Вот пример из истории —
Нам назиданье:
Цезарь в схватке неравной
С Помпеем и Крассом
Был разбит, сокрушён,
Стал изгнанником Рима.
Трибунат обезглавлен.
Всевластье сената.
Из сторонников Юлия —
Горстка солдат
С показною улыбкой, идущих на смерть,
Покорителей галлов,
Венетов, гельветов —
Ветеранов лихих,
Тех, кто подвигом дышит.
Ночью в водах сурового Рейна тонувших
У крутых берегов, в схватке с грозным арийцем.
— На росистом враждебном утёсе Британи
Мы одни. Рим в далёком тумане оставлен.
Крепче строем когорту, товарищ, крепи!
Впереди ждёт триумф. Цезарь, жги корабли!
Ультиматум сената навстречу спешит:
«Для защиты спокойствия — роспуск всех войск.
Сдай в угоду Помпею, на милость суда
Всех убийц, мародёров (а их большинство).
Подчинишься — останешься консулом Рима,
Если нет — вне закона ты будешь отныне»!
Цезарь молвил достойно:
«Лишаясь всего,
Ветеранов не сдам!
Верность выше, чем власть».
Он ошибся? Запутался?
Сбился с пути?
Среди шума народной стогласой толпы
Повторялся с восторженной радостью клич:
«Слава Цезарю! Слава! Отважнее нет!»
Сметены все враги.
Гордый Рим уступил
И на Форума холм
Император вступил.
Вот пример из истории
Нам в назиданье.
Без отмщенья погиб,
Верный долгу, Буданов…
1.
Дисциплинируя ум, обретай утончённость.
Вражеский дух беспокойством объят,
Их сердца в хаотическом ритме стучатся
Сейчас! Да, сейчас!
Собери свои силы - круши безоглядно!
2.
- Глаза мне говорят - прощай,
Тебя живым я не увижу.
- Прощай, прощай, моя любовь,
Уже не встретимся мы снова.
- В прицеле ясно цель видна
Прощай, мой враг, прощай!
Плечом к плечу, суровый строй
В атаку вновь идёт вперёд.
Смелей, за ратной славою
Без отдыха, без сна, друзья!
Испуганных врагов разит
Прекраснейшей из войн клинок.
- Дай, расставаясь, обниму.
Последний поцелуй.
- Прощай, прощай, моя любовь,
Не встретиться нам вновь.
3.
Наши надежды уносятся вдаль
Ветром безумия, ветром войны.
Мы изменились, былого не жаль.
В борьбе выплавляем души чистоту.
И будь я проклят, если вру,
Хребет сломаем любому врагу!
Отряд наш един и каждый солдат
Товарища выручит из огня.
Что будем пить, ведь у нас нет вина?
Доставай из заначек всё что найдёшь.
На завтра работа - сегодня гульба!
Как бы ни было сложно - мы сможем друзья!
Пусть страшный бой у нас впереди,
Мы вместе, а значит - мы победим!
4.
Пуля свистит. Кто будет убит? Ты или я?
Сражённый лежит, у ног моих, умирая, друг.
Не могу ему руку пожать, прощаясь: «Братишка прости!
Оружие перезаряжаю, плотно наседает враг».
Он был прирождённый боец, не мне чета.
Я не встречал человека светлее и чище,
Но уходя в мир иной, удивил словами,
Всего семь слов: «Зачем?.. как холодно… ой мама, моя мама…»
Тише, торжественней становится песня.
Ночь темна и черна,
Перед самым рождением дня.
Скачет чёрная на тревожно-чёрном коне Смерть.
Смотрю в закалённые лица своих товарищей.
- Это путь настоящих мужчин -
жертвовать настоящим во имя будущего!
5.
Жизнь солдата лишь миг,
Только молнии вспышка,
Озарившая подвигом мир,
Тихо дремлющий ночью
Мещанства порочно-сытого.
Слава дружбе солдатской, вовек!
Неподкупную, крепкую, верную дружбу
Испытаешь войной и нуждой.
Нет, я не забыл желания любить жизнь.
Чистоту, беззащитную, молящую о крохе времени.
Тишину, шепчущую о любви, ветерка дуновением.
Тот город белый, залитый солнцем,
Где я когда-то родился…
Как дивно звучит твоё имя, моя любимая!
6.
По героям павшим тризна. Снег колючий леденящий
Вьюгой кружит над Отчизной. Укрывает все цвета.
Ветер встречный гасит свечи. Расставание навечно.
Слёзы, сердца боль, утраты - всё осталось позади.
Был тот подвиг не напрасен. Он сияет, как звезда
В небе ясном, навсегда.
Странник, проходящий мимо, передай про гибель миру,
Родине и долгу верных, храбро бившихся бойцов.
На земле ничто не вечно. Души крылья расправляют.
Я - один: «Прощайте, братья! Улетайте навсегда».
