сегодня грянул первый гром с небес раскатом,
как будто бросились на небе брат на брата
и бог, и дьявол. с ними ангелы и черти.
и завертелись в сумасшедшей круговерти.
сверкнула молния коротким замыканьем,
разрезав мир на части, оглушив сознанье.
мир никогда такой не видел раньше вспышки…
и полилась вода, без права передышки.
потоки хлынули и жизнь остановилась,
смешались гнев богов и дьявольская милость…
а мозг единственной надеждою задетый —
гроза пройдёт… пройдёт. а значит — будет лето
чистый лист —
не паханое поле.
вечер
покрывало опустил.
никому
не нужное раздолье,
бесполезный
блеск ночных светил.
не ждалось
давно небесной манны,
не звала
космическая даль.
испарился
мир обетованный,
растворив
и радость,
и печаль.
холод и
бетон многоэтажек,
павшие
на крыши облака,
от столба к столбу — ряды растяжек
проводов,
заместо потолка.
словно,
за бронированной дверью,
за колючим
проводом и рвом,
в глубине души сидела вера
и хранила
память
о былом.
оградилась
крепостью бетона,
иллюзорной
радугой и сном,
от людей
держала оборону,
и
не говорила
ни о чём.
создавая
собственные нормы,
для себя
объявленной войны…
соблюдала
правила и форму,
и цвета …
режима
… тишины …
слякоть, моросящая повсюду,
не способна с цели отвернуть.
он уверен — выживают люди,
сами выбирающие путь.
серость не живёт на свете долго,
ели верить в смысл и жизнь любить,
то укажет верную дорогу
веры указУющая нить.
он, по жизни — практик и философ,
пробовавший вкус семи ветров,
трогавший у радуги полоски,
окунался в зарево костров.
переживший ярости стихии,
слышавший набат колоколов,
знающий оковы эйфории,
видевший свет дальних берегов.
он: внутри — рубцы, снаружи — радость,
не один предел преодолел,
сотни раз взлетал, не меньше — падал,
часто оставаясь не удел.
он бывало мёрз, бывало — таял,
вёл с своей судьбой неравный бой.
он перелетал за оба края
и остаться смог самим собой.
небо льёт на землю дождь не даром,
далеко не первый час подряд,
то — предохранитель от пожаров,
что в душе зажечься норовят.
он уверен — скоро, возрождаясь
выйдет солнце мир, чтоб обогреть.
даже обречённый жить скиталец,
сможет разорвать печали клеть!
не бывают вечными ненастья!
не бывает вечных середин.
к каждому приходит в жизни счастье,
грусть с тоской оставив без причин.
я точно знаю — каждое мгновенье,
в холодную и тёплую погоду,
из века в век, ценою откровений,
душа имеет личную породу.
я не боялся душу наизнанку
всю вывернуть и развернуть вверх днищем.
я верил в то, что заживают раны
в двух случаях — где радуют и ищут.
я знал всегда, что души умирают,
а после — возрождаются из пепла.
скользят по раскалённой, острой грани,
а выживает та, что не ослепла.
и вдалеке от родины и дома,
нашёл себе я новую обитель,
где сам себе и сыщик и искомый,
и павший сам себе… и победитель.
я знал всегда, что обнажая душу
и выживая в адских лабиринтах,
достигну я того, что всё разрушу,
оставив для себя одни инстинкты.
мотив не дожившей, замёрзшей в мороз любви…
ему эта музыка больше, уже не в масть.
он снова стремится в полёт, чтобы вновь упасть.
полёт его мысли живуч и неуловим.
он эту загадку давно уже разгадал.
ему она стала, как чистый альбомный лист,
как путь на вершину желанную, что тернист,
как в море бушующем гордый, девятый вал.
пусть, по небосклону давно, уже не летит.
он ходит ногами по твёрдой земле, как лёд.
развеялся пепел. что было — уже не в счёт.
отточенный меч свой он перековал на щит.
избитая тема — она и он.
