Когда человеку хорошо, это почти всегда за счет кого-то. Так устроена жизнь. С этим ничего нельзя сделать, и все-таки, все-таки…
Уж старость близится, а пенсии всё нет.
Не существует желания коварнее, чем желание умереть на руках самого близкого человека.
Странно. «То, что надо» редко «отдам недорого».
Человек — вообще непостижимая тайна. И тот, кто говорит, что разгадал его, очень заблуждается.
Мы все немного бывшие,
К которым возвращаются
Сердца недолюбившие,
Чьи души не прощаются.
Боль крыльям причинившие
На ангелов равняются
И перья отщепившие
В лопатки вшить пытаются.
Вниманием почтившие
В отсутствии не каются,
Мир вдребезги разбившие
В глазах не отражаются,
Доверие убившие
К суду не привлекаются,
Амуров истребившие
Заочно обвиняются
И к жизни возродившие,
Которым вред прощается.
Маршрут до работы снова погуглила.
В руке кофе. На сердце тоска.
Офис. В окне солнце — как тыква у пугала.
Компьютер. Запотевший стакан.
На обед переваренный брокколи.
Сигареты (Гламур). В небо дымок.
Такое чувство, что с рождения прокляли,
Кто-то фитилёк у счастья поджег…
Вечер.
Квартира.
Бессонница.
Сигареты (Гламур). В небо дымок.
Очень хочется просто дотронуться…
Но у одиночества есть поводок.
Может быть, еще ничего не потеряно?
По паспорту — всего 35.
Качаешь головой неуверенно,
Ведь в душЕ давно 70, бл*дь…
А встречи должны быть вкусными,
Объятия — ванильно-нежными,
А люди — кому-то нужными,
С большими на жизнь надеждами.
А счастье должно быть с шепотом,
Без лишних очей и зависти,
А радость — с искристым хохотом,
Чтоб горе быстрей расплавилось.
А мысли должны быть чистыми,
Слова благодарности — частыми,
Порывы души — бескорыстными,
Улыбки — лучисто-цветастыми.
А люди должны быть нужными
Друг другу, до самой старости,
А дети — порой послушными,
И детство — с привкусом шалости.
А сердце должно быть доброе,
Любовь — до безумства верная,
А чувство, как мир — огромное
Согласны со мной… Наверное!
Июль. И дни всё золотее.
Какая дивная затея
Жить на полуденном свету.
Создатель, обо мне радея,
Мне дарит влажный куст в цвету,
Мне дарит этот сад шумящий,
Летучей жизни звук щемящий
И грома дальнего раскат,
И небосвод, всегда манящий,
Мне дарит всё, чем сам богат.
Очень сложно, времена ударили в пах. Половина из нас согнулась пополам, другая делает вид, что вовсе и не больно. Больно, очень даже больно. Больно, что приходится тратить время и одну единственную жизнь на выяснение отношений между собой и вырывание друг у друга мешка сахара. Обидно… Обидно, что в этой стране люди наверху тупеют от высоты, а внизу — оскотиниваются от нищеты. Я слабый… Я слабый и не хочу смотреть на шамкающих старушек, сжимающих в своих кулачках монеты, которых хватает лишь на хлеб, который вовсе не самый вкусный в мире, как нас пытались убедить. И я хочу жить вместе с вами в богатой красивой стране. Я хочу гордиться за нее и плакать, когда играет гимн. Я хочу работать для вас и жить для вас. Но в это время моя жизнь вам не нужна. Вы боитесь за свои, и это правильно. Но не правильно, что вся наша жизнь — борьба, а борьба — это для нас способ выжить. Мне нечего пожелать вам, кроме как: берегите своих детей, не превращайтесь в скотов, а именно к этому нас готовят. Не забывайте, что даже таким гнилым и измученным миром как наш все-таки должна, обязательно должна править любовь…
Как страшно когда тает человек,
Словно свеча горящая не ровно.
Ты хочешь, чтоб его продлился век.
Но «нет» ответит время хладнокровно.
Ты задаешь вопросы: «Почему?
За что?» Никак душой не понимая,
За что, скажите, именно ему,
Судьба досталась страшная такая.
То плачешь, то забывшись вновь, живешь,
Как будто ничего не происходит.
То корвалол ночами нервно пьешь,
Не веря в то, что все-таки уходит
Родная, очень близкая душа.
И отпустить ее, нет сил совсем. Так больно…
Наверно, кто-то будет утешать,
Мол, все там будем. И порой невольно,
Ты даже в знак согласия кивнешь.
Потом вину почувствуешь за это.
За то, что планы строишь, что живешь,
А вот его, увы, на этом свете,
Не будет. Да, терзаться, смысла нет.
Да все там будем, это неизбежно.
Но до конца не гаснет в сердце свет
Пусть призрачной, но все-таки надежды.
Когда время выбирать
Между совестью и чином,
Каждому придется стать
Честным лишь на половину.
Неизбежность ухода мне душу на части рвёт.
Я пытаюсь лететь и срываюсь с небес безвольно.
Но моё сероглазое счастье опять споёт,
и окажется, жить на свете не так уж больно.
Я бреду через тьму, ожидая уже конца,
и не вижу ни смысла, ни вкуса у жизни этой.
Только солнечный луч коснётся его лица —
и зима обернётся вдруг восхищённым летом.
У меня не хватает сил на любовь и пыл,
мне не нужно уже страстей и волшебных сказок,
лишь бы только он дольше меня осмысленно жил —
никому не должен, не вынужден, не обязан.
У меня не хватает дней отрастить крыло,
я не чувствую ветер и чайкой уже не стану.
Но когда он поёт, мне, право же, всё равно,
будто времени много ещё под небесами.
Будто есть ещё солнце где-то внутри меня,
будто жизнь не бессмысленна, даже почти прекрасна.
Я не знаю, надолго ли хватит во мне огня,
знаю только, что жизнь искрит сероглазым счастьем.
МУка мук: жить не хочешь, а должен.
По выстуженной платформе гуляет усталый ветер,
нашел для себя забаву гудеть сквозь опоры крыш!..
Ты держишь мои ладони и смотришь так влажноверно, что хочется крикнуть в небо,
— «Я буду с тобой, малыш!»
Но поздно!
Громадой сонной, со свистом скользят вагоны.
Меж нами растет преграда.
И ветер еще сильней…
-Не надо со мной прощаться! Не надо со мною спорить…
Я вновь уезжаю в лето, а ты остаёшься здесь…