- Не один, поэт бесстрашный. Ты одаришь нас бессмертьем,
В оде славя имена.
На колено опустившись, я молю: «Воздай им, Боже,
Всё за что сражались, гибли в том краю, куда их путь.
Нашим душам передавши, часть упорства и отваги,
Чтоб с героями сравняться мы могли, пускай в мечтах».
- Не печальтесь, расставаясь. Знаю, встреча ждёт нас снова
В Сонме Славных, навсегда.
1
Наши надежды уносятся вдаль
Ветром безумия, ветром войны.
Мы изменились, былого не жаль.
В борьбе выплавляем души чистоту.
И будь я проклят, если вру,
Хребет сломаем любому врагу!
Отряд наш един и каждый солдат
Товарища выручит из огня.
Что будем пить, ведь у нас нет вина?
Доставай из заначек всё что найдёшь.
На завтра работа - сегодня гульба!
Как бы ни было сложно - мы сможем друзья!
Пусть страшный бой у нас впереди,
Мы вместе, а значит - мы победим!
2
Пуля свистит. Кто будет убит? Ты или я?
Сражённый лежит, у ног моих, умирая, друг.
Не могу ему руку пожать, прощаясь: «Братишка прости!
Оружие перезаряжаю, плотно наседает враг».
Он был прирождённый боец, не мне чета.
Я не встречал человека светлее и чище,
Но уходя в мир иной, удивил словами,
Всего семь слов: «Зачем?.. как холодно… ой мама, моя мама…»
Тише, торжественней становится песня.
Ночь темна и черна,
Перед самым рождением дня.
Скачет чёрная на тревожно-чёрном коне Смерть.
Смотрю в закалённые лица своих товарищей.
- Это путь настоящих мужчин -
жертвовать настоящим во имя будущего!
3
Жизнь солдата лишь миг,
Только молнии вспышка,
Озарившая подвигом мир,
Тихо дремлющий ночью
Мещанства порочно-сытого.
Слава дружбе солдатской, вовек!
Неподкупную, крепкую, верную дружбу
Испытаешь войной и нуждой.
Нет, я не забыл желания любить жизнь.
Чистоту, беззащитную, молящую о крохе времени.
Тишину, шепчущую о любви, ветерка дуновением.
Тот город белый, залитый солнцем,
Где я когда-то родился…
Как дивно звучит твоё имя, моя любимая!
Учил пилить, рубить, строгать,
И разговорчив был со мной,
Любил так нежно, словно мать,
Спасибо, дедушка, Родной!
Науку жить мне преподал,
Покуда, сам был молодой,
Ах, как меня ты баловал!
Спасибо, дедушка, Родной!
Как много сказок рассказал,
Был благороден твой герой,
За то, каким потом я стал,
Спасибо, дедушка, Родной!
На теле раны и рубцы,
Но внук живёт и ты живой,
Спасли Отчизну храбрецы,
Спасибо, дедушка, Родной!
Фашистских гадов из стволов!
А нет патронов - штык шёл в бой,
Штык выбит - не жалел зубов…
Спасибо, дедушка, Родной!
* * *
Склонюсь к могиле головой,
И холмик окроплю слезой,
Ты стал мне больше чем святой,
Спасибо, дедушка, Родной!
Шёл страшный бой, война ревела -
Снарядов грохот, адский пламень,
И нерв натянут до предела,
Кто уж убит, а кто-то ранен.
Среди безумства битвы жаркой,
В грязи полей, в той жиже вязкой,
Шинель мелькала санитарки,
И с красным крестиком повязка.
Ползла, спасая жизни смело,
Молитвой раны заживляла,
Таща бойца больное тело,
Стократно жилы напрягала.
Уж нет бинтов и марли нету,
Перевязать ей нечем раны.
Рвала «хэбэшку», как газету,
В ход рукава шли и карманы,
Бинты кромсала из рубашки,
Исподнее - как марля было,
И пусть от холода мурашки,
Но сердце женское не стыло.
Окончен бой, в окопах тихо,
Война в землянках отдыхает,
А медсестру навета вихрем
К комбату сплетня вызывает.
Майор немного засмущался,
Шинель за ворот отгибая…
Ну да, стукач не ошибался -
Она, и впрямь, совсем нагая!..
И, несмотря на все преграды,
Замял комбат итог конфуза,
Приказ ушёл ей дать награду -
Герой Советского Союза.
И пусть «героя» ей не дали,
Но в дни победных гордых маршей,
Напомнят ордена, медали
Сколь велико признанье наше!!!
***
(Написано по реальным событиям. Санитарку звали Казённова Раиса Ивановна 1922 года рождения. Место рождения - г. Медынь Калужской области. К сожалению, её сейчас уже нет. В день, когда началась война, ей было всего лишь 18. А в год Победы ей было всего лишь 22… Дожила до 85… А за этот подвиг и другие подвиги ей вручили не Героя Советского Союза, а Орден Славы)
Сегодня день не будет хмуриться.