прости, мой читатель, за эту пресность.
но… знаешь? стихи отнимают стон.
коль от души. откровенно. честно.
а мне тут история вот, одна
узналась, покоя теперь лишила.
а вместе с покоем — ума и сна,
оставив скорость с запасом силы.
я вкратце решил её записать
и, чтобы не грызла, забросил в массы.
скорей, чтоб поставить на ней печать,
сдобрив немного набором красок.
/а то она мне, словно в горле ком,
как будто сквозняк и в окно, и в двери/.
немного абстрактно, чтоб ни о ком.
чтобы никто, ни к кому не мерил…
ну вот, предисловие прочь. теперь,
немного о том, что она, как ангел —
красива, стройна… ну, а он, как зверь.
упёртый. настырный. очень наглый.
она просто дышит, она — живёт.
и ей, если честно, давно до фени,
о чём там мечтает тот идиот,
который гладил её колени.
она бесподобна и это — факт,
она — мастерица плести интриги.
но вот, для него, она лишь — контакт,
запись в его телефонной книге.
он этот контакт подписал — ничья,
красивая кошка из поднебесья.
они не враги с ней и не друзья.
никто. не больше… но и не меньше.
он, просто случайно так… иногда
бывает, находится где-то рядом.
легко умудряется без труда,
быть незаметным, когда так надо.
да что тут? казалось бы ерунда,
слякОтные дни и пустые ночи…
бывает, по стёклышку так вода,
гораздо громче и то грохочет.
тут можно писать, почти без конца.
потом, бесконечно вздыхать и охать…
а знаешь, как могут орать сердца,
когда всю силу включает похоть?
и именно в этом скрывалась суть
и тайна всесильного притяженья.
готов он отправиться в долгий путь,
чтобы погладить её колени
ему просто мал из реалий день,
а ночь бесконечна, без дрожи тела.
а всё остальное, всего лишь — хрень,
а всё остальное — другое дело.
она же стремится в свой мир из грёз,
в мир бурных фантазий стихии страсти.
но часто включает внутри мороз,
тем разрывая его на части.
но всё остальное уже не в счёт,
когда наступает такой период,
что их вместе тянет в один полёт
страстной нирваны и эйфории.
бывает, откроется вход в портал,
и в быль превращается нереальность…
но, как-то, однажды, её послал
он. она стала ненатуральной.
и всё бы /казалось/ - простой пустяк,
ни капли причины, для срыва крыши…
но он же ведь — зверь. он не может так,
если она его не услышит…
он, просто знает её так давно,
наверное больше уже, чем вечность…
и он не желает из мира снов,
падать в реальность … ему так легче.
он пишет сказку с названием жизнь,
различных раскрасок ей не жалея,
без страха на скользкий идя карниз,
с неотвратимостью водолея.
пожалуй… на этом, и весь рассказ,
/итог бесконечной, бессонной ночи/
о том, что живёт, как в последний раз
он… а она лишь, когда захочет.
… и, как эпилог, я скажу о том,
что этот рассказ, лишь набор словесный…
… избитая тема — «она и он»…
прости, читатель, за эту пресность…
всё это — обычная ерунда,
слякОтные дни и пустые ночи…
моё отрицание «никогда»
и восприятие слова «хочешь»…
— Товарищ майор, можно войти на Фейсбук?
— Можно на Машку. У нас говорят: разрешите. Документы все собрали?
— Да. Вот справка с места работы, вот из ЖЭКа о прописке, от психиатора, рекомендация от общественной организации «Инвалиды умственного труда».
— А где справка от венеролога? Шучу, шучу. Пока не требуется. Дыхните? Что потребляли.
— Пиво. Одну кружку. Вчера.
— А пахнет как сегодня. Ладно. Прощаю. Вот вам пароль и лОгин. Копии постов — мне. Копии лайков тоже. Время чата — десять минут. И оно уже тикает. Садитесь возле меня и включайте компьютер.
— Товарищ майор, что-то в чате никого нет.
