.
к спектаклю «Когда-то в Калифорнии»
(по мотивам произведений Брет Гарта)
Я беспечен и одинок,
И богатство мне ни к чему,
Мне 6 отсрочить хоть на денек
Час, когда я кану во тьму.
.. .. Я усядусь в свой дилижанс
. .. . И помчусь сквозь дым и пальбу,
.. .. Скорость - это все-таки шанс
.. .. Одурачить злую судьбу!..
Я покину дом и родню
И в дороге встречу зарю,
Может, время я обгоню,
Может, смерть я перехитрю.
.. .. Я усядусь в свой дилижанс
.. .. И помчусь сквозь дым и пальбу,
.. .. Скорость - это все-таки шанс
. .. . Одурачить злую судьбу!..
Пусть я кончу жизненный путь
На исходе этого дня,
Мне успеть бы только взглянуть,
Что там будет после меня.
.. .. Я усядусь в свой дилижанс
.. .. И помчусь сквозь дым и пальбу,
. .. . Скорость - это все-таки шанс
. .. . Одурачить злую судьбу!..
На горном ли пике,
На дне ли оврага -
Вас всюду отыщут
Перо и бумага.
Ковбой и священник,
Шериф и бродяга -
Вас всех уравняют
Перо и бумага.
И кто бы ты ни был,
Запомни, бедняга, -
Тобой управляют
Перо и бумага.
Ах, там не помогут
Ни ум, ни отвага,
Где пущены в дело
Перо и бумага!..
Меня сочтут обманщиком, да только я не лгу:
Вином из одуванчиков торгуют на углу.
Уж, если одурачивать, то как-нибудь хитро:
Вино из одуванчиков - ведь это же ситро!
Нашли же чем попотчевать
Доверчивый народ,
А очередь, а очередь,
А очередь растет.
Закройте вашу лавочку, не стоит тратить пыл!
Вина из одуванчиков никто еще не пил.
Алхимики, - не вам чета, - тузы и короли
Вина из одуванчиков придумать не смогли.
Напрасно вы хлопчете,
Товар у вас не тот,
А очередь, а очередь,
А очередь растет.
Название заманчиво, однако не секрет:
Вина из одуванчиков на белом свете нет!
Меня сочтут обманщиком, да только я не лгу:
Вином из одуванчиков торгуют на углу.
Вино, понятно, кончилось,
Киоск давно закрыт,
А очередь, а очередь,
А очередь стоит.
(Леонид Филатов. 1986
Хороша ль, плоха ли весть, -
Докладай мне все как есть!
Лучше горькая, но правда,
Чем приятная, но лесть.
Лизистрата
Постой!.. Ты что-то путаешь в запале!
Известно ведь любому пацану:
На вас не нападали. Вы - напали.
Вы первыми затеяли войну!
Вы гражданам защиту обещали,
А получился форменный скандал!..
Кого и от кого вы защищали,
Когда на вас никто не нападал?
Ах, сколько на земле людишек подлых!
Такие уж настали времена!..
Вы подлость преподносите, как подвиг,
И просите за это ордена!
Предводитель (надменно)
Позвольте вам заметить с укоризной -
И поскорей возьмите это в толк! -
Мы выполняем долг перед Отчизной,
Священный перед Родиною долг!
Лизистрата (раздумчиво)
Пред Родиной, конечно, неудобно…
Долги, конечно, надо отдавать…
Но почему она - в уплату долга -
С вас требует кого-то убивать?
И коль у вас пред ней долги такие,
Что даже жизнь - в уплату их - пустяк,
То хочется спросить вас, дорогие,
Зачем же вы одалживались так?
Коль Родина удар наносит сзади,
Да так, что аж в глазах потом круги,
То лучше, дорогие, не влезайте
Вы к этой страшной Родине в долги!
Вот начало фильма. Дождь
идет
Муха вдоль по улице идет.
Крупный план. Усталый
профиль Мухи.
Ей за тридцать лет. Она
не в духе.
В том, как она курит и острит,
Чувствуется скепсис и гастрит.
Дальше в фильме вот что
происходит:
Муха в луже денежку
находит.
Магазин. Изделья из фаянса.
Еле слышный запах
декаданса.
За прилавком - грустный
продавец.
Неврастеник. Умница. Вдовец.
В том, как он берет у вас
червонец,
Чувствуется Чехов и Чюрленис.
Посмотрев предложенный
товар,
Муха выбирает самовар.
Продолженье фильма в том
же духе.
Муха дома. Мы в гостях у Мухи.
Том Хемингуэя. Бюст
Вольтера.
Сиротливый привкус
адюльтера.
Тонкая французская игра:
Муха в ожиданье Комара.
Он приходит. Он снимает
плащ.
Он провинциален и ледащ.
В том, как он стыдится
сантиментов,
Чувствуется бремя алиментов.
Тихо. Он молчит. Она молчит.
Самовар тем более молчит.
Он вздыхает. Муха понимает.
И из шкафа чашки вынимает.
Пьют без разговоров. Молча
пьют.
Общий план. Всеобщий неуют.
За окном, в мерцанье сонных
луж,
Чувствуется острый Клод
Лелюш.
Тот клятый год уж много лет,
я иногда сползал с больничной койки.
Сгребал свои обломки и осколки
и свой реконструировал скелет.
И крал себя у чутких медсестёр,
ноздрями чуя острый запах воли,
я убегал к двухлетней внучке Оле
туда, на жизнью пахнущий простор.