И путь до Вечного Огня
Он сам пройдёт по шумным улицам,
Слегка наградами звеня.
Предупредительно-учтивые
Сегодня все. Ведь день такой!
Сирень на плиты молчаливые
Положит слабою рукой.
Под звуки маршей он, как водится,
Присядет в парке отдохнуть.
Жена, наверно, беспокоится…
Пора уже в обратный путь.
Всё поражает нынче пышностью!
Стихает боль от старых ран.
И улыбнётся по-мальчишески,
Как в 45-м, ветеран…
С ВЕЛИКИМ ПРАЗДНИКОМ ПОБЕДЫ, ДОРОГИЕ МОИ!
МИРА ВАМ И ДОБРА!
Издаёт моё сердце пронзительный крик,
На каком-то, понятном ему языке.
На базаре стоит одинокий старик,
И сжимает свой орден в дрожащей руке.
Вспоминает войну, Будапешт и Берлин.
Не сдержавшись, даёт даже волю слезам.
Он, наверное, в мыслях, прощается с ним,
И, как будто в тумане, бредёт по рядам.
Этот орден на рынке - обычный товар.
И достаточно цену любую назвать.
И гудит равнодушный холодный базар,
А старик не решается руку разжать.
Побродил. И решительно спрятал в пальто.
А потом зашагал в гололедицу прочь.
Я к нему подбежала. Чужая. Никто.
И зачем-то сказала:"Позвольте помочь!"
Улыбнулся. И дальше побрёл напрямик.
Чуть скользя на посыпанном зимнем стекле.
Одинокий. В осеннем пальтишке, старик.
Подаривший мне мирную жизнь на земле.
Два деда было у меня
Родных - душой и кровью.
Два светлых имени храня, -
Живу и помню.
Со старых карточек они
Глядят тепло, спокойно.
Средь повседневной беготни -
Живу и помню.
Им пули были не страшны.
Пройдя огонь и бойню,
Домой вернулись с той войны -
Живу и помню.
И самокрутки из газет,
И сшитый китель новый,
Хмельные слезы в Дни Побед -
Живу и помню.
Медалей скромный ряд, морщин
Глубоких и знакомых
Не только в сроки годовщин -
Живу и помню.
За то, что не стучит война
В мои и ваши окна,
Два деда было у меня -
Живу и помню…
Мой дед живой… Он на войну пошёл в пятнадцать…
И не кричал по подворотням «Банду геть».
Ему не стыдно патриотом называться.
Он смерти злой умел глаза в глаза смотреть…
Он знал бандеровцев-предателей деянья
И гнал фашистов из Полтавы, что есть сил.
Таким, как он - и восхищенье, и признанье…
Вот он действительно награды заслужил…
Сейчас он смотрит, а в глазах, застыли слёзы,
Когда в стране идёт гражданская война.
Остановиться, он сказал, ещё не поздно,
Конечно, если детям Родина нужна…
Он говорит, что люди прошлое забыли…
Как вместе с русскими спасали Сталинград.
И как Освенцим от врагов освободили.
И самый первый, самый радостный парад…
А кто зовёт себя сегодня «патриотом»
И призывает на Донбасс идти войной,
Того бы взять, да к деду, в танковую роту,
И показать, кто враг, а кто навеки свой…
Мой дед живой и как ему сегодня стыдно
За Украину ту, что Штатам продалась…
И за того, кто в кресле кожаном солидном,
Послал детей, чтоб жизнь свою втоптали в грязь…
Не убивайте тех, кто против власти лживой!
Война гражданская - позорная война.
А смерть детей покажет вам красноречиво,
Какая, новых орденов, теперь цена…
Copyright: Ирина Самарина-Лабиринт, 2015
Жара. Нечасто весной так жарко… Отделение банка в центре Киева. Охранник скучающим взглядом смотрел на монитор.
На пороге появился дед. Обычный дед, ничего примечательного. В руках пакет, летняя рубашка, отутюженные брюки и на голове белая кепка чуть на сторону, на манер фуражки.
- Сынок, а тут за квартиру можно заплатить?
- Угу, - ответил охранник, даже не повернув головы к посетителю.
- А где, сынок, подскажи, а то тут я впервой.
- У окошка, - раздраженно ответил охранник.
- Ты бы мне пальцем показал, а то я без очков плохо вижу.
Охранник, не поворачиваясь, просто махнул рукой в сторону кассовых окошек.
- Там.
Дед в растерянности стоял и не мог понять, куда именно ему идти.
Охранник повернул голову к посетителю, смерил взглядом и презрительно кивнул:
- Вот ты чего встал, неужели не видно, вон окошки, там и плати.
- Ты не серчай, сынок, я же думал что у вас тут порядок какой есть, а теперь понятно, что в любом окошке могу заплатить.
Дед медленно пошел к ближайшему окошку.