— А-а. Значит всех уже забанили. Сейчас подключусь. Со мной будешь чататься.
— Товарищ майор, грудастая Зизи — это вы?
— Я, кто ж еще. Пиши давай, время у нас не резиновое. Когда еще снова в свой Фейсбук попадешь.
эта тропа вела его в никуда.
но он упёрто шёл не сбавляя шаг.
шёл, словно ток, бегущий по проводам.
слушая голос ветра в своих ушах.
свет маяка давно, уже не светил.
мгла опустилась, с нею — густой туман.
но непонять откуда, черпая сил,
шёл он вперёд за зовом и без команд.
крылья пожёг. в пробоинах вся душа.
но вопреки, не чувствуя вовсе боль,
шёл за мечтой своей, не сбавляя шаг…
под напряженьем, больше трёх сотен вольт…
… эта тропа, ведущая в никуда,
вдруг засветилась светочем вдалеке…
он пережил. он выдержал вновь удар,
крепко держа надежду в своей руке…
ты поведай тайну мне, мотылёк,
от чего упорно летишь на свет?
неужели глупому невдомёк?
там сгоришь… обратной дороги нет.
жаркий пламень манит к себе зовёт,
красотой пленяет, но только путь
твой, земной закончит на этом счёт,
и обратно будет не повернуть.
ты поведай тайну мне. расскажи,
неужели памяти нет совсем?
неужели так уж невАжна жизнь?
на погибель верную мчишь зачем?
разве ты забыл, как печёт внутри,
когда выгорает душа дотла? …
когда на огне затихает крик
и летит на землю одна зола …?
… … вижу — понимаешь всё, но летишь.
пустоту презрев, подымаясь ввысь…
ну и ладно. пусть будет дальше тишь,
твой полёт к сгоранию, это — жизнь…
я снова вижу в отражении, в окне
усталых дней, прошедших вереницу,
летящую свободную синицу…
и сказку, прилетевшую извне.
я снова полон острым запахом весны,
что за собой ведёт, как ветер тучи,
надежды с верой голосом певучим …
вдвоём. на все четыре сторонЫ.
и ожидания добавилось мечтам,
пусть нереальным, но таким желанным…
предчувствие блаженства и нирваны
зовёт в нерукотворный, личный храм.
ни за что, никому и никто, ничего /понимаешь?/ не должен.
повторю это раз, или сто, улыбаясь скажу, или строже, суть от этого, не поменять, да и смысл не добавится тоже,
на судьбу не поставить печать…
это действие,
разве что …
… божье.
_______________
ты прости меня, Боже, прости!
за стремленье из темени к свету,
за мои непрямые пути,
за желанье найти своё лето,
за упорство и веру мечте,
за надежду и пламенность мыслей,
за стихи, что дарил пустоте,
за нарочно забытые числа.
и за то, что я пёр напролом,
не считаясь ни с чином, ни с рангом,
за Гоморру в душе и Содом,
и за то, что швырял бумеранги.
за открытость и слов прямоту,
за мою неприкрытую правду,
и за то, что давно уж не жду
я добра с человечьего стада.
ты прости меня, добрый мой Бог,
что седьмой твой закон я нарушив,
на распутье житейских дорог,
подарил свои сердце и душу.
и за то, что в угоду страстям
я губил своё бренное тело,
и за то, что на зло всем смертям,
мои думы за чувством летели…
… ничего не прошу, для себя.
мне и надо-то, вовсе не много.
я из рук отпустил воробья
и синицу отправил в дорогу.
очертил небеса потолком,
закрыл наглухо окна и двери,
выжег память о сладком былом,
о грехах своих и о потерях…
я нашёл себе новую цель
и наметил, уж было, ей средства,
но когда приближался апрель,
вдруг вернулось наивное детство,
вера в то, что способен верх дном
развернуть пару сотен вселенных,
просочилась сквозь щели в мой дом,
в мои мысли, под кожу и в вены …
мне, наверное, не суждено
повстречать в этом мире безгрешность,
опускаясь порою, на дно,
я и там не могу убить нежность…
… ты прости, всемогущий мой Бог,
за неверие в правильность боли…
и за то, что проститься не смог …
со своей … ненормальной любовью …
___________________
повелитель и ночи, и дня! будь всегда, справедливо суровый. не карай только тех, за меня, кто мне дорог по чувствам и крови.
