Ну вот и все- разбиты зеркала,
Любовь исчезла, и погасли свечи,
Я от тебя так неожиданно ушла,
Когда на город опустился вечер
Вдали горели в окнах фонари,
Зима шептала мне, что время лечит,
И так бывает в жизни, что мечты,
Жестокая реальность искалечит
Спектакль окончен, маски все сняты,
Герою главному спасибо за игру,
Что так талантливо умеет жечь мосты,
И разрушать дороги к счастью своему…
Наша цивилизация — это спектакль, в котором обезьяна играет роль человека, но эта роль для неё оказалась слишком сложна, поэтому она наплевала на сюжет и всё стало неуправляемо как в настоящей жизни.
Всё хорошо у того, кто может инсценировать свою смерть. Сложнее тем, кому каждый нужно инсценировать нормальную жизнь.
В свое время Ленин стойко ассоциировался в моей голове с Брежневым. Это началось после спектакля «Так победим», который шел на сцене МХАТа с Калягиным в роли Ленина. Ставил спектакль Олег Николаевич Ефремов. А мы — студенты Школы-студии МХАТа — играли там в массовых сценах. Однажды на нашем спектакле был Брежнев. Об этом я написала когда-то в повести «Пасьянс длиною в жизнь». Этот отрывок сейчас вспомнился. Апрель, как-никак.
Бегая по театральным ВУЗам, к вечеру Женька была выжата от усталости, как лимон. Приходилось брать такси, чтобы добраться до дома. Указывая таксисту поворот в ее сторону, Женька пользовалась своим любимым ориентиром.
Посреди — внушительных размеров — Волгоградского проспекта стоял огромный портрет Брежнева. Его закрепили там, когда вождь обладал тремя высшими правительственными наградами. Эти ордена располагались на левом плече Генсека в один ряд. Когда его удостоили четвертой награды, новый орден не помещался, и пришлось немного расширить плечо. Тогда диспропорция еще не была заметна. Затем народ и правительство во главе с Брежневым постановили выдать Генсеку пятую награду. И снова, чтобы не писать новый портрет, плечу правителя страны добавили шири и размаха и втиснули, таки, пятый орден. Награды должны были располагаться только по прямой линии, по мере их поступления, и быть одинакового размера. О пропорциях не подумали. Левое плечо стало метра на три шире правого, и возникало ощущение, что Главный Человек Необъятной Родины накачивает только одну половину верхней части тела, чтобы без ущерба для здоровья носить тяжеловесные ордена.
Женька долгое время наслаждалась переменами в облике Генсека. Единственное, что было подсвечено по ночам по дороге к дому — это совершенно дисгармоничный портрет Леонида Ильича. В нем угадывалось что-то демоническое. Казалось, что нарисованный Генсек наклоняется в твою сторону, и сейчас всем своим весом навалится на тебя — такого маленького и беззащитного. Потом гигантский портрет ликвидировали, видимо, вместе с художником, и Женьке стало трудно ориентироваться в любимом городе.
Но Брежнева она видела не только на картинках. Учась на втором курсе актерского факультета, Женька играла в массовке спектакля МХАТа «Так победим!» Однажды на спектакль пожаловал сам Генсек.
Актеров вызвали за три часа до начала. Здание театра оцепила конная милиция. На служебном входе стояли, подчеркнуто непринужденно, в казенных одинаковых костюмах, с одинаковыми оловянными лицами дюжие молодцы. Актеры предъявляли пропуска, а молодцы придирчиво сверяли фотографию с оригиналом, прежде, чем пропустить в театр. Женька на себя была не похожа, но ее пропустили, а к одному известному артисту, похожему на сою фотографию, как две капли воды, охрана придралась. Пришлось вызывать администратора, чтобы доказать, что артист — свой.
Стоя на сцене во время репетиции, Женька взглянула в зрительный зал. До начала спектакля оставалась еще пара часов. Зал почти наполовину был заполнен клонированными товарищами в штатском, которые рассортировались по всему пространству с промежутками метров в пять. За кулисами их оказалось больше, чем актеров. Прежде, чем допустить актера на сцену, охрана требовала продемонстрировать свое ненастоящее оружие. (А что, если оно настоящее?) Бдительно дунув в бутафорский запаянный ствол винтовки или нагана и проверив, не спускается ли курок, оловянный охранник допускал актера на сцену. Женьку это забавляло.
