Я собираюсь судиться с производителем Pall Mall: мне 83, я курю Pall Mall с двенадцати лет, и эти лживые негодяи давно обещают меня убить, о чем сообщают прямо на упаковке. Но я жив.
Чревоугодие если и наводит на мысли - то только для выстрела.
Экспертиза установила: неудачное самоубийство стало удачным убийством.
Одна пара много лет жила очень активной половой жизнью. Но вдруг у мужа случился сердечный приступ. Врач его предупредил, что если он хочет жить дальше, то ему придется прекратить всяческие сексуальные контакты, иначе сердце может просто не выдержать. Чтобы избежать соблазнов, муж с женой решили спать в разных комнатах. Через неделю такой жизни муж совсем загрустил и подумал: «Будь что будет! «Ночью он выходит из комнаты, идет по коридору и вдруг сталкивается там нос к носу с женой. Он говорит:
- Ты знаешь, дорогая, я сейчас шел, чтобы совершить суицид.
- А я - убийство…
- Алё, здравствуйте. Я убил человека. Не, не, в милицию не звонил ещё, сразу к Вам, на НТВ.
Убить ребёнка - очень страшный грех, убить своего ребёнка - грех умноженный на наказание)))
Смех - самое страшное оружие: смехом можно убить всё - даже убийство.
Акбар Мухаммад Саид
Лето было жарким. Солнце пекло нещадно. Кондиционер работал издавая гул, который с прохладой вместе располагали ко сну. Ничего не хотелось делать в такую погоду. Только пить холодный компот с холодильника, и спать. Позвонили в дверь. Женщина нехотя встала с дивана, и пошла открывать дверь…
В арыке квакали лягушки. Вода была чистой и прозрачной. Было видно всё на дне, каждую мелочь. Мальчишки столпились на берегу, и внимательно высматривали что - то в воде. У каждого из них в руке была длинная, примерно с пол - метра, аллюминевая трубка. Со стороны казалось, что они ловили рыбу. Но её не было там. Вернее были, но мальки. Примерно 3−5 см в длину. Причина была в другом. Об этом говорило их напряжённое молчание, и упорство, с которым они медленно и тихо шли всей толпой вдоль берега. Время от времени, кто - то один из ребят, подносил трубку ко рту, и с силой в неё дул. Из трубки вылетал тоненький дротик. Довольно опасная штука, скажу я вам. Неужели они так ловили рыбёшку? Оказалось, ребята высматривали лягушек, в которых и стреляли из этих трубочек, мини дротиками. Ребята охотились…
-Акбар, Акбар, ты где? Иди домой, Мама зовёт, услышали ребята. 10 летний паренёк, тут - же поднял голову, и, вглядываясь на балкон четвёртого этажа, ответил:
-Иду, щас, пять минут.
Нужно было идти домой. Попрощавшись с друзьями, Акбар медленно поплёлся к подъезду. Наверное, опять мусор вынести нужно, или в магазин сгонять, думал он. Но сгонять никуда не было нужно, дома его ждал сюрприз, они с Мамой должны были ехать в гости. Узнав, что на старую квартиру, вернее дом, Акбар обрадовался. Там был большой и быстрый канал, который кишел лягушками по берегам и отмелям. Может там удастся поохотиться. Нужно было, как-то, спрятать от Мамы дротики, а с трубкой не было проблем.
Саида прихорашиваясь у зеркала, отдавала распоряжение дочери. Та всё запоминала: Что сказать Папе, где прибрать, что помыть, что постирать,
-Акбар, обратилась Саида к сыну, искупайся и помой голову. Поедем в гости. Одень те вещи, которые я приготовила для тебя в зале.
