Геометрическое
Осознал я утРОМ (Б) вдруг:
Завершился жизни КРУГ.
МНОГОГРАННИК, что ковал,
Превратился в гроб-ОВАЛ.
Жизни время - время ожиданья
Лишь того чего увы не быть…
Время встреч и время расставаний…
Не дано его нам полюбить…
Оно кончится внезапно,
Только бег начав.
Словно эхо водопада,
Всех перекричав,
Вдруг погаснет как лампада.
Как в горах закат.
Но быть может, смерть награда
Выше всех наград,
Для того кто сделал много,
Сам судьбу вершил.
Не дано ему иного,
Потому что жил.
Рождение - есть наша победа над смертью, ибо рождение не есть повторение старого и известного, но создание нового видения и новой надежды.
Мы не имеем права умирать только потому, что это кажется нам наилучшим выходом
До того скупой: подвернись бесплатный гроб, умрет не задумываясь.
Мерзкий дед живет на свете.
Он не любит никого.
Пьёт мартини, водку, пиво,
В общем, всякое дерьмо…
У него была супруга.
Её нет, она ушла…
В мир, куда уходят люди
По желанию Творца.
Жизнь немилой стала маме
Рядом с мужем-подлецом.
Вот и выбрала дорогу,
Пошла за нашим Праотцом.
Были дети у мерзавца.
Да они и есть сейчас.
Только дети эти «папе»
Всю жизнь не радовали глаз!!!
Даже внуки - это тоже
Чужие люди для него.
И жизнь свою он проживает,
Сам не зная для чего.
Мы долго будем помнить маму
И не забудем никогда.
А «папа» пусть живет, как знает,
Всегда лишь только для себя.
Уйдёт из жизни и никто
Не вспомнит даже на мгновение,
Что жил МУДАК среди людей,
А сдох - и всем УСПОКОЕНИЕ!!!
(05.10.2011)
Долгое эхо, короткие годы…
Вечная память ушедшим любимым.
Дряхлое сердце сбоит к непогоде,
ноет предчувствием бед нестерпимых -
бедное, слабое… боли боится.
Не малодушествуй: страхи напрасны.
Выдюжишь - в небо за белою птицей
вслед полетишь -
к долгожданному
празднику.
***
Я знаю, верую, что всё не зря,
и то, что мы понять сейчас не можем,
нам объяснит когда-нибудь заря
бессмертной жизни… А пока прохожим,
скитающимся странникам - терпеть
и крест нести, кому какой положен.
Мы встретимся однажды, чтобы спеть
осанну - став
светлее,
чище,
строже.
Жизнь - это «пробел» между рождением и смертью, в который мы должны «вписать» всю любовь, теплоту, преданность к родным, близким и недругам.
Когда умру,
схороните меня с гитарой
в речном песке.
Когда умру,
в апельсиновой роще старой
в любом цветке.
Когда умру,
буду флюгером я на крыше,
на ветру.
Тише… Тише… Тише… Тише…
Когда умру…
Что будет, когда я умру?
Качнётся листок на ветру,
И будет, как прежде, рассвет,
И будет, как прежде, закат,
И солнечный будет свет,
Как много веков назад.
И будет, как прежде, роса
Дрожать на зелёной траве.
Сиять будут небеса
И облако плыть в синеве.
И будет весёлый смех
Звучать задорно и звонко,
И радостью будет для всех
Рождённого плач ребёнка.
Ничто не изменится вдруг,
В тот день, когда я умру.
И только листок, сделав круг,
Качнётся на слабом ветру.
Никакие истины не могут излечить грусть от потери любимого человека. Никакие истины, никакая душевность, никакая сила, никакая нежность не могут излечить эту грусть. У нас нет другого пути, кроме как вволю отгрустить эту грусть и что-то из нее узнать, но никакое из этих полученных знаний не окажет никакой помощи при следующем столкновении с грустью, которого никак не ждешь.
Умер друг у меня - вот такая беда…
Как мне быть - не могу и ума приложить.
Я не думал, не верил, не ждал никогда,
Что без этого друга придётся мне жить…
Говорят - раз ты умер, таков уж закон,
Вместо «ты» про тебя говорить надо «он».
Вместо слов, что «люблю тебя», надо «любил»,
Вместо слов, что «есть друг у меня», надо - «был».
Так ли это? Не знаю. По моему - нет!
Свет погасшей звезды ещё тысячу лет
К нам доходит. А, что ей, звезде, до людей?
Ты добрей её был, и теплей, и светлей.
Да и срок не велик, тыщу лет мне не жить.
На мой век тебя хватит - мне по дружбе светить…
Оставляет жизнь на теле шрамы,
Год за годом глубже и больней.
Но случится поздно или рано,
Повстречаться мне придётся с ней.
Что скажу в своё я оправданье,
Чем смогу себя я обелить.
- Божья тварь вершина мирозданья…
Всё дано, а он не хочет жить…
Заснула сказка до конца,
Сухим цветком, сгоревшей розой.
Последним островом, мечтой,
Прощальной, острой в грудь занозой
Банты, подвяжет сказка до конца,
Копьём и ложью, выстрежет любовно,
С карниза капли-лава и металл,
Уткнётся носом, и будет спать спокойно…
Угольно черный пёс, ест с руки мой хлеб.
Он прошлое-тяжёлое нёс нёс, в конверте, в правой руке.
Он лаял-стонал гав гав, падал, вставал, снова падал.
Я ждал его молча, долго ждал, и встретил, случайно, взглядом.
Мы пили потом всю ночь с ним, глотали и жгли ложки.
Он утром в окно дверь отворил, ровно отмерив дорожки.
Унылый, угольно черный пёс, продал свою душу за деньги.
Он клялся, в последние секунды свои, что стал окончательно верным.
Я ответил ему, что в том и беда, что вера ничего не значит.
А он вынул сердце своё из груди, в слезах, для меня, по-собачьи…