Держа в руках деревянную винтовку, она подошла к одному из проверяющих, у бедра которого торчала кожаная кобура. Молодая артистка констатировала, что у него тоже пистолет не настоящий. Охранник обиделся и грозно вытащил блестящее оружие. Подержать его в руках он Женьке не дал, но одного беглого взгляда артистке оказалось достаточно, чтобы понять, что шутки здесь не пройдут.
Спектакль «Так победим!» — о последних днях Ленина, которого играл Калягин. В левую — от сцены — правительственную ложу провели и посадили Леонида Ильича. К тому времени Генсек уже имел проблемы со слухом. А слуховой аппарат, по слухам, был сломан. Через несколько минут после начала спектакля на сцене появляется Проклова — очаровательная секретарша вождя. При полной тишине зала Генсек громко и справедливо замечает своему сопровождающему:
— Какая хорошенькая секретарша у Ленина.
В правительственной ложе, похоже, намечался более захватывающий спектакль, чем на сцене. Так и оказалось. Леонид Ильич комментировал всё первое действие. Это было настолько смешно и страшно, что один Народный артист не смог доиграть свою сцену и в ужасе ушел за кулисы. С лица бедного Калягина от напряжения градом стекал пот. Периодически он поворачивался спиной к залу и шептал в глубину сцены:
— Я этого не выдержу, сейчас умру.
Второй акт начинался с покушения на Ленина. На авансцене — Сан Саныч-Ленин, а на двух кругах, вращающихся в противоположные стороны, спинами к Ленину выезжают 60 человек массовки — студентов, символизирующих толпу — свидетельницу покушения. Раздается громкий звук выстрела: «Бах!». Массовка молча и быстро поворачивается лицом к Ленину. Вождь ранен. Надо заметить, что сцена эта была захватывающей и всегда игралась при напряженной тишине зала. Гремит второй выстрел. Студенты протягивают руки к раненому Ленину. Вдруг из правительственной ложи громко доносится испуганное «Ой!». Телохранитель Генсека еще громче, чтобы тот расслышал, четко произносит:
— Не волнуйтесь, Леонид Ильич, это в Ленина стреляют!
На сцене началось нечто невообразимое. Все шесть десятков студентов, стоя на двух огромных кругах друг перед другом в траги-комических застывших позах с протянутыми в сторону Калягина руками, начинают захлебываться от хохота. Из глаз льются слезы, руки и тела сотрясаются, не в силах сдерживать смех. У Женьки после этого несколько дней болел пресс от напряжения. Второй акт, таким образом, стал еще сильнее первого.
К концу спектакля все актеры были настолько поглощены происходящим в правительственной ложе, что стали, не стесняясь, вылезать на сцену по ходу не своего действия. Со сцены Генсек был лучше виден, чем из-за кулис.
Публика, которая вначале не понимала, КТО сегодня в гостях у МХАТа, довольно скоро сообразила, и наблюдала только за реакцией Генсека. А реакция его была непосредственной и адекватной. Он громко спрашивал:
— Почему все смеются?
Для Женьки это был самый лучший спектакль с ее участием. Про Брежнева и Ленина. Имена эти стали ассоциироваться друг с другом не только по учебникам.
Имя вождя мирового пролетариата всплыло перед Женькой еще раз, когда она с родителями навсегда покидала Родину. В пункты обмена валюты были дикие очереди. Отъезжающие записывали на ладонях номера, как когда-то — в продовольственных магазинах. Наконец, через пару дней очередь счастливчиков подошла. Женькина мать, папа и она сама вошли в пугающий своим видом бункер с металлическими дверьми, которые за ними намертво захлопнулись. За спинами вырос солдат в камуфляжной форме с автоматом Калашникова наперевес и дулом пригласил пройти к окошечку с пуленепробиваемым стеклом. Они подошли. Женькина мать стала вытаскивать из кошелька положенное, скромное количество рублей, чтобы обменять их на доллары. Солдат, нацелив дуло автомата на без пяти минут иммигрантов, рявкнул:
— Поторопитесь!
По спине у Женьки побежали мурашки. На секунду она задумалась о целесообразности отъезда. Но вспомнила, что гражданства их уже лишили, и поняла: отступать некуда, за спиной — автоматчики. У матери на нервной почве затряслись руки.
В окошечке восседала необъятная кассирша с огромной копной вытравленных перекисью и взбитых, как сливки, волос. Мать, волнуясь, стала выкладывать рубли на прилавок. Валютная кассирша гавкнула:
— Лениным кверху клади!
Мать не поняла, что валютчица имеет в виду и растерялась окончательно. Денежные бумажки посыпались из рук на пол. Папа и Женька наклонились, чтобы поднять их. Вдруг автоматчик гаркнул:
— Не наклоняться!
