— К чему же богачам столько денег? — удивился Незнайка. — Разве богач может несколько миллионов проесть?
— «Проесть»! — фыркнул Козлик. — Если бы они только ели! Богач ведь насытит брюхо, а потом начинает насыщать свое тщеславие.
— Это какое тщеславие? — не понял Незнайка.
— Ну это когда хочется другим пыль в нос пустить
Детство как водный аттракцион банан, сбрасывает в воду взросления неожиданно.
Мы взрослые. Мы виноваты
В том, что тех счастливых детей,
Которыми были когда-то,
В себя превратили. Репей
Ромашкой, быть может, и пахнет,
Но так не способен цвести.
Мы взрослые. Нам точно хватит
Себя так колюче вести.
Ведамиръ Скобёлкин
март 2017 г.
Скоро лето, готовьтесь родители…
Вот наше лето было… (трава зеленее и жигулевское в стекле холоднее)
Эпиграф
Валька, унуки то городские, анчихристы!
Того гляди хату спалят! Гляди в оба…
Бабушка днем доит корову в хлеву, внуки десять минут назад были в поле зрения возле дома.
Внезапно, от отдаленного и незначительно потерявшего мощность «БА-БАХ» корова подпрыгнула, опрокинув доинку (ведро для молока). Куры, присев, замерли в хлеву. В гробовой тишине вывалилось вставное окно.
— О-ой, Бля, это мои.
Бабушка, сильно волнуясь, ища глазами по пути подходящий дрын для оказания первой помощи, спешила на поиски внуков.
Ядреный гриб из пыльных осадков, плавно сносимый ветром, четко указывал направление поисков — к реке.
Была бы бабушка помоложе и дрын покрепче — покалеченных было бы больше. А так в общем обошлось без печальной статистики:
Просто городские внуки подкинули идейку кузенам-аборигенам, что неплохо бы половить рыбку в омуте, предварительно ее глушанув как в кино динамитом. Для этих целей в период летней практики в школе был стырен 20 л. огнетушитель, в карманах вынесен с колхоза отработанный карбид (рейсов было много, у родителей были вопросы что мы делали на МТС, сарафанное КГБ работало исправно)
В тот ВЕЗУЧИЙ день внуки заправили огняк и закинули в реку. ОН не рванул, когда его болтая несли к реке, ОН не рванул, когда его нерванувшим доставали со дна, споря и ругаясь что мало воды налили. Он рванул тогда, когда двое 12 летних пацанов верхом сидели на нем и пытались молотком сбить винтовую крышку горловины. От давления ее расперло и она не хотела откручиваться. Огняк ракрылся по сварному шву. Пацанам отбило жопы и сожгло ноги. Но остались живы как наглядное пособие.
Прошло время, ушли из моды хлопушки из дихлофоса на смену смартфонам и гироскутерам.
Те пацаны обзавелись семьями и теперь оставляя своих детей на лето у бабушки спрашивают:
— Александра, какая боевая задача на лето?
— Ну, там, отдохнуть, набраться сил, загореть.
— Неправильно! Боевая задача на лето — не получить травму! (как говорил хороший человек капитан Чепайкин)
Готовимся тов. родители, скоро лето.
Мне было девять или десять лет. Примерно так, да. Даже если я ошибусь на год, никакого значения это иметь не будет. Я был обычным мальчиком со двора, где происходила целая жизнь.
Тогда в семьях рождалось больше одного ребенка, и в нашем дворе было довольно много детей. Мы гоняли за домом в футбол, мотались на велосипедах по району и даже за город, дрались, мирились, одним словом, занимались тем, чем занимались миллионы остальных детей той почившей в бозе страны.
Если вы пошли бы вправо от нашего дома, то вышли бы на большой пустырь, в конце которого был пруд, превратившийся в таковой из вечно не высыхающей лужи. В луже водились головастики, которые со временем вырастали в лягушек. Еще там водились жуки-плауны и улитки. Больше там ничего не водилось.