- С вас 345 гривен и 55 копеек, - сказала кассир.
Дед достал видавший виды кошелек, долго в нем копался и после выложил купюры.
Кассир отдала деду чек.
- И что, сынок, вот так сидишь сиднем целый день, ты бы работу нашел лучше, - дед внимательно смотрел на охранника.
Охранник повернулся к деду:
- Ты что издеваешься, дед, это и есть работа.
- Аааа, - протянул дед и продолжил внимательно смотреть на охранника.
- Отец, вот скажи мне, тебе чего еще надо? - раздраженно спросил охранник.
- Тебе по пунктам или можно все сразу? - спокойно ответил дед.
- Не понял? - охранник повернулся и внимательно посмотрел на деда.
- Ладно, дед, иди, - сказал он через секунду и опять уставился в монитор.
- Ну, тогда слушай, двери заблокируй и жалюзи на окна опусти.
- Непо… охранник повернулся и прямо на уровне глаз увидел ствол пистолета.
- Да ты чего, да я щас!
- Ты, сынок, шибко не ерепенься, я с этой пукалки раньше с 40 метров в пятикопеечную монету попадал. Конечно сейчас годы не те, но да и расстояние между нами поди не сорок метров, уж я всажу тебе прямо между глаз и не промажу, - спокойно ответил дед.
- Сынок, тебе часом по два раза повторять не нужно? Али плохо слышишь? Блокируй двери, жалюзи опусти.
На лбу охранника проступили капельки пота.
- Дед, ты это серьезно?
- Нет, конечно нет, я понарошку тыкаю тебе в лоб пистолетом и прошу заблокировать двери, а так же сообщаю, что грабить я вас пришел.
- Ты, сынок, только не нервничай, лишних движений не делай. Понимаешь, у меня патрон в стволе, с предохранителя снят, а руки у стариков сам знаешь, наполовину своей жизнью живут. Того и гляди, я тебе ненароком могу и поменять давление в черепной коробке, - сказал дед, спокойно глядя в глаза охраннику.
Охранник протянул руку и нажал две кнопки на пульте. В зале банка послышался щелчок закрывающейся входной двери, и на окна начали опускаться стальные жалюзи.
Дед, не отворачиваясь от охранника, сделал три шага назад и громко крикнул:
- Внимание, я не причиню никому вреда, но это ограбление!!!
В холле банка наступила абсолютная тишина.
- Я хочу, чтобы все подняли руки вверх! - медленно произнес посетитель.
В холле находилось человек десять клиентов. Две мамаши с детьми примерно лет пяти. Два парня не более двадцати лет с девушкой их возраста. Пара мужчин. Две женщины бальзаковского возраста и миловидная старушка.
Одна из кассиров опустила руку и нажала тревожную кнопку.
- Жми, жми, дочка, пусть собираются, - спокойно сказал дед.
- А теперь, все выйдите в холл, - сказал посетитель.
- Лёнь, ты чего это удумал, сбрендил окончательно на старости лет что ли? - миловидная старушка явна была знакома с грабителем.
Все посетители и работники вышли в холл.
- А ну, цыц, понимаешь тут, - серьезно сказал дед и потряс рукой с пистолетом.
- Не, ну вы гляньте на него, грабитель, ой умора, - не унималась миловидная старушка.
- Старик, ты чего, в своем уме? - сказал один из парней.
- Отец, ты хоть понимаешь, что ты делаешь? - спросил мужчина в темной рубашке.
Двое мужчин медленно двинулись к деду.
Еще секунда и они вплотную подойдут к грабителю. И тут, несмотря на возраст, дед очень быстро отскочил в сторону, поднял руку вверх и нажал на курок. Прозвучал выстрел. Мужчины остановились. Заплакали дети, прижавшись к матерям.
- А теперь послушайте меня. Я никому и ничего плохого не сделаю, скоро все закончится, сядьте на стулья и просто посидите.
Люди расселись на стулья в холле.
- Ну вот, детей из-за вас напугал, тьху ты. А ну, мальцы, не плакать, - дед весело подмигнул детям. Дети перестали плакать и внимательно смотрели на деда.
- Дедуля, как же вы нас грабить собрались, если две минуты назад оплатили коммуналку по платежке, вас же узнают за две минуты? - тихо спросила молодая кассир банка.
- А я, дочка, ничего и скрывать-то не собираюсь, да и негоже долги за собой оставлять.
- Дядь, вас же милиционеры убьют, они всегда бандитов убивают, - спросил один из малышей, внимательно осматривая деда.
- Меня убить нельзя, потому что меня уже давненько убили, - тихо ответил посетитель.
- Как это убить нельзя, вы как Кощей Бессмертный? - спросил мальчуган.
Заложники заулыбались.
- А то! Я даже может быть и похлеще твоего Кощея, - весело ответил дед.
- Ну, что там?
- Тревожное срабатывание.
