Балкон (часть 8).
«Девочки, вашу м…, кто оставил балкон открытым???» - Лена закончила вопрос еще несколькими не очень нормативными словами. И тут же к кому-то обратилась: «Катя, чего ты там стоишь, иди сюда!». Она говорила это подозрительно ласково, все в отделении хорошо знали ее буйный нрав и острый язык. По этому со всех палат начали выскакивать мамы. И не зря… Катя, совсем молодая женщина, попавшая сюда вместе со своей дочкой неделю назад, стояла у самых перил и как-то нехорошо смотрела вниз. Все знали этот взгляд, почти каждый когда-то так же смотрел на асфальт там, далеко внизу, до которого лететь целых 5 этажей. Почти каждый прошел через это неудержимое желание одним прыжком решить все проблемы. Именно по этому при появлении в отделении новеньких, особенно с признаками повышенной нервозности, балкон закрывают на ключ. В этот раз кто-то не уследил и Катя, которая еще 3 дня назад кричала на все отделение что выпрыгнет, оказалась на балконе.
- Катя, ну иди сюда! Чего ты там стоишь? Нету там внизу ничего интересного, иди сюда!
- Нет, оставьте меня. Я не хочу жить! Моя девочка, моя Валечка, ведь ей всего-то 2,5 года! За что??? Ради чего мне жить? У моей дочки рак! Она умрет! Я не хочу на это смотреть! Не хочу и не могу!!! - и она еще больше перегнулась через перила.
- У меня тоже у сына рак, ну и что? - долго тетю Лену не хватило на ласковый тон - Да, многие тут умирают, но некоторые и выживают! Но выживают только при условии что их лечат! Если ты будешь лечить свою дочку, то ей может повезти как тому мальчику из 5 палаты! У него уже 4 года ремиссии. И у тебя такое может быть!
- Нет, нет!!! Как можно капать ребенку эту химию, ей же от нее так плохо! Как можно жить тут, где дети умирают? Я лучше умру сейчас! - она сделала решительный шаг вперед…
- Мама, мама, иди сюда - по коридору шла Валечка. Еще с волосами, еще без характерных щек…
- Хочешь прыгать? Вперед! Только можешь прямо сразу с собой взять Валю! Без твоей помощи она не выживет! Кто будет покупать ей лекарства? Твой муж алкоголик? Кто будет следить за ней во время капельниц? Медсестры? Не смеши меня!!! На, бери ее на руки и прыгай вместе! - Лена подхватила ничего не понимающую Валю на руки и протянула Кате.
- Нет, нет, убери ее! Как ты можешь… - глаза Кати расширились от ужаса.
- А ты как можешь? Эгоистка! Ей, видите ли, тяжело! Да ты подумай каково твоему ребенку сейчас! А еще лучше подумай, каково ей будет после твоего прыжка! Давай, вперед! Только тогда Валечка отправится на тот свет буквально через пару недель! О да, не будет мучительного лечения, ведь лекарств то в больнице нету! Будет мучительная смерть от лейкоза! Так давай, бери ее и прыгай! Чего ты? Страшно? Так будет лучше вам обоим, давай! Давай! Давай!!!
Катя стрелой выскочила с балкона и, рыдая, побежала куда-то за территорию отделения.
- Лена, как думаешь, там она себе «приключений» не найдет?
- Может и найдет, но не сегодня. Сеанса психотерапии хватит на ближайшие сутки, а там… Вот только найду сейчас ту заразу которая балкон не закрыла, и сброшу с него. Или следующий раз заставлю проводить «переговоры».
Лену когда-то тоже сняли с края балкона. Сняла женщина, у которой в это время ребенок был в реанимации. Ребенок через 2 дня умер. Но Лена всегда говорила, что та женщина хоть и потеряла собственного ребенка, но спасла ее Володю.