Быстро искупавшись и почистив зубы, Акбар принялся мыть голову, пахнущую тиной и болотом. Это всё арычная вода, подумал Акбар. Хорошо не заметила Мама, попало бы мне. Микрооообы, зарааааза, инфееекции, так он повторял слова Матери, и смывал всё вышеперечисленное с головы. Вытерев тело насухо полотенцем, принялся сушить волосы. Интересно, думал Акбар, а можно зашить живот лягушке обычной иголкой и нитками? Нужно испытать их на выносливость и живучесть. Операцию я делать им уже умею. Однажды Саида убедилась в этом…
Биотун была счастлива. Она сидела на мягкой курпаче, и шила, как всегда. Выглядывая из балкона четвёртого этажа на улицу, высматривала внука. Увидев его с друзьями на берегу арыка, успокоилась. Радость моя, Сердце моё, Огонь, думала про себя Биотун, смотря на внука. Он - То, чего так мне не хватало все эти годы. Тепло и уют, радость и покой. Хотя, по поводу покоя она погорячилась. Его, покоя, как раз то и не было. Задор! Вот кем был для неё внучёк. Любила его той любовью, которая порой опасна. Если за очередную проделку внуку доставалось от Мамы, Биотун не разговаривала с дочерью по нескольку дней. Мухаммад, Муж дочери, никогда не повышал голос в доме. Его слово было законом. Лишь взглядом мог усмирить домочадцев. Но даже он не смел, ругать Акбара в присутствии Биотун. Однажды, черезмерная любовь Бабушки, чуть не убьёт внука…
Первый Секретарь Обл.Испол.Кома. Самарканда, был близким другом Мухаммада. Они были как родные братья. Вместе учились в институте, в Москве. Часто ездили, друг к другу, семьями в гости. В тот год была очередь Мухаммада, и он всей семьёй поехал к другу в Самарканд. Жили в доме Даврона - ака, того самого большого начальника и его ближайшего друга. Из всех детей Мухаммада, а их у него было четверо, больше всех он любил Акбара. У Даврон - ака было пятеро детей, и все дочки. У Мухаммада же одна дочь, и три сына. По этой самой причине, Акбару разрешалось всё! Разрешалось ему переворачивать весь дом, и даже бить девочек! Сам же Даврон - ака, обращался к Акбару на Вы. Но, ни кто не смел, повышать тон, даже в разговоре с этим маленьким сорванцом. Это было запрещено самим главой дома и администрацией города. А это означало - Закон! Так его любил, что даже когда Акбар разворошил осиное гнездо с таз размером, и все эти осы покусали его домочадцев, Даврон - ака держался за бока от смеха. А на опухшее лицо дочерей, покусанное теми самыми осами, разрезав, приложил огромный помидор, и, обняв этого маленького мучителя, исцеловал всего! Но это ещё ничего! Вечером следующего дня, в доме Даврон - ака собрались гости. Все чиновники высокого ранга. Глава дома подговорил Акбара, предложить одному из его гостей, лягушек, которых Акбар ловил ежедневно. Нужно было видеть, как чиновник убегал от этого ловца лягушек, и предлагал ему большие купюры денег, если он оставит его в покое! Он боялся лягушек больше змей. Лишь взяв несколько купюр по 25 рублей, Акбар сунул лягушек себе за пазуху, и, собрав своих новых друзей, пошёл угощать их мороженным. От этого поступка Акбара, все гости стали аплодировать! Огонь! Так и прозвали в Самарканде сына Мухаммада. Акбар - Огонь!!!
Бывшие соседи по улице им. Шапкина, ждали гостей. Трудно было понять женщин той поры. Создавали по поводу и без повода, праздники. Чаще последнее. Ждали многих. Наверное, человек сто, не меньше. Дастарханы ломились от угощений. Отдавались последние распоряжения. Все носились с озабоченным видом. Девчёнки больше создавали вид занятых, чем были на самом деле таковыми, и выглядели смешными со стороны. Но так они приучались, ко - взрослой жизни…
Такси быстро набирало скорость. В те годы на спидометрах Газ - 24 были ртутные спидометры японского производства, которые бегали красной стрелкой. За ней любил наблюдать любой мальчишка. А ещё они любили хвалиться тем, что катались на машине, у которой на спидометре было больше 160 км в час. Пытались заглядывать во все стоящие рядом машины, и отходили разочарованные, если не видели цифру 180 км. Редко кому удавалось увидеть иномарку, на весь город Душанбе их было лишь две. Одна из них, Форд, была у Папы его одноклассницы Зумрад, и на спидометре этой машины была цифра 220!!! Эта машина, была местной достопримечательностью.