- Так, кто у нас в том районе? - диспетчер вневедомственной охраны изучал список экипажей.
- Ага, нашел.
- 145 Приём.
- Слушаю 145.
- Срабатывание на улице Богдана Хмельницкого.
- Понял, выезжаем.
Экипаж включив сирену помчался на вызов.
- База, ответьте 145.
- База слушает.
- Двери заблокированы, на окнах жалюзи, следов взлома нет.
- И это все?
- Да, база, это все.
- Оставайтесь на месте. Взять под охрану выходы и входы.
- Странно, слышь, Петрович, экипаж выехал по тревожке, двери в банк закрыты, жалюзи опущенные и следов взлома нет.
- Угу, смотри номер телефона и звони в это отделение, чо ты спрашиваешь, инструкций не знаешь что ли?
- Говорят, в ногах правды нет, а ведь и правда, - дед присел на стул.
- Лёнь, вот ты что, хочешь остаток жизни провести в тюрьме? - спросила старушка.
- Я, Люда, после того, что сделаю, готов и помереть с улыбкой, - спокойно ответил дед.
- Тьху ты…
Раздался звонок телефона на столе в кассе.
Кассир вопросительно посмотрела на деда.
- Да, да, иди, дочка, ответь и скажи все как есть, мол, захватил человек с оружием требует переговорщика, тут с десяток человек и двое мальцов, - дед подмигнул малышам.
Кассир подошла к телефону и все рассказала.
- Дед, ведь ты скрыться не сможешь, сейчас спецы приедут, все окружат, посадят снайперов на крышу, мышь не проскочит, зачем это тебе? - спросил мужчина в темной рубашке.
- А я, сынок, скрываться- то и не собираюсь, я выйду отсюда с гордо поднятой головой.
- Чудишь ты дед, ладно, дело твое.
- Сынок, ключи разблокировочные отдай мне.
Охранник положил на стол связку ключей.
Раздался телефонный звонок.
- Эка они быстро работают, - дед посмотрел на часы.
- Мне взять трубку? - спросила кассир.
- Нет, доча, теперь это только меня касается.
Посетитель снял телефонную трубку:
- Добрый день.
- И тебе не хворать, - ответил посетитель.
- Звание?
- Что звание?
- Какое у тебя звание, в каком чине ты, что тут непонятного?
- Майор, - послышалось на том конце провода.
- Так и порешим, - ответил дед.
- Как я могу к вам обращаться? - спросил майор.
- Строго по уставу и по званию. Полковник я, так что, так и обращайся, товарищ полковник, - спокойно ответил дед.
Майор Серебряков провел с сотню переговоров с террористами, с уголовниками, но почему-то именно сейчас он понял, что эти переговоры не будут обычной рутиной.
- И так, я бы хотел …
- Э нет, майор, так дело не пойдет, ты видимо меня не слушаешь, я же четко сказал по уставу и по званию.
- Ну, я не совсем понял что именно, - растерянно произнес майор.
- Вот ты, чудак-человек, тогда я помогу тебе. Товарищ полковник, разрешите обратиться, и дальше суть вопроса.
Повисла неловкая пауза.
- Товарищ полковник, разрешите обратиться?
- Разрешаю.
- Я бы хотел узнать ваши требования, а также хотел узнать, сколько у вас заложников?
- Майор, заложников у меня пруд пруди и мал мала. Так что, ты ошибок не делай. Скажу тебе сразу, там, где ты учился, я преподавал. Так что давай сразу расставим все точки над «и». Ни тебе, ни мне не нужен конфликт. Тебе надо, чтобы все выжили, и чтобы ты арестовал преступника. Если ты сделаешь все, как я попрошу, тебя ждет блестящая операция по освобождению заложников и арест террориста, - дед поднял вверх указательный палец и хитро улыбнулся.
- Я правильно понимаю? - спросил дед.
- В принципе, да, - ответил майор.
- Вот, ты уже делаешь все не так, как я прошу.
Майор молчал.
- Так точно, товарищ полковник. Ведь так по уставу надо отвечать?
- Так точно, товарищ полковник, - ответил майор
- Теперь о главном, майор, сразу скажу, давай без глупостей. Двери закрыты, жалюзи опущены, на всех окнах и дверях я растяжки поставил. У меня тут с десяток людей. Так что не стоит переть необдуманно. Теперь требования, - дед задумался, - ну, как сам догадался, денег просить я не буду, глупо просить деньги, если захватил банк, - дед засмеялся.
- Майор, перед входом в банк стоит мусорник, пошли кого-нибудь туда, там конверт найдете. В конверте все мои требования, - сказал дед и положил трубку
- Это что за херня? - майор держал в руках разорванный конверт, - бля, это что, шутка?
Майор набрал телефон банка.
- Товарищ полковник, разрешите обратиться?
- Разрешаю.
- Мы нашли ваш конверт с требованиями, это шутка?
