Ветер южный гонит скуку,
Длинной юбки машет краем,
Протяни мне свою руку,
Не цыганка, но гадаю.
Видишь, линии кривые
Расползаются повсюду?
Это мы с тобой такие,
Верь мне, счастливы мы будем.
Ты смеешься, нет ошибки?
Хорошо ли ты гадаешь?
Нет ответа. Лишь улыбка.
Скоро, милый, сам узнаешь.
Ах, какие чёткие по окнам силуэты,
Ветви, но теперь, уж, без листвы,
Так, наверно, проще будет, пережить им, вьюги,
Кое-как добравшись, до весны…
Может быть, и мне, как тем деревьям,
Сбросить всё с души, донага,
Чтобы не пинали под откосы жизни,
Мою душу, вы, посредством сапога…
Ветер завывает под окошком,
Как щенок, почуявший беду:
«Не ходи, ты, ни к кому сегодня, в гости…»
«Хорошо… Уговорили… Не пойду…
Не пойду… Как есть, останусь дома,
Грусть ни с кем не стану я делить,
Вон, с сарая, что покрыт соломой,
Паутины вытянулась нить…
И в далекую уходит бесконечность,
Никого об этом не спросив,
По пути надежды моей свечку
Колыханьем лёгким, загасив…
Всё умолкло, в ожидании морозов,
Даже ветер непокорный, смолк в трубе,
Сколь не плачь, а до весны далЁко…
Стало быть, готовимся к зиме…»
Душа попала в межсезонье
И говори, не говори…
В водовороте жизни тонем
И скоро проводы любви.
О чём бы сердце не просило-
На всё наложен был запрет.
Пока мечталось и любилось-
Была весна и в сердце свет…
Но всё проходит, отцветает,
Летит опавшая листва
И только небо точно знает
В чём я бывала не права.
Устроим бал прощальный, скромный-
Хочу запомнить эти дни.
И пусть он снова нам напомнит,
Что это проводы любви…
Мы напоследок так промокнем
Не от дождя, от горьких слёз,
Что не заметим в зимних окнах,
Что напророчит нам мороз.
Я ненавижу межсезонье
Тут говори, не говори…
Я поняла, ты, тоже понял,
Что это проводы любви.
Ты потерял луну, считая звёзды,
Она обиделась и скрылась с неба, вон,
И вот в душе темно и пусто, как на небе,
И лишь стоит, вокруг, неясный тихий звон…
Ты потерял луну, но, ведь, уже, не лето,
И где искать её, в каком краю,
Под парусом, прости, какого цвета,
В Раю, а может быть, теперь, в Аду…
Ты потерял луну, какая малость,
А жизни — лишь на краешке луны,
Где ты теперь, моя нечаянная радость,
Куда ведёт тропинка за печалями судьбы…
И как теперь нам быть и что нам делать,
С луною я сравниться не могу,
Но буду ждать, когда меня, отыщешь,
С луной ли без, я от тебя не убегу…
Пять веков величия, и, почти, безвестности…
И какого рода Вы, из какой Вы местности,
И с улыбкою Вашею, милой, лучезарною…
Горожанина женою, слыть, не слишком завидно,
Флорентийского торговца, дело, не безгрешное,
И при Вашем интеллекте всё весами взвешивать,
Может, потому лукаво так всем улыбаетесь,
Что, супругою купца, Вы, лишь, называетесь…
Видимо гордился очень, Вашим, муж, обличием,
Потому и заказал он портрет с величием:
По тогдашней первой моде Вы прекрасна и безброва,
Там, на фоне той природы, королевою, без трона,
И загадкою улыбки всяк приятно поражен,
Потому, как взгляд не может перевесть на других жен,
Иль невест, иль, просто, женщин, с кем, кому, там, по пути,
Ведь второй Джоконды в мире ни один не смог найти…
сезон, когда не понимаешь, что с тобой происходит,
в самом разгаре — достиг своей кульминации.
честность не в том, чтоб на «как дела?» всерьёз говорить плохое,
а в том, чтоб признать — даже ты умеешь сдаваться.
сезон, когда легче дышится, проясняется голова,
в этом году — апогей сумасшедшей нежности.
это действительно так по-сентябрьски: оживать,
связи рвать или — вопреки — возвращаться к прежнему.
время гроз, холодов и туманов, как молоко, —
период сезонной драмы, большая шалость.
честность не в том, чтоб расслабиться, потому что ты далеко,
а в том, чтоб принять — ты далеко хоть в пределах шага.
ты — источник такого оттенка чувств, которого впору желать врагам,
и я никогда не буду несчастней/счастливее, но живее.
ты просто рядом, и я хочу не того, чтобы ты мне лгал,
я хочу
безоговорочно
тебе
верить.
А осень, летом, ластится,
Не хочет уходить,
Ещё и ещё раз
К нам возвращается
Опять, плюс двадцать, на дворе,
И так прекрасно жить,
И лето, пусть, и бабьим,
Попрощается…
Зарядят вновь дожди,
Холодные ветра,
И ветки без листвы
В окно, начнут, стучаться
Ах, как беспечны,
Как наивны были
Этим летом мы
Лишь, только, остаётся, огорчаться…
Потянутся несчастные
Такие вечера,
И ночи, что темнее
Чёрной кошки,
И только огонёк
Лишь, теплится свечи,
Оставлен был он, мною,
На окошке…
О, Франция, любимая моя,
Ты для меня, всегда, служила идеалом…
О, как я много знаю о тебе,
И в то же время, как ничтожно мало…
От мушкетеров, славных, «Солнца-короля»,
До ненавистной всей стране, Бастилии,
От Жанны д Арк, до лилий на гербе,
А, впрочем, разве, дело, только, в лилиях…
О, величавая твердыня Нотр Дам,
И витражей твоих, затейливые окна,
О, Лувр, словно Почетным легионом,
Ты охраняешь сон Джоконды, Лизы Моны…
И средоточие искусства на Монмартре,
И величавый храм музык — Гранд опера,
Не перечислить всех великих композиторов,
Мне точно так, как небожителей пера,
Наполеон, Вольтер и Кромвель, и Коммуна,
И революций тех, что, Родиной была,
Когда все — без чинов, шли под твои знамёна,
Свобода всем дарила два крыла…
Двадцатый век, как был для всех он, долог,
Ты, как и все, не только, войнами, жила,
И приютила, под своими крышами,
Эдит Пиаф, которая «воробышком» слыла…
-А где сюжеты для стихов,
Своих, находишь, то и дело?