в этом мире извечных сует, сохрани их
в любые ненастья,
сбереги их от горя и бед,
и позволь им
найти
своё счастье…
печальная история одна,
мне вспомнилась к цитате… почему-то,
про душу, не имеющую дна …
и как она разбилась, словно блюдо…
___
душа умела танцевать и петь,
и улетать в заоблачные дали,
и без ключа, вскрывать любую клеть,
чтоб выбраться из омута печали.
могла дарить свет счастья и тепло,
не глядя на мороз и непогоду,
и как бы не бывало тяжело,
жалеть больных, блаженных и уродов.
но, как-то в ясном небе грянул гром,
да так, что разорвало мир на клочья …
душа застыла в возгласе немом
и всё укрылось одеялом ночи.
взял в руки власть рассудок и мороз,
эмоции застыли снежным комом,
все чувства погрузив в анабиоз …
всё стало совершенно незнакомым.
замёрз на взлёте бурный водопад,
огромные моря заледенели,
теперь там, вместо музыки звучат
ветра и бесконечные метели…
неслышима мелодии души.
душе ни до чего, уже нет дела…
однажды свою песню заглушив,
она молчит… так, словно онемела…
Речь шла о питомнике «Собачья радость», куда свозили бездомных животных и куда хозяева отдавали своих четвероногих друзей в силу разных нежданных обстоятельств. Любой желающий мог взять себе из питомника понравившуюся зверушку, оплатив лишь съеденные корма. И тогда Василию явился в голову грандиозный план мести. Утром он помчался по указанному адресу и выбрал себе довольно зрелого и чрезвычайно сердитого черного миттельшнауцера по кличке Пират, от которого хозяева отказались из-за злобного нрава, направленного, правда, исключительно на собак меньшего калибра. Слупили, однако ж, с Василия немало. Можно подумать, миттель умял за месяц содержания в питомнике столько же, сколько сожрала бы голодная волчья стая. Но это уже значения не имело.
Жена (не будем ее никак называть), увидев мужа с собакой, устроила ему сцену, переходящую в скандал, а затем - в истерику, но Василий впервые за многие годы брака проявил твердость и переехал вместе с псом на балкон, благо лето в тот год выдалось жаркое. Некоторое время он бесил Пирата специально купленной мягкой игрушкой, похожей на оскорбительную белую болонку. Наконец, мобилизовав в миттеле все омерзительные собачьи качества, он повел озверевшего Пирата в то самое место, где недавно подвергся нападению маленькой лохматой сволочи, и стал ждать, страдая от мысли, что оскорбители забрели сюда случайно и обычно гуляют совсем в других пределах.
Но вот из темноты, звонко лая, выскочил Тоша. Василий с кроткой улыбкой спустил Пирата с поводка. Злобное рычание, жалобный визг, и сцепившиеся собаки стали похожи на бело черный клубок, напоминающий чем-то эсхатологическую схватку света и тьмы. Подоспевший на шум Анатолий с трудом вырвал из зубов миттеля то, что осталось от Тоши. А осталось, поверьте, немного. Я бы даже сказал: чуть чуть…
- Странно, товарищ, - молвил Василий, не ожидавший такого летального результата. - Раньше он у меня не кусался! - А сам, злодей, потихоньку дал Пирату сахарок, пристегнул поводок и удалился.
Анатолий несколько дней выхаживал умирающий фрагмент своего друга и, обливаясь слезами, схоронил его ночью в дворовой клумбе, под табличкой «Не ходить!». А на девятый день тоже отправился в питомник «Собачья радость» (ему в ящик сунули ту же самую газету), чтобы отыскать себе новую болонку, максимально похожую на усопшего Тошу.