Лезть на стену (часть 7)
«Опять, неужели опять!!!» - крик тети Светы разносился по коридору. Мама на лежачей каталке как раз вывезла меня к телевизору, но не успела довести до холла, когда раздался этот крик. Я видела, как тетя Света стоит возле своей палаты и лезет на стену… в прямом смысле слова. Она обдирала пальцы до крови, кровавые полосы оставались на окрашенной стене… А тетя Света все продолжала хвататься ногтями за ровную стену, пытаясь залезть по ней. Куда? Зачем? Я не знала, не знала, наверное, и она. Из ее палаты доносился крик Димы «Мама, пожалуйста, не надо, мама…». Этот крик иногда прерывался рыданиями. А еще кашлем. Моя мама оставила меня в каталке в коридоре и побежала в палату к Димке. Я слышала, как она успокаивала его, а он продолжал кричать «Что с мамой?». Еще несколько мамочек в отделении подбежали к тете Свете, стараясь оторвать ее от стены. Но она вырывалась и снова кидалась туда. Снова и снова она цеплялась ногтями за краску и кричала «Не могу, я больше не могу!!!». Я услышала, как в ординаторской вызывают реанимацию. А тетя Света все продолжала кричать и лезть на стену. От этого зрелища внутри все холодело, хотелось закрыть глаза и не видеть этого, хотелось закрыть уши и не слышать ее криков и Димкиного плача. Хотелось вырваться их этого ада! Но я была вынуждена смотреть на это. Так же, как еще несколько детей… а медперсонала в отделении как будто и не было… одна медсестра бегала вокруг тети Светы пытаясь всучить ей стакан с валерьянкой.
Несколько мамочек не прекращали попыток оттянуть тетю Свету от той злосчастной стенки. Они тоже рыдали… от собственного бессилия, от обиды, от страха. Моя мама выскочила из Диминой палаты… ее руки были в крови. «Света, где лекарства?» - она теребила тетю Свету в надежде узнать у нее, где лежат спасительные для Димки лекарства. Но в тот момент это было бессмысленно. Тетя Света билась в истерике от того, что у ее сына снова носовое кровотечение, а тромбоцитов то всего 4. Это значит, что унять это кровотечение не смогут несколько дней, это значит, что снова надо где-то искать доноров. А где их возьмешь, когда переливание нужно чуть ли не каждую неделю в огромных объемах. Носовое кровотечение - это снова тампонада носа под общим наркозом, после которого ее Дима будет отходить долго и мучительно. А еще он будет переставать дышать… У нее не осталось моральных сил снова проходить через это. Это было свыше ее сил!!!
Хлопнула дверь лифта, и в отделение забежали врачи реанимации. Им на встречу вышла заведующая отделением, что-то шепнула на ухо и опять ушла в ординаторскую. Под моим взглядом она опустила глаза. Просто опустила глаза… ей и в голову не пришло передвинуть меня так, чтобы мне не было видно этого жуткого зрелища. А просить кого-то в такой ситуации я не имела морального права…
Врачи реанимации, несмотря на сопротивления тети Светы, сделали ей какой-то укол. И через пол часа она начала утихать. Через пол часа!!! А эти бесконечные 30 минут она все так же кричала и лезла на стену. Снова и снова… и мы все это видели и слышали. И нам, детям, ставало неимоверно жутко от того, что наша болезнь делает с нашими матерями. А еще было стыдно за себя… за то, что мы больны, за то что мы обрекли дорогих нам людей на такие страдания. «Если завтра вот так вот полезет на стенку моя мать, в этом виноват буду только я!» - так в тот момент думал каждый из нас…
Засыпающую тетю Свету увели в мою палату. Ее положили и кто-то из мам остался присматривать за ней, чтобы, проснувшись она не наделала глупостей. Все же остальные кинулись на помощь Диме. Моя мама пробежала мимо меня в палату и вернулась назад с кошельком. Димке нужны были лекарства, а где тетя Света положила кошелек, не знал никто. И мама ни на мгновение не задумываясь достала свои деньги… я увидела что еще кто-то вынес кошелек. Кто-то из мам, накинув первую попавшуюся куртку, схватил деньги и побежал в аптеку. Моя мама уговаривала Диму успокоится, она же той ночью сидела возле него, когда он бредил после наркоза. Тете Свете снова и снова кололи снотворное, не давая ей проснутся. Тетя Надя сидела возле нее, не выключая свет. А еще она ухаживала за собственным больным сыном и за мной. Она поворачивала меня, поила, кормила.
