облаках» (1935)
8. Иван Тургенев. «Отцы и дети» (1862)
9. Федор Достоевский. «Идиот» (1869)
10. Лев Толстой. «Анна Каренина» (1878)
11. Милан Кундера. «Невыносимая легкость бытия» (1982)
12. Харуки Мураками. «Норвежский лес» (1987)
13. Чарльз Диккенс. «Посмертные записки Пиквикского клуба» (1837)
14. Михаил Булгаков. «Собачье сердце» (1987)
15. Маргарет Митчелл. «Унесённые ветром» (1936)
.
Жизнь моя - большая библиотека, а книги в ней - это люди.
Одни - потрепанные и зачитанные до дыр… потому что
интересные и с ними хорошо и весело. Они без внешнего
лоска, но с большой мудростью и теплом - внутри.
Другие же годами стоят на полочках ровненькими рядами -
совсем новенькие и никем не тронутые… потому что
внутри у них - пусто. ни мысли, ни души…
Только в топку и годятся… но, видимо, кому-то очень
нравится любоваться их яркими обложками… Да и денег
на них потрачено немало… вот и стоят, сверкая переплётом -
красивые и холодные.
[Ирина Zалетаева]
Жить в мире, не стремясь понять его смысл, - всё равно что расхаживать по огромной библиотеке и не трогать книги.
Такая странная вещь-речь, ведь, если хочешь, ей можно выразить все, что угодно, хоть устно, хоть на бумаге… Лишь тонкая нить слов связывает разумных в единое целое, позволяет понимать друг друга. И как обидно, что, когда раз за разом пытаешься сказать что-то действительно важное-понимания не происходит. Правда у каждого всегда своя, и пустячная шутка вызовет внимание и заинтересованность, а твоя боль и печаль-останутся безответными. Разумеется, исключения бывают, но чудовищно редко.
По нынешним меркам я чмо. У меня нет айфона. Я не курю, не пью. Не «сосусь» с кем и где попало. У меня нет парня. Мне не нравится новый пафос. Я покупаю вместо ваших андройдов или смартфонов - книги. Я до сих пор люблю мультики телекомпании Дисней и с удовольствием смотрю их. У меня сок и шоколадка, вместо ваших энергетиков и сигарет. Я как маленькая, до сих пор сплю с мягкими игрушками. Как маленькая верю людям и не предаю их. Я делаю то, что мне нравится. Но в 21 веке таких девчонок становится мало и их почему-то совсем не ценят.
И не знаю как вы, я очень люблю читать.
Ах, да, их я прочитала более 10 за месяц.
Вы думаете, что, если человек цитирует Зурзмансора или Гегеля, то это-о!А такой человек смотрит на вас, и видит кучу дерьма, ему вас не жалко, потому, что вы и по Гегелю дерьмо, и по Зурзмансору тоже дерьмо. Дерьмо по определению. А что за границами этого определения-его не интересует. Господин президент, по прирожденной своей ограниченности-ну, облает вас, ну, в крайнем случае, прикажет посадить, а потом к празднику амнистирует от полноты чувств и еще обедать к себе пригласит. А Зурзмансор поглядит на вас в лупу, проклассифицирует:: дерьмо собачье, никуда не годное,-и вдумчиво, от большого ума, от всеобщей философии смахнет грязной тряпкой в мусорное ведро и забудет о том, что вы когда-то были…
Книги погружают нас в мир прекрасного и неизвестного
Книги рождают мечту, вызывают ее к жизни, заставляют размышлять, воспитывают самостоятельность суждений.
Я не люблю те дни, когда становлюсь старше на один год. Я люблю дни, когда становлюсь старше на одну книгу.
Всё это, хоть и было написано языком затемненным, однако в большом количестве проникало в полуграмотное простонародье. Городские и деревенские грамотеи читали те книги с большой охотой, нравилось им ломать голову над «неудобь понимаемыми речами», судить и рядить об них в дружеских беседах, толковать вкривь и вкось. В искреннем убеждении полагали грамотеи, что, читая те книги, они проникают в самую глубину человеческой мудрости.
К чему писать большие книги,
Когда их некому читать?
Теперешние прощелыги
Умеют только отрицать.