За прудом стоял одинокий дом. Наш микрорайон только начинал застраиваться и иногда дома выглядели именно одиноко на фоне еще не застроенных пространств.
В этом одиноко стоящем доме жил мальчик Рома. Он очень отличался от нас. У него был ДЦП. Он жил с мамой и бабушкой, папы у него не было. Мама каждый день уходила на работу, а бабушка в летние погожие дни выкатывала коляску с сидящим в ней Ромой к пруду и оставляла его там, «дышать воздухом». А сама уходила домой, заниматься делами.
Рома в коляске сидел, смотрел на пруд, слушал кваканье лягушек и улыбался.
Мы с пацанами, естественно, тоже ходили на этот пруд. Во-первых, это вода, по ней можно пускать кораблики, во вторых было очень круто ловить лягушек и головастиков. А это было очень круто.
Среди нас был один мальчик, не помню точно как его звали по имени, зато помню, что кличка у него была Плющ. Вероятно по фамилии, может он был какой-нибудь Плющев или Плющенко, я точно не уверен.
Это был коренастый крепыш, задиристый и вечный лидер в разных мальчишечьих начинаниях. Он был постарше меня года на два, и его было принято побаиваться и не задираться.
Плющу очень нравилось ловить головастиков и бросать за шиворот Роме. Он весело хохотал, наблюдая, как Рома неуклюже ерзает в своей коляске, пытаясь непослушными руками вытащить из-за пазухи извивающееся земноводное.
Некоторые пацаны хохотали вместе с ним, даже пытаясь повторить то же самое.
Мне было безумно жаль Рому, и честно признаюсь, что впервые наблюдая это развлечение, я смалодушничал и просто ушел, не в силах смотреть на то, как издеваются над Ромой. Не заступился, взял и ушел. Иногда мы делаем поступки, которые не стоит делать.
Потом я очень сильно переживал и ругал себя. Мне казалось, что я не должен был уходить, и я поклялся, что в следующий раз обязательно вступлюсь, хотя мне было, между нами, страшновато. Плющ, повторю, был старше меня и намного сильнее.
Следующего раза долго ждать не пришлось. Через два дня мы опять пошли на пруд. На бережку в своей коляске сидел Рома. Увидав Плюща, он что-то испуганно промычал и вжался в спинку коляски.
Плющ же наоборот, радостно заулыбался и ловко поймав в пруду головастика направился к больному.
-Не надо!- сказал я.
Наступила тишина.
Плющ удивленно обернулся и, отыскав меня глазами в ватаге ребят осклабился:
-Чего-чего?
-Не надо, Плющ, он же больной- повторил я.
-А ты?
-Что я?
-Ты здоровый?
-Да
-Ну, тогда я тебе за шиворот головастиков напихаю- заржал Плющ и приблизился ко мне с явным намерением сделать обещанное.
И тут во мне что-то щелкнуло, я бросился на Плюща и стал колотить его руками и ногами, Конечно же дело это было бесперспективное. Конечно же, он был сильнее меня. Конечно же, я с ним не справился. Конечно же результат схватки был не в мою пользу. Кровь текла у меня из носа, а под глазом красовался настоящий фингал.
Я сидел на траве и вытирал рукавом лицо. Пацаны молча смотрели на разгоряченного Плюща, который заорал:
-Да я сейчас твоего придурка на коляске в пруду утоплю!
И решительно направился к Роме.
-Стой- раздалось за его спиной.
Плющ обернулся:
-Что? У кого-то еще проблемы?
Пацаны стояли и недобро смотрели на него.
-Не понял- дрожащим голосом прохрипел тот, оценивая свои шансы. Пацанов было человек десять и шансов, честно говоря у Плюща было мало.
-Вы еще пожалеете!- он плюнул через зубы и пошел прочь.