Она и моя мама не спали сутки, потом ухаживать за Димой взялась мамочка из другой палаты, тетю Свету тоже перевели под опеку кого-то другого. Ей еще 3 дня запрещали даже близко подходить к палате, где лежал ее сын. В туалет ее водили под конвоем, ни на мгновение не оставляя одну. Как-то проходя мимо стены, на которую она пыталась залезть, тетя Света покосилась на царапины на краске и на свои обломанные до крови ногти и робко спросила: «Неужели это я???». Когда ей, наконец, разрешили зайти в палату, Димка посмотрел на нее и очень спокойным голосом сказал: «Еще раз так сделаешь, и я выпрыгну вот в это окно!!!». И заплакал… Плакала и тетя Света. Совсем по другому, тихо и беспомощно. Она обняла своего сына. Она прижимала его к груди и испытывала жгучий стыд за то, что в такой нужный момент оставила своего ребенка без помощи. Его спасли другие, те, у кого своих проблем не меньше. В тот вечер она подходила к каждой мамочке, которая возилась с ней или с Димой, тихо брала их руки и прижимала к своему сердцу. А ей никто и никогда больше не напомнил о том дне, когда она лезла на стену пытаясь заглушить переполнившее ее отчаянье…
Отпустить душу (часть 6)
На двери палаты белая простынь. Глубокая ночь, но там горит свет. Сквозь простынь просвечивается силуэт женщины, сидящей возле кровати. Она сидит почти неподвижно, только изредка роняет голову на грудь - она не спит уже много суток и иногда усталость одолевает ее. Она проваливается в сон на несколько секунд, но тут же с ужасом просыпается. «Нельзя спать, нельзя! Надо следить» - эти слова она произносит снова и снова. Она сидит возле своей дочки. Возле смертельно больной дочки. Девочка бледная и очень истощенная. Она уже 2 недели не может глотать. А еще с каждым часом нарастает дыхательная недостаточность. Ребенок мучительно умирает от удушья.
А врачи… они признали опухоль неоперабельной. И все что смогли предложить, так это смертельную дозу снотворного «чтоб побыстрее отпустить душу». Врач назвал это «более простым выходом» чтоб не мучалась ни Наташа, ни ее дочка. Наташа отказалась. Она все еще верила, что это не конец, что вот случится чудо и девочка пойдет на поправку. Только вера в это чудо давала ей силы сидеть возле кровати не отрываясь сутками.
Девочка находилась в полусознательном состоянии. От постоянной нехватки кислорода ее сознание туманилось, она то проваливалась в нечто наподобие сна, то тихо стонала. Она почти не разговаривала, на это требовалось слишком много энергии, а взять ее было не откуда. Неделю назад врачи отменили все поддерживающие капельницы. Они посчитали все меры по поддержанию жизни девочки излишними. И теперь девочку мучила не только одышка, но и дикая жажда. Иногда сквозь сон она шептала «вода, вода». Вода мерещилась ей и мечтала она не о том, чтобы выжить, а о том, чтобы утолить невыносимую жажду. Но она этого не могла, по этому лишь беспомощно плакала, когда слышала звук льющейся воды.
Этой ночью девочке было особенно плохо. Она тяжело дышала, а временами переставала дышать на 10−15 секунд. Мать не отрывала взгляда от едва двигавшейся грудной клетки. И тут начался настоящий ад - девочка тяжело вздохнула и… и начала медленно синеть. Дыхание прекратилось… Мать с ужасом смотрела на все более синее лицо. Она знала что делать - она подскочила со стула и стала делать искусственное дыхание «рот в рот». Она не звала никого на помощь, она знала, что это лишено всякого смысла - заведующая отделением запретила все активные вмешательства по поддержанию жизнь. В развитых странах это называется пассивной эвтаназией и считается незаконным, а у нас это зовется заботливо - «отпустить душу». Наташа снова и снова вдыхала воздух в легкие своей дочери. Даже сейчас она верила, что борьба имеет смысл. И через 10 минут девочка сделала несколько самостоятельных вдохов. Но через пол часа снова остановка дыхания. И снова «рот в рот», до головокружения, до потемнения в глазах. И мысль только одна - не упасть, не потерять сознания, ведь дочке так нужен этот воздух, который сама вдохнуть она не может. Борьба продолжалась несколько часов. И когда после очередной остановки дыхания девочка открыла глаза, в них была такая боль. «Мама, оставь меня, не дыши… дай умереть… я так больше не могу» - слова девочки были ели слышны, а на ее глаза наворачивались слезы.