- А вот знаете, Андрей Львович, о чем я сейчас подумал? - мечтательно спросил Жарынин, совершая опасный обгон фуры.
- О чем?
- Если бы род людской подразделялся на породы, как собаки, семейно брачные отношения были бы гораздо гармоничнее…
- Вы полагаете? - На губах Кокотова мелькнула усмешка, отравленная ядом недавнего развода.
- Конечно же! Вот, допустим, вам нравятся женщины колли, вы женились по страстному влечению, но не сошлись характерами. Ерунда! Вместо мучительных поисков просто берете себе новую колли, с такой же остренькой лукавой мордочкой, с такой же рыжей длинной шерстью - только с другим характером.
- А если мне нравятся дворняжки?
- Дворняжки? Об этом я как-то не подумал…
- Лучше рассказывайте дальше!
- Значит, вам нравятся дворняжки? Учтем! Ну так вот… Анатолий поехал в питомник за болонкой, но вернулся со злобным ризеншнауцером по кличке Фюрер, который, по словам хозяина «Собачьей радости», люто ненавидел всех миттелей, вероятно подозревая в них вырожденческую, неполноценную ветвь своей благородной породы. Привезя пса, мститель тем же вечером устроил засаду, и как только появился Василий со своим Пиратом, спустил Фюрера с поводка. Громкий лай, страшное рычание, жуткий визг… Надо ли объяснять, что в кровавой схватке миттель получил увечья, несовместимые даже с его собачьей жизнью.
- Ну, нельзя же так себя вести, малыш! - нежно попенял Анатолий, поощрительно почесывая за ухом победителя, злобно дрожащего от песьей гордости.
Василий же, предав земле Пирата, на следующий день снова помчался в питомник. Едва войдя, он тут же бросился к зарешеченному вольеру, где метался огромный серый дог с налитыми кровью глазами. Но Василия предупредили: пес попал сюда из-за того, что еще в раннем щенячестве получил психическую травму, будучи покусан прохожим ризеншнауцером. С тех пор, завидев представителя ненавистной породы, он рвет поводок с такой силой, что хозяину остается лишь волочиться следом.
- Как его зовут?
- Баскервиль. Сокращенно - Баск.
- Беру!
Это приобретение, надо сказать, серьезно улучшило морально супружеский климат в семье Василия: завидев пса, жена беспрекословно перебралась на балкон, а сам хозяин со своим зверем поселился в комнатах. Неделю он водил четвероногого психа на то место, где пал смертью храбрых Пират, но противоборствующая сторона не появлялась: видимо, ушла в отпуск. Наконец, на восьмой день показался веселый, загорелый, отдохнувший Анатолий с Фюрером. Ризен едва успел присесть, обретя выражение тоскливой доверчивости, характерное именно для испражняющихся собак, как из темноты выскочил зверь размером с хорошего теленка. Леденящие звуки, сопровождавшие битву, вполне можно было бы использовать для саунд трека к «Парку Юрского периода». В итоге от несчастного ризена осталось не больше, чем от вождя немецкого народа, чей партийный титул ему неосторожно дали в качестве клички.
- Кстати, вы читали «Философию имени» Флоренского? - спросил вдруг Жарынин.
- Нет, - помявшись, ответил Кокотов.
- А вы вообще то много читаете?
- Не очень.
- Напрасно. Надо больше читать. Ведь, как верно заметил Сен Жон Перс, нынешних критиков интересует не то, что писатель написал, а то, что он прочитал.
- Рассказывайте дальше! - обиделся Андрей Львович.