Почти иммигранты застыли в полусогнутой позе. Автоматчик дулом пошевелил бумажки на полу, затем направил cтвол автомата на спины отъезжающей троицы и скомандовал еще громче:
— Поднять!
Папа собрал разлетевшиеся рубли, сунул их в окошко необъятной кассирши. Та с отвращением разложила их сама «Лениным кверху» и выдала причитающиеся доллары вконец испуганному семейству. Автоматчик проводил их до выхода, поигрывая дулом. Как ребенок, ей Богу.
Выйдя из бронированного бункера, все трое молчали минут тридцать. Когда белизна сошла с лица, мать выдохнула:
— Билеты берем на завтра. Слава Богу, живы остались.
Долларов этих потом хватило на пару комплектов американского постельного белья.
Человеческая жизнь - это главная роль в спектакле, где весь Мир включая королей и президентов, играют роль массовки.
Я хочу запомнить как смята постель, как ты одеваешься там, в темноте
Как уходишь призраком молча, не прощаясь.
Дописали мы свой роман про любовь, не хватает лишь пары слов,
Посиди со мной, поговори со мной.
Я хочу запомнить как падает снег, медленней обычного падает снег.
Как душа по комнате бродит обнаженной.
Скоро зазвучит эхо нового дня, начинай его без меня.
Не буди меня, освободи меня.
Спектакль окончен, гаснет свет и многоточий больше нет.
Останови музыку, спектакль окончен, happy end.
Я буду такою, как ты не хотел, сделаю с другими, что ты не сумел.
Я порву последние нити между нами.
Мокрые глаза заслоняя рукой, я прошу тебя, бывший мой -
Посиди со мной, поговори со мной!
Спектакль окончен, гаснет свет и многоточий больше нет.
Останови музыку, спектакль окончен, happy end.
Спектакль окончен, гаснет свет и многоточий больше нет.
Останови музыку, спектакль окончен, happy end.
Спектакль окончен, гаснет свет и многоточий больше нет.
Останови музыку, спектакль окончен, happy end.
Читать стихи других поэтов-
Трепетное наслаждение…
Словам чужим-
Живую интонацию придать…
И постараться донести
До слушателей информацию-
Быть может «вышибить"слезу,
Иль рассмешить,
Как будто проиграть спектакль!
Жизнь коротка.
Жизнь коротка. И надо уметь. Надо уметь уходить с плохого фильма. Бросать плохую книгу. Уходить от плохого человека. Их много. Дела не идущие бросать. Даже от посредственности уходить. Их много. Время дороже. Лучше поспать. Лучше поесть. Лучше посмотреть на огонь, на ребенка, на женщину, на воду.
Музыка стала врагом человека. Музыка навязывается, лезет в уши. Через стены. Через потолок. Через пол. Вдыхаешь музыку и удары синтезаторов. Низкие бьют в грудь, высокие зудят под пломбами. Спектакль менее наглый, но с него тоже не уйдешь. Шикают. Одергивают. Ставят подножку. Нравится. Компьютер прилипчив, светится, как привидение, зазывает, как восточный базар. Копаешься, ищешь, ищешь. Ну находишь что-то, пытаешься это приспособить, выбрасываешь, снова копаешься, нашел что-то, повертел в голове, выбросил. Мысли общие. Слова общие.
Нет! Жизнь коротка.
И только книга деликатна. Снял с полки. Полистал. Поставил. В ней нет наглости. Она не проникает в тебя. Стоит на полке, молчит, ждет, когда возьмут в теплые руки. И она раскроется. Если бы с людьми так. Нас много. Всех не полистаешь. Даже одного. Даже своего. Даже себя.
Жизнь коротка. Что-то откроется само. Для чего-то установишь правило. На остальное нет времени. Закон один: уходить. Бросать. Бежать. Захлопывать или не открывать! Чтобы не отдать этому миг, назначенный для другого.
Сколько спектаклей с мелодрамой, ломая комедию, превращались в трагедию, в конце которой месть… трагикомедия.
На сцене вяло, но по сценарию, разворачивалось действо, ради которого сонная публика пришла в зал, предварительно оплатив билеты. Все шло своим чередом, пока на сцену не выбежал какой-то неадекватный человек. Все сразу подумали, что это электрик, потому что тот прямо на сцене начал выкручивать лампочку. Однако когда он засунул ее в рот подбежавшему пожарнику - оживившаяся публика засомневалась. Пожарник, очевидно от обиды, поджег занавес, чем тоже подверг сомнению способности публики к угадыванию профессий. Прибежавший слесарь, не найдя водопроводных труб, начал подкручивать гайки на стульях.