Женщина закрыла лицо руками и отошла. Она слышала, как девочка последний раз тяжело вздохнула и утихла. Наташа рыдала, беззвучно рыдала. А еще кусала губы… до крови, не чувствуя боли. Она сидела, закрыв лицо руками несколько минут, когда вдруг подскочила. На лице у нее была такая решительность… она кинулась к дочке. Она была уже вся синяя, пульса не было. Сердце остановилось. Это был конец. Но мать знала, что еще имеет возможность это изменить. И она кинулась реанимировать дочку. Без эмоций, как робот: 15 нажатий на грудную клетку, 2 вдоха. И так бесконечное число раз. Она не смотрела на время, не думала о том, насколько поврежденным окажется мозг дочки после столь длительной остановки сердца. Она знала одно - она должна реанимировать девочку. И вот делая очередной «вдох» она положила руку девочке на шею и почувствовала пульс. Сердце снова билось!!! Она продолжала искусственное дыхание с таким энтузиазмом, как будто выиграла борьбу с болезнью. Как будто вот сейчас она вернула девочку к жизни, и болезнь уйдет, и ее дочка снова будет здоровой.
Когда девочка пришла в себя, почувствовала во рту вкус крови. Она тогда не знала что это не ее кровь, это кровь ее матери, которая искусала себе губы, наблюдая за умиранием своего ребенка. Девочка знала одно - ее мать вернула ее. Снова сюда, снова в этот мир бесконечного удушья и жажды. В тот момент она почти ненавидела свою мать за это. Она не верила в утопию матери о долгой и счастливой жизни. Она не верила, что эта отвоеванная у смерти ночь имеет хоть какое-то значение.
Но мать… она как будто знала ради какого будущего она боролась со смертью. Она как будто знала, что пройдет 7 лет и я скажу ей спасибо за то, что не отпустила мою душу тогда. За то, что благодаря ее фанатичной вере я получила возможность прожить эти 7 лет, несмотря на опухоль. Семь лет тяжелой борьбы с болезнью, но все же сем лет жизни. Мама и сейчас иногда ночами сидит возле меня, наблюдая за дыханием. Она знает, что впереди еще много битв за мою жизнь. Но она так же четко знает, что никогда больше ни на мгновение не отпустит нить моей жизни. Даже если ситуация будет казаться безвыходной. Даже если будет стоять сердце, она не отпустит мою душу…
Все за одного (часть 5)
Вечернюю тишину отделения развеял крик тети Светы «Девочки, Диме плохо». Уже через 20 секунд из всех палат повыскакивали мамы детей. Они бежали в Димину палату, чтобы помочь кто чем может. Они пооставляли своих больных детей чтобы попытаться помочь чужому. Таков местный закон - все за одного! Детей не делили на своих и чужых. Дети были общие, и проблемы их были общие, по этому и решались всеми вместе.
Больные дети, многие из которых капали в тот вечер химию, остались одни. «Главными» в палатах оставались не те, кто старше, а те, кто мобильнее, кто мог выскочить и позвать на помощь. Я осталась на попечение пятилетнего Антохи так как сама не могла даже повернутся в постели. С деловым видом Антон взял из тумбочки карты, передвинул штатив капельницы (от которого шли две системы - моя и его) и уселся рядом со мной играть в его любимую игру - пьяницу. Было уже 10 часов вечера, но мы оба с ним знали, что спать мы сегодня раньше 12 не ляжем. Наши мамы заняты спасением Димы, а значит, некому следить за нашими капельницами. У нас не было обиды на родителей. Мы знали, что в любую минуту если понадобится, то все точно так же бросят своих детей чтобы спасти меня или Антоху.