Подъезжали к своему старому месту проживания. За эти годы ничего не изменилось, всё было таким же, как и тогда, когда в последний раз окинув взглядом свой, теперь уже бывший дом, Саида переехала в центр Столицы. Проехали таксопарк и Инфекционную больницу - «заразку», и за поворотом показались стены бывшего жилища. Таксист подвёз к самым рельсам. Высадив пассажиров, он развернулся и уехал. Саида с сыном вошли к своим бывшим соседям. Её встречали тепло, все «бывшие» обнимали и целовали её. Акбару поцелуи достались не меньше, убежал он быстро. Он не любил эти телячьи нежности. Вечно, его чмокали какие - то незнакомые бабульки, а после них щёки его были мокрыми. Он умылся под краном и вышел вновь во двор, к рельсам…
Мухаммад с семьёй отдыхали в Самарканде так, как никогда. Даврон ака окружил всю его семью заботами. Экскурсии по достопримечательным местам нравились Акбару. Самое большое впечатление осталось от обсерватории Улугбека. Гури - Эмир тоже было интересно ему смотреть, но обсерватория Улугбека что - то непонятное говорило Акбару в подсознании. Это место манило его своей таинственностью и величием. У него было такое чувство, что он причастен к этому месту каким - то образом.
Биотун баловала внука. Даже слишком. Она не могла видеть физически его слёзы. Плакала сама тут же, если родители наказывали его. По этой самой причине, Мухаммад строго на настрого запретил жене наказывать сына при тёще, и дожидаться его. Отца боялись. Что правда, то правда. В нём было что - то очень властное, и взгляд Папы мог пригвоздить человека к месту. Только Папа мог усмирить Акбара. У них была необычная связь. Мухаммад с каждым днём, видел всё больше похожего от Великого Ходжи в сыне.
Любимым лакомством советских детишек того периода, было шоколадное мороженное. Объедались им всласть. Любимыми путями выпрашивали у родителей монетки на это лакомство. Сдавали бутылки в приёмный пункт стеклотары, делали внеочередную уборку, выносился мусор в мгновение ока, пыль вытиралась без разводов от мокрой тряпки, полы отмывались на чисто. Шоколадное мороженное - было разменной валютой того времени…
Бабушка лакомилась со своим внуком очень часто. Каждый день доставала из узелочка своего платка монетки, и давала Акбару на мороженное. Сейчас трудно назвать причину случившегося… Ни кто толком не смог ответить на вопрос, почему Биотун стала кормить внука снегом из морозилки, политым сиропом от варенья. Варенья в доме было очень - много, а соответственно и дегустаций тоже. С тяжелейшим восполением лимфо - узлов, ангиной и опухолью на шее, Акбара повезли в больницу. Власть Биотун рухнула…
Операция была очень тяжёлой. За его жизнь хирурги боролись несколько часов. Мухаммад и Саида дожидались Мирзиё - поччо в его кабинете. Профессор вошёл уставшим, но весёлым…
-Мухаммад, твой сын Огонь!!! Он вообще сидит спокойно на месте? Что на этот раз было причиной? Снег то зачем кушать? Мороженное не мог ему купить?
После выздоровления Акбара, Мухаммад заказал другу в Москву коробку Эскимо. Сам выдавал по одному мороженному сыну. На этом Эпопея - «Бабушкино мороженное» достигло своего логического завершения…
Поганый канал - так называли этот канал, который был полон нечистот. Детей пугали им. Родители грозились бросить в него непослушных детей. Саида не была исключением. Она тоже пугала своих детей. Все боялись этих угроз, и, присмирев, сидели тихо. Только ни кто не знал, почему его прозвали так, и почему этот канал вызывал ужас и у детей, и у взрослых. Узнали позже. Причиной опять же был Акбар…
Поболтав с прежними приятелями, Акбар присел на рельсы напротив своего бывшего дома. У него в кармане была пятикопеечная монета. Положив монетку на рельс, он ждал очередной поезд. Жалко нет гвоздя, подумал Акбар, получилась бы маленькая сабля. Ни трубку, ни тем более дротики он не смог привезти с собой. Зная своего сына очень хорошо, Саида устроила тому обыск, и, найдя под рубашкой опасные дротики, завёрнутые в тетрадный листок, отняла их тут же. Трубку пришлось оставить тоже. Тоскливо что - то стало. Акбар медленно шёл по рельсам и балансировал руками. Дошёл до моста через «Поганый канал», и присел на разделительный бордюр. Он смотрел на бегущую воду. Вдруг обратил внимание на красивую куклу, которая лежала на отмели, и была грязной. Голубые глаза и светлые волосы куклы так понравились Акбару, что он решил её достать. Отмою и подарю Дилором, подумал он. Нужна была длинная палка, которую можно было найти только в доме. Но цена той длинной палке, были липкие поцелуи чужих бабулек. Чего не поделаешь для сестры, подумал грустно Акбар, и пошёл отдавать себя в «жертву»…
- Даврон - ака, вы совсем избаловали Акбара, говорила Саида. Он кроме вас больше никого не слушает. Мне уже стыдно перед вашей супругой, и дочерьми. Он их лупит! Ну, вы - то хоть поругайте Акбара!
