однажды ехала в метро.
давно это было
но хорошо помню
очень уставшая
и злая
и в конце дня
ехала, смотрела в лица
у всех лица злюшшие
или отсутствуюшшие: лицо вроде едет, а душа сошла
на предыдущей станции
или даже за две до.
плюс на всех
вот эта классическая московская синева,
переходящая в зеленоту —
смесь усталости, бедности, обрыдлости и
вечного ноября
несчастные, в общем, едем все.
без взаимной любви.
как вдруг
мою сумку неожиданно зажимает дверью вагона
и, пока я всё ещё нахожусь в звенящем моменте недоумения,
пока я всё ещё думаю
как это
что случилось
и
почему именно со мной
откуда-то из-за моих плечей
одновременно
синхронно
как по команде
в броске
высовывается раз два три пять восемь много рук
и многоруки невидимых мне заспинных людей
не сговариваясь
молча
разжимают эти двери.
и я выдергиваю сумку
и оборачиваюсь всех поблагодарить
но только благодарить-то и некого
они просто помогли мне
без ожиданий
без размышлений
без самокопаний
помогли
и сразу захлопнулись обратно в себя.
никто не смотрит в глаза
ковыряются в телефоне
кое-кто даже в носу.
так мы и
ехали дальше
смотрели мимо
вышли на разных станциях.
но с тех пор
когда всё становится невыносимо и особенно тяжело
я всегда
вспоминаю этот момент.
вы все такие хорошие потому что,
и сами про себя не знаете.
ну
хоть тут напишу
спасибо, люди!
эге-гей
Не так часто в метро, особенно в утренние часы, испытываешь радостное волнение. Обычно все бывает наоборот. Люди спешат на работу, на учебу. Не до сантиментов. Чтобы сесть, нужно особенное везение, если ты, конечно, не беременная старушка инвалид. Именно так, без запятых. Чтобы оказаться на заветной скамейке, необходимо быть сразу в этих трех ипостасях. По отдельности они не работают. Да и трудно в толпе разглядеть будущую маму, если только она не на последнем месяце, хромающего дядьку, если он не на костылях. Но этого человека увидели все. Он вошел в вагон, позванивая медалями, которые не оставили на его пиджаке даже маленького просвета. Едва седовласый герой сделал шаг от дверей, со скамеек сорвались сразу несколько молодых и не очень пассажиров. Дед не стал садиться. Он стоял в разношерстной толпе словно памятник. И вдруг две девчонки зааплодировали. Их поддержали все, кто был рядом. Неожиданное чествование продолжалось до следующей остановки. Растроганный герой, оставшись на перроне, проводил уходящий поезд мокрыми от слез глазами и импровизированной честью - приложил ладонь к совсем неформенной шляпе.
Всего одну остановку - от «Кузнецкого Моста» до «Пушкинской» длилась эта сцена. Никто не успел спросить у орденоносного деда ни имени, ни фамилии. Не успели поинтересоваться и тем, за какие подвиги страна отметила его столькими наградами. Был ли он коренным москвичом или приехал издалека на встречу с однополчанами накануне Дня Победы, никто так и не узнал. Да и не так это важно. Случайная встреча в метро просто показала, что уважение к героям давно отгремевших сражений вовсе не навязанная сверху акция.
В каждом из нас живет эта память. Может быть, потому тема Великой Отечественной не уходит с экранов, а «Землянку» и «Темную ночь» поют правнуки первых слушателей фронтовых песен. Стихийная овация старому воину в метро была очень искренней. Надо было видеть лица пассажиров, оставшихся в вагоне. Все как-будто подобрели разом и ехали дальше, улыбаясь друг другу, как старые знакомые, не обращая внимания на мелкие неудобства утренней толчеи.
Так что спасибо деду и за ту победу, и за эту - мирную.