У Димы было носовое кровотечение, очень сильное. Кровь заливала все, ему было тяжело дышать. Нужен был кислород. Но в отделение он не подведен. В отделении есть только 3 кислородные подушки. Их можно наполнить только в реанимации. А до реанимации 5 минут ходу, если идти очень быстро, почти бежать. Одной подушки Димке хватало минут на 10 максимум, но чаще на 7−8 минут. По этому 2 самые молодые и здоровые мамочки выстроились в своеобразный конвейер: непрерывно они бегали в реанимацию, наполняли подушки, бежали обратно, отдавали наполненную, хватали пустую и снова бежали в реанимацию. Все это очень быстро, почти бегом. 4 этажа по ступенькам, по переходу, еще 1 этаж и коридор до реанимации. Потом обратно. Можно конечно на лифте, но он едет непростительно медленно, нужно быстрее, быстрее, еще быстрее. И так десятки раз. Тетя Надя - мама Антохи, пробегая мимо нашей палаты с пустой подушкой, заскакивает буквально на мгновение. Кидает взгляд на наши заканчивающиеся капельницы, пытаясь прикинуть, успеет ли вернутся до того, как бутылки опустеют. «Не волнуйся мама, у нас все хорошо. Когда кончится бутылка я позову тетю Наташу» - понимая все мысли матери, говорит Антоха. Тетя Надя бросает взгляд на часы и понимает, что отстала от графика. Если она не догонит эту минуту, то Димка может остаться без кислорода. И она бегом бросается в сторону лестницы… И мысль у нее только одна - успеть, не подвести, сделать все для спасения чужого ребенка.
Три другие мамочки сидят в Димкиной палате и греют в руках флакончик плазмы. Его нужно отогревать медленно, температурой тела. А флакон заморожен до степени льда. Каждая по очереди зажимает флакон в ладонях и держит так 5 минут, потом передает флакон следующей. А сама начинает усиленно тереть руки, чтобы нагреть их до того времени, когда флакон снова вернется к ней. Еще одна мамочка греет кипятильником воду (так как в кране горячей воды нету), мочит в них тряпочки и передает их тем, чьи руки уже совсем замерзли. И снова по кругу, конвейером. От каждого зависит так много. А они всего-лишь люди… женщины, измученные бессонными месяцами, забывающие поесть и давно забывшие вкус мяса. Но сейчас они об этом совершенно не думают… они знают одно - они должны спасти Диму. Нет, не должны… все это делается не из чувства долга или из желания получить в случае проблем поддержку других. Все это делается просто по тому, что иначе и быть не может. Иначе Дима - их общий ребенок, умрет. И они сделают все ради того, чтобы этого не случилось.
В моей капельнице осталось совсем немного, грамм 20. Антоха видит это, встает со стула, подвигает его к штативу и залазит на стул. По-другому он не сможет позвать кого-то, ведь мы сейчас «скованные одной цепью». В отделении не хватает штативов, по этому обычно оба ребенка в одной палате капаются с одного. И сейчас Антоха даже подняв штатив, может отойти от моей кровати только на длину моей капельницы. По этому он перекрывает зажим на своей системе, снимает бутылку и, держа ее в руке, выходит в коридор позвать мою маму. Он знает, что надо звать именно кого-то из мамочек, на медсестер рассчитывать не стоит. Не потому, что они плохие, а потому, что они всегда заняты. А любая мама всегда найдет время, чтобы забежать в палату и поменять бутылку. Антоха возвращается вместе с моей мамой. Сейчас как раз ее очередь греть плазму. Не тратя ни секунды, она принимается за дело. «Подержи» - и в моих ладонях оказывается ледяной флакон плазмы. Чем быстрее он растает, тем больше будет шансов у Димы. По этому его нельзя оставлять без подогрева, по этому пока мама ледяными руками меняет мне бутылку с лекарством, заветный флакон грею я.