Действие спектакля становилось все непредсказуемей. Режиссер соображал как представить этот абсурд в виде этакого модерна. Но тут пришел настоящий электрик и давай реально менять лампочки. А за ним пришел настоящий пожарник и давай тушить занавес. А после пришел настоящий сантехник и нашел таки водопроводные трубы…
- Дорогая, зайка моя! Ты сказала: «Дело срочное, приезжай скорее!» Я отпросился с работы, еле доехал по этим пробкам. Что случилось? - Мне жарко, подуй на меня…
Это же какой нужно иметь талант, чтобы поставить такой спектакль, где режиссёр, актёр и зритель в одном лице…
Что за спектакль, кто постановщик не знаешь. Сколько заплатил, чтоб попасть на него, не знаешь. Актёры все: и кто на сцене и кто в креслах. Сколько антрактов не знаешь, с кем будешь смотреть следующий акт неизвестно или ни с кем и кресло рядом с тобой будет пустым тоже неведомо. Хотелось бы с кем-то, а с другой стороны: на фига тебе в соседях еще один актёр.
- А сейчас, дети, поприветствуем нашего очередного гостя, гостя из солнечной Америки - Роберта Ивановича Де Ниро. Роберт Иванович, милости просим.
Класс дружно зааплодировал знаменитому артисту, который несколько смущаясь, вошел в помещение. В руках он теребил берет трудовика. Не смотря на усилия гримера местного театра при заводе «Коммунар», всем и без берета было понятно, кто перед ними. Однако установка такая - все должны верить, что это Де Ниро, так как деньги выделялись именно на Де Ниро. И в документах тоже значилось - «Актер из Америки, Роберт Иванович Де Ниро»…
- Расскажите нам, пожалуйста, уважаемый Роберт Иванович, что-нибудь из своей трудовой практики… в кино разумеется, - Марья Васильевна, классный руководитель недвусмысленно нахмурила брови, давая понять, что Иванович, судя по запаху, исходящему от него, несколько перестарался в борьбе с волнением. Но и не каждый же день приходится играть знаменитость, понять можно. Однако все должно идти по сценарию.
- Эээээ - начал Ивванович, - нуууу… Помню как-то снимали мы фильм… эээээ … мммм… «Яйца над пропастью», эээээ…
Марья Васильевна почувствовала привкус железа во рту и невероятную сухость во всем организме. Иванович продолжал:
- И значит, стою я, значит, над пропастью… эээээ … И так припекло, что… ээээээ… Ну, значит, спускаю штаны, эээээ…
Тут, Марья Васильевна, понимая, что что-то нужно сделать, что-то такое совершить, чтобы спасти ситуацию, сделала вид, что ей нужно срочно переставить вазу с цветами, и хрясь Ивановича вазой по башке. Тот и осел на землю, весь в цветах, остановившись на штанах. Но ко всеобщему ужасу штаны упали раньше, чем Иванович. По классу пошел неприятнейший запах.
- Вот видите, дети, - спасала ситуацию Марья Васильевна, как очередной американский засранец, обгадил нам пол.
Дети зааплодировали, когда Марья Васильевна вытащила за ноги засранца из класса. Вечер встречи, в общем, удался. Все было практически по сценарию.
- Бэссамээ, бэссамэ мучоо - поет в яме хор хоровой ямы.
На сцене десять маленьких негритят в белых балетных пачках плавно изображают «Лебединое озеро»
- Бэссамээ, бэссамэ муучоос
Меленькие танцоры очевидным образом исполняют «Ламбаду», тем не менее, неплохо изображая плавающих лебедей. Некоторые совершенно бесшумно (видимо постелено) периодически падают в оркестровую яму, откуда незамедлительно вылетают обратно, махая при этом руками-крылами.
- Бэссамээ, бэссамэ ммуучооо
Вся компания дружно делает полный поворот, на все 360 градусов, и зрители замечают в руках лебедей газеты. Самый крупный лебедь делает подозрительный выпад вперед, как спортсмен, готовящийся к низкому старту, вытягивая при этом вперед себя руки с газетой. Музыка на минуту прерывается, и лебедь читает:
- Столицу, с долгожданным визитом посетил президент Зимбабве Роберт Мугабе. Встреча прошла в дружественной неофициальной обстановке.
Зал дружно срывается с места и долго стоя аплодирует.
Занавес.