- Майор, не в моем положении шутить, ведь правильно? Никаких шуток там нет. Все, что там написано - все на полном серьезе. И главное, все сделай в точности как я написал. Лично проследи, чтобы все было выполнено до мелочей. Главное, чтобы ремень кожаный, чтоб с запашком, а не эти ваши пластмассовые. И да, майор, времени тебе немного даю, дети у меня тут малые, сам понимаешь.
- Я Лёньку поди уже лет тридцать знаю, - миловидная старушка шептала кассиру, - да и с женой его мы дружили. Она лет пять назад умерла, он один остался. Он всю войну прошел, до самого Берлина. А после так военным и остался, разведчик он. В КГБ до самой пенсии служил. Ему жена, его Вера, всегда на 9 мая праздник устраивала. Он только ради этого дня и жил, можно сказать. В тот день она договорилась в местном кафе, чтобы стол им накрыли с шашлыком. Лёнька страсть как его любил. Вот и пошли они туда. Посидели, все вспомнили, она же у него медсестрой тоже всю войну прошла. А когда вернулись… ограбили их квартиру. У них и грабить-то нечего было, что со стариков возьмешь. Но ограбили, взяли святое, все Лёнькины награды и увели ироды. А ведь раньше даже уголовники не трогали фронтовиков, а эти все подчистую вынесли. А у Лёньки знаешь сколько наград-то было, он всегда шутил, мне говорит, еще одну медаль или орден если вручить, я встать не смогу. Он в милицию, а там рукой махнули, мол, дед, иди отсюда, тебя еще с твоими орденами не хватало. Так это дело и замяли. А Лёнька после того случая постарел лет на десять. Очень тяжело он это пережил, сердце даже прихватывало сильно. Вот так вот…
Зазвонил телефон.
- Разрешите обратиться, товарищ полковник?
- Разрешаю, говори, майор.
- Все сделал как вы и просили. В прозрачном пакете на крыльце банка лежит.
- Майор, я не знаю почему, но я тебе верю и доверяю, дай мне слово офицера. Ты сам понимаешь, бежать мне некуда, да и бегать-то я уже не могу. Просто дай мне слово, что дашь мне пройти эти сто метров и меня никто не тронет, просто дай мне слово.
- Даю слово, ровно сто метров тебя никто не тронет, только выйди без оружия.
- И я слово даю, выйду без оружия.
- Удачи тебе, отец, - майор повесил трубку.
В новостях передали, что отделение банка захвачено, есть заложники. Ведутся переговоры и скоро заложников освободят. Наши съемочные группы работают непосредственно с места событий.
- Мил человек, там, на крыльце лежит пакет, занеси его сюда, мне выходить сам понимаешь, - сказал дед, глядя на мужчину в темной рубашке.
Дед бережно положил пакет на стол. Склонил голову. Очень аккуратно разорвал пакет.
На столе лежала парадная форма полковника. Вся грудь была в орденах и медалях.
- Ну, здравствуйте, мои родные, - прошептал дед, - и слезы, одна за другой покатились по щекам.
- Как же долго я вас искал, - он бережно гладил награды.
Через пять минут в холл вышел пожилой мужчина в форме полковника, в белоснежной рубашке. Вся грудь, от воротника, и до самого низа, была в орденах и медалях. Он остановился посередине холла.
- Ничего себе, дядя, сколько у тебя значков, - удивленно сказал малыш.
Дед смотрел на него и улыбался. Он улыбался улыбкой самого счастливого человека.
- Извините, если что не так, я ведь не со зла, а за необходимостью.
- Лёнь, удачи тебе, - сказал миловидная старушка.
- Да, удачи вам, - повторили все присутствующие.
- Деда, смотри, чтобы тебя не убили, - сказал второй малыш.
Мужчина как-то осунулся, внимательно посмотрел на малыша и тихо сказал:
- Меня нельзя убить, потому что меня уже убили.
Убили, когда забрали мою веру, когда забрали мою историю, когда переписали ее на свой лад.
Когда забрали у меня тот день, ради которого я год жил, что бы дожить до моего дня. Ветеран, он же одним днем живет, одной мыслью - днем Победы.
Так вот, когда у меня этот день забрали, вот тогда меня и убили.
Меня убили, когда по Крещатику прошло факельное шествие фашиствующей молодежи.
Меня убили, когда меня предали и ограбили, меня убили, когда не захотели искать мои награды. А что есть у ветерана? Его награды, ведь каждая награда - это история, которую надо хранить в сердце и оберегать. Но теперь они со мной, и я с ними не расстанусь, до последнего они будут со мной. Спасибо вам, что поняли меня.
Дед развернулся и направился к входной двери.
Не доходя пару метров до двери, старик как-то странно пошатнулся и схватился рукой за грудь. Мужчина в темной рубашке буквально в секунду оказался возле деда и успел его подхватить под локоть.