- Келин, в этом доме ни кто не смеет обижать моего любимчика. Дочки пусть не путаются под ногами Акбара. Получили за дело, пусть домашними делами занимаются. Не обижайте меня, вы не знаете, что это такое, не иметь сына. Тем более такого…
Возражать было бесполезно. Акбар всё так же носился с утра до ночи по двору и по улице. Каждое утро у ворот, его поджидала его «банда», соседские мальчишки. Они устраивали набеги на чужие огороды и сады. Фруктов и овощей хватало в доме Дарон ака, но те, с чужих огородов, были вкуснее. Рвали цветы тоже. Однажды Акбар нарвал огромный букет роз в соседнем цветнике, и нёс его Маме в подарок. Хозяин был удивлён, увидев «живой» букет, он ведь сам двигался! Подойдя поближе, за охапкой роз, он увидел Акбара. Взял его за руку, а розы подмышку, и привёл собственноручно в дом Даврон ака, и попросил передать этот «живой» букет его «Садовнику»…
-Бабушка, дай мне, пожалуйста, иголку с ниткой, очень нужно, просил Акбар.
-Только не уколись, и сам кого нибудь не кольни, ответила Биотун, протягивая внуку среднюю иголку с ниткой.
У «Рыжего» - Вовы, соседа по лестничной площадке и близкого друга, Мама, тётя Нина, была стоматологом. Хирургические инструменты водились у них всегда. Как - то Акбар выменял на жвачку у «Рыжего» скальпель. Теперь - то этот скальпель пригодился…
Выбежав с длинной палкой на улицу, и вытирая лицо от липких поцелуев тыльной стороной ладошки, Акбар приблизился к берегу канала. Попытался поддеть куклу. Она соскальзывала. Приспособив большой и кривой гвоздь на подобе крючка, он снова пытался вытащить куклу, но тщетно. Она была слишком тяжёлой. Наверное полна воды, подумал Акбар, и побежал звать на помощь двоюродного брата Рустама, который был старше его…
Ребята окружили Акбара тесным кольцом. Стояли тихо, и смотрели внимательно на его манипуляции. Тот же, со скальпелем в руке, наклонился над лягушкой. Лапки лягушки были пригвоздены скобами к твёрдой земле. Скобы делали тут же, из аллюминевой проволоки, с забора соседей. Одним движением острого скальпеля, Акбар вскрыл живот лягушке. Ребята ахнули! Внутренности вываливались наружу. Насмотревшись на кишки и другие органы, было решено зашить живот бедной лягушке. Акбар вытащил бабушкину иглу с продетой ниткой, и мелкими стежками стал зашивать лягушке живот. За этим занятием его застала Мама…
Дружное семейство вернулось с очередной прогулки по городу Самарканд. Водитель жигулей, прикреплённый за ними самим Даврон ака, достал из багажника покупки. Все входили в дом, в надежде отдохнуть. Дилором несла на руках Аъзама, младшего брата, Анвар еле переставлял ноги. Как только умывшись все прилегли, Акбар выскользнул тенью из дому. Во дворе его ждали ребята, его банда. Сегодня ночью лягушки распоясались, слишком громко квакали. Было решено наказать их…
-Ты что, девочка? Зачем тебе кукла? Иди вон, поиграй с ребятами, отвечал Акбару его двоюродный брат Рустам.
-Она очень большая! И тяжёлая! Очень! И глаза как Небо, голубые! Волосы как у Русских, светлые! Ну, помоги мне! Тебе что, жалко? Или боишься «поганого канала»? Боишься?
- Да дел у меня полно и без твоей куклы! Гости дома ведь!