Мама поменяла бутылку и ушла. И снова мы остались вдвоем с Антоном. Забавная парочка - мне 14, ему 5. Но тут возраст не имеет значения. Мы с Антохой без слов понимаем друг друга. У нас здесь общие враги, общие цели и общие страхи. А еще общий долг перед другими детьми… Еще 2 ночи назад все отделение крутилось вокруг Антохи, который горел от температуры. Димина мама, тетя Света в час ночи в ночнушке и тоненьком халате бегала в ближайший ларек за бутылкой водки, чтобы растирать Антона. А уже завтра Антохина мама будет бегать за кислородом для меня. Мы уже давно не делим друг друга по возрасту, благосостоянию и по мамам. Это все не имеет значение. Имеет значение только то, что все мы ходит по краю пропасти и задача каждого - не дать другому сорваться.
Тетя Надя пробегает мимо нашей палаты бесчисленное количество раз. Мельком взгляд в нашу палату на капельницы и на наши лица. Все нормально, можно бежать дальше. Я замерзла, но одеяло сложено в ногах. Сама достать его я не могу. Прошу Антоху. Он заботливо укрывает меня, поправляя одеяло на ногах и груди. Он знает, что сама я этого сделать не могу. В палату заходит моя мама: «Ребятки, нужен еще один флакон плазмы, не поможете нагреть?». Об этом можно и не спрашивать, мы будем его греть, по-другому просто не может быть. 12 часов ночи, а мы с Антохой сонные сидим с флакончиком плазмы в руках. Мы не воспринимаем это как обязанность. Для нас не имеет значения греем мы эту плазму себе или Димке. Нам даже в голову не приходит возмутится, что наши родители никак не уложат нас спать. Наш сон не имеет значение, когда речь идет о жизни Димки…
Наши мамы вернулись в палату в час ночи. Тетя Надя буквально упала на кровать - ей пришлось пробежать 5 этажей вверх и вниз не один десяток раз. Руки моей мамы были белые от холода. У нас с Антохой руки тоже были ледяные. Но Димка был жив… и были основания надеяться, что доживет до утра. И все наши неудобства не имели никакого значения. Мы легли спать счастливыми, потому что знали - сегодня мы спасли Диму. Да, завтра будет новый бой. Может быть, за жизнь кого-то другого, а может быть и за наши с Антохой жизни. Но мы знали, что если что-то понадобится нам, то во всех палатах без ропота до поздней ночи будут сидеть другие дети и греть для нас бутылочки плазмы. Мы не сомневались в этом, ведь главный закон этого отделения - все за одного!
ОН и ОНА любили друг друга со страшной любовью, и по ошибке обидели друг друга. Оба гордые и расстались не разбираясь кто виноват и что случилось… И любя расстаются, она уезжает в другой город, не оставляя адрес. Нет не думай, они любили и любили безумно… Проходит три года, на адрес его приходит письмо: «Привет милый, как ты, женился? Я так хочу чтоб ты был счастлив. Я и по сей день люблю тебя и никого не полюблю, ты не ищи меня, мы расстались и совершили не поправимое, я желаю тебе счастье от всей души, милый. Проходит ещё три года… Ещё одно письмо наадрес его: «Привет милый, как ты? Наверно очень занят сейчас. Работа, семья, дети. Я так рада за тебя, моя любовь молится за тебя милый. Я неполюбила никого, я люблю тебя ещё сильнее. Желаю тебе счастье милый мой… Проходит ещё три года… На адрес его ещё письмо:"РОДНОЙ МОЙ, я так соскучилась по тебе! Ты сейчас наверное важным человеком стал в обществе. Ты же мечтал об этом, жена и дети гордятся тобой. У тебя наверное седина на волосах. Я люблю тебя!!! Моя гордость погубила мою любовь, нет нет нет… эта любовь победила, перед ней не устоять даже разуму. Она не стыдится и не боится никого, она очищает душу, она и есть белая аура, она даёт страдание, боль, море слёз. Но как противножить без них, столько радости в этих страданиях. ЛЮБОВЬ - это мученье. Но счастлив поистине тот, кто живёт с этим мученьем. Я люблю тебя, желаю тебе счастье дорогой… Проходит ещё три года. На адрес его ещё одно письмо: «Здравствуй милый. Это моё четвёртое письмо тебе, и когда ты получишь его меня уже нет в живых 12 лет. Я написала эти письма и отдала подруге, прося её отправить тебе через каждые 3 года. И покончила с собой, я не смогла жить без тебя милый, мы разъехались тогда, и я не нашла тебя. Я ухожу на тот свет, с любовью к тебе и верностью. Я попросила подругу, чтобы она отправляла тебе их через каждые 3 года, чтобы когда ты узнаешь о моей смерти, ты мог выдержать. А сразу ты не выдержал бы это, я знаю! Как ты любил меня. Я совершила ошибку тогда, прости меня любимый». Вот и всё, а подруга которая отправила письма получила уведомление от адресата его: «ВАШ АДРЕСАТ НЕМОГ ПОЛУЧИТЬ ЭТИ ПИСЬМА. МЫ ВОЗВРАЩАЕМ ИХ. ОН ПОКОНЧИЛ С СОБОЮ 12 ЛЕТ ТОМУ НАЗАД…
Бывает, вмиг подступят слёзы,
А горло пересохнет невзначай,
В душе поселится тревога,
Да в сердце забежит печаль.