-Как тот, акын, что вижу, то — пою,
И нет фантазии предела…
-Люблю весну, её начало,
Люблю природы пробужденье,
И лето, красное, люблю,
Цветы, люблю плодов рожденье,
И осени благословенной
Когда настанет вдруг, пора,
И у камина зимних посиделок,
Когда не скучны, хоть и долги, вечера…
Да мало ли сюжетов в свете,
Их невозможно перечислить в одночасье,
Позвольте, мне стихи писать, сюрпризом,
И всякий раз дарить вам маленькое счастье…
Все Парижские, свои, акварели
Я из папки, на столе, разложу,
Кадры, но не из кино, а из жизни,
Словно карты по судьбе, расскажу
Утро, Эйфелева башня в тумане,
Сена плещется в граните, чуть слышно,
И витрины у бистро, пока, закрыты,
И у зонтиков, приспущены, крыши,
Дремлет кофе, ароматный, под крышкой,
Свежей выпечкой, к себе, зазывая,
Переулками, лишь, песенка, вьётся,
Светлой музыкой, подобной, звукам трамвая,
И фиалки, на Монмартре, как прежде,
Всё цветочницы свои, продают,
Что в душе своими синими глазами
Создают неповторимый уют…
Я Парижские, свои, акварели,
Разложу, как будто, карты, по судьбе,
Где с капелью, ну, а где-то, с метелью,
Где в апреле, ну, а где-то в феврале…
В старом городе вечером бродит туман,
Он по улицам плавно течет и домам,
И найдя одинокие окна в тиши,
Осторожно спешит.
Он мечтает пробраться вовнутрь и обнять,
И в замерзшие души добавить огня,
Даже белый туман быть устал нелюдим —
Постоянно один.
И в одном из тех окон я молча грущу,
Но туман постучит, я его не пущу,
Я еще не готова по-новой опять
Никому доверять.
А на утро туман не оставит следа,
А ведь он, как и слезы, по сути вода!
Он хранитель печали, надежды и снов
Желтых окон домов.
Я не обещала любовь, но кажется, я проспорила,
И пускай перепутаны чувства и имена,
У этого лета будет своя история,
У этого лета будет своя страна.
Неважно, что завтра дожди в нашем старом городе,
Что завтра сезон зонтов и дождевиков,
Сегодня для грусти нет ни единого повода,
Сегодня есть море, бутылка вина и любовь.
Тик-так, Ах, как же так…
Время идёт только вперед,
И никогда, чтобы, назад,
Пусть на мгновение, в старый наш сад,
В милый наш двор, с нашим окном,
Нашу скамейку в саду, том, найдём,
Наши качели, как прежде, скрипят,
Тик-так, старый наш, сад.
Яблони ветки склонили к земле,
Тихо так, в нашем саду, на заре,
Август, как прежде, спешит угощать,
Тик-так, приходи, навещать.
Тик-так, В юность, вернись,
В пору счастливую, вновь, окунись,
Пусть, только в мыслях, на, время, назад,
Тик-так, в старый, наш, сад…
Из бутылок, мной выпитых можно построить мост
Через море Азовское прямо, б**ть, до Китая.
Сигарет я скурил много больше, чем ржавых звёзд
Над столицей в ночь зимнюю кружится и летает.
Что ты можешь поведать о чувствах своих без лжи?
Я любил тебя так, как солдаты — стрельбу по детям,
Я любил тебя так, как смертельно больные — жить,
Как ослепшие — Солнце, которое им не светит.
Я топил тебя в водке и красном сухом вине,
Ну, а ты всё всплывала, барахталась, не тонула;
Оставаясь печалью у кромки, на самом дне,
Оставаясь прижатым к виску пистолетным дулом.
Я вдыхал тебя дымом, я феном тебя глотал —
Но забыть эти губы, увы, один чёрт не вышло.
Моё сердце до ужаса твёрдое, как металл
И, походу, ему очень скоро наступит крышка.
В алкогольном отрубе мне снятся твои глаза;
Умоляю, пошли на мой адрес письмо-депешу,
Ну, а лучше вернись. Поскорее вернись назад
Потому что я скоро не выдержу и повешусь.
Это, знаешь ли, глупый такой вопрос,
Кто кого подпирал и над кем кто рос,
Кто получше умел перекинуть мост
И бежал пободрее кроссы…
Это, знаешь ли, очень смешно звучит,
Кто кому был забрало, копье и щит,
Кто готовил тирады, кто стряпал щи,
Кто кому вынимал занозы.
Это, видишь ли, надо тогда решать,
Кто из общего больше отпил ковша,
И у этого глупого дележа
Не найдется конца и края…
Но запястье к запястью прижмет экстаз,
Наши пульсы — в три четверти, словно вальс…
Мы — не разница, слышишь! Мы -резонанс!..
Это, знаешь ли, все решает.