- Так ты помоги мне, а потом и я тебе помогу, уговаривал брата Акбар. На это и купился Рустам, и пошёл за Акбаром…
Вечером Саида рассказала Мужу о проделке Акбара…
-Представляешь, он прооперировал лягушку! Скальпелем вскрыл ей брюхо, а потом зашил! Нет, как такое возможно а? Так бедное животное само и уползло в воду! Прошу тебя, сделай что нибудь, это добром не кончиться, за лягушкой пойдут кошки и собаки…
Было решено отправить на лето Акбара в пионерский лагерь. Вот это «наказание» выбрал для сына Мухаммад. Биотун не находила себе места от возмущения. За «мороженное» ни кто её не ругал, но она чувствовала себя виноватой, и не могла воспротивиться этой «каторге» любимого внука…
Рустам наклонился над каналом, и стал поднимать куклу. Она не поддавалась, и всё время выскальзывала. Вдруг он встал, и со словами - Господи, побежал в дом…
Мальчишки ждали своего вожака с нетерпением. Пойманные лягушки копошились под мокрым мешком. Акбар выбрал одну из них, и, вставив ей в задний проход соломку, стал дуть. Лягушка надулась как мыльный пузырь. Ребята кинулись за соломой. Когда они вернулись, в пруду уже плавала, надутая Акбаром лягушка. К вечеру в пруду не осталось ни одной не надутой квакушки…
-Мухаммад, Мухаммаджон, идите сюда быстрее, кричал Даврон ака с улицы.
-Да, что случилось? Все живы и здоровы? - спросил его подбежавший друг
Даврон ака пальцем указал на пруд, говорить он не мог. Хохотал как безумный, и держался за бока. Время от времени он вытирал слёзы, и опять смеялся.
Ничего не понимающий Мухаммад, подошёл к пруду, где на поверхности воды плавали около сотни надутых как шар лягушек. Хохотали уже вместе…
Странные вещи вытворяет с нами память. Даже став взрослым, мы порой ощущаем те страхи, которые приобрели в детстве. Так и было с героем повествования. Будучи уже юношей, при встрече с голубоглазой блондинкой, в его памяти, будет всплывать та кукла, с «поганого - канала»
Старшие братья Рустама выбежали из дому, и приблизились к берегу канала. Один из взрослых соседей спрыгнул на отмель, и привязал «куклу» верёвкой, которую ему спустили. На берег вытащили очень красивую, голубоглазую мёртвую девочку… Рот её был приоткрыт, виднелись белые и красивые зубки. Светлые волосы были в грязи. Голубые, небесного цвета глаза были открыты, и как бы удивлённо спрашивали - За что?
.
Copyright: Акбар Мухаммад Саид, 2012
Свидетельство о публикации 21 205 251 527
Он убегал… в него стреляли люди… Проваливаясь лапой в рыхлый снег, волк твёрдо знал: спасения не будет… И зверя нет страшней, чем ЧЕЛОВЕК… А в этот миг за сотни километров, был в исполненье смертный приговор… Девчонка малолетняя там где-то уже четвёртый делала аборт… Малыш кричал!!! Но крик никто не слушал… Он звал на помощь: «МАМОЧКА, ПОСТОЙ!!! Ты дай мне шанс, чтобы тебе быть нужным!!! Дай мне возможность жить!!! Ведь я живой!!!» А волк бежал… собаки глотку рвали… Кричали люди пьяные в лесу… Его уже почти совсем догнали… Волк вскинул морду и смахнул слезу… Малыш кричал, слезами заливаясь… Как страшно НЕ РОДИВШИСЬ УМЕРЕТЬ! И от железки спрятаться пытаясь, мечтал в глаза он маме посмотреть. Вот только «маме» этого не нужно… Не МОДНО стало, видите ль, рожать… Она на глупость тратит свою душу… Своих детей «не в падлу» убивать… А волк упал без сил… так было надо… Он от волчицы ВАРВАРОВ увёл… Одна она с волчатами осталась, когда он на себя взял приговор… Собаки рвали в клочья его тело! Но только душу волчью не порвать!!! Душа его счастливой мчалась в небо!!! РАДИ ДЕТЕЙ ЕСТЬ СМЫСЛ УМИРАТЬ!!! И кто, скажите, зверь на самом деле? И почему противен этот век??? А просто ЧЕЛОВЕЧНЕЕ НАС ЗВЕРИ… И зверя нет страшней, чем ЧЕЛОВЕК!!!
Есть сказочные уголки,
В лесной одетые убор, -
Там, в глубине моей Арки,
Есть озеро средь синих гор.