Мы с Олей отправлялись в детский парк,
садились на любимые качели,
глушили сок, мороженное ели,
глазели на гуляющих собак.
Аттракционов было пруд пруди,
но день сгорал и солнце остывало
И Оля уставала, отставала
и тихо ныла, деда погоди.
Оставив день воскресный позади,
я возвращался в стен больничных гости,
но и в палате слышал Олин голос,
дай руку деда, деда погоди…
И я годил, годил сколь было сил,
а на соседних койках не годили,
хирели, сохли, чахли, уходили,
никто их погодить не попросил.
Когда я чую жжение в груди,
я вижу как с другого края поля
ко мне несётся маленькая Оля
с истошным криком: «деда-а-а погоди-и…»
И я гожу, я всё ещё гожу
и кажется стерплю любую муку,
пока ту крохотную руку
в своей измученной руке ещё держу.
Не о том разговор, как ты жил до сих пор,
Как ты был на решения скор,
Как ты лазал на спор через дачный забор
И препятствий не видел в упор…
Да, ты весело жил, да, ты счастливо рос,
Сладко елось тебе и спалось,
Только жизнь чередует жару и мороз,
Только жизнь состоит из полос…
И однажды затихнут друзей голоса,
Сгинут компасы и полюса,
И свинцово проляжет у ног полоса,
Испытаний твоих полоса…
Для того-то она и нужна, старина,
Для того-то она и дана,
Чтоб ты знал, какова тебе в жизни цена
С этих пор и на все времена.
Ты ее одолей. Не тайком, не тишком,
Не в объезд - напрямик и пешком,
И не просто пешком, то бишь вялым шажком,
А ползком да ещё с вещмешком!..
И однажды сквозь тучи блеснут небеса
И в лицо тебе брызнет роса -
Это значит, что пройдена та полоса,
Ненавистная та полоса…
А теперь отдыхай и валяйся в траве,
В безмятежное небо смотри…
Только этих полос у судьбы в рукаве
Не одна, и не две, и не три.
Чудеса всегда доверены минутам.
Чудо трудно растянуть на полчаса.
Но минуты мы неряшливо минуем -
И поэтому не верим в чудеса
«Без башки мы ни к чему
- ни на службе, ни в дому,
Потому, как весь наш смысел
- исключительно в уму!!!»
Я себя проверяю на крепость:
Компромиссы - какая нелепость!
Я себя осаждаю, как крепость,
И никак не решаюсь напасть.
Не решаюсь. Боюсь. Проверяю.
Вычисляю, тревожно сопя,
Сколько пороху и провианту
Заготовил я против себя.
Но однажды из страшных орудий
Я пальну по себе самому,
Но однажды, слепой и орущий,
Задохнусь в непроглядном дыму…
И пойму, что солдаты побиты.
И узнаю, что проигран бой,
И умру от сознанья победы
Над неверным самим же собой
Вот улетишь, парус наладишь.
Врач был латыш - светлый, как ландыш.
Сложим вот так белые руки.
Жизнь не берет нас на поруки.
Ангел стоял возле кровати,
Как санитар в белом халате,
Август стоял прямо над моргом,
Август дышал солнцем и морем.
Я уплывал в белой сирени.
У трубачей губы серели.
Это опять мамина странность.
Я же просил - без оркестрантов.
А над Москвой трубы дымили.
Стыл ипподром в пене и в мыле.
В тысячный раз шел образцово
Детский спектакль у Образцова.
И, притомясь, с летней эстрадки,
Мучали вальс те оркестранты.
Чей это гнев, или немилость?
В мире ничто не изменилось…
Я уплывал в белой сирени.
У трубачей губы серели.
Это опять мамина странность.
Я же просил - без оркестрантов.
..Но вот, не в силах сам себе помочь,
Ты все воспоминанья гонишь прочь,
А часовая стрелка целит в полночь…
Бессильна память. Бесполезна злость.
Одно понятно - что-то не сбылось,
Но что, когда и где - уже
не вспомнишь…
Ты у нас такой дурак по субботам, али как? Нешто я должон министру объяснять любой пустяк? Чтоб худого про царя не болтал народ зазря-действуй строго по закону, то бишь действуй втихаря.
* * *
Может, это прозвучит
Резко,
Может, это прозвучит
Дерзко.
Но в театры я хожу
Редко,
А Таганку не люблю
С детства.
Вспоминается такой
Казус,
Вспоминается такой
Случай:
Подхожу я как-то раз
К кассе,
Эдак скромно, как простой
Слуцкий.
Говорю, преодолев
Робость, -
А народищу кругом -
Пропасть! -
Мол, поскольку это я,
Роберт,
То нельзя ли получить
Пропуск?..
А кассир у них точь-в-точь
Робот,
Смотрит так, что прямо дрожь
Сводит:
«Ну и что с того, что ты -
Роберт?
Тут до черта вас таких
Ходит!»
Вот же, думаю себе,
Дурни! -
А в толпе уже глухой
Ропот! -
Да сейчас любой олень
В тундре
Объяснит вам, кто такой Роберт!
В мире нет еще такой
Стройки,
В мире нет еще такой
Плавки,
Чтоб я ей не посвятил
Строчки,
Чтоб я ей не уделил
Главки!
Можно Лермонтова знать
Плохо,
Можно Фета пролистать
Вкратце,
Можно вовсе не читать
Блока,
Но… всему же есть предел,
Братцы!
…Но меня, чтоб я не стал
Драться,
Проводили до дверей
Группой…
Я Таганку не люблю,
Братцы.
Нехороший там народ,
Грубый.