На следующий день я нашел Рому на том же месте. Увидев меня, он широко улыбнулся, замычал. Мне показалось, что я услышал слово «спасибо».
-На!- вдруг сказал мне Рома и протянул искривленную болезнью руку.
В его ладони лежал батончик «Школьный».
-На!- повторил он.
Я взял.
Я с улыбкой вcпоминаю детство,
Каждый день чему-то были рады.
Доброта и счастье жили в сердце,
Как же мало всем нам было надо!
Было всё у нас предельно просто,
Ведь другими были мы по сути…
В нашем детстве ближе были звёзды,
Не было в мороз трескучий грусти.
Минус двадцать пять, а мы на санках,
С горки вниз на ящиках съезжали.
В рукавицах, валенках, ушанках,
Кто быстрей, без устали бежали.
Жизнь была полна тепла и света,
В парк с копейками ходили на качели.
Горы книг, и все без интернета,
Не валялись лишний час в постели.
На каникулы — в деревню без оглядки,
Варит бабушка вишнёвое варенье.
На три месяца заброшены тетрадки,
Молоко с горбушкой — объеденье!
В гастрономе брали мармеладки,
Для тортов — варёная сгущёнка.
В праздник — в вазе вечерком помадки,
На презенты — шоколад «Алёнка»…
Привозили летом бочки с квасом,
Помнишь вкус его неповторимый?
Смаковали тот напиток с газом,
Приносили только половину…
А пломбир в стакане иль брикете?
С подбородка капли на сандалии.
Ничего вкуснее нет на свете,
На рубашке пятна — лишь детали.
Сбор металлолома — это праздник!
«Тырили» со стройки всё, что можно.
Арматуру, трубы, даже тазик,
Всё, с чем убежать было возможно.
Шли гурьбой потом на остановку,
Свято веря в то, что победили!
Пили там взахлёб мы газировку,
И стаканы в автоматах мыли.
Жаль, что нет уже такого детства,
Где все были счастливы и рады.
В памяти оставим, как наследство,
Что ещё? Нам большего не надо.
Мы в душе храним воспоминанья,
Время вспять, увы, не повернуть.
Внукам всё расскажем на прощание,
Может, вспомнят нас когда ни будь…
Масло на хлеб - и во двор.
Там, по траве, на коленках
ёрзает с утренних пор
вечно голодная Ленка.
«Будешь?». Потупит глаза.
«Что я, не видела хлеба!».
Всё же берёт. И слеза
катится капелькой неба.
Кушает молча. Спешит.
Грязная… Дома нет мыла.
Мамка её - алкашит,
папку - на шахте убило.
Только о том не спроси!
Враз… и навек осерчает…
«На-ко!» - даёт откусить.
Вроде бы как угощает.
Вот оно детство — в дали бегущее
Всё возвращается к вам неустанно.
Юное вечно, звонко поющее…
Лучшее самое!
То рассмеешься, то разрыдаешься,
Ни почему, ни зачем да нежданно,
То удивишься обычно-прекрасному,
— Боже мой! Надо же!
Счастливы! Счастье, жаль, звездочка шустрая,
Мимо летящая. Времени мало —
Только забрезжит, поманит, закрутится…
Старые. Слабые.
Вот оно детство — вам улыбается.
Ахнешь при встрече: — Родное, останься!..
Рядом уж нет его, нужного, славного…
Самого-самого!
Ах, как хочется уехать в акварельный город детства,
Где улыбчивее люди, изумруднее трава,
Сладко пахнет карамелью, живы все, кого любила,
И невидимые крылья поднимают в небеса.
`
Я о том переулке, где пахло горелыми листьями,
что сжигались в преддверье зимы на ноябрьских кострах.
Хулиганское, светлое детство мазками искристыми
воскрешаю и помню, пока не рассыпалось в прах…
Пока жизнь, что клубится озоном тропическим плазменным,
не развеяла в памяти тоненький дым из трубы,
а на летнем дворе, пересытившись зноем и праздником, —
как мы вялили рыбу и как мы солили грибы.
