Воспоминания имеют вкус и запах
забавно осознавать
что ты уже взрослый
хотя вроде вчера
все было иначе
не задавай
глупых вопросов
в этой жизни
другими все схвачено
когда в детстве
впервые на велике
первый же столб
и ты падаешь
папа хохочет
в истерике
и ты через
смех плачешь
впервые жука
нашел разноцветного
родители говорят
что по ночам светится
впервые сорвал
одуванчики летние
по больше воздуха в грудь
и пушинки на небо лепятся
когда папа
садит на плечи
а мама нежно целует в щеку
казалось что будет все вечно
и моментов таких будет много
и забавно осознавать
что ты уже взрослый
хотя вчера все было иначе
не задавай
глупых вопросов
в этой жизни
другими все схвачено
Воспоминаниями тоже можно захлебнуться
Лишь только во сне мы можем возвратится туда, куда уже вернуться невозможно.
я давно с другими но… волосы твои забыть вряд ли… что-то выйдет? нет. зло и добро каждый раз кратно. я хотнл ответ и я получил достаточно, но обиды нет и мой день давно не красочный. вот так и живу. тебя уже нет, но кричит ревность. это мысли вслух. и мечты. мечтать не вредно. идти сквозь пустоту и считать секунды до гибели. ты ушла, но мои чувства нет, не сгинули. тебе легче сейчас, но и я тебе не враг, опомнись. пусть и не гладко все, но и этот мир картонный… а что ждала ты? я не могу дать все, я лишь монетка в коллекции нумизмата… и нафиг песни о любви ведь люди врут… меня все режет этот порочный круг… и эта стена крепче чем сталь… хоть не убьет, но мне сильнее не стать… и я способен строки эти писать сомнительный дар… ночью при свете фар еще один стих… третья кружка кофе… обморок это сигнал. и память не стереть… ее сотрет лишь смерть. на пополам… я здесь, ты там… твой мир мой шрам на сердце… все принял но… не смог одно… нам жить дано… не вместе… хотя без разницы терять уже нечего…
Он совсем не такой как ты…
На восьмое он дарит цветы,
Мы с ним делим и завтрак и ужин,
Я лечу его, если простужен.
Я всегда с ним: и в горе и в радости,
А ты помнишь еще мои слабости?
Я целую его по утрам,
Ну, а все что с тобой - это спам.
Для меня мастерит оригами,
Я пишу, что я счастлива маме.
Ей пишу, и я знаю поймет,
Она ж знает когда сердце - лёд.
Он не пахнет бедой и весною,
И тебя он заменит с лихвою,
Только сердце настойчиво просит
Возвратить его в теплую осень.
Он, ты знаешь, такой, непривычный,
Будто делает все на «отлично»,
Будто знает, что где-то есть рана,
От которой я плачу нежданно.
Знаю, ходит и ставит нам свечи,
Но целует всегда через вечер,
И не любит сжигать мосты…
Он совсем не такой как ты.
Воспоминания - вот из-за чего мы стареем.
секрет вечной юности в умении забывать.
Девочка, как речка.
Вечер над Псковой.
В русое колечко
лучик завитой.
Сладко пахнет липой.
Не нужны слова,
где с рекой Великой
обнялась Пскова.
Наши судьбы - реки,
быстрая вода.
Разошлись навеки.
Знать бы,
кто куда?!
Девочка из Пскова,
сквозь теченье дней
ты сияешь снова
в памяти моей.
Сладко пахнет липой.
Ты во мне жива,
как в реке Великой
девочка Пскова.
1976
В моих воспоминаниях-Ты улыбаешься только для меня.
Они нахлынут внезапно, вскружат голову, вызовут на лице улыбку… или слезы, они покажут как это было, напомнят мелкие детали, они тихо прошепчут, что время, увы, нельзя повернуть вспять. И, в конце концов, они будут жить, пока жив сам человек… Они - воспоминания…
я опоздала согрешить
Выпьем за водку, за коньяк, за виски, за текилу, за чачу, за сливовицу, за обыкновенный сельский самогон, за спирт обмывочный, за тормозуху, за медицинский спирт ректификат и за тройной одеколон.
Выпьем за ликер, за марочные вина, за портвейн «777».
За клюковку Танечки Тарасовой, великой женщины и тренера.
За самогон Олега Губаря!
А также за закуску, за горячее, за гостей, то есть за нас, прошедших через спирт «Роял»!
Выпьем за повсеместный плодовоягодный с дождем и грязью. За фуршет подвальный Привозный под конфетку соевого шоколада имени Розы Люксембург.
За все, что избавляло нас от жизни и отправляло нас, слюнявых, грязных и счастливых, за кордон. На Запад, в Африку, со стариком Хемингуэем - безоружных на сафари, на корриду, в Гайд-парк на диспут.