Имеется, знать, веский повод.
Поглубже ты вздохни, дружок.
Не раз, а раза три вздохни,
Уйдёт из горла злой комок,
На волю слёзы отпусти.
Полегче станет, дай-то Бог.
…Она часами сидит на подоконнике, слушает одну и ту же песню, вытирает слезы ладошкой и убеждает себя в том, что ей все равно…
Мы любовь свою похоронили,
Крест поставили мы на могиле,
«Слава Богу!» - сказали оба,
Только встала любовь из гроба,
Укоризненно кивая:
«Что ж вы сделали? Я ж живая!»
Слёзы
Татьяна Иванчук
Слёзы…
Они бежали тонкими струйками по бледным щекам…
Слёзы…
Они выжигали длинные полосы на лице…
Слёзы…
Они каплями, мелким дождём падали мне на ладони…
Слёзы…
Они обжигали мне руки, и я не могла их остановить…
Слёзы…
Они скатывались мне на губы и имели самый горький вкус, который я когда-либо ощущала…
Слёзы…
Они проникали мне глубоко в душу, оставляя отпечатки в длинных лабиринтах чувств…
Слёзы…
Иногда, вы бываете страшнее капель крови…
Слёзы…
Ну как не материться, если пиз*ец?!
В жизни бывают минуты, когда в глазах нет слез, а в сердце - целое море
Даже жалости к тебе уже не осталось… Только щемящая боль в груди и слезы… Но и это скоро пройдет! И не останется к тебе ничего! Только большая черная дыра в душе и кусочек льдинки вместо сердца, которые уже вряд ли способны любить…
Верните воздух… Горлу больно, слезы душат… Верните сон… Глаза хотят поспать… Но только душу мне не возвращайте… я не хочу опять страдать…
Говорят что мужики не плачут
Но это только лишь слова
Поверьте мне я знаю точно
У них еще горчей течет слеза
Вам девушкам намного проще
Нашла жилетку, поплакалась в нее
И все. На этом Ваше горе кончилось
А может даже и прошло.
Но сильный пол, они не бабы
Никто не должен знать о том
Что где-то, кто-то горько плачет
Поняв как быстро все прошло
Ведь он любил и очень сильно
Но та что бросила его
Ушла не бросив даже взгляда
В сторону его.
Понять не мог он очень долго
Что же в нем не так???
Быть может слишком ласков был
Иль мало ей цветов???
Никто вас бабы не поймет!!!
Чего для счастья нужно вам?
А может мало вам того
Что просто любят сердцем всем
Чего еще хотите вы от нас???
Прекрасно зная что нету
Ничего у нас
Вы все равно запудрите мозги
Поймете что влюбили, и уйдете
А нам сидеть и дальше горевать.
Нет!!! Не бывать такому больше!!!
Не позволю издеваться над собой
Да будет проклят день
Когда в несчастье нашем виновато стало-
Ребро Адама -залог виновности, любви
И тех страданий…
Которые нам Ева принесла…