- Ага! Вам интересно! Итак, на следующий день осунувшийся Анатолий бросился в «Собачью радость» и долго в возбуждении ходил вдоль вольеров, пока не остановился возле огромного кавказца, пего лохматого пса по прозвищу Басай. Хозяин питомника объяснил: пес сторожил богатую дачу председателя благотворительного фонда поддержки детей сирот (БФ ПДС) «Доброе сердце» и был натаскан на то, чтобы всякое существо, перелезшее четырехметровый забор (в особенности пронырливая ребятня), назад не возвращалось. Но как-то Басай перемахнул забор и передавил в округе всех кошек, собак, покалечил даже ручного медведя, сидевшего на цепи в загородном ресторане «Мишка косолапый». Страшного кавказца усыпили, выстрелив специальной капсулой, и доставили в питомник для стерилизации, на что надо было получить согласие хозяина, который тем временем побирался на сиротские нужды где-то в Эмиратах.
За большие деньги Анатолий купил Басая (по документам это провели, как гибель пса от передозировки снотворного) и тем же вечером вывел его на прогулку, трепеща от страха за собственную жизнь. Но, видимо, какое то чувство зоологической благодарности к человеку, вызволившему его из-за решетки, все-таки теплилось в кобелиной душе, и Басай нехотя подчинялся новому хозяину. Когда появился гордый прежней победой Василий с долговязым Баском на поводке, Анатолий лишь успел сдернуть железный намордник и отскочить в сторону. Много видавший на своем веку ветеринар реаниматор только качал головой и цокал языком, глядя на изуродованного дога, похожего на освежеванную телячью тушу, какие подвешивают к потолку в морозильных камерах.
Утром Василий выскреб из семейной кассы последние деньги. И вот что любопытно: жена, которая прежде бесилась из-за какой нибудь лишней кружки пива, на этот раз смотрела на мужа с молчаливой печалью, словно Пенелопа на Одиссея, отправляющегося черт знает куда и черт знает зачем. Вскоре муж вернулся из питомника с бело розовым питбулем, похожим на помесь холмогорской свиньи и аллигатора. Звали его Кузя, но сотрудники питомника меж собой именовали пса Каннибалом Лектером. Видимо, за то, что он отхватил полруки хозяину, вздумавшему поиграть с костью, которую пес в это время глодал. Не прикончили людоеда только потому, что известный зоопсихолог Семен Догман, написавший книгу «Друг мой - враг мой. Собака и человек», хотел произвести с ним некоторые научные опыты по заказу Международной академии кошковедения и собакознания (МАКС). Поэтому владелец питомника даже за большие деньги согласился выдать Василию Лектера лишь напрокат, пока Догман заканчивал монографию «Роковой треугольник», опрашивая домохозяек, имевших романтические отношения со своими четвероногими любимцами.
И вот настал вечер. Тревожно шелестели купы черных тополей. В небе стояла до отказа полная луна, такая яркая, что, казалось, еще мгновенье - и она, оглушительно пыхнув, перегорит навсегда, точно лампочка. Василий и Анатолий сошлись на пустыре, как смертельные поединщики. Некоторое время они с безмолвной ненавистью смотрели друг на друга, еле удерживая рвущихся в бой кобелей. И наконец все так же, не проронив ни слова, спустили с поводков рычащих убийц. Поначалу казалось: приземистый Лектер обречен погибнуть, затоптанный могучими лапами Басая, но питбуль, изловчившись, схватил кавказца за горло. Вероятно, длинная жесткая вражья шерсть помешала ему окончательно сомкнуть челюсти и решить исход схватки, но и разжать зубы было уже невозможно. Так он и повис, похожий на уродливый, до земли, белый кадык, внезапно выросший у кавказца. Басай, хрипя, метнулся к деревьям: мотая головой, пес пытался могучими ударами о стволы сбить, сорвать со своей глотки врага. Не тут то было! Лектер вцепился в Басая крепче, чем олигархи - в обескровленное тело России. Вот так, стуча питбулем о встречные деревья, автомобили, мусорные баки, углы домов, кавказец умчался в ночь. И долго еще окрестные жители вспоминали о странном двуедином монстре, который, дико воя, пронесся по микрорайону, оставляя кровавый след и сметая все на своем пути. Больше их никто никогда не видел…
- Это все? - спросил Кокотов.
