У вечного огня
Мне писать всегда об этом страшно:
Жизнь прожив средь звонкой тишины,
Посвящать слова свои прекрасным
Людям, не вернувшимся с войны.
Словно сердце павшего солдата,
Бьётся пламя вечного огня.
День Победы - горестная дата,
Сгусток боли в сердце у меня.
Преклоняя трепетно колени,
Я кладу к подножию букет.
Как огонь сожженных поселений,
Запылал малиновый рассвет.
И спешат седые ветераны
Помянуть погибших в той войне,
И войной оставленные раны
Беспокоят, кажется, вдвойне.
Оставляют капли дождевые
Мокрый след на каменных щеках,
Памятники, будто бы живые,
Держат мир спасённый на руках.
Я хочу, чтоб люди вспоминали,
Завоёван он какой ценой,
Чтобы дети, внуки мои знали
О войне по книгам и кино.
Copyright: Геннадий Шеховцов, 2012
Память о сорок первом
О, рассвет после ночи бессонной,
И трава в оловянной росе,
И шлагбаум, как нож, занесённый
Над шершавою шеей шоссе!..
Мы шагаем - и головы клоним,
И знобит нас, и тянет ко сну.
В дачном поезде, в мирном вагоне
Лейтенант нас привёз на войну.
Нам исход этой битвы неведом,
Неприятель всё рвётся вперёд.
Мой товарищ не встретит Победу,
Он за Родину завтра умрёт.
…Я старею, живу в настоящем,
Я неспешно к закату иду, -
Так зачем же мне снится всё чаще,
Будто я - в сорок первом году?
Будто снова я молод, как прежде,
И друзья мои ходят в живых,
И ещё не венки, а надежды
Возлагает Отчизна на них…
Он стоит на маленькой, стерильно чистой площади в центре столицы независимой страны.
Неторопливые эстонские голуби царапают бронзу коготками и по-европейски солидно, с явным удовольствием, срут ему на голову.
Он старается не обращать внимания.
Память. Он помнит яркие майские дни, детей с цветами и старенького маршала Баграмяна. Маршала вели под руки, и ветеран, тряся бритым черепом в древних пигментных пятнышках, надтреснутым тихим голосом говорил о войне. Той самой, которая в каждом из нас навсегда.
Когда-то у Него было имя. И не одно, а одиннадцать - от подполковника Котельникова до гвардии старшины Борщевского. На рядовых не хватило места. На рядовых всегда не хватает. Места для имени на памятнике, орденов, баранов для папах… Рядовые привыкли.
Потом местные власти решили, что негоже помнить русских оккупантов поименно. Доску с фамилиями вырвали с мясом, а на её месте повесили другую. Объясняющую, что это теперь - памятник всем, погибшим во Второй мировой войне. То есть ВООБЩЕ ВСЕМ. Без исключения. Американскому сержанту, загнувшемуся на Соломоновых островах от кровавого поноса. Бандеровцу, подорвавшемуся на партизанской мине. Латышскому эсэсовцу, выловленному чекистами в лесу в сентябре сорок пятого. Обгоревшей головешке, бывшей когда-то Евой Браун. Японскому камикадзе, разнесшему на молекулы английский крейсер.
Он стоит в плащ-палатке, пыльных кирзачах, с ППШ на плече и думает: ну и при чём тут камикадзе?
А ещё Ему очень холодно. Он стоит на площади в центре столицы маленькой, но гордой, сбросившей тяжкое ярмо советской оккупации страны.
Он даже не пытается понять певучую, но чужую речь.
Ему очень холодно без Вечного огня. Местные власти посчитали, что жечь русский газ перед русским памятником не экономично.
Недавно Его опять облили краской горячие местные парни. Он не обиделся. Кровавые брызги роднят Его с теми, ради кого Он стоит.
Говорят, русские своих на войне не бросают. Может, Его как-то можно забрать?
Мы куда-то всё время шли, что имели не сберегли
Потеряли, пройдя черту, на погосте свою мечту
Нам сказали, что лучше так, если зарево от атак
Будет в нашем краю гореть, что бы право вернуть на смерть
Тяжело это всё понять, не простить нельзя, ни принять
И лишь душ убиенных стон, нарушает покой и сон…
Что бы жили опять в нужде, недоверии и вражде
С не умением созидать, но с желанием разрушать
Да не помнили лучших дней той страны, что была родней
Где у юности были сны, светлой грустью озарены
Где мой старый сто летний дом, а скамейки покрыты льдом
И у лета в траве роса, и у мая гремит гроза
Погашая долги сполна, забирает своё война
Заменяя реальный мир, на кровавой вражды турнир
Но у каждого выбор свой, кто предатель, а кто герой
Что меняет на боль утрат, свой домашний простой уклад
Вот и снова тот час настал, не для почестей и похвал
Что бы право на жизнь вернуть, проложив для потомков путь
г. Николаев, 10 июня 2014 г. - 19 апреля 2015 г.
