- Ухожу от мужа! Надоело! -
- Но скажи, родная, отчего?
- Он - тиран! Он хочет, чтоб я ела
То, что я готовлю для него!
…Как нам быть? Что важно, а что не важно?
И вдруг я открыл: подожди, послушай!
Любое кипенье совсем не страшно,
Самое страшное - равнодушье.
Смешная птица пеликан!
Он грузный, неуклюжий,
Громадный клюв как ятаган,
И зоб - тугой как барабан,
Набитый впрок на ужин…
Гнездо в кустах на островке,
В гнезде птенцы галдят,
Ныряет мама в озерке,
А он стоит невдалеке,
Как сторож и солдат.
Потом он, голову пригнув,
Распахивает клюв.
И, сунув шейки, как в трубу,
Птенцы в его зобу
Хватают жадно, кто быстрей,
Хрустящих окуней.
А степь с утра и до утра
Все суше и мрачнее.
Стоит безбожная жара,
И даже кончики пера
Черны от суховея.
Трещат сухие камыши…
Жара - хоть не дыши!
Как хищный беркут над землей,
Парит тяжелый зной.
И вот на месте озерка -
Один засохший ил.
Воды ни капли, ни глотка.
Ну хоть бы лужица пока!
Ну хоть бы дождь полил!
Птенцы затихли. Не кричат.
Они как будто тают…
Чуть только лапами дрожат
Да клювы раскрывают.
Сказали ветры: - Ливню быть,
Но позже, не сейчас.-
Птенцы ж глазами просят: - Пить!
Им не дождаться, не дожить!
Ведь дорог каждый час!
Но стой, беда! Спасенье есть,
Как радость, настоящее.
Оно в груди отца, вот здесь!
Живое и горящее.
Он их спасет любой ценой,
Великою любовью.
Не чудом, не водой живой,
А выше, чем живой водой,
Своей живою кровью.
Привстал на лапах пеликан,
Глазами мир обвел,
И клювом грудь себе вспорол,
А клюв как ятаган!
Сложились крылья-паруса,
Доплыв до высшей цели.
Светлели детские глаза,
Отцовские - тускнели…
Смешная птица пеликан:
Он грузный, неуклюжий,
Громадный клюв как ятаган,
И зоб - тугой как барабан,
Набитый впрок на ужин.
Пусть так. Но я скажу иным
Гогочущим болванам:
- Снимите шапки перед ним,
Перед зобастым и смешным,
Нескладным пеликаном!
Ветер разлуки - студеный ветер,
Самая горькая вещь на свете!
Без устали кружит в злобе своей
Вдоль станционных путей.
Только напрасно он так завывает,
Живое тепло гоня.
Гаснут лишь искры. Костер пылает.
Ветер его лишь сильней раздувает -
Ветер слабей огня!
Могила Неизвестного солдата!
О, сколько их от Волги до Карпат!
В дыму сражений вырытых когда-то
Саперными лопатами солдат.
Зеленый горький холмик у дороги,
В котором навсегда погребены
Мечты, надежды, думы и тревоги
Безвестного защитника страны.
Кто был в боях и знает край передний,
Кто на войне товарища терял,
Тот боль и ярость полностью познал,
Когда копал «окоп» ему последний.
За маршем - марш, за боем - новый бой!
Когда же было строить обелиски?!
Доска да карандашные огрызки,
Ведь вот и все, что было под рукой!
Последний «послужной листок» солдата:
«Иван Фомин», и больше ничего.
А чуть пониже две коротких даты
Рождения и гибели его.
Но две недели ливневых дождей,
И остается только темно-серый
Кусок промокшей, вздувшейся фанеры,
И никакой фамилии на ней.
За сотни верст сражаются ребята.
А здесь, от речки в двадцати шагах,
Зеленый холмик в полевых цветах -
Могила Неизвестного солдата…
Что из того, что ты уже любила,
Кому-то, вспыхнув, отворяла дверь.
Всё это до меня, когда-то было,
Когда-то было в прошлом, не теперь.
Мы, словно, жизнью зажили второю,
Вторым дыханьем, песнею второй.
Ты счастлива, тебе светло со мною,
Как мне тепло и радостно с тобой.