Выпьем за джин «Бифитер»!
За содовую!
Мы про нее читали.
Мы еще не знали, что боржоми лучше.
Как «Лидия», как «Изабелла».
Все дело в качестве литературы.
Выпьем за самогон!
За мутный сельский самогон в бутылке, заткнутый початком кукурузы.
За кайф.
За потрясающий полет.
За женский смех и шепот прямо в ухо с покусыванием.
А дальше выпьем за закуску.
Холодное…
Как в ресторанах «от вчера»…
За холодец с суставами и чесночком.
За главную.
За возглавляющую.
За великую селедочку с картошкой!
Потом, когда объездили и не нашли замену, то поняли, что потеряли.
За тюлечку в Одессе.
За рыбец в Ростове.
За омуль на Байкале.
За полярный хариус.
За копченую ставридку.
За корюшку в дождливом Питере, которую, сомкнув зубами тело, изо рта за хвост.
И за угря - советский символ, что висел в колхозе Кирова под Таллином с табличкой «для Кишиневского обкома КПСС».
Так все в молчании…
Это не пример, простите. Он нам незнаком.
Выпьем за паштетик из печеночки с лучком.
Не за черную икру, что истинные большевики накладывали на свежий огурец зимой…
У нас такого не было внизу.
У нас, как и сейчас, все было в банках.
Дешевый каламбур.
Но крабы были в банках.
Грибочки были в банках.
Помидорки были в банках.
Болгарский перец в банках.
Зелень с солью в банках.
Мы крутили, мы крутили, как заводят самолеты, - одним движением.
Господи, как неповторимо пить за винегрет.
Если вершиною была селедка, то массою был винегрет.
Ведро…
Нет, таз винегрета…
Помытый, очищенный от мыла.
Таз винегрета.
Деревянными ложками.
И ничего нет лучше до сих пор…
Хоть хлынули моллюски с Запада, древесные грибы с Востока.
Они не поднимают уровень беседы.
Не дают полет мозгам.
То есть отвлекают от спиртного…
Они - закуска и не должны брать на себя беседу.
Я за горячее не пью.
Это ни рыба и ни мясо.
Скорее, первое.
Скорее, борщ, окрошка, суп перловый…
Нет, не то…
Мы же не кушать собрались…
Пьем за скромность русскую.
Соленые огурчики и помидорчики…
Только не путать мне и не давать все это быдло в маринаде.
Соленый бочковой пупыристый огурчик - родничок.
Рожденный к водочке.
И помидорчик - тугенький и кисло-кисло-сладковатый.
От вилки брызги на сидящих, на пьющих, на орущих, на поющих, на вспоминающих, то есть на нас.
Так вот - за нас, с трудом сидящих за столом.
За перемены блюд от 45-го до 2010-го.
За перемену водки, от зеленой тусклой поллитровки до винтажной 2,3 с веселой оружейной рукояткой.
Выпьем за нас, за пьющих под закуску, придуманную и разработанную наравне с оружием.
За нас, которым подают все меньше стульев.
Мы мыслим, значит, уезжаем и уходим.
Не помним имена, с кем пили.
Но их голоса.
Их мысли.
Их любовь.
Их прозвища.
Их поднимающие споры.
Их вопросы, когда в вопросах был ответ.
За нас.
За перешедших в них.
За них, за перешедших в нас.
А лучшее, что приходилось нам: нет, не перевязывать, не драться.
А пить и говорить.
И в споре не рождалась истина.
Там вырабатывалось отношение к власти, к жизни, к детям и к женщинам.
Друг к другу.
Вот пить и говорить.
Не знаю лучшего.
Когда мы пишем в письмах «не с кем пить», то это «не с кем говорить».
Нельзя нас потрошить уходами.
Выпьем, чтобы не дай Господь!
Отнять язык и совесть тому доктору, что скажет:
- Вы знаете, вам больше пить нельзя…
Точка!
Молчание…
Молчание…
Вот приговор.
Вот и все…
Молчание…
Вот и все…
Так вот, пока молчание не прозвучало.
С чего мы начали.
Так пьем за выпивку.
Так пьем за то, чтоб было. С кем. О чем. И для кого.
Чтобы дома, как в гостях.
В гостях, как дома.
Тогда, как нынче говорят, есть мотивация для продолжения жизни.
Если тоскливо стало вдруг, тебе мой самый милый друг
Возьми ты в руки строчки эти и улыбнись всему на свете.
В наш мир ты окунись сейчас и вспомни нас, именно нас
Ведь где-то далеко есть я, целую мой… Всегда твоя…
Как же я скучаю по «гастрономам», «тканям», которые когда-то переделали в вонючие дикси, пятерочки и подобные сети магазинов, куда зайти мягко говоря противно ((
Воспоминания - мост, между прошлым и будущим…