И так светла его вода,
Что камешки видны на дне,
А берега его всегда
В туманной легкой пелене.
И нежных водорослей сеть
Узором в глубине волны…
Стоять бы здесь и все смотреть
На это царство тишины.
Безмолвьем дышат берега,
Здесь нет огней и нет людей,
За зарослями тростника
Белеют шеи лебедей.
Свободы баловни, они
Белее, чем вершины гор;
Всегда вдвоем, всегда одни, -
Не отвести от них мне взор.
С утра до самой темноты
Здесь не смолкает птичий гам…
Они величье красоты
Дают безлюдным берегам.
И если я в степи бывал
Без провожатых, без друзей,
Я шел всегда к безмолвью скал,
К призывным песням лебедей.
На мягком лежа берегу,
Я утопал в траве по грудь,
Здесь не бывать я не могу -
Прохлады светлой не вдохнуть.
Вдали от городов пожить
Немудрой жизнью степняка…
Как можешь ты к себе манить
И зачаровывать, Арка!
Раз я у озера бродил
И вслушивался в каждый звук
И будто заново открыл
Его звучанья тайну вдруг.
Увидев в озере себя,
Ныряли птицы в глубь волны,
Рыбешку в клюве теребя,
Являлись вдруг из глубины.
Вот пигалица там, вдали,
Привычно хнычет в камышах,
Касаясь крыльями земли
И кувыркаясь в облаках.
Клекочет чайка, червяка
Хватая цепко, как палач.
И слышится издалека
То хохот, то как будто плач.
Гогочет гулко гусь-урод,
В какой-то кается вине,
И юрких уток хоровод
Скользит по мраморной волне.
И этот гомон, плач и крик
Не дорог памяти моей, -
И сердце хочет хоть на миг
Услышать песни лебедей.
Я ждал. Я слушал. Я смотрел.
Но глазу жадному видны
Лишь зелень камышовых стрел
Да рябь нетронутой волны.
Но вдруг совсем вблизи возник
Несмелый лепет, песни зов.
И вот плывет один из них -
Мой белый лебедь. Он готов
Лететь и петь, любить и ждать,
Принять и счастье, и позор.
Он ждет любимую опять,
Над гладью крылья распростер.
Но слышится издалека
Та песня, что всегда сильней,
И лебедь, вздрогнувши слегка,
Уже летит, стремится к ней.
Здесь говорят, что каждый звук,
На землю чуткую упав,
Цветком на ней восходит вдруг,
Не только слышным - зримым став.
Пускай разлука коротка,
Всегда желанна радость встреч…
Крыло, как будто бы рука,
Касается любимых плеч.
Вот рядом лебеди плывут
Сквозь птичий гам, и стон, и визг,
И вдруг волну крылом порвут
На сотни бирюзовых брызг.
Их отражения мелькнут -
Вода становится светла,
Одним движением смахнут
Все брызги с белого крыла.
И тонких водорослей сеть
Они своим движеньем рвут,
Не уставая плыть и петь,
Они вдвоем поют, плывут.
Вдыхают нежный аромат,
Порвав невиданный узор,
Вдоль мягких берегов скользят
В прозрачный утренний простор.
Камыш касается лица,
Но я не двигаюсь, стою,
Они ведь ищут без конца,
Как выразить любовь свою.
… Но почему же, почему
В тиши такой, в любви такой
Она глядит в глаза ему
С необъяснимою тоской?
Что так негаданно могло
Ее глаза подернуть мглой,
Что звонкий звук заволокло
Глухого горя пеленой?
Вот лебедь крылья распростер
И, набирая высоту,
Покинул нежных волн простор,
Летит и плачет на лету.
Печальны взмахи крыльев-рук,
А крик подруги - словно стон…
Еще один прощальный круг -
И вот вдали растаял он.
Всегда разлука тяжела
И долгой кажется всегда,
Хозяйкой в сердце к нам вошла
Неотвратимая беда.
Вдруг вспыхнул шорох и погас,
Прошелестел и замер он.
И берег для ушей и глаз
Безмолвьем вновь заворожен.
Но лебедю неведом страх,
Он головы не повернул
На этот шорох в камышах,
Который мелких птиц вспугнул.
Но миг - и в камышах сверкнул
Ружья жестокий холодок,
Огонь цветы перечеркнул,
Расцвел сиреневый дымок.