Война переменит маршрут,
И вовремя, без опозданий
Сапёры придут, уберут
Обломки разрушенных зданий.
Ты будешь стоять и вокруг
В тиши озираться, волнуясь…
И вот под обломками вдруг
Сапёры найдут твою юность.
Ты помнишь - пропала она
Во время той первой бомбёжки,
Когда отцвела тишина
На жёлтой садовой дорожке.
Так пусть же разделит она
Солдатскую горькую славу
И будет погребена
По воинскому уставу.
1943
На коленях поколения стоят
Перед победителями битвы.
На груди солдат опять звенят
Памятью награды, как молитвы.
Ветераны воинских побед,
Вам от нас спасибо за Россию,
Отстоявшие её от бед,
Хлынувших незваными насильно.
Родина, рождённая от вас,
Не забудет подвиг ваш великий!
И вдруг если будет дан приказ,
Вспомним от кого произошли мы.
Всем бойцам упорных тех боёв
Почесть, уважение и слава!
Бесконечную свою любовь
Шлёт для вас Российская держава!
«Всё» ? это конец прежнего, грань нового, черта жизни и смерти: сумасшедший огонь, раскалённые стволы орудий, тошнотворная вонь стреляных гильз, страшные в копоти глаза наводчиков. Это называлось подвиг, почётный поступок, вызывающий потом зависть у тыловых офицеров, отмеченный, как правило, боевым орденом или очередной звёздочкой на погонах, но тяжёлый, грубый, азартный, с солью пота на гимнастёрках в тот момент, когда человеческие чувства предельно оголены, когда ничего в мире нет, кроме ползущих на орудия танков.
… Я к тебе на майские приеду,
молча сяду на скамейку и шепну:
«Здравствуй, дед… Спасибо за Победу.
… за меня, … за нас, … за тишину.»
«…С чего начинается Родина? С картинки в твоём букваре,
С хороших и верных товарищей, живущих в соседнем дворе…»
А, может, она начинается с жестокой гражданской войны?
С расстрела «неправильной» нации во имя единой страны?
С чего начинается Родина? Для каждого здесь и сейчас
Она начинается с гордости за непобедимый Донбасс,
За граждан Донецкой республики, что шли, не скрывая лица,
На эту войну не за рублики, и будут стоять до конца:
За Родину новую, честную с девизом «Ни шагу назад!».
Пополнили «сотню небесную» десятки хороших ребят.
Отныне герои покоятся в объятьях донецкой земли.
Пусть помнят их люди и молятся, что всех уберечь не смогли.
Страну Украину единую разделит навеки война.
Не стала она Батькивщиною, не станет Отчизной она.
Под «жовто-блакитными» флагами страна умирает от ран.
И кто-то нацистскими знаками раскрасил столичный майдан.
История вновь повторяется, но время не учит людей.
Всё так же толпа покоряется безумству фашистских идей.
Страной управляют предатели, потомки тех самых «бандер».
И едут отряды карателей в родную мою ДНР.
Республика наша свободная с пустых начиналась страниц,
Чтоб слышалась воля народная до самых российских границ.
Нас братья-славяне не предали, - своих не бросают в огне.
И целому миру поведали о новой донецкой стране.
Спасибо вам, братья отважные, что в этом смертельном бою
Вы с нами -- свои, не продажные, - стоите на самом краю:
За землю донбасскую славную, за чистую русскую речь
И веру в сердцах православную, что мы так старались сберечь.
Крестами погибших распятая, республика наша живёт.
А в Киеве хунта проклятая стрелять приказала в народ.
Накликали мрази бандерские в донецкие степи беду.
За все преступления зверские гореть им веками в аду…
С чего начинается Родина? С тех мест, где родительский дом,
С пейзажа любимого города, что с самого детства знаком.
Со школьных друзей и учителя, к которому шёл в первый класс…
Спасибо от каждого жителя за наш Богом данный Донбасс!
За рассветом закат.
Как судьба твоя брат?
Между жизнью и смертью
Сплошные бои.
За рассветом закат.
Как там на облаках
Хорошо жить богам
В безмятежной любви.
То ли письма, гробы.
Не уйти от судьбы.
Хорошо если снятся
Счастливые сны.
То ли письма, гробы.
Эх, вот если кабы, -
Не видать бы тогда
Сроду этой войны.
Рвутся сутки, как лист,
Рвётся мирная жизнь.
Этот грохот и свист
Разрывает сердца.
Рвутся сутки, как лист.
Пессимист, оптимист
Ждут скорей, не дождутся,
Начала конца.