Вспоминай меня, двор! Понастроены новые здания
там, где мамины мальвы на клумбах садовых цвели.
Здесь кружил-проникал в лабиринты мембран обоняния
насыщающий запах украинской чёрной земли!
Я — пацанка. Я центр той вселенной, что зреет в зародыше:
ноги босы и сбиты колени, в шелковице рот.
И зовут меня смачно «бандиткой» и Витькой — «поскрёбышем»,
и душа моя юная громко под вишней поёт!
Как взрывалась сирень после первого майского тёплышка,
и парил в переулке парфюм её, сладок и густ!
В том дворе до сих пор сохранилось «секретное» стёклышко, —
как душа у Кащея, зарыто под розовый куст.
Улыбка радостью сверкает,
Как далеко, исчезли дни.
В котором детство наше тает.
Где наши плыли корабли.
Пустяшной кажется забава.
В себя впуская солнца свет.
По детски любим и мечтаем.
Все размешав в самом себе.
Причуды прожитого детства.
И ярких дней ушедший блеск.
Где с счастьем рядом, по соседству.
Ты сам командовал себе.
И мир, опознаный глазами.
Все перечеркивали вдруг.
Легко и просто с парусами.
Мы в новый отправлялись путь.
Детство когда-то у всех было разным
Зависело всё от семьи и от пазлов.
Но всё же, но всё же, хочу я признаться
Детство учило нас всех улыбаться!
Дружили со всеми, без правил и знаков,
Ловили в реке замерзающих раков.
Ранетки срывали в саду у соседа,
Казалось, вкуснее нет в мире обеда.
Заветное место — скамейка у камня
Болтали, играли с друзьями так славно!
А если и спорить, то только по делу
Мизинцем мириться с бывалым задором.
Делиться печенькой, последней с подругой,
Секрет доверять, как всеобщее чудо!
Влюбляться на век и очень серьёзно,
Делая тайну из чувств всевозможно.
Детство у всех было разным и всё же.
Мы с вами друг с другом чем-то похожи.
Детство учило знать цену поступкам, Хорошим друзьям доверять не на шутку!
Copyright: Наталья Жукова-Бабина,
О, беспощадная острота детского видения мира! В детстве все мы фотографы, которым не нужны фотоаппараты — мы выжигаем изображение в памяти.
В этом старом дворе каждый куст мне знаком,
До сих пор помню я, как скрипели качели.
И неслась детвора по траве кувырком,
А еще небеса нам навстречу летели.
Также крошат батон на прокорм голубям
Три бабули-подружки, а лица другие.
Позабыть- не забуду, отдать — не отдам
Этих писем из детства конверты тугие.
В середине двора мы играли в футбол.
И вопили от счастья, довольные гулом.
Как влепила я Петьке шикарнейший гол!
Он погибнет потом где-то рядом с Кабулом…
Всё пытаюсь удрать от себя наутёк,
Ну, а детство за мной. Я пока обгоняю…
Так, вприпрыжку бежит, поправляя носок,
С фиолетовым бантом девчонка смешная.
А из форточки крик, слышу: «Оля, домой!»
И привычно глаза поднимаю на окна…
Вслед за мною сутуло мужчина хромой
Скажет тихо: «Привет!», дождь размазав по стёклам.
Пригляжусь, замерев. Не узнаю сперва.
Сколько ж лет пронеслось? И не вспомню я сколько…
Ты на клумбе у школы мне лилии рвал,
А теперь — ты старик, одноклассник мой, Колька.
Мы трамвая с тобой ожидаем вдвоём,
Мы поедем туда, где искрящийся Невский.
Ветер треплет зонты в перекличку с дождём.
Двор уляжется спать, затворив занавески.
В детстве я прятался в своей комнате,
когда в гости приходили взрослые.
Сейчас прячусь, когда приходят чьи-то дети…