Я не люблю холодного цинизма,
В восторженность не верю, и еще -
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.
Я не люблю, когда наполовину
Или когда прервали разговор.
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я также против выстрелов в упор.
Я ненавижу сплетни в виде версий,
Червей сомненья, почестей иглу
Или, - когда все время против шерсти,
Или, - когда железом по стеклу.
Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза.
Досадно мне, что слово «честь» забыто
И что в чести наветы за глаза.
Когда я вижу сломанные крылья,
Нет жалости во мне, и неспроста:
Я не люблю насилья и бессилья,
Вот только жаль распятого Христа.
Я не люблю себя, когда я трушу,
Я не терплю, когда невинных бьют.
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более, когда в нее плюют.
Я не люблю манежи и арены,
На них мильон меняют по рублю, -
Пусть впереди большие перемены,
Я это никогда не полюблю.
Кто не верил в дурные пророчества,
В снег не лег ни на миг отдохнуть,
Тем наградою за одиночество
Должен встретиться кто-нибудь
Люблю тебя сейчас,
Не тайно - напоказ.
Не «после» и не «до» в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь,
Но я люблю сейчас,
А в прошлом - не хочу, а в будущем - не знаю.
В прошедшем - «я любил» -
Печальнее могил, -
Все нежное во мне бескрылит и стреножит.
Хотя поэт поэтов говорил:
«Я вас любил: любовь еще, быть может…»
Люблю тебя теперь
Без обещаний «Верь!»
Мой век стоит сейчас - я вен не перережу!
Во время, в продолжении, теперь
Я прошлым не дышу и будущим не брежу.
Приду и в брод и вплавь
К тебе - хоть обезглавь! -
С цепями на ногах и с гирями по пуду.
Ты только по ошибке не заставь,
Чтоб после «я люблю» добавил я «и буду».
Есть горечь в этом «буду», как ни странно.
Подделанная подпись, червоточина
И лаз для отступления, про запас,
Бесцветный яд на самом дне стакана
И, словно настоящему пощечина,
Сомненье в том, что я люблю сейчас.
Пословица звучит витиевато:
Не восхищайся прошлогодним небом,
Не возвращайся - где был рай когда-то,
И брось дурить - иди туда, где не был.
Возвращаются все, кроме
лучших друзей,
Кроме самых любимых и преданных женщин.
Возвращаются все, - кроме
тех, кто нужней.
… Ходят сплетни, что не будет больше слухов абсолютно,
Ходят слухи, будто сплетни запретят.
Я в тайну масок все-таки проникла, - уверена я, что мой анализ точен: что маски равнодушия у иных - защита от плевков и от пощечин.
Я не люблю себя, когда я трушу,
Досадно мне, когда невинных бьют,
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более, когда в нее плюют.
Беда
Я несла свою Беду
по весеннему по льду, -
Обломился лёд-душа оборвалася-
Камнем под воду пошла, -
А Беда-хоть тяжела,
А за острые края задержалася.
И Беда с того вот дня
Ищет по свету меня, -
Слухи ходят-вместе с ней-
С Кривотолками.
А что я не умерла-
Знала голая ветла
И ещё-перепела с перепёлками.
Кто ж из них сказал ему,
Господину моему, -
Только-выдали меня, проболталися, -
И, от страсти сам не свой,
Он отправился за мной,
Ну, а с ним-Беда с Молвой увязалися.
Был всего один денёк, -
А Беда-на вечный срок задержалася.
Песня-Сказка О Нечисти
В заповедных и дремучих,
Темных муромских лесах
Всяка нечисть бродит тучей,
На проезжих сеет страх:
Воют воем, что твои
упокойники…
Если есть там соловьи -
то разбойники.
Страшно, аж жуть!
В заколдованных болотах
Там кикиморы живут.
Защекочут до икоты
И на дно уволокут.
Будь ты конный, будь ты пешый -
заграбастают,
А уж по лесу - так лешие
и шастают.