«Фауст»
С конца сентября наши сады и гумна пустели, погода, по обыкновению, круто менялась. Ветер по целым дням рвал и трепал деревья, дожди поливали их с утра до ночи. Иногда к вечеру между хмурыми низкими тучами пробивался на западе трепещущий золотистый свет низкого солнца; воздух делался чист и ясен, а солнечный свет ослепительно сверкал между листвою, между ветвями, которые живою сеткою двигались и волновались от ветра. Холодно и ярко сияло на севере над тяжелыми свинцовыми тучами жидкое голубое небо, а из-за этих туч медленно выплывали хребты снеговых гор-облаков. Стоишь у окна и думаешь: «Авось, бог даст, распогодится». Но ветер не унимался. Он волновал сад, рвал непрерывно бегущую из трубы людской струю дыма и снова нагонял зловещие космы пепельных облаков. Они бежали низко и быстро - и скоро, точно дым, затуманивали солнце. Погасал его блеск, закрывалось окошечко в голубое небо, а в саду становилось пустынно и скучно, и снова начинал сеять дождь… сперва тихо, осторожно, потом все гуще и, наконец, превращался в ливень с бурей и темнотою. Наступала долгая, тревожная ночь…
Из такой трепки сад выходил почти совсем обнаженным, засыпанным мокрыми листьями и каким-то притихшим, смирившимся. Но зато как красив он был, когда снова наступала ясная погода, прозрачные и холодные дни начала октября, прощальный праздник осени! Сохранившаяся листва теперь будет висеть на деревьях уже до первых зазимков. Черный сад будет сквозить на холодном бирюзовом небе и покорно ждать зимы, пригреваясь в солнечном блеске. А поля уже резко чернеют пашнями и ярко зеленеют закустившимися озимями… Пора на охоту!
Вот я вижу себя снова в деревне, глубокой осенью. Дни стоят синеватые, пасмурные. Утром я сажусь в седло и с одной собакой, с ружьем и с рогом уезжаю в поле. Ветер звонит и гудит в дуло ружья, ветер крепко дует навстречу, иногда с сухим снегом. Целый день я скитаюсь по пустым равнинам… Голодный и прозябший, возвращаюсь я к сумеркам в усадьбу, и на душе становится так тепло и отрадно, когда замелькают огоньки Выселок и потянет из усадьбы запахом дыма, жилья. Помню, у нас в доме любили в эту пору «сумерничать», не зажигать огня и вести в полутемноте беседы. Войдя в дом, я нахожу зимние рамы уже вставленными, и это еще более настраивает меня на мирный зимний лад. В лакейской работник топит печку, и я, как в детстве, сажусь на корточки около вороха соломы, резко пахнущей уже зимней свежестью, и гляжу то в пылающую печку, то на окна, за которыми, синея, грустно умирают сумерки. Потом иду в людскую. Там светло и людно: девки рубят капусту, мелькают сечки, я слушаю их дробный, дружный стук и дружные, печально-веселые, деревенские песни…
Когда случалось проспать охоту, отдых был особенно приятен. Проснешься и долго лежишь в постели. Во всем доме - тишина. Слышно, как осторожно ходит по комнатам садовник, растапливая печи, и как дрова трещат и стреляют. Впереди - целый день покоя в безмолвной уже по-зимнему усадьбе. Не спеша оденешься, побродишь по саду, найдешь в мокрой листве случайно забытое холодное и мокрое яблоко, и почему-то оно покажется необыкновенно вкусным, совсем не таким, как другие. Потом примешься за книги, - дедовские книги в толстых кожаных переплетах, с золотыми звездочками на сафьянных корешках. Славно пахнут эти, похожие на церковные требники книги своей пожелтевшей, толстой шершавой бумагой! Какой-то приятной кисловатой плесенью, старинными духами… Хороши и заметки на их полях, крупно и с круглыми мягкими росчерками сделанные гусиным пером. Развернешь книгу и читаешь: «Мысль, достойная древних и новых философов, цвет разума и чувства сердечного»… И невольно увлечешься и самой книгой. … Потом наткнешься на «сатирические и философские сочинения господина Вольтера» и долго упиваешься милым и манерным слогом перевода: «Государи мои! Эразм сочинил в шестом-надесять столетии похвалу дурачеству (манерная пауза, - точка с запятою); вы же приказываете мне превознесть пред вами разум…» Потом от екатерининской старины перейдешь к романтическим временам, к альманахам, к сантиментально-напыщенным и длинным романам… Кукушка выскакивает из часов и насмешливо-грустно кукует над тобою в пустом доме. И понемногу в сердце начинает закрадываться сладкая и странная тоска…
Одно из величайших заблуждений рода человеческого - убежденность в том, что наша честь и репутация зависят от наших поступков или от нашей собственной удовлетворенности этими поступками.