- Чо- та сердце шалит, волнуюсь сильно.
- Давай, отец, это очень важно, для тебя важно и для нас всех это очень важно.
Мужчина держал деда под локоть:
- Давай, отец, соберись. Это наверное самые важные сто метров в твоей жизни.
Дед внимательно посмотрел на мужчину. Глубоко вздохнул и направился к двери.
- Стой, отец, я с тобой пойду, - тихо сказал мужчина в темной рубашке.
Дед обернулся.
- Нет, это не твои сто метров.
- Мои, отец, еще как мои, я афганец.
Дверь, ведущая в банк открылась, и на пороге показались старик в парадной форме полковника, которого под руку вел мужчина в темной рубашке. И, как только они ступили на тротуар, из динамиков заиграла песня «День победы» в исполнении Льва Лещенко.
Полковник смотрел гордо вперед, по его щекам катились слезы и капали на боевые награды, губы тихо считали 1, 2, 3, 4, 5… никогда еще в жизни у полковника не было таких важных и дорогих его сердцу метров. Они шли, два воина, два человека, которые знают цену победе, знают цену наградам, два поколения 42, 43, 44, 45… Дед все тяжелее и тяжелее опирался на руку афганца.
- Дед, держись, ты воин, ты должен!
Дед шептал 67, 68, 69, 70…
Шаги становились все медленнее и медленнее.
Мужчина уже обхватил старика за туловище рукой.
Дед улыбался и шептал…96, 97, 98… он с трудом сделал последний шаг, улыбнулся и тихо сказал:
- Сто метров… я смог.
На асфальте лежал старик в форме полковника, его глаза неподвижно смотрели в весеннее небо, а рядом на коленях плакал афганец.
Группа военных разведчиков «Голос»
Снится ему, будто сон на яву…
Возраст почтенный, с сединкою волос…
«Как вы, майор?» А в ответ: «Я живу!»
Много друзей не вернулось из боя…
Многих и после войны хоронил.
«Правда»… Он знает, что это такое.
Правдою этой живёт, как и жил.
Годы тридцатые вспомнятся… Грустно.
Скромным учителем выжил, как мог.
Семь килограммов муки кукурузной -
Это на месяц «счастливый» паёк.
В тридцать четвёртом его обокрали,
Только осталось муки три кило…
Пухнул от голода, правда, спасали
Люди, что рядом, всем бедам назло.
Так молодого его научили
Верить в людей, всё делить и прощать.
Эти уроки бесценными были,
Чтоб человека в себе не терять.
После… Война! Испытаний немало…
Мужество, сила характера, честь…
Стольких война, ухмыляясь, ломала.
Но настоящие всё-таки есть!
Даже в тылу у врага, без сомненья,
Долг выполнял и страной дорожил.
Не отступал, не растратил мгновенья.
Он человек, что не просто прожил…
Действовал он в одиночку и смело,
Будто бы знал, где капкан, где ночлег…
Он рисковал у судьбы под прицелом,
После гестапо и умный побег.
Сколько неравных боёв и сражений?!
После признание, много наград.
Только важнее из всех достижений -
Близкие люди… Семья - это клад.
Он и сейчас времена вспоминает
Те, о которых мы знаем чуть-чуть.
Голову он никогда не склоняет.
Быть человеком - вот главная суть.
Так о майоре, что Вихрем назвали
Много полезных и важных статей…
Дал он совет, а о нём не писали…
Дельный совет: «Уважайте людей!»
Ирина Самарина-Лабиринт, 2013
Деда правнуки спросили, ясным майским днём:
Что ты голову понурил, пред святым огнём?
Ты ведь жив тогда остался, армии солдат,
почему же жизни этой, ты сейчас не рад?
Я не знаю, отвечал он, нет уж той страны,
за которую сражались, пала… без войны…
Те, кого судьба сроднила, в битве роковой,
чужестранцами вдруг стали, преданы Москвой…
Без прописки и гражданства - стали не нужны,
даром, кровь, что ль проливали, на полях войны!
Мы другими были, знаешь: русский и узбек,
белорус и украинец, думали - навек…
И страна была большая, ГОРДАЯ СТРАНА,
мы работали, старались, даром, что война!
Дружно строили заводы - было всё, для всех,
а сейчас что в магазинах, это ж курам - смех!
Что не купишь - производство Маде ин Чина…
Вам никто уж не расскажет, что была - СТРАНА!
Где учили и лечили, были все нужны…
Где работали и знали, Это - для Страны!
«Я чужой здесь» - молвил глухо, старый ветеран,
за платочком обветшалым, он полез в карман…
Прожил честно, за идею, а не за пятак,
Нас благодарить не нужно - проживите… ТАК!
Они знали, что умрут.
Жить им - несколько минут.
Может, несколько часов.
За родной погибнуть кров.
Они чуяли в огне -
На войне как на войне.
Им не даст пощады враг.
Без победы будет мрак.