Страшно, аж жуть!
И мужик - купец иль воин
Попадали в темный лес.
Кто за чем: кто с перепою,
А кто сдуру в чащу лез.
По причине попадали,
без причины ли,
Только всех их и видали,
словно сгинули.
Страшно, аж жуть!
Из заморского из лесу,
Где и вовсе сущий ад,
Где такие злые бесы,
Что друг друга не едят,
Чтоб творить им совместное
зло потом,
Поделится приехали
опытом.
Страшно, аж жуть!
Соловей-разбойник главный
Им устроил буйный пир,
А от них был змей трехглавый
И слуга его - вампир.
Пили зелье в черепах,
ели бульники,
Танцевали на гробах
богохульники.
Страшно, аж жуть
Змей горыныч взмыл на древо,
Ну - раскачивать его:
«Выводи, разбойник, девок,
Пусть покажут кой-чего,
Пусть нам лешие попляшут,
попоют,
А не то я, матерь вашу,
всех сгною!»
Страшно, аж жуть
Соловей-разбойник тоже
Был не только лыком шит, -
Свистнул, гикнул, крикнул: «Рожа,
Гад, заморский паразит,
Убирайся отсюда,
уматывай,
И вампира с собою
прихватывай!»
Страшно, аж жуть!
Все взревели, как медведи:
«Натерпелись столько лет!
Ведьмы мы аль не ведьмы,
Патриотки или нет?
Налил бельма, ишь ты, клещ,
отоварился,
Да еще на наших женщин
позарился!..»
Страшно, аж жуть!
И теперь седые люди
Помнят прежние дела:
Билась нечисть грудью в груди
И друг друга извела.
Прекратилися навек
безобразия.
Ходит в лес человек
безбоязненно.
Тот, который не стрелял
Я вам мозги не пудрю - уже не тот завод.
В меня стрелял поутру из ружей целый взвод.
За что мне эта злая, нелепая стезя?-
Не то чтобы не знаю - рассказывать нельзя.
Мой командир меня почти что спас,
Но кто-то на расстреле настоял,
И взвод отлично выполнил приказ,
Но был один, который не стрелял.
Судьба моя лихая давно наперекос, -
Однажды «языка» я добыл, да не донес.
И особист Суэтин, неутомимый наш,
Еще тогда приметил и взял на карандаш.
Он выволок на свет и приволок
Подколотый, подшитый материал,
Никто поделать ничего не смог.
Нет, смог один, который не стрелял.
Рука упала в пропасть с дурацким криком «Пли!»
И залп мне выдал пропуск в ту сторону земли.
Но слышу: - Жив зараза. Тащите в медсанбат!
Расстреливать два раза уставы не велят.
А врач потом все цокал языком
И, удивляясь, пули удалял,
А я в бреду беседовал тайком
С тем пареньком, который не стрелял.
Я раны, как собака, лизал, а не лечил,
В госпиталях, однако, в большом почете был.
Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол:
- Эй ты, недостреленный! Давай-ка на укол!
Наш батальон геройствовал в Крыму,
И я туда глюкозу посылал,
Чтоб было слаще воевать ему,
Кому? Тому, который не стрелял.
Я пил чаек из блюдца, со спиртиком бывал,
Мне не пришлось загнуться, и я довоевал.
В свой полк определили. - Воюй, - сказал комбат, -
А что недострелили, так я невиноват!..
Я тоже рад был, но, присев у пня,
Я выл белугой и судьбину клял, -
Немецкий снайпер дострелил меня
Убив того, который не стрелял.
О конце войны (1977)
Сбивают из досок столы во дворе, -
Пока не накрыли - стучат в домино…
Дни в мае длиннее ночей в декабре,
Но тянется время - но все решено!
Уже довоенные лампы горят вполнакала,
Из окон на пленных глазела Москва свысока, -
А где-то солдатиков в сердце осколком толкало,
А где-то разведчикам надо добыть языка.