- А вам мало? - Жарынин от возмущения даже прибавил скорость.
- Нет концовки.
- Ну, тогда вот вам концовка: Анатолий и Василий с ненавистью посмотрели друг другу в глаза и разошлись. Говорят, один растит теперь в ванной амазонского крокодила, а другой вместе с женой откармливает на балконе юного варана. Армагеддон впереди! Ну, как теперь?
Паутиной золотистой заплела нас ночь!
Как найти тебя, мой милый, чем тебе помочь?
Где-то там, на небе звёздном затерялся ты,
Где-то там, в дали безбрежной, где живут мечты!
Невозможно, нереально встретиться с тобой…
Люди злые разлучили, назвав всё игрой!
Если б знали, как нам трудно, как нам тяжело,
Как же нам с тобой, любимый, вдруг не повезло!
А теперь луна да звёзды светят нам в ночи,
Позови меня, мой милый, тихо прошепчи:
«Жду тебя и днём и ночью, жду тебя одну,
Без любви твоей и ласки я словно тону!
Пусть луна нам ярко светит, озаряя путь,
Не хочу, да и не в силах без тебя уснуть!
Вспоминаю наши встречи, нежные слова…
От любви, от поцелуев кругом голова!"
Но в душе живёт надежда, что придёт наш час,
Боженька своей любовью вдруг согреет нас!
В тот же миг на небе звёздном вспыхнет вновь звезда,
Нас примчат к любви и счастью снова поезда!
И тогда уж мы, мой милый, будем так любить,
Что не смогут даже звёзды счастье наше скрыть!
Снова нитью золоченной заплетёт нас ночь,
Навсегда беда с разлукой пусть уходят прочь!
Столько нежности и счастья в наших двух сердцах…
Знают ангелы и звёзды там на небесах!
Подскажи нам, Боже правый! Помоги ты нам!
Умоляем, припадаем мы к твоим ногам!
Не оставь нас, Боже правый, милостью твоей,
Благодарны сердцем будем, до скончания дней!
Ведь сердца у двух влюбленных бьются в унисон!
В каждом вздохе - счастье встречи, сладкий, дивный сон!
картина художницы: Josephine Wall
Copyright: Лариса Рига, 2017
Свидетельство о публикации 117 112 011 120
В белоснежной мгле
Среди звезд бредет единорог,
Уставший от долгого пути.
Ложится белым пухом снег…
Одинокий и прекрасный,
Холодный и такой легкий,
Словно душа,
Душа, которая еще рвется к свету.
Он идет, словно рассекает море.
Плывет среди елок и сосен.
Рог сверкает в лучах зимнего солнца.
Божественная тишина…
И внезапный звон колокольчиков-
Нежный трепет застывшего времени.
Мир грез тонкий и хрупкий,
Неприкаянный уголок невинной души.
Забытый мир с уходом лет
Становится все краше,
К последнему заходу солнца.
Сон этого леса,
Жизнь затихла в древнем приюте,
Во мхе затаились нераскрытые тайны.
Человек тут давно не бывал.
Одинокий единорог
Бредет по звездному пути…
Вращается колесо Фортуны,
И небесная высь кажется светлее.
Бессмертие в смерти.
Смерть в иронии,
Бессмысленность в пустоте,
Образы истории,
Отрывки чувств,
Внезапность ледяного ветра- крика,
Крика Земли, под глубокими сугробами.
Темнота ночи и неясность пути.
Свет ночи - сияние Луны,
Алые цветы распахнут свои бутоны,
И потянутся к Луне,
Поляна из цветов.
Даже волки становятся послушными.
И алые всполохи под песней звезд,
Запляшут на белом покрывале,
На белом море,
Которое теперь словно кровь - алое.
Свистит ветер и срывает цветы,
Рвет их в клочья,
И крик стоит…
И Лунный демон бредет среди зимы
К своей берлоге,
А единорог идет своей тропой,
Колесо все крутится, крутится в такт.