И выстрел, словно гром в грозу,
Над водной гладью прозвучал,
И первобытную красу
Развеял, подавил и смял.
И, дрогнув, ахнула волна…
Поражена смертельно в грудь
Лебедушка…
Лежит она,
Не в силах и крылом взмахнуть.
Был браконьер невозмутим,
Укрытый в камышовой мгле.
Лебедка всем теплом своим
Прильнула к стынущей земле.
Она лежит, как будто спит…
Убийца, встав из камыша,
Прикончить лебедя спешит
Холодным лезвием ножа.
Насквозь прошила пуля грудь,
Оставив теплый, вязкий след,
А птица тянется взглянуть
В последний раз на яркий свет.
А белогривые валы
Клубились у прибрежных скал.
И вал, разбившись у скалы,
Грозя, убийцу проклинал.
И вот, прошлепав по воде,
Вновь браконьер ножом сверкнул,
И вот, глухой к чужой беде,
Лебедке крылья он свернул.
Убийца ловок, точен, скор.
Он зубы скалит, как шакал,
К любви подкравшийся, как вор,
Убив, он гордо зашагал.
Но вдруг, покинув вышину,
Поспешно крыльями шурша,
Друг грудью врезался в волну
Вблизи густого камыша.
Почуял, что беда стряслась, -
И жизнь ему не дорога,
Любовь не даст столкнуть он в грязь
Руке коварного врага!
И лебедь не лететь не мог,
Он видел милую в крови -
И рухнул вдруг у самых ног
Убийцы счастья и любви.
«Убей меня, я смерть приму,
Мне больше не сужден полет… «.
И, близко подойдя к нему,
Проклятье лебедь громко шлет.
Рыдая, бьет крылом волну,
Убийце преграждает путь, -
Не рвется больше в вышину,
А дулу подставляет грудь.
Но браконьер, убив одну,
Другого не посмел убить,
Хотел смягчить свою вину,
О чувстве память сохранить.
Вот крылья воздух снова мнут,
Но, места не найдя и там,
Вдруг, опускаясь, гневно бьют, -
Вслед за убийцей, по пятам.
Трепещут по траве густой
И вдруг застонут, прозвеня:
«О, я молю тебя, постой,
Убей меня, убей меня!».
Вокруг убийцы все кружась,
Летел, бежал, не отставал,
То вдруг смотрел, остановясь,
Просить врага не уставал.
А браконьер от пота взмок,
Шел без оглядки он вперед,
Но сиять ружье, взвести курок -
Убийца силы не найдет.
И лебедь снова ввысь взлетал,
Как стон - могучих крыльев взмах,
И вновь к земле он припадал
С тоской предсмертною в глазах.
К земле прижав крутую грудь,
Траву он крыльями хлестал,
И чтобы воздуха глотнуть,
Он высоко опять взлетал.
Обходит смерть таких, как ты,
Глядит на них со стороны,
Когда и солнце, и цветы,
И боль, и счастье не нужны.
Жестоким горем потрясен,
Живой, трепещущий слегка,
Вновь напрягает крылья он И вновь летит под облака.
«Не расставаться никогда, -
Клекочет клятвенный обет, -
Пусть не почувствует вода
Разлуки одинокий след».
Все выше, выше крыльев свист,
Все дальше, дальше зелень трав…
И, крылья сжав, он прянул вниз,
Со свистом воздух разорвав.
Неудержимый, смят в комок,
Стук сердца крыльями обвив,
Разбился он у самых ног
Убийцы счастья и любви.
И вот все замерло кругом,
Кровь розовеет на груди,
В последний раз взмахнув крылом,
Любимой он шепнул: «Прости… «.
Упал он наземь, весь в крови,
Он оживет в легендах вновь,
Нежнее в мире нет любви,
Чем лебединая любовь.
Я свернула шею своей нежности.
Я её убила. Как ты и просил:
Хладнокровно, точно, без погрешностей.
Чтобы ей воскреснуть не хватило сил.
Я на барахолку отнесла любовь.
И сдала в ломбард мечты и радости.
Всё - как ты хотел. Себя на сто замков
Заперла. Заткнула свои слабости.
Наглухо застёгнута - не подойти.
Время… Я… Привыкла к неизбежности.
Так зачем ты снова на моём пути?
И зачем ты просишь моей нежности?