Они шли за всех за нас
Под ружье в нелегкий час.
И сражались до конца -
До победы, без венца.
И стояли под огнем.
Редко брали их живьем.
Их за пытками врага
Ждали райские луга.
Не сдавались. Не сломались.
Коль упали - поднимались.
Бились долго и отважно.
Остальное уж неважно.
Они были просто люди.
Время подвиг их рассудит.
Но у них - героев лица.
А герой опять родится !
Десять лет назад я ехал в Казань, со мной в купе попал ветеран войны. В Москве провожали его внуки с маленькими правнуками. Дед был мощный, лет восьмидесяти, на лице шрам ото лба до подбородка (странно как глаз уцелел), да и по наградам было видно, что вояка серьезный: орден отечественной войны, орден красного знамени и две солдатские славы. Ехал он в какую-то деревню под Казанью.
Что, спрашиваю, в гости?
- Да, на пару дней. Друзья из совета ветеранов позвали, не мог отказать,
да и родина это моя, опять же раз в год должен приехать к матери, это
святое…
Я хотел переменить грустную кладбищенскую тему и попросил рассказать о войне…
- Повестка на фронт мне пришла в первую неделю войны. Помню меня
провожала мама и тетя, они сестры близняшки. Отца я не помню, а тетя так
и не вышла замуж, так что мы жили вместе и у них был я один. Играл
духовой оркестр, у всех настроение боевое, а мы с мамой и тетей втроем
ревем… Потом, когда сели по вагонам, мама сбегала домой за зимней
шапкой, бежит за поездом… Все смеются, зачем тебе шапка, немцев скоро
разобьем. Мама бросила мне шапку, недокинула… и сама упала. Тетя ее поднимает, я смотрю на них и понимаю, что никогда уже их не увижу…
Дед отвернулся к окну, чтоб я не видел как он вытирает слезы.
Всю дорогу он рассказывал о войне и жуткое и смешное и про свой танк и про боевых друзей, про сволочей командиров…
Но вот мы подъезжаем к его станции, я выношу его чемодан, мы тепло прощаемся и вдруг… к нам бегут две маленькие старушки.
- Это моя мамочка и тетя. им по сто два года, но все еще ходят в баню и пьют самогонку.
Старушки закричали на бегу: Павлик! Павлушка!
- Здравствуй мамочка! здравствуй тетя Лида!
- Павлик ты в поезде кушал?
- Павлуша, ты похудел!
На моих глазах, старый ветеран за секунду превратился в маленького толстого мальчика. Хоть я и взрослый дядька, а не смог сдержать слез.
… Как только я залез в поезд, сразу позвонил маме и сказал, что я ее люблю.
Не так часто в метро, особенно в утренние часы, испытываешь радостное волнение. Обычно все бывает наоборот. Люди спешат на работу, на учебу. Не до сантиментов. Чтобы сесть, нужно особенное везение, если ты, конечно, не беременная старушка инвалид. Именно так, без запятых. Чтобы оказаться на заветной скамейке, необходимо быть сразу в этих трех ипостасях. По отдельности они не работают. Да и трудно в толпе разглядеть будущую маму, если только она не на последнем месяце, хромающего дядьку, если он не на костылях. Но этого человека увидели все. Он вошел в вагон, позванивая медалями, которые не оставили на его пиджаке даже маленького просвета. Едва седовласый герой сделал шаг от дверей, со скамеек сорвались сразу несколько молодых и не очень пассажиров. Дед не стал садиться. Он стоял в разношерстной толпе словно памятник. И вдруг две девчонки зааплодировали. Их поддержали все, кто был рядом. Неожиданное чествование продолжалось до следующей остановки. Растроганный герой, оставшись на перроне, проводил уходящий поезд мокрыми от слез глазами и импровизированной честью - приложил ладонь к совсем неформенной шляпе.
Всего одну остановку - от «Кузнецкого Моста» до «Пушкинской» длилась эта сцена. Никто не успел спросить у орденоносного деда ни имени, ни фамилии. Не успели поинтересоваться и тем, за какие подвиги страна отметила его столькими наградами. Был ли он коренным москвичом или приехал издалека на встречу с однополчанами накануне Дня Победы, никто так и не узнал. Да и не так это важно. Случайная встреча в метро просто показала, что уважение к героям давно отгремевших сражений вовсе не навязанная сверху акция.
В каждом из нас живет эта память. Может быть, потому тема Великой Отечественной не уходит с экранов, а «Землянку» и «Темную ночь» поют правнуки первых слушателей фронтовых песен. Стихийная овация старому воину в метро была очень искренней. Надо было видеть лица пассажиров, оставшихся в вагоне. Все как-будто подобрели разом и ехали дальше, улыбаясь друг другу, как старые знакомые, не обращая внимания на мелкие неудобства утренней толчеи.
Так что спасибо деду и за ту победу, и за эту - мирную.