Но почему же, все-таки, бывает,
Что незаметно, изредка, тайком
Вдруг, словно, тень на сердце набегает
И остро - остро колет холодком…
О нет, я превосходно понимаю,
Что ты со мною встретилась, любя.
И все-таки, я, где-то ощущаю
То, что уже открыто для тебя.
То вдруг умело галстук мне завяжешь,
Уверенной ли шуткой рассмешишь,
Намеком ли без слов, о чем-то скажешь,
Иль кулинарым чудом удивишь.
Да, мне это и дорого, и мило,
И, все-таки, покажется порой,
Что все это уже, наверно, было,
Почти вот так же, только не со мной.
А как душа порой кричать готова,
Когда в минуту ласки, как во сне,
Ты вдруг шепнешь мне трепетное слово,
Которое лишь мне, быть может, ново,
Но прежде было сказано не мне.
Вот так же точно, может быть порою,
Нет-нет и твой вдруг потемнеет взгляд,
Хоть ясно, что и я перед тобою,
Ни в чём былом отнюдь не виноват.
Когда любовь врывается вторая,
В наш мир, горя, кружа и торопя,
Мы в ней не только радость открываем,
Мы, все-таки, в ней, что-то повторяем,
Порой скрывая это от себя.
И даже говорим себе нередко,
Что первая любовь была не так сильна,
И зелена, как тоненькая ветка,
И чуть наивна, и чуть-чуть смешна.
И целый век себе не признаемся,
Что, повстречавшись с новою, другой,
Какой-то частью все же остаемся,
С ней, самой первой, чистой и смешной.
Двух разных песен в мире не бывает,
И сколько б звезд не поманило вновь,
Но лишь одна волшебством обладает.
И как ни хороша порой вторая,
Все ж берегите первую любовь!
«Запомни, мой друг, по гроб:
Приметы порой сбываются.
Если зачешется лоб,
Значит рога пробиваются. »
С вечера поссорились супруги,
Говорили много резких слов,
Сгоряча не поняли друг друга,
Напрочь позабыли про любовь
Утром мужу на работу рано,
А на сердце -- горечи печать
За ночь глупость осознал он,
Подошёл жену поцеловать
Не спала, но всё же притворилась,
Отвернула в сторону лицо
В глубине обида затаилась,
Как удав, свернувшийся кольцом
Дверь закрыл -- ни слова на прощанье,
Со двора на окна посмотрел…
Если б они знали, если б знали,
Что ушёл из дома насовсем
А жена привычными делами,
Как всегда, своими занялась:
Детское бельишко постирала,
Борщ сварила, дома прибрала
Чистый пол, помытая посуда
И с работы скоро муж придёт
-- Я с ним разговаривать не буду,
Пусть прощенья просит, пусть поймёт
Гордость в сердце вздыбилась высоко:
-- Первая к нему не подойду!
По ролям разыгрывалась ссора
В воспаленном дьяволом мозгу
Шесть пробило, семь и пол-восьмого…
Неподвижна дверь, молчит порог
И в тревоге что-то сердце ноет,
Где же задержаться так он мог?
Вдруг какой-то крик и суматоха,
Чей-то голос, плачущий навзрыд,
И соседский мальчуган Алёха
Крикнул, запыхавшись: «В шахте взрыв!»
Взрыв! Совсем коротенькое слово…
Сердце будто в клочья порвало!
Нет, она к такому не готова!
Может жив он, может повезло
И в слезах по улице бежала,
Вспоминая с болью прошлый день,
Как в обиде злилась и кричала,
Застилала разум злобы тень
Заведенной куклой повторяла:
-- Мой родной, о только бы не ты,
Я б к твоим ногам сейчас упала,
Прошептав короткое «Прости»
Им бы знать вчера, что будет завтра,
По-другому всё могло бы быть
Смерть, как вор, приходит так внезапно,
Не оставив шансов долюбить
Прогремит неугомонно грозно
Приговор. Его не изменить,
Исправлять ошибки слишком поздно,
С этой болью ей придётся жить
Люди, будьте к ближним своим мягче,
Относитесь с нежностью, с добром
И не обижайте, а иначе
Можно горько каяться потом…
Так уж устроено у людей,
Хотите вы этого, не хотите ли,
Но только родители любят детей
Чуть больше, чем дети своих родителей.