Як хочеться пiдняти очi в небо…
Забути все, як клятий сон…
I думати, що все наснилось…
Що це неправда, нiчого не було…
Забути вибухи ночами…
Зруйнованi будiвлi i садки…
Розбитi вiкна, дверi…
Забути цi жахИ…
Не бачити страждань i горя…
I покалiченi тiла…
Забути сльози вiд утрати…
Не знати, що таке вiйна…
Мы так одиноки во вселенной, что врага приходится отыскивать среди Землян.
«Возьмите, например, центр крупного города и представьте себе, как будет реагировать гражданское население только на один налет одного соединения бомбардировщиков. Я нисколько не сомневаюсь, что налет произведет самое ужасное впечатление на население … Но то, что произошло в одном городе, может в тот же день произойти в 10, 20, 50 крупных населенных центрах определенного района. Известия о том, что произошло в пораженных центрах, распространяются в другие центры, которые сознают возможность подвергнуться ударам на следующий же день, в следующий же час. Какая власть сможет поддержать порядок в угрожаемых подобным образом центрах? Как заставить все учреждения работать обычным порядком? Как продолжать производство на заводах? И если даже удастся поддерживать видимость порядка и сможет производиться некоторая работа, то не достаточно ли будет появления одного только неприятельского самолета, чтобы вызвать страшную панику? Нормальная жизнь не сможет протекать под вечным кошмаром неизбежной смерти и разрушения. И если на следующий день будут поражены другие 10, 20, 50 центров, кто сможет еще удержать обезумевшее население от бегства в поля и деревни, чтобы спастись из городов, представляющих собой мишени для неприятельских ударов? Неизбежно должно произойти разложение, глубокое разложение всего организма, и не может не наступить вскоре момент, в который население, побуждаемое исключительно инстинктом самосохранения, потребует, чтобы избавиться от смертельной тревоги, прекращения борьбы на любых условиях «.
История - это медуза Горгона; под её пристальным взглядом всё обмирает и окаменевает. Живые лица, способные когда-то выразить боль, радость, страсть, страх - застывают с одинаковой героической гримасой. Настоящие цвета - розовый, зелёный, голубой, карий, рыжий, пшеничный - пропадают, уступают место двум мёртвым: слепяще-мраморному - для вождей, гранитно-серому - для исполнителей их воли.
Раскиданные по всей нашей стране окаменевшие бойцы Великой Отечественной - как наколотые на булавки засушенные бабочки. Одни призваны уберечь от тления красоту и изящество, другие - спасти от забвения героизм и самопожертвование. Но состояние души нельзя сохранить в формалине. Дети, приученные говорить «Слава героям», плохо понимают, о чём речь. Подлинная память о любой войне живёт всего три поколения: чтобы чувствовать, что она значила для тех, кто её пережил, нужно слушать об этой войне от них самих - сидя у них на коленях. Для праправнуков солдат, не заставших уже их в живых, останутся только скучные учебники, слащавые, однобокие фильмы и грозно смотрящие в вечность пустые глаза без зрачков, выдолбленные в граните статуй.
У меня, как и почти у всех, наверное, наворачиваются на глаза слёзы, когда заслуженный артист сочным баритоном выводит «Этот День Победы…». Я тоже рос на фильмах о танкистах и о подвиге разведчика Кузнецова. Нацарапать свастику - символ зла, и звёздочку - герб «хороших» - на флаге или башне танка, до сих пор умеет каждый мальчишка, малюющий что-то в своей тетрадке, и я лично перевёл на эту непреходящую тему не меньше десятка детских альбомов для рисования. Раз в год, увидев старика с орденской планкой, я испытываю желание сказать ему «спасибо», хотя в остальное время его занудство и ставший с годами невыносимым характер заставляют меня пожелать ему самого страшного. В конце концов, я пишу слово «Победа» с большой буквы.
Видимо, я чувствую по поводу той войны и людей, которые в ней победили, то же, что и большинство. Но я не понимаю, почему с каждым годом она становится всё важнее, а остальные, кажется, этому совсем не удивляются.
Памятники и мемориальные доски на каждом углу кажутся мне своеобразными урнами - но не для праха, а для отлетевших душ умерших стариков с орденскими планками. Ваяющие героев Великой войны скульпторы просто отрабатывают гонорары, политики, произносящие речи на церемонии открытия монумента, на самом деле думают о своих любовницах, а дети, кладущие цветы у подножья, волнуются, как бы не споткнуться, идя обратно, ведь это очень важный праздник, хотя и непонятно, почему. Узнать в граните и мраморе отголоски знакомого лица, в последний раз виденного перед боем шесть или семь десятилетий назад, и заплакать могут только ветераны. Скоро их не останется совсем, а город окончательно превратится в бессмысленный и бесполезный сад камней…
Что может вылечить незаживающие раны Великой Отечественной войны?