Вот уже обновляют знамена, и строят в колонны,
И булыжник на площади чист, как паркет на полу, -
А все же на запад идут и идут, и идут батальоны,
И над похоронкой заходятся бабы в тылу.
Не выпито всласть родниковой воды,
Не куплено впрок обручальных колец -
Все смыло потоком народной беды,
Которой приходит конец наконец!
Вот со стекол содрали кресты из полосок бумаги,
Вот и шторы долой - затемненье уже ни к чему, -
А где-нибудь - спирт раздают перед боем из фляги:
Он все выгоняет - и холод, и страх, и чуму.
Вот уже очищают от копоти свечек иконы,
И душа и уста - и молитву творят, и стихи, -
Но с красным крестом все идут и идут, и идут эшелоны,
А вроде по сводкам - потери не так велики.
Уже зацветают повсюду сады,
И землю прогрело и воду во рвах, -
И скоро награда за ратны труды -
Подушка из свежей травы в головах!
Уже не маячат над городом аэростаты,
Замолкли сирены, готовясь победу трубить, -
А ротные все-таки выйти успеют в комбаты -
Которого все еще запросто могут убить.
Вот уже зазвучали трофейные аккордеоны,
Вот и клятвы слышны - жить в согласье, любви, без долгов, -
И все же на запад идут и идут, и идут эшелоны,
А нам показалось - почти не осталось врагов!..
Беда
Я несла свою Беду
По весеннему, по льду:
Надломился лед, душа оборвалася,
Камнем под воду пошла.
А Беда, хоть тяжела
Да за острые края задержалася.
И беда с того дня
Ищет по свету меня,
Слухи ходят вместе с ней кривотолками.
А что я умерла
Знала голая ветла,
Да еще перепела с перепелами.
Кто ж из них сказал ему,
Господину моему, -
Только выдали меня, проболталися.
И от страсти сам не свой,
Он отправился за мной,
А за ним Беда с молвой увязалася.
Он настиг меня, нагнал,
Обнял, на руки поднял,
Рядом с ним в седле Беда ухмылялася.
Ведь остаться он не мог,
Был всего один денек,
А Беда на вечный срок задержалася
Песня о конце войны
Сбивают из досок столы во дворе,
Пока не накрыли - стучат в домино.
Дни в мае длиннее ночей в декабре,
Но тянется время - и всё решено.
Уже довоенные лампы горят вполнакала -
Из окон на пленных глазела Москва свысока…
А где-то солдат ещё в сердце осколком, осколком толкало,
А где-то разведчикам надо добыть языка.
Вот уже обновляют знамёна. И строят в колонны.
И булыжник на площади чист, как паркет на полу.
А все же на запад идут и идут, и идут эшелоны,
И над похоронкой заходятся бабы в тылу.
Не выпито всласть родниковой воды,
Не куплено впрок обручальных колец
Всё смыло потоком народной беды,
Которой приходит, приходит конец наконец.
Вот со стекол содрали кресты из полосок бумаги.
Вот и шторы долой! Затемненье уже ни к чему.
А где-нибудь спирт раздают перед боем из фляги,
Он всё выгоняет - и холод, и страх, и чуму.
Вот уже очищают от копоти свечек иконы.
И душа и уста - и молитвы творят, и стихи.
Но с красным крестом всё идут и идут, и идут эшелоны,
Хоть вроде потери по сводкам не так велики.
Уже зацветают повсюду сады,
И землю прогрело и воду во рвах,
И скоро награда за ратны труды
Подушка из свежей травы в головах.
Уже не маячат над городом аэростаты,
Замолкли сирены, готовясь победу трубить,
А ротные всё-таки выйти успеют, успеют в комбаты,
Которого всё ещё запросто могут убить.
Вот уже зазвучали трофейные аккордеоны,
Вот и клятвы слышны - жить в согласье, любви, без долгов.
И всё же на запад идут и идут, и идут эшелоны,
А нам показалось - совсем не осталось врагов.