Родителям это всегда, признаться,
Обидно и странно. И всё же, и всё же Не надо тут, видимо, удивляться
И обижаться не надо тоже.
Любовь ведь не лавр под кудрявой кущей,
И чувствует в жизни острее тот,
Кто жертвует, действует, отдаёт,
Короче: дающий, а не берущий.
Любя безгранично детей своих,
Родители любят не только их,
Но плюс ещё то, что в них было вложено:
Нежность, заботы, труды свои,
С невзгодами выигранные бои,
Всего и назвать даже невозможно!
А дети, приняв отеческий труд
И становясь усатыми «детками»,
Уже как должное всё берут
И покровительственно зовут
Родителей «стариками» и «предками».
Когда же их ласково пожурят,
Напомнив про трудовое содружество,
Дети родителям говорят:
- Не надо, товарищи, грустных тирад!
Жалоб поменьше, побольше мужества!
Да, так уж устроено у людей,
Хотите вы этого, не хотите ли,
Но только родители любят детей
Чуть больше, чем дети своих родителей.
И всё же - не стоит детей корить.
Ведь им не всегда щебетать на ветках.
Когда-то и им малышей растить,
Всё перечувствовать, пережить
И побывать в «стариках» и «предках»!
«Что ж, поиграли - и с глаз долой!
Кончилось лето, и кончились чувства.
Бездумно меняться вот так душой -
Непостижимейшее искусство!
А впрочем, «звери» и не поймут,
Сердца их все с тою же верой бьются.
Они на крылечках сидят и ждут
И верят, глупые, что дождутся…
И падает, падает до зари,
Как саван, снежное покрывало…
Конечно же, что там ни говори,
А «добрых» людей на земле немало!"
«Стремясь к любви, ты ищешь красоты.
Смотри ж, не ошибись. Ведь так случается,
Что самые прекрасные черты
Не взгляду, а лишь сердцу открываются!»
«Есть правило, идущее от века,
И ты запомни, право же его:
Чем ниже интеллект у человека,
И, чем бедней культура человека,
Тем меркантильней помыслы его»
«Вы видели картину, где в медведя
Вцепилась свора яростных собак?!
Страна моя! Ну разве же не так
Враги свои и всякий пришлый враг
Впились в тебя, мечтая о победе?!
Восстань же от мучительного сна
И сбрось их к чёрту, разминая плечи!
И снова к правде, к радости навстречу
Прошу, молю: шагни, моя страна!"
При всех делах, при максимуме сложностей
подход к проблеме все-таки один:
Желанье - это тысячи возможностей,
а нежеланье - тысячи причин…
Я правду собираю по частицам,
Как каменщик, что строит этажи.
Ищу её, крупицу за крупицей,
В густых завалах хитрости и лжи.
Есть люди, что картины собирают,
Другие - книги ищут и хранят;
Те марки или плёнки покупают,
А эти всё, буквально всё подряд.
А я, точа, как говорится, перья
И веря, что лишь истина права,
Всю жизнь ищу сердечное доверье
И честные, правдивые слова.
Всё сущее, как трепетную повесть,
Я мерю меркой выстраданных дней.
А эту мерку называют Совесть,
И всё живое сходится на ней!
Возможно, рок подобное творит,
Но если Совесть в ком-нибудь созреет
И он отважно правду говорит,
То в нём вдруг словно лампочка горит
И весь он даже внешне хорошеет!
И наших чувств недолговечен век.
Всё, говорят, на свете быстротечно,
Но счастье может длиться целый век,
Когда с тобою рядом человек,
Которому ты веришь бесконечно.
И как мне горько, если мой знакомый
Иль где-то, может статься, даже друг
Начнёт о чём-то говорить и вдруг
Солжёт спокойно и почти весомо.
А я от лжи мучительно страдаю,
Но вот стесняюсь обличить его.
И так бывает стыдно за него
И за себя, что это позволяю..
А собеседник, видя, что идёт
Любая ложь, коль я не возражаю,
Порой ещё напористее врёт,
И спорить бесполезно. Понимаю.
Но как же остро хочется порою,
Устав от лжи бесчувственно-пустой,
Пробыть хоть час с открытою душой,
Где, словно луч с хрустальною водою,
Сверкает правда рыбкой золотой!