© Таша Калита
Она стоит в дамской комнате. Он остался там, в зале за столиком. Наверное, раскуривает сигарету, и собирается сделать глоток шампанского. Там, в зале бурлит жизнь. Ей очень хотелось быть в гуще бурлящей жизни.
Она взяла со столика свой бокал шампанского, раскрыла сумочку и вытащила оттуда капсулу с сильнейшим ядом. Вздохнула, и всё высыпала в бокал. Секундой верхняя гладь шампанского всколыхнулась от пузырьков и смерть полностью была растворена в бокале.
Она была очень близка к смерти, она бежала от плохих людей и плохих обстоятельств.
Странно, но он не должен был появиться в её жизни.
Она посмотрела на себя в зеркало, достала из сумочки яркую красную помаду, и обвела ею губы.
Она была готова и взяла со столика бокал. Поднесла к губам, но не коснулась ядовитой жидкости, а только на ободке бокала оставила свои красные губы. Вытирать не стала, поскольку след был тонким и красивым.
Она взяла миниатюрную сумочку, бокал и направилась к выходу из комнаты. Курить сигарету не стала. Она спокойна.
Открыв дверь комнаты, она почувствовала, как её тело обволокла музыка, ударные мерным ритмом пробивали ей дорогу.
Вот он, спокойный и немного вальяжный. Это хорошо, он хозяин жизни.
Она поставила свой бокал с красной меткой рядом с ним, и повела рукой по его волосам и дальше по шее, чуть заходя вниз линию ворота рубашки, как бы в знак приветствия после недолгого расставания. Чувствовалось, что его тело откликнулось.
Она предложила выпить, и как бы случайно, вместо своего, она взяла его бокал, наполненный наполовину.
Она сделала это красиво, мягкость её рук и грация их движений покоряли многих.
Он был восхищен, как это до смерти эротично, думал он. Её бокал с оттиском красной помады на столе. Как она узнала, что он дьявольски хочет целовать её, при всех. Вряд ли она ошиблась бокалами, не так уж она пьяна, она просто этого хочет тоже. И ту часть губ её, что осталась на бокале, он будет трогать своими.
Ой-ля-ля…
Он без раздумий схватился за её бокал, припал к его кромке, где алел её поцелуй, им выпил.
Нет, этот яд не действует быстро, и он по - этому не знает, что его уже нет на этом белом свете.
Через минут пятнадцать он почувствовал легкое головокружение.
Эта женщина вскружит голову любому, - подумал он и проводил её на балкон.
У нее в глазах ледяная бесстрастность.
Он держит её в объятиях, и говорит тихо, едва раскрывая губы:
«Вам надоело бегать, и Вы приняли будущее как неизбежность,
но не готовы встретить его в одиночку»
Ветер как наэлектриризован. Она так податлива, тепла и почти невесома.
В аромате ее духов ощущение блаженства, пронзительное до слез.
Он шепчет ей, что спасёт её от того, чего она так боится, что увезёт ее на край света.
В конце концов, он говорит, что любит ее, но глушитель делает выстрел едва слышным как шепот.
Он держит её в объятьях, пока она умирает.
Ему никогда не узнать от чего она убегала, а чек он обналичит утром. Но через минуту он понимает, что смертельно отравлен. Он знает, как действует такой яд, как и знает, что спасения нет.
Она истекает кровью. Он, не выпуская её рук, ложится вместе с ней, она тихо стонет, и как просит чего-то.
Его руки пачкаются в её крови, он умирает, но его губы тянутся к её губам, и он целует их. Целует жарко и крепко, оставляя разводы красной помады вокруг своих губ.
Ему кажется, что утро и чек ему не нужны, он обреченно вздыхает и целует её. Странно, но её губы, собирая последние силы, тянутся навстречу.
Ей тоже не нужна плата за его убийство.
Лицемерие мне напоминает человека, который убил родителей и просит суд о снисхождении на том основании, что он сирота.
Авраам Линкольн
При разговоре с тобой я ловлю себя на мысли, что пятнадцать лет за убийство - не так уж и много.
Мальчик жука умертвил.
Узнать его он хотел.
Мальчик птичку убил,
чтобы ее рассмотреть.
Мальчик зверя убил,
только для знанья.
Мальчик спросил: может ли он для добра и для знанья
убить человека?
Если ты умертвил
жука, птицу и зверя,
почему тебе и людей
не убить?